Быть вместе

Лань Сичэнь видел, как старший лекарь Ян задержался над носилками, прощупывая пульс чуть дольше, чем было его привычной манерой, и отдал короткое указание ученикам. Дядя за спиной тяжело дышал — надо сказать лекарям, чтобы зашли и к нему. Как же все навалилось! Но сначала услышать, что с братом. Лань Сичень медленно, тяжелыми шагами (словно был в разы старше, чем дядя, и даже казалось, что ноги его шаркают по камням) пошел к себе. Несколько дней назад старший лекарь Ян в ответ на незаданный вопрос Лань Сичэня указал на стопку бамбуковых свитков и книг: «Подобные случаи не описаны ни лекарями Лань, ни другими». Главе Лань следовало знать все, и помимо ответов старшего лекаря он знал теперь много такого, что предпочел бы не знать: например, что за большой час кровь успевает застыть так, что отмывать ее приходится с большим трудом. Занятые этим адепты двигались, как заведенные, и старались друг с другом не переглядываться. Старший лекарь требовал не появляться до срока, который объявит ученик, но Лань Сичэнь наблюдал за цзинши уже не первый большой час. Уходившие и возвращавшиеся лекари хранили молчание. Старший лекарь возник рядом бесшумно и коротким жестом пригласил главу следовать за собой. — Он что-то чувствует сейчас? — тихо спросил Лань Сичэнь. — Это средство погружает в глубокий сон, — коротко ответил лекарь Ян, пропуская главу в цзинши. Дымок над курильницами пах резко, но легко. Лань Сичэнь непослушными пальцами развязал и выпутал из волос брата налобную ленту, сейчас не белую, а пропитанную засохшей кровью. Наверное, Ванцзи ничего не почувствовал — его неровное дыхание не изменилось. Да, по крайней мере сейчас Лань Сичэнь это отчетливо слышал, и очень боялся, что оно вот-вот оборвется. — Этот лекарь должен сообщить, что второй господин не парализован и не имеет внутренних повреждений. Не позднее, чем через четверть большого часа следует прервать сон, и главе лучше удалиться. Старший лекарь никогда не ждал вопросов после своих слов. Оставленный им чайник был горячим, принесенные учениками жаровни потрескивали, благовония еще не усыпляли, но сквозь их ароматы Лань Сичэню чудился мерзкий запах крови. Приходилось усилием справляться с ци и с дыханием, чтобы подавить тошноту. Но, пока никто не видел, слезы подавлять было не нужно, и они текли — пока никто не видел. Ученик, из помощников лекаря, ждал за дверьми. Видимо, он и будет «прерывать сон», когда придет время. В Безночном Городе тоже стоял запах крови, и с тех пор Лань Сичэнь едва перестал ощущать его, а сейчас вновь и вновь возвращался на его залитые кровью площади. Совсем недолго горела палочка благовоний, пока он задыхался от запахов и слез, но выдержка взяла свое — глава клана выпрямился, вытер глаза и долго смотрел на лицо брата и слушал его дыхание. Брат походил на одного из оставшихся в Безночном городе мертвецов. На лицо смотреть было страшно — больной казался одним из мертвецов, которых Лань Сичэнь не раз видел на своем веку заклинателя. Не зная, чувствует ли это Ванцзи, Лань Сичэнь решился взять его руку — и она была ледяная и казалась неживой. Глава клана еще раз судорожно глотнул, закашлялся, подавляя слезы и внутренний крик, почувствовал, что его встряхнуло — такое с ним бывало только в детстве, когда умерла мать, и он долго плакал: после таких слез его тогда трясло. Но ведь брат жив, он не парализован, внутренние органы не повреждены — так сказал лекарь Ян. Значит, он будет жить. А ребенок, которого нашел Ванцзи? О нем тот же лекарь Ян еще вчера говорил, что пока жар не спадает: простудил легкие, а еще до этого был сильно истощен. Но жить тоже будет, скорее всего. Короткое время, которое отвел старший лекарь, тянулось бесконечно. Когда же ученик лекаря бесшумно погасил и вынес курильницы, Лань Сичэнь вздрогнул: он не представлял, что произойдет, если брата сейчас можно разбудить. — Глава Лань не пожелает уйти, — понимающе произнёс старший лекарь и опустил на столик увесистую шкатулку. Вместе с ним в цзинши хлопотали двое помощников. Лань Сичэнь не стал смотреть на работу лекарей и даже прислушиваться к их тихим голосам. Кажется, иногда лекарь Ян что-то говорил, обращаясь к Ванцзи, но, возможно, Лань Сичэнь обманывал себя. Едва помощники удалились, старший лекарь разрешил ему вновь подойти. Ничего не изменилось, Лань Сичэнь видел по-прежнему заострившееся лицо брата, и даже не понимал — он снова уснул? Или умер? Он легко, осторожно тронул руку брата, коснулся плеча. Лань Ванцзи чуть пошевелился — открыл глаза, в которых поначалу Сичэнь не увидел никакого выражения: он словно продолжал спать. Сичэнь стал заботливо спрашивать: — Ты меня видишь? Слышишь? Все позади. Ванцзи, вероятно, узнал сначала его голос, а потом и лицо в полумраке. Теперь его взгляд приобрел выражение, по которому можно было уже что-то понять: сейчас старший брат очень здесь нужен. Холодная тяжесть, которую ощущал внутри себя Лань Сичэнь, постепенно таяла от этого взгляда. И он готов был оставаться здесь — отвлекаясь лишь на дела клана и на письма от глав других школ. Этих писем сейчас, после известных событий, стало больше втрое, вчетверо. Был еще человек, которого Лань Сичэнь очень хотел бы видеть сейчас — Цзинь Гуаньяо. Но там, в клане Цзинь, сейчас еще более непростое время. Вряд ли его друг сможет вырваться… Лекарь Ян обещал позднее побеседовать с Лань Сичэнем. Стоило спросить ещё о ребенке. Успеет ли Ванцзи увидеть малыша, прежде чем удалится на три года? Для обоих это большой срок… Так Лань Сичэнь и сидел, мысли скользили, словно листья под ветром, сменяя друг друга без всякой связи — ребенок, А-Яо, переговоры, прошлое, будущие планы, картины детства. В какой-то момент он понял, что сам впадает в сон от усталости, открыл глаза шире, сел прямо, поймал взгляд брата — тот был в сознании. И услышал: его окликает лекарь Ян. Глава клана тяжело поднялся, отошел на зов лекаря. Тот начал говорить медленно и тихо. — Сейчас, увы, не могу дать вам никаких обещаний. Время от времени сон Лань Ванцзи будет прерываться, но ненадолго. Глава может приходить, когда пожелает, и оставаться, сколько угодно. В вашем присутствии ему легче. Лань Сичэнь выдохнул с облегчением. — Благодарю вас. Я останусь сейчас… Особенно если ему легче… Он подумал, что все эти письма, дела, расчеты, доклады и прочие бумаги, которых скопилось немало, еще подождут до завтра. Но, конечно, оставались еще вопросы — дядя и ребенок. С сиротой Вэнь надо было что-то решать. Брат настаивал, что он будет носить фамилию Лань и будет принят не просто в клан, а в семью. Надо было бы сделать запись… И дядя: не нужна ли ему помощь лекаря Яна. Об этом глава клана и спросил: не может ли лекарь посетить учителя Лань Циженя и узнать, не в опасности и его здоровье. Лекарь послал ученика к Лань Циженю, и пока Лань Сичэнь сидел с одной мыслью — в его присутствии брату легче), ученик побывал везде и вернулся с докладом: учителю Лань тоже нехорошо, но после успокоительных отваров стало лучше. Ребенку — легче. Возможно, глава Лань сможет проведать его, если захочет, в ближайшие дни. Но сегодня Лань Сичэнь не смог оставить брата. Лебин чутко отзывалась на каждую пролетавшую мысль или случайное воспоминание и подсказывала сама нужные мелодии. Лань Сичэнь не сомневался, что даже сквозь лихорадку Ванцзи слышит их. Прошли дни. К брату Лань Сичэнь приходил каждый день. Лекари успокоили его наконец — состояние Лань Ванцзи давало надежду, что золотое ядро поможет справиться с болезнью. Он чаще приходил в себя, по-прежнему молчал, но Лань Сичэнь и не нуждался в словах. Через несколько дней ему сказали, что и ребенок тоже пришел в себя. Глава клана отправился