***
— Сынмин-щи, перестань быть услужливым для всех. Тебе необязательно быть лучшим, чтобы получить поддержку. Тебе необязательно лезть из кожи вон. Ты не должен добиваться любви своими безошибочными поступками. Тебе не нужно её заслужить. Ты уже достоин всего. Ты лучшее, что было со… — хоть кто-то сказал. Наконец-то…***
По щекам катились слёзы, веки были красными и припухшими. Сынмин стёр со скулы пару капель, затем прикрывая той же ладонью рот. Всхлипы вырывались из горла скрипучими звуками и хрипом. Если честно, то горло уже болело, а пальцы на ногах стали замерзать. Он давно не плакал, но в итоге забился в угол комнаты маленьким комочком, как будто пытался сжаться до размеров атома и больше не существовать на земле. Ночник горел тускло. В комнате мрак, в котором обитают тени из прошлого. Эти воспоминания колкие, изматывающие, жестокие, а чувства от них такие жалкие. Сынмин хотел бы забыть обо всём, утопить прошлое в озере и сжечь карту, ведущую туда. Забыть всё. Забыть и избавиться. Сделать это, конечно, можно, но осталось так мало сил, чтобы провернуть это самому. Сынмин так хотел простого счастья даже от незначительных мелочей, и он до смерти устал сидеть в клетке, которую выстроили ему его родители. Их попытки начинались безобидно и достаточно ненавязчиво. Сынмин думал, что так во всех семьях происходит, что так живут все дети: родительскую любовь нужно заслужить хорошими оценками и медалями за спортивные достижения, иметь друзей, которые потом не пригодятся – глупо, а свои увлечения зазорно и эгоистично. Сынмин должен был жить по указке, его огромные труды окупались лишь сухими похвалами, из-за которых мир становился светлее. Но это лишь на несколько мгновений. Похвала была зависимостью, приведшей его истерзанную душу далеко за пределы выстроенных для него границ. А всего лишь то нужно было познакомиться с самым крутым парнем на планете. Сынмин был сбит с толку, морально измучен. Он смог добиться независимости? Ему дали каплю свободы, так необходимой за столько лет, и он быстренько упорхнул из «семейного гнёздышка», которое на самом деле считал лишь золотой клеткой, из которой не было выхода. Но он был. После того, как он бросил университет, ему стало легче, но не слишком. Он ходил на терапию, пытался давать себе здоровую оценку, рефлексировать не в ущерб себе. Всё получалось достаточно продуктивно, но чего-то не хватало. Приятели рассуждали, как скоро он начнёт встречаться c кем-нибудь, ну а Сынмин не мог. Каждый человек, что мог стать его парой, всё же был не тем самым. Он мог представить их в отношениях, но это не приносило ему того счастья, которое ему было необходимо. Зачем тратить свои и без того небольшие запасы ресурсов на неподходящих людей? Никто не казался ему тем самым человеком, который будет его мечтой и идеалом, который оживёт в его мыслях не безликим персонажем, а приобретёт лицо и голос. Киму не нужен был принц на белом коне – его мечтой оказался Ли Минхо из соседней студии звукозаписи с принтом из мордочки белого кота на огромном худи. Зрелище одновременно трогательное и чарующее. Сынмин влюбился с первого взгляда, но так он любит преувеличивать. На самом деле он влюбился с первого их совместного эфира, когда из ряда стажёров его допустили к ведению утренней программы на радиостанции. Они по очереди оглашали прогноз погоды, а между тем в мыслях были лишь эхо чужого утреннего голоса с хрипотцой и заспанная улыбка на дружелюбный жест Кима – холодный американо. В этот же день за небольшим праздничным ужином их команды они неплохо так разговорились, обменялись номерами, даже выпили по парочке шотов в честь знакомства, а потом выяснилось, что у них одинаковый вкус – немного пьяные, они пели дуэтом старые любовные баллады. Минхо даже взял его за руку на эмоциях. Сынмин переживал, чтобы ладонь не показалась тому слишком потной, и чтобы голос не сорвался на высокой ноте. Они в тот день попрощались с дружелюбными улыбками на лицах, и Киму приснился такой умиротворяющий сон, что впервые захотелось туда вернуться. Но он пока не был готов к таким поблажкам. Связь с Минхо обрастала всё новыми и новыми воспоминаниями. Они обедали вместе каждый день, обсуждали рабочие вопросы, но к тому же и узнавали друг друга получше. Минхо часто показывал фотографии своих котов, рыбок и канареек, которые