1
Лёд сошёл с реки три недели назад. Стояла ранняя майская жара, дул слабый ветер. В воздухе пахло смрадом — гарью, вонью угольным дымом. Пароход медленно, но верно шёл на запад, оставляя Речноземье позади. Агриас вышел на палубу и потянулся в карман за сигаретой. Рядом стоял верный Карл. Юное весеннее солнце спускалось за горизонт, а тихим и широким водам реки плыло множество мёртвых тел. На взятии грифонами Йезерграда война на Востоке не закончилась. Были какие-то попытки переговоров, но вменяемого перемирия так и не удалось заключить. Герцландцы начали уходить отсюда ещё в конце марта, а у хельквилльцев хватало сил разве что на удержание фронта. Речноземцам тоже было плохо — по всей стране, в том числе и на оккупированных территориях, бушевала эпидемия. Никто так и не заметил, как и когда она началась, но когда целые деревни начали вымирать — было уже поздно. Сначала начали умирать пони, а потом и грифоны — мёртвые тела становились разносчиками болезней, опасных для всех. Оккупационным войскам оставалось только сжигать могильники, а потом кто-то додумался бросать трупы в реку. Грифоны, речноземцы, местные партизаны — какая разница? Гриффкинг на многие километры оказался отравлен трупным ядом, и его продолжали травить. Такого мора не было даже во времена Гровера II, для кого-то это вполне могло сойти за картины апокалипсиса, но Агриасу уже давно было на всё это плевать. Он торопился "домой" — в знакомое и уже почти родное здание чейнджлингского посольства в Гриффенхейме. Ему выписали солидный отпуск и немалые деньги — но это его тоже не особенно волноваться. Они победили, война зашла в тупик, из которого уже навряд-ли выйдет. Хельквилльцы с каждым днём слабее, а отряды партизан в лесах — сильнее. Но какая им до этого разница? Задача выполнена, и им уже давно была пора уходить. Четвёртый Кронский уже ехал в эшелонах в Аквелию, Агриасу же пришлось задержаться по кое-каким канцелярско-бюрократическим делам. Юное весеннее солнце медленно подкатывалось к горизонту, а речной смрад сводил с ума. Смрад отбивал наивность, развеивал иллюзии. Трудно было сказать, что чейнджлинг чувствовал в этом смраде свою вину. В последнее время ему было уже намного сложнее что-либо чувствовать. Докуривая сигарету, офицер не хотел ничего, кроме как вернуться к себе в каюту и забыться сном.2
Речной берег в этих местах производил не такое тяжёлое впечатление: густая дымка, тёмная гладь воды. Очередной патруль, очередной дозор. Время тянется, как патока. Сивко спокойно проверил прицел своего ружья — старенькая винтовка, с которой он прошёл почти полгода кровавых боёв, спасавшая его от вражеской пули, голода, холода, выручавшая его везде с чем бы он не сталкивался. Старая, крепкая аквелийская винтовка. Лекарство от всех напастей. Утро выдалось хорошее — вонь от недалёкого пожарища начала оседать. С мыслью об этом пожарище пони нахмурился: многие умерли, особенно в больших городах. Как там Биляна, как его дети? Живы ли они, здоровы?.. — Пошли. Надо доложиться главному. — Охрипший голос Зорана звучит позади. Он недавно переболел сильной простудой, и с тех пор ещё не оправился. Последнюю неделю он проходил в гражданском пальто — старая шинель изорвалась, прохудилась, её уже нельзя было починить. — А что докладывать? — Полушутливо спросил Сивко. — Докладывать, что ничего не происходит. — Ну, что-то да происходит. Просто не у нас. — Не у нас... Двое часовых поднялись со своих мест и спокойно, осторожно начали удаляться от берега. От этой тёмной воды не следовало ждать чего-то хорошего — весточки с "большой земли" приходили редко и толку от них было мало — больше помощи получалось от ближайших деревень — у депоньцев хотя бы была еда, и её было не так уж и мало, ведь грифоны ещё не добрались сюда. Путь вглубь леса был неблизок — узкая, звериная тропа петляла между старыми деревьями и кустарником, здесь очень легко было заблудиться. Их встретил часовой — миниатюрная вартайка, сражавшаяся в отряде Скурвидаса. Её подобрали недавно — буквально вырвали из лап хельквилльских жандармов. Всего в отряде было с полторы сотни штыков — депоньцы, йезерградцы, рьекоградцы, вартайцы, обещали, что забросят каких-то иностранных инструкторов — но их уже давно не ждали, рассчитывая только на себя самих. В последние месяцы случилось много плохого. Война продолжалась, затягивалась, гребла под себя всё больше жизней. Они скрывались в лесах вдоль реки и её притоков, иногда делая вылазки и пытаясь как-то навредить захватчикам. Их лагерь был довольно крупным и неплохо замаскированным. Самович всё ещё командовал отрядом, его заместителем и помощником выступил Ненад, проявивший недюжую смекалку и заслуживший уважение солдат. Многие пришли в их ряды из окрестных селений, многие же наоборот ушли — погибли от холода, голода, болезней и вражеских пуль. Сивко помнил многих из них, тогда как его самого считали одним из самых опытных бойцов, ведь многих в отряде и бойцами-то назвать было сложно. Отчёт был краток и напоминал все остальные. В землянке капитана Самовича было сыро и пахло портянками. Слушая вернувших дозорных, офицер сильно дымил папиросой, а потом потребовал развернуть карту и начал раздумывать уже над ней. "Нужно раздобыть радио." — Вполголоса проговорил он, как бы сам себе. — "У отрядов к востоку отсюда оно уже есть, и действуют они хорошо. Не получим радио — пропадём." К разговору подключился Ненад, предложивший несколько вариантов добычи оборудования. Началось обыденное совещание начальства, в котором ни Сивко, ни Зоран не хотели и не обязаны были принимать участие. — Как думаешь, чем это всё кончится? — Спросил у Сивко его товарищ, когда они вышли из блиндажа. — Тем же, что и всегда. — спокойно ответил крестьянин. — Восстановим всё, заживём по старому. — Думаешь? Разве можно это всё восстановить? Я думаю так — все мосты сгорели, и дальше всё будет совсем по-другому. — Будет так будет. Поживём — увидим. Главное дотянуть до этого времени — а там уже видно будет. — Согласен, товарищ. Главное сейчас — это дотянуть...