к нему. Малыш Вэнь — теперь уже Лань — Юань возился с бумажными фигурками, которые вырезал младший лекарь, чтобы развлечь своего подопечного. Лекарь предупредил, что малыш ещё слаб и почти не говорит, но с ним легко поладить. И он ничего не помнит, но, может быть, это и к лучшему. А-Юань оживился и протянул руку ко лбу Лань Сичэня, должно быть, заметил ленту. И тут же огорченно надулся. — Другой гэгэ. Лань Сичень не подал виду, что внутренне вздрогнул. Но не зря годами он управлял кланом и общался со взрослыми, ровесниками, подростками, детьми, — людьми любого возраста и положения. Он коснулся волос мальчика. — Другой, но тот гэгэ мой брат. Ты знаешь, что такое брат? — спохватился он. Были ли у юного Вэня, теперь уже Ланя, братья или сестры? Расстроенный взгляд малыша вскоре сменился заинтересованным. Лань Сичэнь не торопил его — к новым людям тяжело привыкать. — Не знаю. Я знаю того, который твой брат. Он тоже придет? — настойчивее спросил А-Юань. Лань Сичэнь протянул малышу руку. — Обязательно, только немного позже. Будем считать, что он прислал пока меня к тебе. И вы же с ним поладили — значит, и мы с тобой можем поладить. Тебе здесь хорошо? Лань Сичэнь ожидал, что малыш будет похож на дикого зверька, именно таким был он, когда Ванцзи принес его. Но А-Юань дулся недолго. — Хорошо, — подумав, сказал мальчик и показал вырезанные фигурки. Возиться с малышом оказалось легко, хотя он и отличался от беззаботных детей Облачных глубин, молчал и словно пытался что-то вспомнить, что явно не вмещала детская память. Лань Сичэнь не мог не думать о том, что может разочаровать малыша: вдруг «тот гэгэ» так и не сможет прийти? В таком случае — это уже не обсуждается — Лань Юань все равно станет частью его семьи. Но представить это было немыслимо. После посещения А-Юаня Лань Сичэнь всю ночь просидел у постели брата. Ванцзи не слышал короткого рассказа об А-Юане и его забавных фигурках, и лекарь Ян снова не обещал ничего. Едва рассвело, Лань Сичэнь медленно направился к себе — и вдруг разглядел хорошо знакомый силуэт на дорожке. А-Яо все же нашёл время, самым непостижимым образом, среди всех своих дел, и добрался до Облачных глубин. Лань Сичэнь чуть ускорил шаг: о том, чтобы спешить, речи не было — это не ночная охота, а территория школы. Но все же он пошел быстрее, и после стольких дней сплошного уныния, забот, тревог и безнадежности он впервые почувствовал себя легче. От одного присутствия Цзинь Гуаньяо вдруг показалось, теперь все пойдут на поправку, все уляжется, брат медленно восстановится, воцарится покой и прежний, уже забытый лад. Ясные глаза, улыбка, изящный поклон — Лань Сичэнь легко, почти невесомо коснулся локтей склонившегося А-Яо. Цзинь Гуаньяо улыбнулся еще ласковее и так же легко коснулся рукавов старшего друга. Хотя А-Яо старательно придерживался церемоний, Лань Сичэнь настаивал, чтобы тот вел себя с ним как подобает брату. — Эргэ, ты позволишь мне разделить с тобой радость, что все уже закончилось? — участливо заговорил Гуанъяо, — мне так жаль, что тебе пришлось взять на себя всю эту ношу… Не поверишь, даже самому недостойному из клана Цзинь, мне, удалось склонить главу ордена не настаивать на более суровом разбирательстве в деле Лань. Не нужно было отвечать — Гуанъяо иногда умолкал, останавливался, и Лань Сичэнь очень ценил эти короткие мгновения. Они прошли в покои Лань Сичэня. Почему-то рядом с а-Яо он чувствовал такое облегчение, что ему казалось: вот сегодня, сейчас он наконец может расслабиться, побыть в покое, отчасти вернуться к прежним спокойным и тихим занятиям. Разливать чай, просматривать ноты, говорить о поэзии. А-Яо воплощал это спокойствие, уют, словно был вестником от высших сил, как бы говорящих: ты заслужил немного отдыха. — Второй господин Лань? — Цзинь Гуаньяо смотрел чистыми глазами поверх чашки тонкого фарфора, над которой поднимался пар — Сичэнь заварил для друга лучший чай. — Он… осознал? — Он пока ничего не осознает, — ответил Лань Сичэнь раньше, чем обдумал ответ. Может быть, не надо взваливать на друга еще и эти подробности. Но тот, кажется, готов был подставить дружеское плечо, и сам, чуть смущаясь и словно бы извиняясь, продолжил тему. — Наш дагэ… не знаю, видел ли ты, в последние недели произошло столько всего. Там, в лагере на Могильных холмах. Он чрезмерно выходил из себя, был не просто недоволен… Чуть не разрубил Бася какую-то рукопись. Отец велел мне ее взять, и дагэ… — Он не ударил тебя? — с беспокойством подался вперед Лань Сичэнь. — Нет, нет, не тревожься, эргэ, просто как будто не узнал, и глаза такие… словно готов был ударить, но не ударил. Лань Сичэнь тяжело вздохнул. Как защитить саньди от вспыльчивого старшего брата? Да и отец его часто бывает несдержан на слова, да и руки распускает. Позвать в свой клан, чтобы скрыть от всех этих людей крутого нрава? Эти люди родились в правящих семьях и сами правители, а А-Яо рожден и воспитывался совсем в других условиях… Они ранят его словами, действиями, криком, могут ударить. Но как его забрать, если он — теперь уже — наследник другого клана? — Да, так вот, — продолжал А-Яо. — Может быть, это тоже… такое искажение ци? Сейчас ведь столько тьмы, зла, а второй господин Лань… Он же… — А-Яо посмотрел в окно, в том направлении, где — достаточно далеко отсюда — высилась стена правил. И совсем тихо, смущаясь, произнес. — «Не води дружбу… “ Не этому недостойному говорить такое главе клана Лань. — Нет, нет, а-Яо, не говори о себе так… Ты ведь прав… Прав по существу. А-Яо вздохнул, виновато улыбнулся: он бы и рад быть неправ. Лань Сичэнь точно знал, что у его брата нет искажения ци, — лекарь Ян полностью готов был дать отчет о его состоянии. Но сейчас он не стал настаивать, только чуть качнул головой. — Лекарь не видит искажения, — добавил Лань Сичэнь. Цзинь Гуаньяо понимающе кивнул. — Тем более, значит, это что-то другое… связанное с путем тьмы, — он снова смотрит в ту сторону, где должна быть стена правил. — Это коснулось всех. Оба молчали, от чашек медленно поднимался пар. — Но как хорошо, правда, что все закончилось… — прервал молчание А-Яо. — Больше никто не пострадает. Лань Сичэнь сочувственно коснулся пальцев друга. — А у тебя… как? В вашей семье ведь… столько потерь. Я и забыл тебя спросить — ты здесь из-за совета кланов? Твой отец назначил день? — Нет, я… — Цзинь Гуаньяо смутился, опустил глаза. — Я выбрал время. Просто увидеть тебя… Наверно, сейчас не до меня, но… — Мне всегда… — начал Лань Сичэнь. — Я всегда рад тебе. Да, много дней сидел у брата, но сейчас есть надежда, что он пойдет на поправку. Не скоро, но пойдет. Так ты не сказал, как у тебя дома? — Траур, — медленно стал отвечать А-Яо, и Сичэнь подумал, что у его друга единокровный брат и невестка уже потеряны навсегда. — Траур во всем доме, матушка (так он называл жену отца) похожа на собственную тень. А отец… Ну, он как всегда. В его покоях девушки из… тех домов. Племянник на руках няни. Раньше отец не разрешал мне его держать, ты помнишь, но сейчас ни отцу, ни матушке не до меня — и я иногда держу. Он очень беспокойный и кричит ночами. Должно быть, чувствует. А-Яо делился своими печалями так легко, словно они почти не задевали его — Лань Сичэнь думал, что непростая судьба саньди приучила его выносить любые невзгоды. И принимать чужие словно свои. — Впрочем, маленький наследник двух семей будет воспитан самым лучшим образом, госпожа Цзинь уже говорила, — мягко улыбнулся Гуанъяо, подтверждая мысли брата, — я же просто рад ненадолго отвлечь тебя от бремени дел, которое ты несёшь. Сейчас, когда нет Старейшины Илина и нет угрозы, все прошлые размолвки забудутся. Отец даже обмолвился, что относится к