Наша коммуналка

- Я люблю тебя, – Лука присела перед молодым человеком на корточки и погладила его по щеке. Гакупо, подорвавшись с места, поднялся с ковра и крепко обнял девушку так нежно, как только мог. В этом его порыве было всё: преданность, желание никогда не отпускать, радость и та любовь, что сжигала его изнутри, доставляя почти нечеловеческие муки. -Что с тобой? – обеспокоенный шёпот третьекурсницы приятно щекотал голое плечо. - Я, наверное, совсем болен, – усмехнулся парень, проводя тонкими пальцами по мягкой ткани её халата. – Когда я не вижу тебя, мне почему-то почти не больно, но когда ты рядом – словно на горле затягивают ошейник и дышать почти невозможно, и только так… - Камуи обнял девушку сильнее, подтверждая действиями слова. – Ошейник исчезает совсем. Гакупо удивлялся. Где тот безумный сердцеед, который со спокойствием хирурга орудовал своим природным обаянием, заставляя женщин поддаваться первородному инстинкту и прыгать к нему в постель? Где то ненасытное существо, которому больше всего на свете нравилось получать физическое удовольствие? Где? Когда рядом Мегурине Лука, он теряется как мальчишка. Когда она так восхитительно близко, он даже не может её поцеловать, потому что она слишком… слишком… Неприкосновенна. - Ты такой дурак… - слова затихают, уколов тонкой иголочкой иронии и лёгкого осуждения. Четверокурсник оторвал голову от подушки и сонным взглядом оглядел просторы. На кровати напротив сладко посапывал Лен, во сне почёсывая голый живот и по-детски причмокивая губами. С верхнего яруса свешивалась нога Шиона, остального же Кайто скрывал плотный клубок одеяла. - Блин, лучше бы не просыпался, – Гакупо взглянул на часы. Было полседьмого утра. О том, чтобы снова зарыться носом в подушку и продолжить приятное времяпрепровождение со своей страстью, и речи быть не могло. Поэтому Камуи встал на пол и хорошенько, до хруста потянулся, выгибаясь всей спиной и ловя неимоверный кайф. «Я скучаю, Лука, но это ничего. Ведь уже завтра ты вернёшься сюда…ко мне». Студентка упала на широкую кровать в своём номере, даже не удосужившись раздеться. Разговор с председателем конкурсной комиссии никак не шёл из головы. « Я надеюсь, вы сделаете правильный выбор, мисс Мегурине», - так звучало последнее, что он сказал. Правильный выбор…Лука закрыла лицо руками. Она знала, что именно в этой ситуации будет действительно верно, но для этого ей придётся пожертвовать всем, что у неё есть, пожертвовать самым драгоценным: любимыми друзьями и Гакупо… Слёзы потекли непроизвольно. Разве можно спокойно выбирать между любовью и мечтой? Для Мегурине Луки они были равноценны, потому что обе заставили её страдать, но в конце концов сделали счастливой. «Хорошо, я оплачу твоё обучение. Но это будут просто деньги, выброшенные на ветер, потому что мне мало верится в то, что моя дочь станет известным скульптором, у которого хватит денег прокормить себя ремеслом. Попомни мои слова – ты всё равно вернёшься домой и вместе с братом продолжишь вести семейный бизнес». Слова отца тогда сильно разозлили девушку, Лука до сих пор не могла простить бесчувственность директору сети винных магазинов Мегурине, у которого с боем приходилось вырывать даже лишнюю улыбку. Доказать ему, что она не просто его продолжение и обуза, а цельная, настоящая, не похожая ни на кого - стало смыслом жизни третьекурсницы. И Пекинский Институт Искусств был первым, гигантским шагом к свободе и разрыву всех связей с семьёй. Мегурине даже мечтать не могла о том, что её работами заинтересуются и предложат профинансировать обучение. Сказка, где добрая фея одаривает Золушку нарядами и всем, что та пожелает, но…сказка без любви – уже не сказка. Лука сжалась в маленький комочек, зарываясь носом в колени. Так надо, так