***
Вечер вступил в свои законные права, окрашивая голубое ясное небо в оттенки апельсинового и медового, а пушистые облака, затянувшие у горизонта небосвод, — в персиковый и малиновый. От разнотравья и горных цветов словно поднимаются косые лучи света, земля излучает собственное предзакатное сияние. Теплый воздух волнами ласкает оголенные руки, однако Каминари чувствует лишь тревожащую прохладу, словно от ударов ледяных розг. На коже появилась испарина, липкая, необъяснимо холодная, будто бы сквозь поры пророс мох, покрывшей корочкой сырого бархата открытые плечи. Денки, поеживаясь, поспешил, стараясь преодолеть путь по пустынной дороге до наступления темноты. Ночь в горах чёрная, непроглядная, подобна стопроцентному концентрату тьмы, сотканной из сердца червоточины космоса. Полнозвездный, безлунный небесный купол не осветит дорогу, лишь будет наблюдать за каждым шагом в безмолвной тишине, в которой можно услышать песнь сверчков и сердцебиения людей во главе с собственным ритмом. Звезды, дрожа, соединяясь серебряными невидимыми линиями в созвездия, способны на тревожное мерцание холодного света, отблеска беззвучия. Меж деревьями, в глубине лесной черноты, где не упасть ни одному платиновому вечернему лучику, уже опустилось сумрачное полотно, создающее в груди вязкий ком смутного волнения и страха перед неизвестностью в царствующем мраке. Каминари старается не вглядываться в зияющие сквозные дыры, однако любопытство берет вверх. Глядя в пустоту, жаркий вечер становится прохладным, а студёный воздух вытесняет приятный бриз теплоты. И хотя разумом парень понимает, что следует поскорее добраться до первой встречной деревушки, лесная гуща отчаянно его зазывает, манит своей неизведанностью, таинственной жаждой завладеть новым Солнцем в своей обители теней и хвои, в вечных покоях одиночества и мрака. Блондин выдыхает, считая до трех, как бы готовясь принять судьбоносное решение на распутье, а после останавливается, оглядываясь по сторонам, выбирая между двух зол, и шагает навстречу сосновому царству. Солнечный отблеск в последний раз озаряет его спину, вызывая приятные мурашки, путаясь в янтарных шелковых прядях волос, становясь их естественным продолжением и окаймлением, прежде чем Денки теряется среди елей и пихт, укрытых одеялом изумрудных крон деревьев. Травяная подстилка нежно касается открытых щиколоток, приветственно лаская. Аромат древесной коры и цветов кружит голову, вытесняя ненужные мысли. Беззаботно уходя все дальше и дальше вглубь бора, Каминари постепенно потерял связь с реальностью, погружаясь в лесную сказочную атмосферу, наслаждаясь тишиной и единством с природой. Вдалеке замигал светло-лимонный огонек, приобретающий вблизи очертание большекрылой бабочки, которая, дразня, парит над самой головой, устремляясь вперед, а затем, кружа, поджидает и вновь, указывая верную тропку, изящно летит вдаль, покачиваясь в воздушных потоках. Денки шагает следом, не замечая, как незаметно погружается в темноту, прорезаемую редкими косыми лучами Солнца, проходящими через сквозные пустоты, и блеском светлячков, затаившихся в листве и бутонах цветов. Через какое-то время глянувшись назад, Каминари подавился воздухом, замечая, что обратная дорога погрязла в зловещей червоточине леса, а вековые сосны стали ближе и ветвистей, образуя замкнутую непроходимую стену. Бабочка пропала из поля зрения, растворившись в густеющем сухом воздухе, подобно лесному духу или миражу. Неужели это просто наваждение? Звёзды-зрачки, дрожа, заметались в испуге в поиске выхода, внезапно бор превратился из сказки в настоящий кошмар с вполне реальным осязаемым страхом. Потерянный блондин отчетливо понял, что заблудился в бесконечности троп меж одинаковых деревьев, леденящих кровь массивностью и высотой. Стволы приобрели бурый, тёмный оттенок, за место приятного нежно-коричного или карамельного, словом, все вокруг стало на полутон блёклее, невзрачней. Чернозём под ногами оказался влажным, вязко-мягким, ступни медленно погрузились в землю. Казалось, что постепенно тонешь. Стараясь вырваться из плена леса, Денки бежал, вырывая из размоченной почвы ноги, натыкаясь на торчащие корни, рвя лёгкие в отчаянных попытках сбежать на свободу к дневному свету, однако чем дольше он находился в кольце хвойный великанов, тем больше он ощущал внутренний холод, покалывающий тонкими иглами иней в промороженных органах. Взмокшее тело покрылось узором изморози, голубо-васильковые вены вспухли под истончившейся кожей, обескровленные ногтевые пластинки приобрели мертвенно-лазурный цвет с переливами фиалкового. Алая жидкость, дарящая жизнь, загустела. Стало невыносимо зябко. Собственное дыхание не согревало, изо рта вырывались клубы едва заметного пара, словно в глубине леса посреди знойного лета настала зима, а температура стремительно опускалась ниже нуля. Изнуренный бегом и бесчисленными попытками вернуться к проселочной дороге Каминари, отогревая онемевшие кончики пальцев, отчаявшись, двинулся вперёд, куда ранее его пытался отвести крылатый огонек. Может быть, лесное создание вовсе не проделки воображения и оно хотело указать верную дорогу? В лесном лабиринте темнело, наступали сумерки, и просветы неба окрашивались в смесь мандаринового и красного, словно свод над головой разрывало, погружая мир в лучи кровавого постапокалиптического заката. Среди бесконечный столбов, поросших малахитом мха, мелькнуло что-то светлое, оттенка кофе с молоком. Не разобрав очертания возникшей фигуры, поникший от паники и стресса, смертельно уставший юноша двинулся навстречу единственному в округе объекту. Среди белого клевера и парящих светлячков, изнутри подсвечиваясь, стояла миловидная, аккуратная деревянная расписанная цветочными узорами табличка, такая, которую обычно ставят у небольших избушек или памятных мест. Пустотелые прожилки в лакированной коре отдавали неопределенной, необъяснимо-неземной теплотой и спокойствием. Проведя по чернильным каллиграфическим буквам подушечкой пальца, Денки прочел часть стертой временем или кем-то фразы: «Обитель…». Далее разобрать было невозможно. Отчего-то угловатый, безукоризненно ровный почерк показался Каминари прекрасным, завораживающим. Человек, сделавший надпись, определенно имел тонкие, длинные пальцы, напоминающие собой нежные вербные веточки. Видение чьих-то рук на миг отчетливо вспыхнуло в сознании, удивляя своей ясностью, как будто это кто-то давным-давно знакомый, пусть ранее незримый, неизвестный. Глянув вдаль, зрачок в золотых очах наткнулся на склад дров, садик цветущих кустов у крыльца и небольшой, уютный домик, миниатюрный, но с балконом под самой крышей, поросший плющом с разнообразными причудливыми соцветиями. Внутри оконец горел неяркий, дрожащий свет, в преломлении рассеянных лучей отбрасывающий тень худощавого человека. Преодолев ступор, Каминари бросился к арочной двери, окрыленный накатывающимися волнами радости. Может быть это лесник, и он поможет найти дорогу домой? Постучав, Денки замер в ожидании, весь обращенный в слух. Внутри послышались семенящие, шаркающие шаги, а после оглушающая тишина, не прерываемая даже песнью сверчков и других лесных обитателей. В смятении блондин повторил ритмичный стук белеющими костяшками крепко сжатого кулака. Надежда медленно тлела догоревшими угольками, как и тепло внутри тела. Ответом было лишь безмолвие. — Эй, меня кто-нибудь слышит? — скованный зарождающимся страхом и отчаянием тихо промолвил парень с расплавленным золотом в прядях пушистых волос. Звёзды в глазах задрожали от навернувшейся солёной пелены на роговице, а разжавшийся кулак в треморе вяло упал, обессиленный земным