заставляли парня светиться лёгким сиянием изнутри. Их работа была энергозатратной, поэтому и бывали дни, когда они просто сидели в звукозаписывающей студии с парочкой стаканов кофе и молчали часы напролёт, изучая и корректируя материал для эфиров. От Минхо никогда не веяло дискомфортом, злобой, хотя это не значило, что этого не чувствовали другие. Возможно, что они просто стали похожими друг на друга, скептическими и саркастичными коллегами, которые каким-то образом объединились в общее «зло» для их команды. — Да вы же так похожи, что видите в этом мире одно и то же. Минхо-щи, вы согласны со мной? — Мы потерянные братья, — мягко промурчал Ли, допивая холодный американо. «Мы части целого» — подумал Сынмин и замер от своих мимолётных мыслей. Он сам признался себе в этом, хотя никогда не смог бы прийти к этому целенаправленно. Они связаны – теперь он это осознал хотя бы для себя. Значило ли это, что и Минхо понимает, Сынмин не знал, но искренне хотел бы. Теперь это была уже не дружба, но ещё не любовь. Сынмин застрял на этом пограничном состоянии один, или думал, что один. Проверять и пытаться было совестно хотя бы из уважения к Минхо. К тому же его каждый раз что-то тянуло назад со страшной силой. Его путь был таким непостоянным последние года, но жизни ему было не видать, если он поддастся. За десять месяцев усердной работы на радио и над собой ему удалось выбить час эфирного времени по вечерам четверга. Ему помогали несколько продюсеров и сценарист из его совместной с Минхо утренней программы. Перед первым эфиром, когда Сынмин должен был работать в одиночку, Минхо подбадривал его минут десять, а затем остался, чтобы подглядывать через стекло аппаратной. Впервые Сынмин самостоятельно вёл свою программу, над концепцией и реализацией которой работал сам последние пару месяцев. Директор похвалил его за трудолюбие и творческий подход, дав ему зелёный свет на продолжение. Сынмин был так счастлив, что не мог перестать обнимать Минхо, который не вовремя для себя решил поздравить его. Так и стояли минут пять, пока все остальные разошлись по своим делам. Минхо спустя неизвестное количество гулких ударов сердца обнял его ещё крепче, расслабил шею и положил свою голову ему на плечо. С ним было тепло, спокойно. Сынмин был словно в плюшевом раю, где были лишь они и безмолвная нежность. Воспоминания эти, когда мелькали перед глазами, придавали сил и внушали чувство спокойствия. Сынмин пользовался этим всегда, как и сейчас. Объятия с Минхо были настолько ценными, что забыть ощущения от них он не мог ни в коем случае. Каждый вздох у его уха, каждая пересчитанная прядка волос, что лезла в лицо – абсолютно всё стало для него сокровищем, которое он запер внутри и часто возвращался к нему. Сегодня не стало исключением. Чувствуя заботу и поддержку, перенесённую через столько времени, он всё ещё мог ощущать себя важным для Минхо. Сейчас его душа болела. Ему было плохо и тоскливо, мерзко от себя, но сама мысль о том, что таковым его не считает хотя бы Минхо, возвращала истерзанному сознанию крупицы здравого смысла. На телефон, по которому час назад Сынмин разговаривал с матерью, а потом и сорвался, вновь позвонили. Ким не взял бы трубку, если бы именно на этого абонента не стоял свой собственный рингтон. На экране была их совместная с Минхо фотография из радиостудии, и Сынмин на секунду загляделся, но потянулся за телефоном. — Да? — пытаясь скрыть следы своего плохого самочувствия, он прочистил горло, слегка шмыгая носом. — Сынмин-щи, включи эфир радио~ Сынмин растерялся. Время уже близилось к ночи, и его соседи точно пожалуются на шум. Но Минхо очевидно ждал чего-то, поэтому пришлось вылезти из своего убежища. — Ты здесь? — мягко поинтересовался Ли, на что Сынмин тихо откликнулся. — Я заказал у хёна сегодня утром твою любимую песню~ Недавно слушал эфир «РадиоРомантики», и ты там сказал о своих сэдчасах. Так что я решил подбодрить моего любимого коллегу~ Речь Минхо была такой сладкой и нежной, и Сынмин плохо соображал. Он на автомате подключился через ноутбук к прямому эфиру их сонбэ, вдевая в одно ухо наушник, пока другим слушал Минхо. Ёнкей беседовал с другой ведущей, в какой-то миг объявив название следующей песни. Сынмин с первых нот понял, что происходит. Глаза вновь заслезились, и он рвано выдохнул. От Минхо это конечно никак не