тебе с уважением. Лань Сичэнь не позволил себе даже изменить выражение лица, улыбаясь А-Яо все так же ласково. Он подозревал, что именно его друг старался смягчить непредсказуемый нрав Верховного Заклинателя, расположить его к главе Лань, разрядить непростую обстановку — и хотя сам он вряд ли искал дружбы Цзинь Гуаньшаня, но ради клана уважительные отношения между главами важно было сохранить. — Спасибо, А-Яо. Я ценю доброе расположение Верховного и сам отношусь с почтением. И мне очень жаль твоего племянника, — искренне сказал он. — Хотя с таким дядей, как ты, он не будет нуждаться в заботе и ласке. Я уверен. — Ты мне льстишь, эргэ, — после этих слов А-Яо говорил что-то еще, его голос успокаивал, словно пение птиц весной, но Лань Сичэнь унесся мыслями — почему-то — к другому круглому сироте, который играл бумажными фигурками под присмотром лекарей его клана. Как всегда, встречи с А-Яо казались Сичэню очень короткими, хотя день подошел к концу, когда А-Яо простился, смущаясь, что приходится возвращаться к неотложным делам, тогда как можно было бы хоть ненадолго остаться в Облачных Глубинах. Холодный вечерний туман, окутавший горы, вернул Сичэню отступившие на время тревоги и мысли, что он упустил что-то очень важное. Окно цзинши, где находился Ванцзи, мягко светилось сквозь туман, там оставляли жаровни — этот свет немного обнадеживал, но Сичэнь все же медлил, прежде чем войти. Даже за один день все могло перемениться. Он провел целый день за чаем и беседой с А-Яо, — хотя лекарь Ян говорил ему, что брату легче, когда он рядом. Но А-Яо был прав, так заботливо уговаривая его, что надо отвлечься хотя бы немного. Ведь сколько уже дней это длится? Судя по тому, что в цзинши было тихо, не слышно суеты и голосов, брату хуже не стало. И правда, помощник лекаря сидел за столом, читая лекарский трактат или скорее подремывая в тепле и тишине. Он встрепенулся, когда вошел глава клана, встал и поклонился. Второй господин Лань в сознании, сейчас он спит, — доложил младший лекарь. — Нет, — раздалось с кровати, на которой лежал Лань Ванзци. Это было первое слово, которое он сказал с момента наказания. Лань Сичэнь вздрогнул от непривычного, сдавленного голоса брата и дернулся к нему. Но помощник лекаря знал свое дело и жестом остановил его: только определив пульс, разрешил подойти. — Второму господину Лань сейчас лучше, и дальнейшее зависит только от его духовных сил. Все остальное, конечно, вам известно, и моя помощь сейчас не потребуется, — с этими словами помощник лекаря оставил Лань Сичэня с братом. Конечно, Ванцзи все ещё был подобен ожившему мертвецу, но Лань Сичэнь с бьющимся сердцем выслушал помощника лекаря: худшее позади. Он осторожно приблизился к кровати, присел на край, коснулся руки брата: она была теплой, уже не безжизненной. Лань Сичэню показалось, что брат не то чтобы ответил пожатием, но шевельнул пальцами, и даже это давало надежду. — Прости, что не приходил весь день, — мягко, тепло заговорил Лань Сичэнь. — Буду с тобой всю ночь. А-Яо навестил меня, вот поэтому я… пришлось, — он не знал, что сказать еще. Все, что говорил ему А-Яо, сейчас невольно заполняло разум: вспыльчивый дагэ, траур в Золотом Дворце, племянник на руках у няни. Раньше он поделился бы всем этим с братом. Но сейчас не мог. И сказал то единственное, что, наверно, было важно для Лань Ванцзи. — Я был у… А-Юаня, — он запнулся, не зная, какую фамилию сказать, и ограничился детским именем. — Он выздоравливает. Играет с бумажными игрушками. Только Лань Сичэню удалось бы заметить, что у Ванцзи дрогнули веки — и в лице что-то изменилось: Лань Сичэнь не решился бы назвать это радостью, но возможно, тем смыслом и слабой надеждой, которые поддерживали сейчас брата. Вероятно, ему вспомнилось что-то хорошее — но и печальное. — Вы поладите, — и в слабом голосе брата Лань Сичэнь угадал многое: что А-Юань уже — часть их семьи, и что Ванцзи тревожится за него и ждет, будет ли ему разрешено увидеть малыша. — Мы уже поладили. Пройдет не так много времени прежде, чем ты сможешь увидеть А-Юаня, он тоже ждет этого дня, — выражение брата осталось тем же, не радость, но надежда. Лань Сичэнь думал, нужно ли говорить, что А-Юань ничего не помнит, что было с ним до болезни. Так сообщили лекари. Ванцзи заметил, что Лань Сичэнь колеблется. —Ему плохо? Лань Юаню? — спросил он. Фамилия прозвучала ясно. — Он быстро выздоравливает и окружён заботой. Вот только… он не помнит ничего, что было до того дня, как ты его нашёл. Но может быть, потому он сейчас ничего не боится, и ему здесь хорошо, — Лань Сичэнь помедлил, прежде чем это сказать, — он тебя ждет. — Побудь с ним. Пока… — Лань Ванцзи не мог отвернуться, и от Лань Сичэня не укрылась его тревога. — Побуду, — Лань Сичэнь старался, чтобы его голос не дрожал, и он говорил со всей силой и убедительностью. — Конечно, и с ним, и с тобой, и вы же увидитесь. — До того, — откликнулся Ванцзи. Это был, наверно, вопрос. Старший брат заверил. — Да, да. Как только разрешат лекари, скоро. — Скоро, — отозвался Ванцзи, и хотя это было сказано совсем тихо, Лань Сичэнь расслышал брата верно: он будет настаивать на этом, как только сможет не испугать малыша. — Обязательно. Я каждый день буду заходить к нему — и к тебе, и рассказывать, как он. Снова не словами, но взглядом выраженная надежда и благодарность. Потом Лань Ванцзи закрыл глаза, недолгий разговор утомил его. — Будешь спать? — с тревогой спросил Лань Сичэнь. — Я посижу. Он думал о том, что завтра нужно прямо с утра навестить дядю, утвердить через совет старейшин запись в архиве клана: мальчик должен быть записан как Лань Юань, часть семьи. Главе клана казалось, что все расползается под руками, как рваная ткань: в тревоге за брата он упустил, что и дядя мог быть нездоров, и за эти дни ни разу не зашел к нему. Сегодня не был с братом, но ведь и у дяди не был — весь день провел в беседе с А-Яо. Дела клана заброшены, и это в самое трудное время. Пришла шальная мысль: пригласить А-Яо, чтобы заняться перепиской и навалившимися делами вдвоем, А-Яо великолепный помощник и управитель, мастер провести и ночную охоту, и совет самых уважаемых людей кланов. Но сейчас он попностью поглощен помощью отцу, да если бы и не так — как можно взваливать на него еще и эти тяготы. Ночь прошла спокойно — Ванцзи спал или лежал с закрытыми глазами, Лань Сичэнь сидел, выпрямившись, то медитируя, то размышляя. Мягкий рассветный свет незаметно заполнил цзинши, и Лань Сичэнь обеспокоился — не потревожили бы свет и холод брата. Но тот не пробудился. Порядок, принятый среди лекарей, даже по меркам Облачных Глубин особенно четкий и отлаженный, уже не удивлял Лань Сичэня: с рассветом появлялись ученики, поддерживавшие тепло в жаровнях, потом — лекарь, читавший пульс. Каждый до мелочей знал свое дело и двигался бесшумно, словно совершая ритуал. Значит, и Лань Сичэнь мог вернуться к своим делам, которых немало накопилось. После медитации — уже у себя в цзинши — Лань Сичэнь не без удовольствия выпил горячий чай, хотя медитация взбодрила сильнее чая. Но вкус чая напоминал вчерашний день и беседу с А-Яо. «Долетел ли?» — слегка тревожился Лань Сичэнь о друге, хотя понимал, что ничего не могло случиться. После чая глава клана отправился в библиотеку, надеясь найти там дядю: тот с утра раздавал указания переписчикам. Сожженную библиотеку восстанавливали не спеша. То была еще одна часть прежней жизни, не меняющаяся день ото дня, что тоже обнадеживало. Лань Сичэнь знал уже, что дядя здоров, и значит, срочные дела не потревожат его. Так и было: одна из недавно доставленных рукописей занимала все внимание учителя Лань, но после обычного приветствия он отложил