притяжением и гравитацией. Кровь встала ледяным колом. — Я заблудился и не могу найти выход из леса, не могли бы вы мне помочь?.. В мертвой тишине дверь со скрипом распахнулась, медленно открываясь, будто бы от порыва ветра. По ту сторону не оказалось хозяина лесной избушки. «Странно, — подумалось Денки, — неужели это все сквозняк. Но почему не заперто?» Юноша робко вошел, притворив дверь. — Здесь кто-нибудь есть? Защищённый стенами деревянной обители, блондин почувствовал живительный жар, сердце вновь гоняло по артериям кровяной кипяток. Ощутив прилив эйфории, Каминари, не стесняясь, принялся оглядывать комнату: она была небольшая, с проходами в другие кельи и кухню; посередине лежал мягкий ковер с этно росписью; у стены стояла тумбочка с большим зеркалом, на которой стояли зажжённые благовония, а рядом лежали различные сборники трав; чуть дальше расположилась старинная вешалка, на которой покоились несколько невзрачных вязанных кофт и шарфов, а во главе приметное с орнаментной вышивкой пончо с заячьими, казалось, меховыми, ушками, пришитыми к капюшону; у другой стены находился столик с многообразием цветов в глиняных горшочках, складывалось ощущение, что пристанище для соцветий было сделано собственными руками — имелись неброские неровности, создающие приятную асимметрию; пол в комнате был брусчатый, а обои пастельно-светлые с вкраплениями блесток. «Довольно уютненько. Кто же здесь живет?», — пронеслось в мыслях у Денки, что уже переключил внимание на кухню, в которой двигались тени. Войдя в комнату, Каминари недоверчиво оглянулся, озираясь: хозяин избушки словно растворился, догорел Солнцем в закате и исчез. На столе стояла небольшая ступка, в которой покоится размятая травяная гуща, будущее снадобье. Глиняная пиала и пестик все еще хранят тепло чьих-то рук. Значит, что Денки не показалось, и здесь действительно кто-то был. Но как тогда этот некто выскользнул, оставаясь незамеченным? На столе разложены целебные засушенные цветы, стоит сосуд с ягодами и орешками. Все замерло в ожидании хозяина. Каминари проверил окно — закрыто изнутри. Потаённых дверей так же не наблюдается, однако скрытый под тонким полотном ход в подвал-кладовку все же не оставляет надежду на мистику. — Неужели?.. Эй, вы меня слышите? Я совсем не желаю вам навредить. Я просто… — в замочной скважине слышится едва уловимый щелчок. Дверь поддается, и блондин спускается, погружаясь в непроглядную темень подземелья с застоявшимся сырым воздухом. Натыкаясь на что-то звенящее на бесконечных полках, парень с трудом нащупывает рукой выключатель. Подвальное помещение озаряет тусклый свет, которого едва хватает, что бы оглянуться. Каминари окружен настоящей стеной шкафов. Блондин с любопытством осматривается: в приметной баночке лежит еловая веточка залитая зелёным приторным сиропом, что в искусственных лучах пылает ярче изумрудов. Различные склянки и бутылочки со снадобьями и травяными отварами, бальзамами и мазями, отварами и настойками, разнообразными вареньями из молодых шишечек и разновидностями меда так же занимают множество полок. Куда ни глянь — всюду дубовые стеллажи, забитые стеклянными сосудами, точно маленькое пространство — сплошной лабиринт целебных средств или настоящий райский уголок для знахаря или шамана. Кем же является обладатель ценнейшего лесного богатства? Парень-Солнце внимательно заглядывает в каждый уголок, но так и не находит ни единой живой души. В раздумьях сложив руки для концентрации нужных мыслей в изобилии мимолетного хаоса, Денки замирает, разглядывая платиновую пыль в тусклых лучах. Через несколько мгновений вновь слышатся знакомые шаги, и в тот же миг новый металлический удар незамысловатого механизма. Дверь беззвучно захлопнулась. Дрогнув от резкого звука, Каминари панически озирается, рвано хватая ртом воздух. По вискам стекает маленькая соленая струйка. Что же тут происходит? Блондин поднимается по небольшой лесенке, перепрыгивая через ступени, и пытается приоткрыть дверь, вдруг её захлопнул сквозняк, а вовсе не потусторонняя сила, и страхи оказались напрасны… Но дверь не поддается, как ни старайся. Намертво захлопнута. Парень оказался взаперти маленького пространства, где возможно сделать лишь несколько шагов и вытянуть руки. Спертый воздух пахнет отсыревшей землей и цветущей водой, напоминая собой запах пещер, из которых невозможно выбраться живым, не зная верного выхода. По ту сторону Каминари слышит чей-то тихий смех с лёгким похрипыванием, словно потоки звуков вырываются из сквозных дыр в бронхах. — И вовсе это не смешно, — обиженно надув щеки, тихо шепчет Денки, убедившись, что всё произошедшее лишь чья-то гениально подстроенная шутка. В ответ раздается довольное цоканье, подобное лисьему фырканью. — Ещё как смешно, — тянутся самодовольные наглые нотки голоса, словно ниточки мягкой карамели. Отзвучия шелковистости, несмотря на ядовитую насмешку, пленяют, показывают сокрытое внутри добродушие. Блондин хмыкает, продолжая своеобразный диалог. — Ха-ха, признаю, шутка удалась. Может, выпустишь? Я тут не знал, как из леса выйти, а теперь ещё и из кладовки не могу выбраться, — на мгновение Денки слышит приглушенный хохот, поэтому решает продолжить непринужденно-дружеский диалог.– Меня, кстати, зовут Каминари Денки. А как тебя величать? Смех затихает. В образовавшейся гнетущей тишине статическими разрядами бьет напряжение, повисшее в воздухе, напоминая шаровую молнию. Неизвестный начинает резко серьезно, без шанса все обернуть в фантик легкомысленной шутки. — Мое имя тебе знать необязательно. Я назову его лишь тому, кому готов отдать свое сердце. Но ты можешь обращаться ко мне, как к хозяину леса, — стальной голос созвездием проволоки душит, впиваясь острием в шею. Каминари затихает, понимая, что дружеская тончайшая нить разговора была безжалостно оборвана. Воцаряется тягостное затишье. Полная тишина, лишенная любых звуков, даже едва различимого дыхания. Раздается металлический лязг, и дверь резко открывается, ворвавшиеся горящей охрой лучи предзакатного Солнца слепят, вынуждая прищурить глаза. Снежинками, серебристая пыль опускается, касаясь курносого носа. Привыкнув к свету, Денки выбирается наружу, вновь оглядываясь, однако так и не может найти, куда ушёл незнакомый парень с пленительно-приятным голосом. Блондин решается осмотреть другие комнаты, безрезультатно пытаясь выяснить, каким образом незнакомцу удалось так мастерски исчезнуть. В домике было два этажа: на первом располагался коридор, кухня, просторная гостиная и уборная, а на втором несколько закрытых комнатушек и спальня, в которой был проход на балкон. Однако в доме было пусто, более не ощущалось чужого присутствия. Каминари посмотрел в оконце, снаружи уже царил ночной мрак. Словно бы время здесь течёт иначе, то замедляясь, то резко набирая обороты. Уйти из найденного среди бора дома со странным обитателем захолустья было равносильно самоубийству. В темноте ни за что не отыскать дороги, да и дикие звери могут напасть и растерзать. Раз уж хозяин не пожелал выходить, предпочитая игру в прятки, то блондин не собирался настаивать: переночует, да сразу же и уйдет, забыв про все мистические истории. Не издавая ни звука, на носочках Денки лисой подкрался к двери, проверяя закрыта ли та, а после запер её, чтобы чувствовать себя в хоть какой-то, но безопасности. Блондин прислушался. Снаружи доносилось мерное умиротворяющее стрекотание, разгуливающий ветер шумел, раскачивая кроны деревьев. Прикрыв глаза и прижавшись лбом к деревянной арке, парень-Солнце позволил себе выдохнуть, освобождая тяжелую голову от бесконечности крутящихся переживаний. В кухне послышались