могло ускользнуть. Он начал подпевать шёпотом, пока Сынмин кусал губы в надежде сдержаться. Я так одинок — …ты не одинок… Мне нужен кто-нибудь Я нуждаюсь в ком-нибудь сейчас Чувства, будь они прокляты, выливались из него ручьями слёз постоянно, пока этого никто не видел и не замечал. Неужели его кто-то разгадал? Сынмин стыдился всего, что происходило и происходит с ним. Будто бы его застали за чем-то постыдным и вывернули душу наизнанку, и даже пусть это такой понимающий Минхо, чувства были ещё более отвратительными. Было откровенно стыдно даже от того, что Сынмин не мог прекратить захлёбываться попытками сдержать плач. — Сынмин-щи, послушай меня, — Сынмин боялся, что скажет Минхо. Вдруг это будут слова о том, какой он отвратительный. — Сделай глубокий-глубокий вдох, расслабь мышцы лица и расправь плечи. Сынмин сделал этот чёртов глубокий вдох, но только не из-за инструкций Минхо, а потому что наступило облегчение после мнимых подозрений, надуманных его слабым подсознанием. Ему всего лишь было нужно успокоиться, и Ли это будто чувствовал. Всё повторял «вдох-выдох» и мило ворковал о том, какой Сынмин молодец. — Ложись спать прямо сейчас, Сынмин-щи~ Ты должен быть бодрым на утреннем эфире. Я покусаю тебя прямо на глазах у всех, если увижу хоть один зевок во время рекламы. — Я не твой кот, Минхо-щи… — Да, ведь ты мой любимый коллега и ценный работник нашего радио. — Вот как… Ну ладно, — Сынмин не хотел подавать виду, что он слегка разочарован в словах Ли. — Ладно. Спокойной ночи, мой дорогой лучший друг. Сладких снов, сладкий~ — милая тавтология от такого же милого парня. Звонок оборвался мгновенно, хотя от небольшого ступора Сынмин и не заметил быстрых гудков. Хах, «сладкий»… Он бы мог растаять от этих слов, как мороженное.***
— И на этом мы заканчиваем нашу утреннюю программу~ — Оставайтесь на нашей радиоволне вместе с нами~ Мы в эфире каждый будний день с шести до восьми утра. — А также напоминаем, что сегодня в десять часов после полудня состоится эфир моего коллеги Сынмин-щи. Присылайте на почту нашей радиостанции свои истории с пометкой «РадиоРомантика», и тогда они могут быть озвучены в прямом эфире. Вас ждёт приятная атмосфера, полная уюта и спокойствия. Впрочем, как и сам ведущий~ — Минхо-щи, ты меня смущаешь. — Не скромничай~ Слушатели в восторге от программы, — Минхо подмигнул ему и улыбнулся, показывая зубы. — В любом случае, не будем занимать эфирное время, а иначе наши коллеги из следующей программы будут рассержены. — Удачного начала дня, наши дорогие слушатели. С вами была утренняя программа новостей и ваши ведущие Ким Сынмин!.. — И Ли Минхо! — До скорого!~ (х2) Они одновременно сняли наушники и отодвинули микрофоны от лица подальше. Джисон из аппаратной показал им большие пальцы, и продюсер Ли мило улыбнулся. Через стекло отсвечивало, но это, наверное, из-за его природного сияния. Сынмин откинул голову назад, расслабляясь. Он не выполнил вчерашнюю просьбу Минхо и поэтому выглядел с утра помятым, а Ли и впрямь бесцеремонно полез к нему кусаться. Всё происходящее в последнее время правда казалось стрессовым сгустком нервов, готовых в любой момент взорваться. Заметив состояние коллеги, Минхо засуетился и повёл его в кафетерий на первом этаже, чтобы там сделать небольшой перерыв перед составлением сценария для завтрашнего эфира. Сынмин сегодня был угрюмый и неразговорчивый. — Мин-мин~и, что хочешь взять? Ким бездумно ткнул в витрину на сэндвич с тунцом, который терпеть не мог, на что Минхо глупо хихикнул. — Можно пожалуйста два американо со льдом, чизкейк и сэндвич с индейкой. Только сделайте без сыра… — …и огурцов, да, — закончила за него женщина в возрасте, которая работала здесь последние шесть месяцев, за которые успела запомнить их предпочтения. — Да, пожалуйста, — Минхо обворожительно улыбнулся, слегка поклонившись, и подтолкнул Кима в сторону их любимого места – столика, что находился через ряд от окна. Сынмин по привычке разместился на диванчике, когда рядом с ним свалился Минхо. Обычно они сидели напротив, если с ними не было кого-то ещё. Это было странно, но Сынмин не придал происходящему особого смысла. Как и то, что Минхо лёг к нему на колени, при этом обнимая себя за плечи. — Мин-мин, — Ли поёрзал своей головой по бедру, мило насупившись. — Что? — Голова болит. Почухаешь? — Конечно, — Сынмин отзеркалил предыдущее выражение лица друга. В кафетерии было тихо и как всегда пахло корицей и сладкими сиропами.***