ее. — Лекари сообщают, что Лань Ванцзи немного лучше. Вчера я немного с ним говорил, — Лань Сичэнь не стал дожидаться вопросов, тем более тех, которые и без того тяготили дядю. Он ценил преданную помощь. Ему, как главе, было бы трудно без знаний и неутомимой работы дяди, его правой руки — вернее, иногда казалось, что настоящим главой клана был Лань Цижень. И сейчас, пока Лань Сичэнь метался между цзинши брата и помещением лекарей, дядя кропотливо и неотступно выполнял свою работу, пренебрегая собственными чувствами и волнением. — Что говорит Ванцзи? — невозмутимо спросил Лань Цижень. Лань Сичэнь помедлил: он понимал, что дядя ждет не пересказа их беседы, но подтверждения своим мыслям. И так же хорошо Лань Сичэнь знал и брата — вряд ли его слова утешили бы дядю. — Ванцзи еще не может подолгу беседовать. Однако он повторил свою просьбу о найденном малыше. О том, чтобы он остался в нашей семье. Плечи дяди чуть заметно поднялись — буквально на два цуня, и медленно опустились — это мог заметить только Лань Сичэнь. Будь здесь другие, они бы даже не уловили этого движения. Как и вздоха, чуть более тяжелого, чем обычный. — Найденном… — повторил он бесцветно. — Ребенок не может оставаться без имени… и без семьи, — Лань Сичэнь повторил почти то же самое, что еще раньше слышал от брата, и удержался от того, чтобы повторить, как был найден малыш, — Ванцзи просил бы об этом и сейчас. Малыш быстро выздоравливает, и ему будет нужно воспитание… воспитание ордена Лань, конечно же. От взгляда Лань Сичэня не ускользнуло, что дядя сжимает губы и смотрит в пустоту остановившимся взглядом — всего мгновение. — Ты глава клана, это твоя ответственность, — все так же сухо и сдержанно наконец ответил Лань Цижень. — Речь идет о главной ветви семьи? — уточнил он то, что и раньше слышал. — Подумай еще, прежде чем решить. Здесь было уже немало решений, которые привели… — дядя не стал уточнять, к чему. Лань Сичэнь помнил, как происходил похожий разговор дяди и Ванцзи. Тогда он казался совершенно неуместным, ребенка уже забрали лекари, ссора между кланами грозила вспыхнуть с новой силой в любой момент. Даже письма от глав только что не дымились, и маленький потомок Вэнь мог стать причиной новой розни. Лань Сичэнь видел, что его брат, настаивая на том, чтобы оставить ребенка в клане, по крайней мере, выглядит живым. — Речь идет именно о главной ветви и о нашей семье. Ванцзи обещал воспитать ребенка как подобает. Он будет носить имя Лань, и по его воспитанию никто в этом не усомнится. Сейчас это просто найденыш без имени, — уточнил Лань Сичэнь. Дядя долго молчал, под его рукой шуршала бумага, затем кивнул решительно. — Тогда Лань, и только Лань. Под твою ответственность. Тебе отвечать перед предками, — сказал он. И добавил, словно и так было не ясно. — Ничего не должно остаться от прошлого… Этот ребенок Лань и останется им навсегда. Снова молчание. Лань Цижень обдумывал условия. Затем долго озвучивал их. Самое строгое воспитание. Никто не должен даже краем сознания заподозрить. Никто не должен узнать. Никогда. Волей-неволей Лань Сичэнь вспомнил правило «Лгать запрещено», но это ведь и не ложь. Ребенок будет Ланем, и конечно же, воспитание будет самое достойное. И более трех раз дядя повторил: «Под твою ответственность». Лань Сичэнь не сомневался в том, что дядя не станет препятствовать задуманному. За пределами Облачных глубин никто не знал о происхождении мальчика, и теперь это было не важно: в записях семьи Лань появится Лань Юань, и это известие сейчас очень важно для Ванцзи. Лань Цижень, получив согласие племянника на все свои условия, успокоился — насколько это было возможно сейчас. Формальности, запись Лань Юаня в архив клана как члена главной ветви, — все это было решено сделать в тот же день. — Тебя навещал сын главы Цзинь, — сменил тему Лань Цижень. — Он что-то говорил о собрании кланов? — Нет, ничего особенного — но полагаю, что о будущем совете он сообщит, как только Верховный заклинатель распорядится о времени. Цзинь Гуанъяо очень помог ордену Лань и заверил, что и впредь готов оказывать помощь. Орден обрел в нем настоящего друга. — Друзья нам теперь… — Лань Цижень осекся. Он хотел сказать «друзья нам теперь нужны». Но это могло прозвучать так, словно клан Лань впервые за столетия ищет покровительства — из-за своих поражений и, что уж скрывать, бесславных обстоятельств. Он предпочел не показывать, что понимает племянника — в чем и какую помощь, должно быть, оказал ему недавно признанный наследник Цзинь. И продолжал. — Друзья нам нужны всегда, и наступит день, когда и мы окажем ордену Цзинь услуги и помощь. Библиотека восстанавливается, скоро мы готовы будем принимать обучающихся. И всегда готовы помочь советом. Теперь, когда, кажется, наступил наконец мир. Однако поблагодари Цзинь Гуаньяо от меня. Мы тоже готовы оказать помощь, если она понадобится. Лань Сичэнь благодарит дядю за наставление и в точности передаст эти слова. Эта дружба будет основой долгого прочного мира, — и Лань Сичэнь подумал о том, как А-Яо ничуть не огорчит пренебрежение дяди, он будет благодарен и за такие слова. Но это все не важно. А вот что действительно важно: они всегда готовы друг другу помочь. Мир понемногу обретал привычные формы, жизнь выстраивалась впереди — гораздо более ясная и спокойная, и если о чем и было сейчас жалеть, то о том, что сейчас А-Яо не сможет порадоваться за нового маленького члена семьи Лань. — Да, — все так же сухо сказал Лань Цижень. — Надеюсь, на этот раз мир продлится дольше. И, пожалуй, — он решил перейти к делу, — мы сможем принять в будущем году не менее десяти учеников из клана Цзинь. Дальше учитель Лань говорил о планах, о количестве переписанных свитков, о том, сколько еще осталось переписать, о составлении каталога тайного отдела библиотеки. Впрочем, разговор о делах быстро завершился, и он спросил: — Где будет жить ребенок? Должно быть, скоро целители уже не смогут держать его у себя? Ванцзи, как ты понимаешь, тоже не сможет сейчас им заниматься. — На мою ответственность, — повторил Лань Ванцзи слова дяди в ответ. Лань Сичэнь почти не успел поговорить об этом с братом, но в точности знал, как он сам бы хотел: А-Юань будет жить в доме Ванцзи, когда придёт срок — обучаться с другими детьми. Все остальное — действительно его ответственность, и не самая большая. Дядя впервые за последние месяцы — или годы? — кивнул с одобрением. И добавил почти заботливым тоном, которого Лань Сичэнь давно не слышал. — Ты выспись. Ещё один такой важный шаг к почти прежней, размеренной и спокойной жизни, был совершён, и Лань Сичэнь мог позволить себе отдых. Возможно, совсем скоро лекари разрешат забрать А-Юаня домой — и Лань Сичэнь думал, что это будет самым лучшим известием сейчас для Ванцзи, и ждал этого. Вскоре Лань Сичэнь успел убедиться, что Ванцзи не зря решил взять ребенка в семью: А-Юань был еще немного потерянным и часто грустил, но все же быстро сблизился с Лань Сичэнем, очень ждал его — и иногда решался спросить, скоро ли придет и его брат. А-Юань уже выздоровел настолько, что играл, сидя на полу — вернее, на ковре. Кто-то из младших лекарей спустился с гор в городок Цайи и купил ему пару вертушек, которые прибавились к бумажным игрушкам. Других детей на лечении не было, и ребенок часто оставался в помещении совсем один, лишь под присмотром дежурного младшего лекаря, который вовремя кормил его и говорил, когда следует спать. И Лань Сичэнь приходил к нему каждое утро и проводил с ним не меньше часа. Там его и нашел в утренние часы один из учеников спустя две недели. — Глава Лань, вас ищут… к вам прибыли… Без сомнений, это был Цзинь Гуанъяо — и сейчас Лань Сичэнь