шорохи, а после раздалось мелодичное мычание, бессловесный мотив давно знакомой песни. В прошлом мама блондина частенько занималась стряпней, подобным образом аккомпанируя самой себе. И много лет спустя слышать отголосок давно потерянного детства, находясь в затерянной избушке в густом бору где-то в горах, по крайней мере удивительно. Денки озадаченно повел головой и замер, чувствуя, как по коже пробегает волна приятных мурашек: все же голос хозяина хижины воистину необычайно чарующий. Внутри желудка поселились золотые бабочки, мечущиеся танцем огня, вырывающиеся за ограничивающие пределы и цепляющиеся своими крохотными лапками за стенки органов. Некоторые поселились в бронхах, хлопая изящными крыльями, и парень-Солнце почувствовал, что начал задыхаться. Лёгкой поступью Каминари следует в кухню, выглядывая из-за угла. В невесомости, левитируя, пестик растирает травяной сбор в небольшой пиале. В испуге зажмурившись, Денки отгоняет от себя наваждение, уверяя, что все увиденное лишь игры больного от усталости разума, а после резко открывает глаза. Пред блондином предстает высокий худощавого телосложения парень с черными, подобно золе, распущенными шелковисто-сияющими волосами по плечи. Угловатость черт и томное изящество движений создают неоднозначное, противоположное ощущение в груди, тяжелое и одновременно с этим лёгкое, а расписное пончо на острых плечевых костях придает своеобразный уют — юноша кажется умилительно домашним, лишь одним своим присутствием дарующий умиротворяющую негу. Обернувшись в профиль незнакомец прищуривает слегка узкие миндалевидные глаза и заговорчески улыбается. Его лицо вытягивается, подобно лисьему. Сквозь тело парня, напоминающее своей прозрачностью мутное стекло, сияющее изнутри в отблесках огня, играющего на фитиле свечи, проходят косые серебристые лучи. Дух, сотканный из лунного света и аромата хвои после дождя, подходит ближе, подкрадываясь дикой бесшумной тенью зверя. Блондин не в состоянии отступить. Холодный пот стекает по вискам и спине, ладони потеют, выдавая внутреннее напряжение и страх перед невиданным существом: кто этот стеклянный человек, отражающий от себя блеск звёзд? Лесной дух касается подушечками пальцев лба Каминари, отодвигая упавшие, налипшие пряди цвета липы. По ощущениям в груди Денки распускаются янтарные цветы, дарящие приют для золотистых бушующих бабочек, все неприятные ощущения отступают, окаменелость исчезает и в желудке развязывается ком, парень-Солнце чувствует себя прозрачным, подобным человеку перед собой, излучающим собственный свет оттенков цветочного мёда и жёлтых огоньков-звёзд. Голос хозяина леса тихим шепотом проносится где-то в голове, напоминая собой разговор ловца снов с ветром. Денки не может разобрать слов, однако инстинктивно понимает их смысл. Юноша отходит от наваждения, отречённо отшатываясь, и садится за стол из мореного дуба, подтягивая к своей груди руки, робко складывая их перед собой. Блондин безотрывно следит за плавными движениями духа, напоминающими собой неторопливые окатывающие песочный пляж волны. Человек с полупрозрачными черными глазами пленительно улыбается, поднося лесные яства, чувствуя, как голоден путник. Денки не знает искренняя ли это забота или хитроумная ловушка, но с большим удовольствием принимается за пироги с лесной земляникой и травяной чай, сам не зная почему. Действует ли на него так атмосфера этого лесного домика или это все прихоть организма. С наслаждением прожевывая каждый кусочек, блондин наблюдает за неведанной сущностью: дух, мерцая бледными искрами, наблюдает за нежданным гостем, после натягивает радушную улыбку, вглядываясь в золотые глаза, и садится напротив, скользя пальцем по окружности граненого стакана. Темноволосый безотрывно любуется юношей, силясь понять, что привело его в сказочную обитель, и как он сумел её отыскать среди бесконечного изумрудного моря и мрака. Невозможно поверить, что Денки попросту заблудился и тем самым нашёл дорогу к сердцу леса, затерянному приюту обитателей бора. — Каминари, как ты нашел мой дом? — озвучивает свои мысли привидение. Блондин переводит взгляд на черноглазого, подмечая, что тёмная радужка на самом деле насыщенно-кофейного оттенка, а расплывшийся чернильный зрачок попросту вытесняет весь цвет, перетягивая на себя всё внимание. — Не знаю. Я просто пошел в лес и заблудился. Знаешь, когда я смотрел на сосны, мне показалось, что там, в глубине деревьев, есть что-то такое… Не знаю, как это правильно выразить словами. Волшебное, неземное что-ли. Меня потянуло в эту глубину бессознательно, как будто мое тело двигалось само по себе, а я лишь наблюдал со стороны. Я надеялся, что немного пройдусь по тропинке и всё. Потом заметил бабочку, таких красивых, как она, никогда ещё не видел. Понимаешь, она была, словно сделана из самого Солнца и Лета. Вот и пошёл дальше за ней. А когда оглянулся, понял, что вокруг лишь незнакомые гигантские сосны и ели и не слышно никакого шума дороги. Да и вообще ни одного звука. Потом случайно нашел твой дом. И вот я здесь. Усмехнувшись, лесной дух сцепляет руки в замок, укладывая на фаланги пальцев угловатый подбородок, высеченный из безукоризненно белоснежного мрамора. Темноволосый напоминает собой греческих богов в мягком отблеске свечи. — Я покажу тебе утром дорогу домой. А сегодня оставайся со мной, иначе… — парень, пахнущий озоном и хвоей, затихает с хмурым, напряженным взглядом черных пуговок в никуда. Каминари без слов понимает, что может ждать в ночном лесу, и охотно соглашается встретить рассвет бок о бок с новым знакомым, хотя это чистое безрассудство. — Раз уж такое дело, серьезно, как тебя зовут? Темноглазый раздражённо хмурится, недобро щуря глаза, так ничего и не ответив, однако какая-то часть сознания хотела, чтоб хоть кто-то прошептал настоящее, никем не придуманное, истинное имя, вызывая по коже бег приятных мурашек. Каминари с любопытством продолжает задавать бестактные вопросы. В его глазах сияют озорные огоньки платиновых звёзд, которые хочет поддерживать в вечном мерном сиянии. — Кто ты такой? Как здесь оказался, и почему живешь вдали от деревни или пригорода? Дух тихо смеется, выдавая себя лишь улыбкой, отраженной во взгляде, в смолистой воде радужки, усеянной звездной россыпью: — Ты можешь считать меня хозяином леса. Денки непонимающе хлопает ресницами, не желая признавать, что сидит рядом с нежитью, пришедшей в мир из мифов и легенд. Блондин протягивает руку, касаясь ладони божества, и чувствует обжигающую прохладу в контрасте с теплотой. Тонкая полупрозрачная фосфоресцирующая кожа духа слегка мерцает созвездиями там, где прикоснулся Каминари. — И как давно ты… Здесь обитаешь? — М-м-м… Пожалуй, с самой смерти, — видя лёгкое подрагивание губ, смятение и интерес в глазах блондина с чарующим янтарем туманности вселенной, призрак прошлого решается раскрыть одну из своих таинственных карт. — Я умер, сорвавшись со скал. Нечаянно. Думал, что смогу покорить неприступные высоты гор, сбежать от проблем, затаившись в лесу, хах, но не сумел. Это было так давно… Несколько столетий назад. — … Столетий? — Пх, я так же стар, как спор логики против совести. Каминари притихает, ложась на собственные руки щекой, разглядывая лико духа: — Не знаю, как тебя называть. По выдуманному имени или хозяином леса. Неважно все это, — голос блондина становится тише, речь переходит на доверительный шепот, словно разговор о чем-то личном, важном сердцу. — Ты всё это время был одинок, не так ли?.. Может, поэтому та бабочка привела меня к тебе? Божество недоверчиво озирается, не веря в слова, брошенные, застывшие в воздухе ледяными