правильно, так единственно верно…но образ мужчины, навечно отпечатавшийся на внутренней стороне век, превращал радость от сбывающейся мечты в глухую, бездонную печаль. - Что мне делать, Мейко? – простонала девушка, через километры обращаясь к единственному человеку, который мог понять, что она чувствует. Гакупо волочился в деканат. Горы бумаг, которыми снабдил его сенсей, нещадно оттягивали руки, но даже это не могло испортить настроение старшекурснику, ведь уже через восемнадцать часов он сможет увидеть красивую розоволосую девушку с нежной улыбкой, голубыми глазами и безумно холодными пальцами. Парень остановился у дверей. Груз, который он нёс, не давал возможности высвободить хоть одну руку и постучаться как положено, оставалось только ждать, когда кто-нибудь соблаговолит выйти или войти. За дверью послышались шаги и раздался голос ректора, тот, видимо, разговаривал по телефону. Молодой человек невольно прислушался: - Значит ей выбили гранд на обучение? С одной стороны хорошо, но мне жаль отпускать такую талантливую студентку. - … - Что ж, она должна прилететь завтра утром, поэтому я подготовлю все её документы. - … - Тогда утром я пришлю за ней, пусть напишет заявление об исключении и со спокойным сердцем летит обратно в Пекин. Спасибо, господин Йенг, что вы заботитесь о Мегурине-кун. Всего доброго. До свидания. « Не может быть…она…». Гакупо растерянно глядел под ноги, раз за разом прокручивая услышанное в голове. Сердце словно пронзили тысячи иголок, а невидимый ошейник так сдавил горло, что потемнело в глазах. Лука же не могла так поступить с ним, она не могла забыть про него, ведь не могла, да?! - О! Камуи-кун, здравствуй! Ты принёс мне документы, спасибо! – ректор, приоткрывший дверь, лучезарно улыбался. - Это правда? – Гакупо проигнорировал приветствие учителя. Тот смерил студента заинтересованным взглядом и, поняв, о чём старшекурсник спрашивает, уже без улыбки ответил: - Глядя на тебя, мне хочется сказать, что я сожалею. И, да – это правда. Мегурине Лука с завтрашнего дня больше не является студенткой моего колледжа Искусств. Следующие пять лет она будет учиться в Пекине. И, Камуи-кун, - ректор серьёзно посмотрел на молодого человека. – Если эта девушка важна для тебя, не делай такое лицо, лучше порадуйся за неё, ведь такой шанс выпадает один раз в жизни. - Прошу меня простить, – Гакупо поклонился, дождавшись, когда учитель закончит, и, вручив тому бумаги, опрометью бросился к выходу. - Жаль, что иногда взрослеть приходится таким ужасным способом… - ректор покачал головой, провожая глазами удаляющуюся фигуру студента. Утро выдалось тёплым и солнечным. Тонкие ветки деревьев с поредевшим оранжевым одеянием колыхались на лёгком, почти неощутимом осеннем ветру. Лука медленным шагом брела домой. В голове было пусто, а сердце колотилось так бешено, что казалось слышно на другом конце улицы. В предвкушении тяжёлого разговора Мегурине не могла уснуть всю ночь, но слова, которыми она могла бы объясниться с Гакупо, так и не пришли девушке в голову. Вдруг под ноги Луки спланировал белый бумажный самолёт. Студентка машинально подняла его и, увидев, что внутри что-то написано ровным до боли знакомым подчерком, развернула. «Это такая болезнь – оставаться сердцем, С тем, кого греют в небе чужие звёзды, С тем, кто меняет танго мотивом скерцо, С тем, кого удержать уже просто поздно. Это такая печаль – бить мечты об стену, Резать осколками, звать, но не докричаться. Глухо стонать, ненавидеть не за измену, Просто за то, что убила тебя и счастье…». Мегурине резко отшатнулась, вглядываясь в серые окна, но не видя ни в одном тёмного силуэта. Сверху спланировал ещё один самолёт, и Лука, заметив движение на крыше своего дома, скинув тяжёлую сумку, ринулась к лестнице.