встречал его с еще большей радостью. А-Юань тут же уцепился за ногу Лань Сичэня, и тому оставалось только обещать, что скоро он вернётся. А-Яо — Лань Сичэнь точно знал — готов был ждать столько, сколько потребуется, и потому заставлять ждать друга не хотелось. А-Юань немного надулся, но младший лекарь вовремя дал ему в руки и крутанул красную бумажную вертушку, и ребенок помахал Лань Сичэню этой игрушкой: — Приходи скорее, другой гэгэ! «Надо бы узнать, какие игрушки есть у других детей в ордене», — подумал Лань Сичэнь, спеша навстречу А-Яо. — Эрге найдёт для Цзинь Гуанъяо немного времени? Знаю, что у тебя сейчас так много дел и забот, но не мог не навестить тебя, — при каждой встрече А-Яо выглядел таким счастливым, хотя, конечно, Лань Сичэнь понимал, что среди множества дел, возложенных на него Верховным заклинателем, наследник Цзинь с трудом находит для встреч недолгие часы. — Я рад каждой нашей встрече, и разве не тебе сейчас приходится говорить от имени Верховного заклинателя и помогать ему во всем? — Но вот тут, эргэ, мне улыбнулась удача, — улыбаясь сам, заверил А-Яо. — Я и по делу, и по зову души. Верховный заклинатель сам послал меня к тебе — как к главе Лань, ну а я и рад был. Но ты идешь от лекарей… Неужели еще кто-то болен? Не учитель Лань ли? — Учитель Лань в порядке, и как всегда, занят делами ордена. Не тревожься, А-Яо, я просто навещал больного малыша, который уже тоже скоро будет здоров. Но тебя, должно быть, привело важное дело? Оба друга медленно шли по дорожкам к цзинши Лань Сичэня — хотя поручение Цзинь Гуаньяо было серьезным и официальным, но они давно уже все вопросы решали в непринужденной обстановке, за чаем. А-Яо начал объяснять еще на ходу, чтобы не заставлять старшего друга тревожиться в неведении, а продолжил в цзиньши, сев напротив Лань Сичэня и с благодарностью глядя, как тот заваривает чай. — Да, достаточно важное. Конечно, мы все понимаем, что после случившегося необходим совет кланов, и не один. При этом, конечно, после пережитого просто необходим пир: нужно достойно отпраздновать установление мира и безопасности — эта победа нам далась нелегко, но все же это победа… И да, все понимают, что… То поминовение павших героев закончилось… Гибелью еще большего числа героев. Но теперь мы можем помянуть достойно всех, кто не дожил, кто оказался жертвой злобы. А-Яо был встревожен, словно ощущал непосильное бремя дел и ответственности. Он тяжело вздохнул и, взмахнув рукавами, сжал руки перед собой. — И отец зовет всех глав кланов на этот совет, пир и поминовение… И тебя, как друга и моего брата, — первым из первых, — сказал он. — И есть еще одно важнейшее дело… — Не тревожься, — Лань Сичэнь передал дымящуюся чашку А-Яо, — ты можешь говорить о любом деле запросто, пока ты со мной — просто не думай об их тяжести. Твой брат во всем поможет тебе. Поминовение героев состоится, как того желает Верховный заклинатель, и ради их славы и успокоения их душ. Что до других дел — разделенное бремя уже делается легче. Цзинь Гуанъяо так мало нужно было, чтобы его лицо вновь озарила улыбка. — Действительно. кто, если не братья, разделят самые важные и трудные дела? Верховный заклинатель считает, что заклинателям надо объединить силы, чтобы подобное никогда не повторилось. Ради памяти погибших и тех, кто ныне несет на себе бремя защиты от любого зла. И Цзинь Гуанъяо всегда помнит, что зло задело и его братьев… Одним словом — всем нам много горя принес Старейшина Илина, и никому не хотелось бы столкнуться с ним снова. При этих словах улыбку словно стерли с его лица, оно стало серьезным и печальным. — Да… — после молчания, которое длилось несколько мгновений, согласился Лань Сичэнь. «Единственная ошибка моего брата», подумал он. В конце концов, его брат лежал в своем цзинши и пока еще не мог встать, а маленький ребенок играл в пустом помещении вертушками, и это был для него еще самый лучший исход событий. Но больше ему сейчас хотелось утешить А-Яо. Ведь его брат погиб от руки Старейшины Илина. И его невестка, двоюродный брат — самые близкие люди, его семья. Он положил руку на рукав друга, словно пытался передать тепло. — Я разделяю твое горе, саньди. И твоего отца… — Потом уточнил. — Предупредить его возвращение, А-Яо, ты говоришь об этом? Вы с отцом полагаете, что такое возвращение возможно? Цзинь Гуаньяо несколько раз кивнул. — Кто не знает о тайных и древних техниках вашего клана и накопленной вами мудрости и знаниях о свирепых неупокоенных духах? Наши заклинатели хороши, но до вас им далеко, — сказал он. — Нам необходим от вас совет, и мы смиренно просим помощи. Орден Лань никогда не откажет в помощи, и тем более я не откажу тебе, как мы и обещали друг другу. Правда, сильнейшие заклинатели сочли душу Старейшины уничтоженной… Но, возможно, что-то изменилось в последнее время? А-Яо развел руками и вздохнул. — Возможно, это коварная уловка Старейшины Илина. Верховный заклинатель подозревает, что так его дух может усыпить бдительность. План таков — призвать его душу в ловушку и действительно уничтожить. Говорил он мягко, гладя полупрозрачную чашку, а большие глаза смотрели доверчиво и с уверенностью: второй брат обязательно поможет и подскажет, что можно сделать. — На расспросы лучших заклинателей вашего клана ни один дух не может не ответить и не может солгать, — продолжал А-Яо. — Ванцзи был… является лучшим из лучших, но он сейчас, полагаю, не может участвовать? Может быть, впоследствии? — Сейчас это невозможно, — у Лань Сичэнч промелькнула мысль, что об этой беседе стоило бы рассказать брату, но вот как? — Но мастера ордена, думаю, смогут вам помочь. И все же я хотел бы надеяться, что наши мастера скорее узнают о гибели души, чем столкнутся с ней… — Это всех устроило бы, — легко согласился А-Яо. — Не сомневаюсь, что они узнают это достоверно, и тогда весь мир заклинателей сможет успокоиться, залечивать раны и заново отстроить все разрушенное… Хотя не все разрушенные жизни и потери можно восстановить. Так что, если вашим мастерам удастся узнать судьбу этого… духа и выяснить, что его уже нет, это будет большим облегчением. Тем более, что если бы дух все еще существовал, призыв его мог быть опасен для мастеров. Я ведь сознаю опасность, которой придется подвергнуться вашим адептам, эргэ, — А-Яо посмотрел смущенно и виновато. — Но они действительно лучшие. — Если совет кланов решит, что призыв духа может быть опасен, стоит позаботиться о защитных заклинаниях — и тут, наверное, совету есть, что предложить из техник других орденов. В любом случае, это дело общее, — и Лань Сичэнь не решился добавить, что может быть, полное исчезновение души Старейшины Илина принесло бы спокойствие и ему. — Безусловно, эргэ, это опасно, — вздохнул А-Яо. — Ты ведь опытнее меня. Я, признаться, не очень осведомлен во всех этих темных техниках, — мы с отцом только начали просматривать рукописи, потому что отец говорит — и он совершенно прав — что врага следует знать в лицо. Я помогаю ему, но все равно настолько далек от этих знаний. Поэтому не могу сказать, как может вернуться злобный дух — как демон ли, или войти в кого-то… Это дело более опытных мастеров. Я, к сожалению, упустил время — ты ведь знаешь, как я провел годы, когда ты и другие постигали мастерство… Сичэню захотелось обнять друга. Как несправедливо с ним обошлась судьба! Несколько лет назад, наконец, он получил то, чего на самом деле заслуживал: признания отцом, место в клане. Но, безусловно, получил не все… — Я готов помогать тебе и помогаю, ты все наверстаешь, саньди! — заверил Лань Сичэнь. — Что до злобного духа, то полагаю, нам нужно будет рассчитать, сколько мастеров и какого уровня должны