кристаллами, снежинками. Страх, смятение и опасение концентрируются в выступающих каплях пота, призрак прошлого подобен живому человеку со своими ощущениями и неосознанными реакциями. Невинные черты лица и взгляд выдают Каминари, его искренний интерес, веру в свои слова. Неопределенная надежда словно сияет в его груди, озаряя мягким светом жарче, чем тепло догорающей свечи в сумерках. Темноглазый смягчается, готовый поверить в чудо, в слова Каминари Денки. — Ты останешься со мной? — в голове рвущееся наружу отчаяние. Стеклянная черная радужка покрывается влажной дымкой. Блондин вынужден сделать больно, и божество ночи об этом знает. — Это невозможно. Но я всегда могу приходить к тебе. Не каждый день, правда, но так часто, как это возможно! Каминари чувствует физически боль от страданий давно умершей нежити. Хозяин леса поджимает губы, стараясь не выдать своего разочарование, своей погибшей как звёзды надежды. Фитиль свечи погружается в расплавленный океан горячего воска и затухает, утопляя комнату в слепящей тьме. Последним отблеском света остается полный диск ванильной Луны в беззвездном небосводе. Серебряные драгоценные камни сокрыты за ватными завихрениями туч. — Твоя спальня на втором этаже слева по коридору, — механически холодно раздается в звенящей тишине. Каминари уверен, что сегодняшней ночью он не уснет. В голове хаос микрочастиц, оборванных, разрозненных мыслей и горечь чувств, зародившихся и умерших в один миг. Дух чиркает спичкой, зажигая новый тусклый огонек. Денки бережно берет тонкую свечу в руки, чувствуя пчелиное благовоние. Ступая по скрипучим деревянным доскам, блондин старается быть тише, чтобы не напоминать замеревшему в ожидании, прислушивающемуся божеству о своем присутствии, ведь с рассветом придется покинуть уютную обитель, выпорхнув на свободу вольной птицей, исчезнуть из жизни одинокого бога ночи, обретшего и потерявшего первого человека, с кем можно хотя бы просто поговорить, а может, без разговоров посидеть в тишине, прижимаясь плечом к плечу, слушая размеренное дыхание, чувствуя его на своей коже, как окатывающий волнами жар. Каминари чувствует приступ тошноты, притворяя за собой дверь. Парень-космос укладывает голову на руки, дрожа подобно звёздам, запертым в вечной пустоте и холоде. Лежа в холодной постели, Денки смотрит в окно, наблюдая разгорающийся пожар далеких огней вакуума. Звёзды нанизаны сверкающими бусинами на невидимую, слегка поблескивающую в темноте леску и, мерно расширяясь и хаотично мерцая, двигаются, отклоняясь с небольшой амплитудой от своего определенного клочка вселенной в вечности червоточины. Их холодный свет отливает белизной горных снежных пиков, через несколько мгновений сменяется на пламя или карминовые пески Марса, ещё через секунды на аквамариновую голубизну ясного неба, бывает даже замечаешь золотое сияние, словно само Солнце взорвалось на миллионы осколков, каждый из которых родился новым светом, и эти новорожденные космические огоньки разрывают небо на части, образуя огромные скопления туманностей с затерявшимися горящими фонариками. Млечный путь делит небосвод пополам, образуя огромный шрам, который притягивает, поглощает в себя и растворяет человеческое сознание в миллиардах космических тел. А может это течение полнозвездной реки, уносящей куда-то далеко, на расстояние световых лет, вне физического тела. Круговращение ночного света в безлунье завораживает, а легкий морозец невидимым инеем ложится на кожу, образуя ледяной озимок поверх ходящих ходуном мурашек, и ничто кроме собственного дыхания и тепла внутри не способно согреть, несмотря на то, что ты в стенах дома: даже кровь, кажется, густеет в венах, становясь жидким азотом, вот только вечный двигатель, сердце, остается неприступно горячим, пылающим, излучающим спасительный, желаемый жар. Градиент светло-стального и смолистого с вкраплениями молочной россыпи драгоценных камней на фоне очертаний угольных гор — неописуемое, нереальное, неземное зрелище. Чувствуешь где-то в закромах разума, что звёзды вечны, и после смерти их жизненный цикл вовсе не обрывается, а излучаемый свет становится лишь ярче. Сверхновые, нейтронные звёзды, кометы, кентавры — словом, всё дары бога Ночи внеземные, нарушающие гравитацию и выходящие за пределы понимания, чем и пленительно манящие, зазывающие в свою чернильную пустоту. Изнутри бронхи проморожены, покалывает тонкими иголочками изморози в грудной клетке. К сожалению, белые брызги недосягаемы. Лишь лёгкий пар изо рта возвращает в действительность. Каминари удивлённо смотрит перед собой: когда в комнате успело так похолодать? Значит, его вовсе не просто так морозит из-за сумбурных событий сегодняшнего дня? Ежась, блондин садится на кровать, накидывая поверх открытых плеч мягкий плед, однако и он не греет. Липкая кожа с испариной вновь обрастает невидимым ледяным мхом. Парень бросает взгляд на часы на стене — время движется к двум часам ночи. «Как долго я лежал без сна? Неужели именно это называется бессонницей? Почему так холодно?» Пробыв некоторое время в неопределенных потоках мыслей, проносящихся в голове со скоростью света, Каминари встает, поплотнее укутавшись в пушистое облако, и проскальзывает в небольшую щель приоткрытой двери, следуя вниз по лестнице. Раздается тихий скрип, оглушающий в мертвой тишине. Денки замирает, прислушиваясь, а после продолжает осторожно ступать по теплым ступеням. Оглянувшись, юноша следует в одну из комнат, бесшумно приоткрывая дверцу. Сидя в ажурном плетении кресла, божество поднимает взгляд, погружаясь в омут жидкого золота, тая в нем, и робко улыбается в бессловесном приветствии. В комнате хозяина леса заметно теплее, невзирая на распахнутое окно. По полу струится металлический лунный свет. Парень-Солнца стоит в тени, вне серебристого луча, лишь в янтарных глазах отражается преломлённый блеск. — Холодно? — ласково спрашивает хозяин леса, поманивая к себе рукой, будто бы обращаясь к дикому недоверчивому зверю. Без страха Денки делает шаг навстречу, а затем ещё и ещё, подходя все ближе и ближе: — Холодно. Божество леса нежно касается плеча продрогшего юноши, завлекая на свои колени в невесомые объятия. Об тело разбиваются волны неги, излечивая бессонницу, веки тяжелеют, опускаются, погружая в мир сладостной дрёмы. Денки с наслаждением втягивает прогретый воздух, кутаясь в пледе. Приоткрыв глаза, парень кратковременно смотрит в на духа, разглядывает фарфоровые бледные руки с совершенной чистой кожей, слегка посиневшие ногтевые пластинки и губы. Божество напоминает заледеневшего духа скорби, нежели владыку лесных угодий. — Тебе тоже холодно, — констатирует, а вовсе не спрашивает Каминари, накидывая на мрамор плеч мягкую материю, впитавшую в себя тепло чужого тела. Темноволосый вздрагивает, однако не оказывает никакого видимого сопротивления или протеста. Как теперь отпустить на рассвете новообретенное чудо, которое впервые разглядело в парне-спокойствие скрытое одиночество, пробирающее до костей, сжимающее неживое, небьющееся сердце ледяными оковами? Денки вновь засыпает, находясь между миром грёз и явью, в крепком бережном сцеплении сильных заботливых рук, зная, что его сон сбережет сам хозяин леса. Лунный свет в своем физическом проявлении поглаживает блондина по шелковистым волосам, разглядывая в медовых прядях затонувшую рваную черную молнию, проводя по её неровной кривой длинными пальцами. Отметка судьбы, знак, мол, береги счастье, оно нагрянет громом, но будет мимолетно подобно вспышке молнии. Божество ласкает линии скул, касаясь большими пальцами нежной кожи мягких как пух щек, засматривается на умилительные ямочки, чуть дрожащие льняные