Табличка над выходом из студии потухла, пока остальные в аппаратной засуетились. Джисон как всегда показывал большие пальцы и растягивал рот в прямой улыбке. Сынмин отзеркалил его выражение лица, поздравляя коллег с успешным окончанием его радиоэфира. Сегодня они с приглашённой ведущей читали городские легенды и загадочные истории слушателей. Ощущения были непонятными, но достаточно различимыми. Он привык спрашивать у себя, какие чувства он испытывает в данный момент. Часто выходило удачно, но сейчас было сложно выразить всё в словах, пусть даже для самого себя. Минхо оказывается ждал его в холле, хотя его рабочий день закончился уже как три часа назад. Его лицо светилось, а в руках были два стаканчика с тёплым капучино. Сынмин испытывал что-то, но даже сейчас боялся назвать это слово. За него это сделали его руки. Ли не ожидал внезапных объятий, а поэтому даже чуть не выронил один из стаканов. — Тебе за него всё равно придётся платить, — усмехнулся Минхо. — Хорошо. Хорошо ли то, что он имеет деньги на эти внезапные радости жизни, или само их положение, но Сынмина иногда (часто) коробит, насколько ему тяжело отпрянуть в такие моменты назад. Вроде бы и Минхо никогда не выражал недовольства, но и прямого согласия не давал. Может быть он думал, что Киму достаточно лишь бездействия, но от этого было более тоскливо. — Не хочешь мне что-нибудь рассказать? — Хочу. — Но не можешь? — Не могу, — грустно подтвердил Сынмин. — Тогда я скажу? — Что? — Мой папа говорил мне, что в войну растут самые красивые цветы. Они хрупкие, как может показаться с первого взгляда обычным людям. Но кто додумается, что на поле битвы прекрасными остаются только самые сильные? — Что это значит? — тихо пробубнил Сынмин куда-то в чужое плечо. — Что я непростой человек, а ты не вырос слабым. Твоя война ещё не окончена, мой сильный и прекрасный цветочек. Позволишь мне защищать тебя от страшных людей? Сынмин никогда бы раньше не смог подумать, что услышит подобное от кого-то настолько идеального. В голове были мысли обо всём – от радости до стыда, но вот душа… Она разрывалась от признательности и обиды за себя и на себя. — Даже… — чувства кромсали его на части, но сердце не бухало в груди, как в книгах – лишь глаза слезились больше, чем нужно. — Даже если это я сам? — Такого не может быть, мой чудесный Мин-мин~и. Просто покажи мне любого, кто сделал тебе больно, и я натравлю на него своих кошек. …чего ты смеёшься? Я учу их командам. Через месяц они смогут стать наёмными киллерами, вот увидишь! Минхо поцеловал его в висок и слегка отстранился, заглядывая в слезливые глаза Кима. — А теперь бери свой кофе, немного хорошего настроения и готовность гулять всю ночь в парке, потому что на рассвете я хочу привести тебя к реке Хан и попросить стать моим парнем. — Что? А как же утренний эфир? — А ты думаешь, что я торчал здесь так долго, только потому что ждал мой ненаглядный лучик света после работы? Не-а, я упрашивал Феликса дать нам выходной. — Если ты уже их выпросил, то давай мы выпьем кофе, и ты сразу предложишь мне стать твоим парнем? Хотя я и без кофе согласен… Просто спать очень хочется… — Всё что угодно, Сынмин-щи. Но только после поцелуя в щёч- Сынмин не стал церемониться и чмокнул Ли в губы, после чего те надулись в мнимых приступах дрожи. Минхо имитировал плачь, но выходило это слишком мило, чтобы было возможно устоять от поцелуя вновь. Кажется, что его этому никогда не учили, не собирались даже показать. Но отчего-то он действовал сам – возможно насмотрелся в фильмах или прочитал в интернете, а может быть рассказали люди, но внутри была мысль, что ему поведали это из глубины его сердца. Что на самом деле нет того счастья, которое заключается в материальном и доказательном, что нет любви, которую нужно заслужить, а хорошего отношения людей не нужно добиваться. И что хоть родители и были с ним так долго, в его сердце они не оставили следов своей важности. Он может воспитать в себе что-то хорошее, лучшее, нежели чем он является сейчас. Его счастье это… — Мин-мин, а ты знаешь, когда я влюбился в тебя? Мне кажется, что это случилось, когда ты пел припев «Magic Castle». Хотя, возможно это было ещё в середине первого куплета.