играть призыв, и сколько одновременно с ними должно стоять на страже мастеров защиты… Думаю, на эти расчеты у нас уйдет семь — десять дней. — Ты готов сам считать! — растроганно, тихо сказал А-Яо. — Я даже не ожидал такой помощи. Она бесценна, эргэ… — Это то, что я могу сделать, и то, что совершенно естественно делать — и мы вместе с тобой, делаем общее дело. Если сейчас твои заслуги будут оценены, это будет справедливо, — и Лань Сичэнь передал чашку легко, надеясь, что так же легко и незаметно он сможет поделиться с А-Яо знаниями, которые позволят ему не чувствовать этого вечного, такого незаслуженного, отчуждения. К счастью, здесь, в цзинши главы Лань, не существует черты, отделяющей А-Яо от прочих заклинателей. А-Яо, принимая чашу, поклонился ему, глядя преданными, сияющими, доверчивыми глазами, как когда-то смотрел, передавая дар от клана Не, и их руки встретились… И тогда Лань Сичэнь сказал: «Мы равные». — Мы вместе заботимся о будущем… всех нас. Мы равны, и мы заодно, — снова повторил он. — Слишком высоко ты меня ценишь, но я оправдаю, — еле слышно вздохнул А-Яо. Они долго пили чай, и Лань Сичэнь понимал, что никогда ему не было ни с кем так спокойно и хорошо: как двое равных, как соратники, они обсуждали, как обеспечить безопасность заклинателей во время опасного призыва. Отослать первые отряды нужно было как можно скорее: Луаньцзан сейчас в таком состоянии, что разгневанный дух может устроить там любое стихийное бедствие и уничтожить всех, кто еще несет стражу у пещеры Фумо. А причин для ярости демона немало, к тому же кланы забрали его талисманы и записи. Немедленно нужно встать на его пути. Увлеченный и, к радости Лань Сичэня, поверивший на этот раз в свои силы А-Яо переспрашивал, обещал со всем тщанием изучить архивы Ланьлина. Оказывается, кроме талисманов некогда использовали особые изображения, и возможно, эта техника заслуживала обсуждения: защитные статуи оберегли бы Луаньцзан и тогда, когда заклинатели сменяли друг друга. Если бы только время не летело так быстро — А-Яо не смог полюбоваться закатом над горными вершинами и хотя бы немного забыть о чудовищных изображениях химер на бамбуковых свитках. Лань Сичэнь проводил А-Яо до ворот. Расставались они ненадолго: было условлено, что планировать ближайшее собрание всех кланов, пир по случаю победы и поминовение погибших они будут вместе. И медлить с этим нельзя. Тем временем лучшие мастера кланов Лань и Цзинь погрузятся в расчеты, и будет положено начало созданию защитных статуй. А-Яо, последний раз коснувшись руки Лань Сиченя, встал на меч — и скоро глава клана Лань уже напряженно смотрел в подсвеченные закатом облака, среди которых терялась маленькая фигурка. Когда А-Яо исчез из вида, Лань Сичень вздохнул, вытер слезящиеся от света закатного солнца глаза и мысленно перечислил оставшиеся на сегодня дела. Навестить брата, может быть, остаться у него на ночь. Он обещал А-Юаню прийти, но, видимо, сегодня уже поздно. Лань Сичэнь направился к цзиньши брата. Вечернюю тишину нарушали только редкие птичьи крики в рощах, неторопливый шелест ветвей и журчание родников. Лань Сичэнь надеялся, что в этот спокойный вечер, до самого времени сна, он сможет посидеть с братом в тишине, утешенный теплым дружеским общением с А-Яо. Но вдруг он услышал то, что сразу же смешало все привычные звуки — сначала быстрое, едва слышное прикосновение к струнам циня, и вслед за этим — первые звуки Призыва. «Если бы дух все еще существовал, призыв его мог быть опасен для мастеров», — промелькнули в разуме Лань Сичэня слова А-Яо. Нарушив правило о запрете бегать, он выхватил меч и бросился к цзиньши так, будто призывали не дух Старейшины Илина, а его самого. Раздвижные двери под его руками разлетелись в стороны и ударились о косяки с таким стуком, что перепуганные птицы с возмущенным криком взвились над коричным деревом. Задыхаясь, с мечом в руке Лань Сичэнь стоял на пороге цзинши. Последние звуки струн еще зависали в воздухе, казались почти зримыми и осязаемыми — в Призыв Лань Ванцзи вложил огромную духовную силу, — вероятно, все, что мог. Время, казалось, замедлилось: Лань Сичэнь видел, как брат смотрит на него совершенно спокойно, осторожно откладывает цинь — и падает. Потом, сидя глубокой ночью у кровати брата, Сичэнь не мог вспомнить, что тогда кричал. Да, именно кричал, нарушая все правила (а ведь не кричал даже в боях с Вэнь в самые тяжелые времена войны). Кажется, о том, что как глава клана отберет гуцинь, что разве мало Ванцзи уже принятого наказания, что это его единственная ошибка, но которая стоит всех других. Но, может быть, все это просто пронеслось в голове Лань Сичэня, а сам он подхватил Ванцзи молча — этот миг словно кто-то стер из памяти. Призыв был завершен, но на него никто не явился. Присутствия темной ци не ощущалось. Лекарь Ян поставил Лань Ванцзи иглы и отправил его в глубокий сон. Младший лекарь, что должен был дежурить в цзинши, был наказан, но не сильно: он отлучился с поста за лекарствами. Кто же знал, что так случится? Раны Ванцзи вновь открылись. Чтобы не вызывать панику и никого не тревожить, не привлекать внимания старейшин, глава клана сам обклеил комнату талисманами против нечисти — и удивился, почему не сделал этого раньше. Возможно, потому, что это и изначально было бессмысленно: против этой нечисти талисманы мало что дадут. Не устанавливать же и здесь химер! Попытка Призыва осталась незаметной: старший лекарь все понимал и после говорил с Лань Ванцзи наедине, о чем — Лань Сичэнь не переспрашивал. Брат ждал его по-прежнему, словно ничего не изменилось. Чтобы прогнать тревогу, Лань Сичэнь рисовал по памяти одно из любимых мест: промокшие под дождём — как в эти дни — стебли бамбука и узкую, как лезвие, скалу. Кисть скользила по бумаге, следы её были чёткими и лёгкими, а мысли путались. Рисунок он решил подарить А-Яо. Он даже представлял, на каком месте и на какой высоте в комнате его друга этот пейзаж будет смотреться лучше всего. А весной он нарисует другой, — весенний, и так каждое время года будет запечатлено и украсит комнаты А-Яо. Но тревога не отпускала. Все правила и все законы, по которым он жил до сих пор, требовали решения: наказать того, кто вызывал злого духа, кто бы это ни был. Но Ванцзи и так был наказан. Впрочем, теперь суд кланов поставил бы его вне закона. А именно суд кланов в нынешнее тревожное и опасное время и должен был бы решать его судьбу. Но Лань Сичэнь твердо решил, что Призыв слышал только он один, и больше никто о нем не узнает. Даже с А-Яо он не поделится. Ванцзи вскоре отправится медитировать в Холодную пещеру, гуцинь останется в цзинши. А за три года многое может измениться. На этой мысли Лань Сичэнь откладывал кисть: что бы ни изменилось в мире — не похоже, что что-то изменится для Ванцзи. И до его ухода в медитацию оставалось не так много времени, и Лань Сичэнь делил свое время между братом и А-Юанем. А тот, уже почти здоровый, очень подружился с Сичэнем, но все равно ждал, что однажды появятся оба брата. Наконец, лекарь Ян сказал, что к Ванцзи можно привести ребенка. — Сегодня пойдем туда, где ты будешь жить, А-Юань, — сообщил малышу Лань Сичэнь. — Пока без вещей, ты просто увидишь дом. А через несколько дней… начнешь жить там. А-Юань сидел на полу, прижимая к себе игрушку. — А туда ты приведешь гэгэ? В тот новый дом? — спросил он, будто сомневаясь — а надо ли идти. — Мы с тобой пойдём в его дом. И ты будешь жить с ним вместе, твой гэгэ уже ждёт тебя, — прежде, чем Лань Сичэнь договорил, А-Юань уже обхватил его ногу, забыв о любых сомнениях. Сичэнь наклонился, поднял с пола игрушку, вложил в руку А-Юаня, а за другую руку взял его сам и вывел на