ресницы, тонкие очертания бледно-розовых губ, упавшую на лоб длинную прядь и прочие мелочи. Парню кажется, что на чуть смуглой коже Солнца виднеются лунные кратеры, созвездия блеклых родинок, по касательной темноволосый соединяет эти окружности. Мягкий луч света падает на прекрасное лико, шелковисто скользя ореолом по контуру. Призрак задерживает дыхание, хотя и не нуждается в воздухе. Человеческие повадки всегда остаются даже после смерти. На кончиках ушей проявляется едва заметный пунцовый румянец. Каминари вздрагивает от приятной свежести и прохлады рук ночного наваждения, прижимаясь ближе. Личное пространство более не нужно, его попросту не существует в лесной обители на двоих. Божество склоняет голову, невесомо соприкасаясь со лбом юноши, вдыхая пряный аромат блондина — пахнет медом и корицей, ненавязчиво, чувственно. Дух так и засыпает, не выпуская из объятий приобретенное счастье. Близится рассвет, небо светлеет подсвеченное подступающими лучами невзошедшего Солнца, застряв в оттенках голубого и алюминиевого. Темноволосый приоткрывает слипшиеся глаза, с трудом наводя фокус, и заглядывает в незашторенное стекло. Серый тяжелый небосвод предвещает болезненное расставание и послевкусие горечи на липких от стекающей соли губах. Дух брезгливо щурится, желая замедлить течение времени. На часах половина седьмого. У парня есть несколько часов ещё побыть счастливым, насладиться чьим-то живительным теплом. Вновь разглядывая лицо светловолосого ангела, пробудившийся тянется вперед, встречаясь со лбом сначала носом, а затем губами, оставляя невесомый поцелуй, лишенный гравитации и телесности. Божество мечтает просыпаться каждый день рядом с Каминари Денки. Когда золотящие кожу лучи пробуждают блондина, и он, широко распахнув коньячно-медовые глаза, оглядывается, морок очаровывающее улыбается, пронзая сердце Каминари острием стрелы. Денки сладко потягивается, чувствуя ноющую рану в области груди. Дух беззвучно посмеивается над забавной картиной, не скрывая свою притягательную беззаботность. — Доброе утро, хранитель лесов и снов. Уже десять часов утра? Хей, ты так меня всю ночь и держал? Боже, мне как-то неловко… Тебе вообще нужно спать? Сверкнув отражением звёзд в прозрачно-чёрной зеркальной поверхности радужки, темноволосый самодовольно, по-доброму ухмыляется, втайне наслаждаясь звонким певчим голосом: — Я не нуждаюсь во сне, хотя и могу спать. Щеки Каминари начинают гореть, приобретая малиновый оттенок: — Значит… — Я берег твои сновидения, а так же отогревал от ночного мороза. Нынче вечерами сильно холодает. Денки смущенно, благодарно улыбается, пустив взгляд в пол. В глубине золотых омутов искрятся самые настоящие молнии, растекаясь от самого зрачка по всей поверхности радужки тонкими светло-кремовыми полосами: — Спасибо, кем бы ты ни был. К сожалению, настало время освобождаться от объятий. Утро вступило в свои законные права, и птицы разрываются от льющихся нескончаемыми кинолентами песен. Божество отныне ненавидит восход Солнца. Каминари всем сердцем мечтает остаться вместе с незнакомцем, по ощущению с которым знаком полжизни, однако это невозможно. Может всё это просто хороший сон? Грёзы наяву? Мираж? Но как это может быть иллюзией, когда блондин чувствует на своей коже приятные волны прогретого дыханием воздуха, вызывающие движение мурашек, контраст ментола и тепла при касании чужих, но уже таких родных рук? Блондин обращает свой взгляд в черные дыры зрачков парня напротив. Их лица так близко, носы практически соприкасаются… Но это не вызывает дискомфорт или отторжение, наоборот эта близость успокаивает, дарит в какой-то степени лёгкую эйфорию, охмеляет перенасыщением умиротворения. Так плавно, так нежно. Призрак отпускает блондина первым, не для того, чтобы поскорее покинуть, а для сцепления рук и переплетения пальцев. Ладонь Каминари такая маленькая по сравнению с его, узкой и длинной. Дух полностью покрывает ладонь Солнца, сгибая фаланги. По телу Денки электрическим током проходит расслабляющая нега и волна покалывания от смущения. — Не отпускай меня, — безмолвно шепчут лишь одними губами две противоположности — парень-Солнце и парень-Космос, они инь-янь, и уже не могут существовать друг без друга. — Почему ты должен покинуть меня? Останься, — молит наваждение, и Денки теряет уверенность, как выбитую землю под ногами из-за потери притяжения Земли. — Меня ждет дома семья… — Позволь мне стать твоей семьей. В ответ Каминари лишь горько усмехается: — Мы знаем друг друга меньше суток. — Разве это столь важно, Денки? Я ведь не человек. Во мне нет места для лицемерия и злобы, знаю, это простые, ничего не доказывающие слова, но я говорю чистую правду. Я не причиню тебе боли. Каминари удивлённо хлопает ресницами. В глазах непонимание напополам с притаившимся желанием: — Почему ты назвал меня по имени? — Потому что я хочу, чтобы ты остался. Блондин робко слезает с колен темноволосого, с печалью разглядывая его лицо. В глазах стоит влажный блеск от сдерживаемых слёз: — Боюсь, что это невозможно, но я бы очень хотел… Божество смахивает блестящие в лучах рассвета жемчужные бусинки концентрированной соли, не позволяя им стечь по обескровленным щекам. Блондин пристыженно опускает голову, бормоча бесконечные извинения нескончаемым потоком. Дух уверяет, что все в порядке, через боль солнечно улыбаясь. — Собирайся. Я выведу тебя из леса. Денки больше не сдерживается, и нити горьких слез беспрепятственно стекают по скулам, разбиваясь о пол, окропляя комнату водой. Дневной свет окрашивает хвою в пастельно-желтый, заставляя её пылать изумрудно-золотым огнем, а кора деревьев, в свою очередь, представляет собой медные блеск древних монет. Небо напоминало пролитую на белую бумагу голубую акварель с плавающими высоко над головой огромными белоснежными облаками, мерцающими снежной пылью. Вокруг носятся резвые птицы, весело щебеча. Им в ответ вторят сверчки и прочая живность. Где-то в траве шуршат полевки. Полыхает зелёным пожаром разнотравье. Словом, царство природы живет своим обыкновенным чередом. Каминари неторопливо шагает следом за проводником, держать чуть позади. Взгляд юноши упирается в спину — парень разглядывает выступающие лопатки, плечи, перекатывающиеся при движениях мышцы спины, поясницу и худой стан, невольно восхищаясь. При жизни темноволосый определенно держал себя в довольно приличной форме, хотя в те времена, вероятно, по-другому было просто невозможно выжить. Денки оглядывает себя: худощавое жилистое тело, высушенное долгими прогулками и работой, руки, напоминающие скорее девичьи, неширокие плечи, вдобавок низкий рост. Две противоположности, хоть и имеют что-то общее — худобу. Задумавшись, Каминари не может сфокусироваться на дороге, поэтому запинается об торчащий корень, чуть не рухнув кометой вниз. Божество успевает вовремя подхватить юношу, поддерживая за талию, после чего сразу же отстраняется, стыдливо отворачиваясь. — Будь осторожнее, в этой части леса много подобных корневищ. Блондин едва заметно кивает, хватаясь за протянутую руку. Переплетая пальцы, светловолосый ангел робко улыбается, светясь изнутри, подобно маленькому не обжигающему, а согреющему Солнцу. — Спасибо. В ответ лишь раздается довольный вздох, смешанный с тихим смешком. Каминари не нужно видеть, он знает, что на лице темноглазого сияет добродушная, тёплая полу-ухмылка. И это чертовски красиво.***
Сидя за столом в гостиной, Денки пытается сфокусировать взгляд на меленькой мозаике домиков в оконце, однако перед взором все плывет будто в тумане. Тошнота волнами накрывает, окатывая ледяными водами балтийского моря. Каминари судорожно сглатывает, пытаясь избавиться от вставшего липкого кома в горле. Казалось еще чуть-чуть, и содержимое желудка выплеснется наружу, распространяя кислый тяжелый запах. По вискам и спине стекает холодный пот, из-за стремительного падения артериального давления и температуры тело блондина потряхивает в треморе, знобит, колотит от сонливости, однако парень не может заснуть из-за бессонницы, настигнувшей его внезапной снежной бурей. Ногти на руках синеют, покрываясь своеобразным инеем в лабиринте капилляров и сгустившейся крови. Изо рта будто бы вырываются клубы пара. Невозможно отогреться. Холод не единственная проблема, которую стойко переносит озябшее Солнце. В голове не умолкает белый шум, витает множество несформированных разрозненных образов: фарфоровые руки лесного божества, пристальный взгляд зияющих черных дыр в тёмно-коньячных глазах, призрачная дымка, обнимающая темноволосого ореолом приятной теплоты и прохлады одновременно, длинные ловкие пальцы, иссиня-бледные губы и кедровый аромат, своеобразная аура вокруг хозяина лесного домика. Каминари складывает руки в замок, прижимая к трупно-холодному лбу. Перед взором продолжает все плыть, затягиваясь белесой неоднородной пленкой на роговице. Протягивать воздух в лёгкие становится ещё тяжелее, будто бы грудную клетку и талию стянуло металлическим корсетом. Неосознанно тянет вне стены родного дома, куда-то в даль, в мрак леса, в затерянную среди сосен и пихт избушку, окруженную кольцом бора и гор. Гравитация затягивает в сети хозяина изумрудного моря. Уперевшись руками в стол, Каминари встает на ватных затекших ногах, пытаясь сделать шаг, но теряет координацию и срываясь кометой, падая, теряя сознание. Последнее, что помнит Денки — тихий голос божества где-то сбоку, заглушаемый шумом крон бесконечных великанов-деревьев. Из носа течет небольшая струйка крови, впитываясь и окрашивая в багряный белую ткань футболки. Каминари не знал, сколько лежал без сознания. Он оклемался и пришел в себя лишь к ночи, когда небо уже усеяли тысячи созвездий. Проведя рукой по запекшейся коркой крови, парень долго в упор рассматривал алые сгустки, размазанные по пальцам, погружаясь в двоемирие между явью и сном. Денки не помнит, как руки сами потянулись к листку, оставленному на столе в своей комнате. На клочке бумаги был записан адрес старой подруги, обладающей ведьмиными способностями. Если уж Мина не знает, что происходит с Каминари, то значит, он обречен. Нужно лишь дойти, вернее, лишь бы дойти. Наспех собравшись, борясь с возобновившимися приступами тошноты, парень-Солнце выходит в непроглядную червоточину ночи. Крупные капли дождя тяжелыми жемчужными бусами разбиваются об дорогу, разлетаясь мельчайшими блестками, посеребренными в тусклом свете, пробивающемся сквозь швы туч. Денки делает глубокий вдох, наполняя лёгкие ароматом сырой хвои и прохлады, и срывается, движимый неожиданно возникшим желанием поскорее оказаться в пылко-невинных объятиях холодных ласкающих рук. Ловя себя на подобной мысли, парень останавливается, встретившись лицом к лицу с чёрным непроходимым лесом, грозно возвышающемуся подобно граненым могильным обелискам. Лихорадочно хватая ментоловый воздух ртом, Каминари старается отдышаться, несмотря на ломящую боль, поселившуюся изнутри рёбер, пробирающую тело болезненными судорогами. Парень боязливо оглядывается, не понимая, что заманило его в ледяной ливень в сердце гор, белеющих призрачной дымкой в пробивающихся ванильных лучах спрятавшейся за чернильными тучами луны. Ощущая на шее удавку, блондин, повинуясь её натяжению, следует за невидимой плетеной веревкой, чувствуя, что с каждым шагом, приближаясь к подсознательной цели, дышать становится привольнее и тело крепнет, вновь чувствуется внутреннее тепло, там, где, наливаясь кровью, бьется вечный двигатель — сердце. Новые потоки мыслей вновь окатывают ничего не видящего перед собой, кажется, что единственным лекарством от хвори являются вовсе не заговоры и травяные сборы Ашидо, а, непосредственно, само лесное божество. Каминари противится разрастающемуся чувству в груди, пытаясь свернуть с тропы, однако звезды, такие же пленники удавки, впиваются в нежную кожу, оставляя кровоподтеки, и парень больше не в силах сопротивляться, уносимый все дальше от рыжей редеющей дымки огней деревушки вдали и от спасительной молитвы розововолосой ведьмы. Залитые студеной водой, впитавшей в себя пихтовый аромат, веки медленно тяжелеют, наполняясь свинцом. Каминари идет практически на ощупь весь промокший насквозь и озябший. Отсыревшая обувь неприятно трёт, стирая замерзшие ноги в кровь. Лопнувшие мозоли болезненно жжёт. С хлюпающим чавканьем Денки пробирается сквозь размоченную грязь, уже не обращая внимание на огромные лужи, ведь он все равно простынет, да и сухого места на теле больше нет. Шум дождя перебивает все мысли, поэтому в голове ненадолго наступает тяжёлая пустота, вскоре заполненная лишь единым призывом: быть ещё быстрее, бежать, разрывая лёгкие. Блондин натыкается на торчащие из земли корни деревьев, спотыкаясь, теряя равновесие. Мир совершает круговращение, будучи искаженным из-за потери фокуса, вследствие очередного приступа недуга, и поплывших очертаний далеких хвойных великанов из-за залитых небесной водой глаз. Каминари не сдается, встает и на ватных ногах продолжает свой путь, проложенный интуитивно. Как близко парень к спасительной лачуге, приюте для заблудших душ? Не следуют ли за ним дикие одичавшие звери, учуяв запах болезни и слабости? Думать об этом некогда. Денки вновь падает, но упрямо поднимается, продолжая идти с онемевшими ступнями в кровяных разводах. Вдалеке слышится чьё-то тоскливое завывание, или это просто порывы ветра, играющие мокрыми листьями? Ливень усиливается, и тьма белеет. Рукой касаясь промоченной древесины, Денки легко толкает дверь, от чего-то уверенный, что она поддастся и распахнется. Из образовавшейся щели бьет луч пастельно-липового света, ослепляя. Появляется длинная чернильная тень, приобретающая очертания человека. Блондин никогда не спрашивал, почему дух способен отбрасывать тени… Может божество всего лишь игра фотонов? Каминари сквозь пелену стекающей ручьями воды видит знакомые угловатые черты и улыбку, напоминающую чем-то ухмылку чеширского кота, но всё же с некоторыми отблесками согревающей нежности, доступной лишь ему одному. Ввалившись в дверь, блондин обессиленно падает в призрачные руки духа, чувствуя разливающуюся в теле негу теплоты. Приятные мурашки покрывают кожу, бегая лапками бабочек по её поверхности. Хозяин леса прижимает озябшего юношу к себе, разгоняя застоявшуюся в венах кровь обжигающими касаниями. Парень тянется, цепляется за вязанный кофейный кардиган в попытках прильнуть ближе, обняв за шею. — Мне невыносимо без тебя… Что ты делаешь со мною? — закрыв щиплющие от усталости глаза, Солнце засыпает в руках божества, падая в недра червоточины и пустоты, так и не дождавшись ответа. Прикрывая темно-карие, практически чёрные глаза, наваждение печально улыбается. Скоро его счастье вновь выпорхнет из рук. Бережно подняв светловолосое сокровище, парень относит заснувшего в свою комнату и, уложив на кровать, с лёгким смущением, отраженным краснотой на щеках, переодевает в сухое, унося пропитанные небесными слезами, промерзшие вещи. Стирать приходится вручную, что занимает драгоценное время, которое можно было провести рядом с ангелом, но всё же это вынужденная трата. Божество бесшумно возвращается в комнату, садясь на пол рядом с Каминари. Разглядывая порозовевшие щеки, дух выводит пальцами сложные узоры на выступающих ключицах, усеянных мелкими звёздными туманностями. Денки хватается за руку, находясь в смежном состоянии между явью и сном, и тянет парня к себе на перины. — Ложись… со мной… Беспрекословно темноволосый исполняет желание, уверенно привлекая хрупкое тело в крепкие объятия. Блондин улыбается уголками губ, целуя хозяина леса в плечо. Чувствуется бьющий холодом ментола чистый ток, с привкусом еловой смолы и шишек на губах. И всё же парень на вкус, как лесные сласти. Призрак бледнеет, немного нервно отводя взгляд. Вместе они засыпают, дыша в унисон и прижимаясь ближе друг к другу, чтобы поскорее отогреться от мерзлоты, которая ледяными иглами колет грудь Денки и сердце лесного божества.***