тропинку, ведущую к цзинши. В тот день пошел мягкий, крупный снег. Он таял, не долетая до земли. Редкие ученики медленно и деловито проходили мимо, одни со свитками книг, другие по поручениям. Если кого-то и удивлял вид главы клана, идущего за руку с ребенком, виду ученики не подавали, лишь склонялись в приветствии. А-Юань еще не бывал вне помещения лекарей, он удивленно смотрел на раскинувшееся вокруг поселение, небольшие пруды, мостики, дома… А-Юань сначала бойко оглядывался по сторонам, но скоро запутался в поворотах дорожек, маленьких рощах и домиках духов, в новом и таком интересном мире. И Лань Сичэнь не спешил — да и дорога не была долгой, но все-таки он знал, как ждёт А-Юаня брат. Они не говорили об этом, Ванцзи больше смотрел на падающий снег и вслушивался в звук Лебин, но Лань Сичэнь обещал — ждать недолго. Они подошли к цзинши Ванцзи со стороны узкого пруда. На эту сторону выходила и крытая веранда. Среди усохших на зиму камышей бродила одинокая цапля… — Ты тоже там живёшь? Или ты будешь приходить? — А-Юань окликнул его. Лань Сичэнь сжал руку малыша чуть покрепче. Он и сам не думал об этом с определенностью, только знал, что в ближайшие годы ребенок будет на его попечении, а где и как — еще не было решено. — Я… Пока не буду там жить, а потом — будет видно. Как будет лучше для А-Юаня, — он постарался говорить как можно более уверенно и ласково. А-Юань покрепче ухватился за руку Лань Сичэня: как лучше, он вряд ли задумывался, но ему определённо было хорошо. — Лучше всем вместе, — заключил А-Юань, то ли припомнив что-то, то ли догадавшись, что они пришли. — Да, — Лань Сичэнь удивился простоте решения. — Так и будет. Всем вместе — это лучше всего. Он повел А-Юаня по ступеням веранды, — половина ее была покрыта мокрым снегом, и на нем отпечатались их следы, маленькие и большие. А-Юань еще раз оглянулся, пытаясь осознать, что все это, такое странное, тихое и красивое место — его будущий дом. Лань Сичэнь приоткрыл двери, пропуская малыша. А-Юань до этого был только в помещении лекарей, а прежде обитал в жилище, которое вряд ли было похоже на дом, да и не помнил о нем. Настоящей обстановки домов он не видел — и прежде всего, шагнув за порог, остановился у входа и стал рассматривать новое место. Пусть цзинши и не была обременена лишними вещами, но каждая деталь и взрослого бы поразила тонкостью и изяществом: курильница на треножнике в углу, столик — без гуциня, потому что Лань Сичэнь после того случая забрал инструмент себе. Ширма с изображением сосны… Но красивые предметы недолго занимали внимание А-Юаня. Он стал крутить головой, ища «своего» гэгэ. Младший лекарь, который все еще дежурил у Ванцзи, вышел из-за ширмы и ободряюще улыбнулся малышу. Про А-Юаня он знал: Лань Сичэнь предупредил заранее. А-Юань уже догадался, что все дома похожи. Он потащил Лань Сичэня за собой, уверенный в том, что и гэгэ его ждет. Лань Сичэнь выровнял шаг, чувствуя себя почему-то радостно, как в давние годы, когда они с братом навещали раз в месяц маму. У самой ширмы он наклонился к А-Юаню: — Заходи первым. А-Юань исчез за ширмой, через миг туда шагнул и Лань Сичэнь. Еще недавно Лань Сичэнь отгонял от себя опасения и тревожные мысли — как пройдет встреча? Не испугается ли А-Юань, и не принесет ли это новых огорчений брату. Но, прежде чем эти мысли вновь промелькнули, А-Юань ловко пробрался к Ванцзи. Тот очень прямо сидел на кровати, одетый в верхнее ханьфу. Пугаться А-Юаню вроде бы было нечего, разве что неподвижности «гэгэ» и того, что он был бледнее собственной белой одежды без единого намека на другие цвета. Ванцзи медитировал или просто блуждал мыслями далеко отсюда. Глаза были закрыты. Лань Сичэнь не успел остановить А-Юаня, и тот успел схватить руку Ванцзи и окликнуть его. Ванцзи вздрогнул и открыл глаза, и — так показалось Сичэню — не сразу поверил своим глазам. Лань Сичэнь не мог вспомнить, когда последний раз видел слезы на лице брата — как сейчас, когда он обнял А-Юаня. Лань Сичэнь отступил к ширме и хотел отвернуться, чтобы не смущать Ванцзи, и расслышал его едва слышное «спасибо». Ванцзи молча погладил А-Юаня по голове, коснулся ленточки, которой были связаны его волосы на затылке. Руки у него дрожали, но Лань Сичэнь уже был спокоен. — Ты тоже болеешь, — А-Юань обхватил ручонками Ванцзи и прижался к нему, — но дядюшка Ян добрый, он тебя вылечит. — Старший лекарь Ян, — поправил Ванцзи. Только Лань Сичэнь мог в этот момент понять, что его брат — впервые за все это время — рад. И конечно, рад был тут же повторивший эти слова А-Юань. Лань Сичэнь улыбнулся обоим и шагнул назад, оставив их вдвоем за ширмой. В комнате он сел, пытаясь успокоиться — ему казалось, что руки подрагивают и у него тоже. По крайней мере, младший лекарь заметил это и молча налил главе клана чая. Из-за ширмы слышался голосок ребенка. А-Юань освоился быстро, и теперь рассказывал гэгэ обо всем на свете. Но «весь свет» А-Юаня сводился к тому, что у него есть бумажные игрушки, что дядя Ян, то есть старший лекарь Ян, рассказывал ему сказку, и что он видел цаплю. Ничего, что было до болезни, не всплывало в его словах. Лань Сичэнь слышал, что брат отвечает А-Юаню — что-то поясняет, что-то рассказывает в ответ, и кажется, что А-Юань живет тут уже давно. Младший лекарь улыбнулся, когда А-Юань, рассказывая что-то, по его мнению, забавное, снова упомянул «дядюшку Яна», и под пустяковым предлогом удалился, чтобы не мешать. Потом наступила тишина, и Лань Сичэнь заглянул к брату: Лань Ванцзи все так же сидел — а А-Юань, утомленный новыми впечатлениями, задремал с прямо рядом с ним. Взгляды братьев Лань пересеклись. — Пусть остается здесь, не надо его уводить больше к лекарям, — негромко сказал Ванцзи. Рука его лежала на спине А-Юаня, который во сне почти сполз головой к нему на колени. — Конечно, останется. А-Юань теперь ни за что не захочет уйти. Он знает, что здесь его дом. Холодные светлые глаза Ванцзи потемнели и потеплели. Он оторвал руку от спины малыша и протянул Лань Сичэню. Другой рукой он все еще держался за кровать — сидел пока неустойчиво. Сичэнь коснулся его пальцев, и Лань Ванцзи ответил пожатием. Это была благодарность — Лань Сичэнь понял без слов. Не чувствуя руки гэгэ, А-Юань заворочался и что-то невнятно пискнул во сне. Лань Ванцзи вернул ладонь на место, и ребенок сразу затих. Было так тихо, что, казалось, слышно, как падает за окном медленный, мягкий и крупный снег. Хлопья опускались на темный узкий пруд, цапля недовольно топорщила перья, стоя в камышах. Темнело в это время года быстро, и Лань Сичэнь молча смотрел в окно: синие сумерки и белый снег. Он уже представлял, как нарисует это. У А-Яо будет картина не только осени, но и начала зимы… Вошел младший лекарь, посмотрел на спящего А-Юаня и впавшего в неподвижность Ванцзи, принес еще одно одеяло и накрыл обоих. Только тогда Ванцзи снова открыл глаза. У А-Юаня выпала из руки игрушечная вертушка, и сам он посапывал с самым счастливым видом. Лань Сичэнь понял, что нужно сделать: он помог Ванцзи устроиться так, чтобы малыш не проснулся, и обоим было удобно. Будь здесь старший лекарь, он и то не стал бы ворчать, что лишнее волнение нанесёт вред меридианам. Лань Ванцзи ещё не спал — уж очень странно и непривычно было смотреть на спящего малыша. Лань Сичэнь держал вертушку в руках и не знал, куда ее пристроить. Он вопросительно посмотрел на брата. Тот глазами показал, чуть шевельнув пальцами: дай мне. Правила предполагали, что спать нужно на спине, вытянув руки — о наличии детских игрушек в руках адептов ничего не говорилось. Лань Сичэнь вложил вертушку в руку Ванцзи, и тот легко сжал ее. Когда А-Юань проснется, то ему легко