— Мина, что со мной происходит? Кажется, из меня выжали все силы или избивали всю ночь, чувствую себя паршивей некуда, — парень устало вздыхает, опуская тяжелую голову в ладонь. Золотые омуты тускнеют, покрываясь налетом усталости и притупленной таблетками боли. В чумной голове блуждает туман, создавая лабиринт для мыслей, что-то дельное придумать не получается, и на плечи ложится отчаяние и апатия. Запах ладана и благовоний разносятся по комнате, обволакивая и успокаивая нервную систему. В потёмках при множестве свечей, раскиданных хаотично по всему пространству, за столом сидит розововолосая кудрявая девушка, напоминающая взрыв фейерверков. Желтые проницательные глаза с вкраплениями звёзд тому доказательство. Ведьма раскладывает карты Таро, предлагая вытащить из веера одну. Денки вытягивает левую крайнюю. Ашидо быстро оценивает взглядом одной лишь ей понятные символы, после чего откладывает карту в сторону, предлагая выбрать из раскладки еще две. Не задумываясь, Каминари вытягивает первые, за которые ухватился. — Так-так-так… Любопытно. Поздравляю, это не порча или заговор, зла тебе никто не желает, — блондин выдыхает, чувствуя расслабление мышц во всем теле. В горле по-прежнему вязкой слизью стоит ком, вызывая волнообразные приступы тошноты. Фантомное море сбивает с ног, не позволяя как следует перевести дух. Девушка продолжает, собирая колоду воедино, — это своеобразный приворот, отличный от классического. То есть он выполнен неосознанно, виновник твоих страданий сам не знает, что притягивает тебя к себе любым способом, подобно магниту. Если будешь противиться колдовству — закончишь плачевно. Выбитый из лёгких воздух обжигающей волной, сотрясает воздушную статичную массу, вызывая колебания прозрачной, невесомой, неощущаемой субстанции. Денки чувствует вакуум внутри, не в силах заполнить эту гнетущую пустоту. Ведьма продолжает ошеломлять, нанося всё новые и новые раны обыкновенными словами, вызывая резонанс в душе. — Вдобавок ещё и с нечистью связался… Как ты вообще додумался до того, чтобы зайти в дом в самом сердце леса, так ещё и без одной задней мысли? Ну, вот теперь остался без жизненной силы, в каком-то роде без души. Забрало её твое божество. И не смотри на меня так, это правда. Денки беспомощно поднимает растерянный взгляд на колдунью, встречаясь со строгостью, отраженной в колком блеске золотых частиц, в янтарных глазах, где их живое всепоглощающее пламя завораживает и сжигает одновременно. Каминари не в силах моргнуть или сглотнуть накопившуюся во рту слюну. Парень словно окаменел, врастая в спинку стула. — И что мне теперь делать? Оставаться в лесу? Честно, я даже не уверен, что он это не простой сон. Может, мне стоит похлопать себя по щекам и проснуться? Зажигая новые свечи, девушка достает мешочек камней, протягивая его Каминари. Блондин, закрыв глаза, вынимает из бархата два небольших светлых камушка неправильной формы: один с острыми углами, второй обтекаемой формы, словно он когда-то покоился на дне реки или озера. Ашидо хмурится, бормоча что-то неразборчивое. Кажется какой-то заговор или молитву. Девушка берет медный ковш, наполняя его водой. Выбранные камни она осторожно погружает в посудину следом. Беря ранее зажженную широкую низенькую свечу, розововолосая бережно поднимает ее над светлой макушкой парня, по направлению часовой стрелки вращая над головой, пока воск не расплавился достаточно сильно, образуя небольшую ванночку у фитиля. Его Ашидо аккуратно выливает в воду, стараясь не пролить ни единой капли. Блондин с интересом наблюдает за действиями, не без доли скептицизма. Мина разглядывает гладь жидкости, присматриваясь к образовавшемуся рисунку. Девушка сидит над ковшом довольно длительное время, вновь тихо шепча волшебные заговоры. Каминари робко оглядывается, в тёмной комнате все кажется слегка таинственным и необычным, даже комнатные растения на подоконнике, обыкновенные кресла, стол или книжная полка, словно обретают какую-то важную роль, хотя если распахнуть шторы, то комната из мрачной и загадочной станет вновь уютным островком спокойствия и гармонии. Очнувшись от оцепенения, ведьма украдкой смотрит в медово-лимонные глаза, после чего неторопливо переливает воду в небольшую стеклянную бутыль, перед этим бережно извлекая восковую картину. — Слушай внимательно. Я сделала отворот. Возьми эту бутылочку и поставь у себя на оконце на ночь, где попадают лунные лучи. На рассвете нужно взять её и в течение дня окропить водой обитель духа. И тогда тебя перестанут мучить боли и тошнота. Всё запомнил? Юноша с интересом разглядывает сосуд, пытаясь понять, как обычная вода способна помочь. И всё же это лучше, чем ничего, не так ли? — Спасибо, Ашидо. Надеюсь, это поможет. Девушка подкладывает ладонь под щеку, с нечитаемым выражением лица смотря куда-то вдаль сквозь Денки, словно видя будущее наперед: — … Если ты не сделаешь, как я сказала, то будешь вынужден скитаться за нежитью вечно. Дорога в мир живых для тебя будет закрыта: ты просто не сможешь находиться среди людей. Будешь где-то на грани между мирами, и я уже не смогу тебе помочь. С досадой блондин сглатывает, вновь чувствуя тугой узел петли на своей шее: — Хорошо, я понял. — С другой стороны, если сделаешь, как я сказала, то навечно потеряешь своего друга. С ним ничего не случится, просто ты будешь не способен его видеть. Прежде чем уйти, парень в последний раз вдыхает аромат ладана и благовоний, от чего-то зная, что больше никогда не вернется в это место. Мина тоскливо провожает юношу внимательным взглядом. — Что бы ты ни выбрал, помни о том, что пути назад не будет. Каминари, скрытый небольшой дымкой, исчезает в дверях. Девушка тяжело вздыхает, ложась головой на руки. Розовые кудрявые пряди причудливо вьются, напоминая собой пушистое облако сладкой ваты. Тяжелые тени ложатся на спину, покрывая её темным одеялом. — Прощай, Каминари, — с грустной улыбкой тихо-тихо шепчет ведьма.***