будет ее найти. Через десять дней снег уже не падал — установилась солнечная холодная погода. А-Юань играл на полу цзинши. Для него постелили ковер. Здесь он разложил свои вертушки, барабанчики, самодельных бумажных бабочек и совершал с ними сложные, одному ему понятные действия. Лань Ванцзи уже на следующий день встал с помощью брата, и с того момента он проводил все время с А-Юанем, слушая его пояснения про игры или рассказывая что-нибудь, доступное пониманию малыша — тогда А-Юань слушал со всем вниманием. И Лань Сичэнь радовался, что брат возвращается к почти обычной своей жизни — но с каждым днем задумывался, что это ненадолго, и А-Юань не знает, что скоро им предстоит расстаться. Утром, когда Лань Сичэнь пришёл навестить брата, А-Юань возился в снегу, лепил снежки и выпускал их в воду пруда — в незамерзающих источниках снежки растворялись без следа. Лань Ванцзи наблюдал за ним с веранды. Взъерошенная цапля стояла с таким видом, словно ее не касается ничто земное. А-Юань тут же потащил Лань Сичэня за собой: когда все вместе, что могло быть лучше? — А-Юань, подожди, твой гэгэ вышел без плаща, — Лань Сичэнь зашел в комнату и взял одну из теплых накидок для брата. Они встретились взглядами. Забота в одном взгляде, благодарность в другом. Когда плащ оказался на плечах Лань Ванцзи, Лань Сичэнь присоединился к А-Юаню. Через некоторое время, оставив заигравшегося в снегу малыша, Лань Сичэнь снова поднялся на веранду и встал рядом с братом. — Я буду часто приходить к тебе и рассказывать про него, — помолчав, сказал он. — Лекарь Ян говорит, что опасности заболеть у А-Юаня больше нет. Хорошее питание сделает свое дело. А потом он начнет формировать золотое ядро, — правда, ты уже вернешься к тому времени. Они смотрели на возню А-Юаня. Лань Ванцзи кивнул. — Буду ждать. А-Юань наконец оставил игру в снегу, поднялся на веранду и теперь крепко держал братьев за руки и переводил взгляд с одного на другого: с каждым днем все больше было, что он мог рассказать, и все больше вопросов, которые хотелось задать. Но сначала он потянул обоих в цзинши. Это было самое любимое время: когда они собирались втроём. Лань Сичэнь всегда в такие часы занимался чаем: движения Лань Ванцзи все еще были скованными, он не смог бы так тщательно отмерить чайные листья. А-Юань снял накидку и сложил ее аккуратно, как успел его научить за эти дни Лань Ванцзи. Снежинки таяли на ней, а угли в жаровне мерцали. Обычно А-Юань устраивался, прижавшись к своему гэгэ, и тихо слушал, что рассказывал Лань Сичэнь. Сейчас было так же, но это был последний день втроем, и Лань Ванцзи перехватил взгляд брата и начал медленно объяснять: — А-Юань, мне нужно будет уйти на время. Вы со старшим братом останетесь вместе, и я буду ждать, когда смогу вернуться. — Ты вернешься завтра? — А-Юань поднял глаза на Ванцзи — заинтересованно, но без тревоги. — Сколько дней пройдет? Семь? Он умел измерять время в днях, но если учесть, что не помнил своей жизни месяц назад, то и семь дней для него были большим и непонятным сроком. — Три года. Это дольше. Но это время тоже пролетит быстро, — голос Лань Ванцзи немного дрогнул, — здесь все останется так же, как ты уже привык. — Три года, — повторил А-Юань, хотя и не понимая, сколько это — но сжал в обеих кулачках ханьфу у пояса Лань Ванцзи, за которое держался, сидя рядом с ним. — Дольше, чем семь дней. А тебе зачем надо… надо вот это? Уходить? Там хорошо? Лань Сичэнь бесшумно отставил чайный прибор. Сейчас вмешаться и что-то добавить к объяснениям брата было лишним. А-Юань насторожился, ожидая ответа, с которым Ванцзи медлил. — Нельзя не уйти. Я виноват перед старейшинами ордена и должен какое-то время пробыть один. А-Юань пока не очень представлял, что такое старейшины, но уже знал, что живет «в ордене». — Старейшины — это главные, как дядя Ян? — пробормотал сам себе мальчик. — Ты же хороший, — обескураженно сказал он громче. — Не виноват. Дядя Ян тебя никогда не ругает. Но что-то в голосе Ванцзи, в его взгляде, в том, как молча замер Лань Сичэнь, говорило А-Юаню, что будет именно так, как сказал гэгэ: это уже решено, и ничего нельзя изменить. И убеждать, уговаривать, упрашивать бесполезно. И он лишь крепче вцепился в ханьфу старшего и уткнулся в него лицом. Дышал А-Юань тяжело и пару раз всхлипнул. Лань Ванцзи обнял А-Юаня, чтобы тот мог спрятаться в складках ханьфу — и пока тот плакал, сидел, замерев. — Это время пролетит незаметно. Потому что тебя все любят — и Лань Сичэнь, и дядюшка Ян. А-Юань очень старался успокоиться, и наконец поднял заплаканные глаза, вытирая нос рукавом ханьфу. — А это далеко? — спросил он. — Недалеко. Но туда никак нельзя попасть, хотя и я, поверь, буду скучать без тебя, — Лань Ванцзи тоже вытер щеки малыша от слез, — через три года моя медитация закончится, и мы снова увидимся. А-Юань все еще тяжело дышал, пытаясь не плакать. Он не понимал, что такое «три года». Но слово «три» знал, и вытянул перед собой руку, показывая растопыренные три пальца. — Три! Я буду считать. А тебе там будет как? Плохо? Я видел, как медитируют, — добавил он. — Это просто сидеть. Наверно, это не плохо. Но… Он сжался в комок, как замерзший зверек. Лань Сичэнь подумал, что после плача его может знобить, взял зимнюю накидку и накрыл А-Юаня. — Гэгэ вернется, — наконец вступил он в разговор. — Мы с тобой будем жить здесь, как вот сейчас. Потом пройдет немного времени, и у тебя будут друзья. Дети. Это как братья, только маленькие, как ты… А не большие, как мы. А-Юань зарылся в накидки, прижавшись к Лань Ванцзи: пока ещё гэгэ рядом. — Это совсем не плохо. Сейчас это необходимо, и ты тоже позднее научишься медитации. Я тоже буду скучать, но Лань Сичэнь прав: тебя ждёт много нового и хорошего. А-Юань вздохнул тяжело, по-взрослому, как вздыхала его бабушка, когда сталкивалась с неотвратимостью того, что нельзя изменить. Об этом не помнил он сам, и этого сходства не могли знать братья Лань. Однако оба почувствовали. Но А-Юаню не хотелось огорчать двух его больших гэгэ, и он встрепенулся. — Пока тебя не будет, Сичэнь-гэгэ меня научит медитировать? Я тоже хочу как ты. И я буду прямо ждать! Когда ты вернешься. Было решено, что Ванцзи уйдет рано утром, еще до подъема — в середине часа Тигра. А-Юань будет спать, так ему будет легче. Он проснется в ставшей уже привычной обстановке — проснется в положенное время, с началом часа Зайца. И увидит уже вставшего Лань Сичэня. И все пойдет своим чередом… Когда рассвело, Лань Сичэнь видел, что А-Юань стоит у двери и смотрит на засыпанные свежим снегом дорожки и коричное дерево у крыльца — без следов. Только пушистый снег и темная вода. Эпилог После затяжных дождей горы утопали в юной зелени, и ветер, уже тёплый, бродил в рощах. — Поспешим? — Лань Сычжуй махнул рукой в направлении вершин, за которыми скрывались Облачные Глубины, — вот-вот вернётся из медитации Сичэнь-гэ. Мне хотелось бы встретить его. — Передай главе Лань, что Вэнь Нин рад его возвращению и просит главу беречь себя, — отозвался Вэнь Нин. — Мы навестим тебя в Цинмин. Ты же знаешь, лучше всего, когда все вместе. Вэнь Нин задумчиво кивнул. Они с Сычжуем уже выбрали место, где он поселится неподалеку от Облачных Глубин, и даже успели сделать временное жилье-шалаш: приближалось лето, и до осени они решили построить там настоящий небольшой дом. Сейчас он провожал племянника до ворот. — Тебя же не будут ругать? — спросил он. — Что ты со мной так долго… отсутствовал. — Ты мой родственник, и нас отпустили, — твердо напомнил Лань Сычжуй. — Гэгэ и старший Вэй сами не так давно вернулись. Но теперь Сичэнь-гэ… Он помолчал, словно вспоминая что-то, и добавил: — Я хочу быть с ним рядом.