Раннее утро. Солнце только готовится проснуться, но уже первыми лучами старается коснуться голубой лазури, медленно и безмятежно окрашивая горизонт в желтоватый и освещая редкие зависшие в бездействии одинокие облака. Прохладный свежий воздух приятно бодрит, немного холодя изнутри, будто бы оставляя небольшую пленку льда или изморози. Каминари наслаждается предрассветной тишиной и красотой одинокого сероватого неба, встречая восход золотой раскаленной звезды на балконе собственной квартиры с чашкой горячего какао в руках. Клубящийся пар рассеивается в небе, рисуя дымчатые узоры. Увы, нагретая кружка не согревает замёрзшие руки, её тепла попросту недостаточно. Ничто больше не может вернуть жар в кровь Денки, кроме рук божества. Втягивая свежесть рассвета, парень чувствует, как задыхается, как воздух внутри сгущается, начиная похрустывать тонкой корочкой на снегу, как в голове набирает обороты затихшая буря противоречивых мыслей и перебивающих друг друга голосов. Одни твердят поскорее избавиться от приятного наваждения, остальные отчаянно молят остаться под крылом темноволосого. И вовсе он не нежить, скорее притягательный мираж, обольстительная сказка, в которую хочется верить. Перед глазами встает образ юноши, и Каминари не может удержаться от желания прикоснуться к призраку, однако он сразу рассыпается, оставляя шлейф невидимого праха и вызывая колкие мурашки, словно на кожу упала стеклянная пудра. Бутылочка приятной тяжестью покоится в кармане, напоминая о себе гранеными, острыми краями. Каминари возвращается в настоящее, ненадолго отрекаясь от манящего духа с обольстительной, по-домашнему теплой улыбкой, вызывающей приятную дрожь по задубевшему телу. — А ведь я даже не знаю твоего имени… Разве это возможно, вот так вот бездумно влюбиться в незнакомца? Хах, Денки, поздравляю, ты разговариваешь сам с собой как помешанный. Блондин ежится, растирая плечи, и смотрит на розовеющий полосами горизонт, стараясь разглядеть вдали смутно знакомую дорогу, затерянную среди огромных, величаво устремляющихся к небу сосен и елей. Небольшое поселение начинает просыпаться, на улицах мелькают одинокие тени людей, в оконцах появляется свет. Застоявшийся воздух начинает свое вечное движение, путаясь в листве деревьев, освещенных холодными лучами. Юноша устало прикрывает веки, убирая розовую кружку с подобием узора вязанной кофты на фарфоровых стенках. Рука сама собой опускается, нащупывая в кармане заветный бутыль, сжимая стеклянный сосуд, напоминающий вытянутый ввысь прозрачный многогранник, сверкающий горным хрусталем с переливами радуги в соединениях граней. Плескающаяся перламутровая жидкость волнами окатывает стенки, разлетаясь мерцающими звёздами при очередном столкновении. Складывается ощущение, что это не просто заговоренная вода, а настоящая жидкая Луна, заточенная в бриллиантовых оковах искусного кристалла. Подняв бутылочку на уровень глаз, Каминари любуется игрой преломленного света и отражения. Стекло окрашивается в пастельно-розовый оттенок подобно небосводу и в первых солнечных лучах начинает гореть персиковым ореолом завораживающе пленительно, напоминая множественное сияние хвоста кометы. Насупившись, Денки украдкой оглядывает голубо-пудровую даль, после закрывает глаза, как можно больше вбирая в лёгкие прогревающийся воздух, и, замахиваясь, бросает склянку со всей силы как можно дальше. Она в прощальном полете последний раз тонкой линией по краям ребер переливается оттенками радуги, печально ускользая вниз в объятия пустоты. Через мгновения до слуха блондина доносится далекий звук разбившихся надежд и вытекшей вселенной, вера в размеренную, но несчастливую, пустую жизнь в монохроме. Такой судьбе Каминари не желает подчиняться, выражая степень крайнего внутреннего бунта и протеста. В последний раз подняв взгляд к светлеющему акварельно-голубому холсту, с разливами синевы северно-ледовитого океана, блондин заходит обратно в комнату, не забыв забрать опустевшую кружку. Беззаботно шагая вглубь оживающего утренней суетой леса, парень насвистывает незамысловатый мотив, подражая певчим переливам птичьих голосов и стрекотанию сверчков. Пчелы и шмели гудят, неторопливо паря возле излучающих медовый аромат цветов, падая в сердцевину соцветий в поисках пряной пыльцы. Некоторые бурундуки и белки снуют среди корней деревьев, любопытно выглядывая из укрытия. Все живое находится в вечной гармонии вдали от городской суеты и шума. Лёгкий ненавязчивый ветерок обдувает, обволакивая нежной прохладой чувствительную кожу с россыпью потемневших звёзд, в то время как ласковое Солнце припекает шелковистой теплотой. В мягком карамельном свете синеватые вены на руках приобретают цвет бриллиантового зеленого, а блондинистые волосы мерцают медным отблеском. Неприступные горы и широкая полоса хвойных пород — сказочный, таинственный мир наяву. Неизведанная тьма под тяжелыми кронами все ещё зазывает, однако Денки следует своему направлению компаса в груди, не сбиваясь с нужных координат. Парень уверен, его уже поджидает умиротворение, приобревшее некую физическую форму в виде лесного божества. На этот раз Каминари готов к этой встрече. Вот начинается тонкая искривленная полоса заросшей тропки, на которую Денки ступает без колебаний. Впереди бескрайнее изумрудное море пихт, сосен, могучих дубов и величественных кедров. Аромат молоденьких шишек разливается в субстанции сухого воздуха. Кажется, от этой чистоты и свежести леса даже и без того синие небо становится более васильковым, ясным. В наступившей тишине отчетливо слышится каждый шаг и даже собственный ритм сердца. Светловолосый мечтательно улыбается, устремляя взор медово-янтарных глаз вдаль. Осторожно ступая под вековым деревом, стараясь не запнуться об вылезшие погреться корни, Каминари замечает знакомую расписную табличку и чуть поодаль силуэт домика. Приветственно оглаживая щиколотки, путника встречает высокая трава, мягкая, словно пух. На пороге появляется человек с распущенными, торчащими небольшими прядками-перьями волосами. На плечах покоится всё тоже расшитое узорами пончо с заячьими ушками позади. Миловидная улыбка трогает уголки губ божества. — Ты вернулся, — констатирует лесной хозяин с нотками наслаждения в чуть хриплом голосе. — Я скучал по тебе, Денки. — руки распахиваются словно крылья, приглашая в приветственные объятия. — Я так рад тебя видеть. Блондин смахивает ресницами мелкие самоцветы выступивших бесстыдных слёз, устремляясь в крепкий захват теплых ласковых рук, падая на грудь черноглазого, сжимая его в ответных объятиях. Тошнота отступает, оставляя после себя приятную пустоту. Кофейная гуща глаз светлеет, наполняясь пляской космических огней. Звёзды-зрачки трепетно дрожат язычками разгорающегося пламени, медленно расширяясь при встрече с медовым янтарем, где тонкими иглами расплывается лучистое золото от самой грани проницательной червоточины, сосредоточенной в мелком хрустальном шаре. — Я больше никогда не покину тебя, — Денки набирает в грудь побольше воздуха, почти выкрикивая духу в ухо чуть дрожащим от волнения голосом. — Я остаюсь. Сущность леса недоверчиво прищуривается, испытывая слова на подлинность. Сложившаяся ситуация ощущается сладостным обманчивым сном, и совсем не хочется просыпаться, отходя от мира грёз. Каминари решительно повторяет: — Я остаюсь с тобой. Навсегда. Ошеломление растекается теплом по венам, запуская некогда затихшее сердце в новом диком танце. В тенях подсознанья всё ещё мелькают подозрения, однако вся недоверчивость пропадает, стоит лишь взглянуть в глаза оттенка одуванчика. Дух заливается тихим смехом, сильнее прижимая к себе светловолосого ангела. Юноша льнет ещё ближе, уничтожая последние миллиметры расстояния, обвивая руками шею наваждения. Время замирает для них двоих. Неохотно расцепив крепкий захват рук, Каминари немного отстраняется, солнечно улыбаясь, и берет темноволосого за руку, переплетая пальцы. Они у парня тонкие и длинные, напоминающие хрупкие веточки вербы или стебельки цветов. Блондин выдыхает, отпуская прошлое, и вновь распахнув жёлтые глаза, устремляется к будущему, переступая порог нового дома вместе с божеством. Хозяин леса замедляет шаг, останавливаясь, всё так же крепко, бережно и осторожно сжимая руку Каминари в своей. Дух улыбается уголками губ, даря успокоение и неземную нежность. –Денки… Имя рикошетом отражается от поверхности стен, застывая неоконченной фразой в воздухе. Блондин оборачивается, смотря прямо в завораживающие бездны космоса прозрачно-чёрных глаз. В затянувшейся тишине раздается лишь мелодичное пение птиц. Никто не прервал зрительный контакт, новую особенную связь. Фарфоровая рука крепче сжимается, не причиняя дискомфорта. Каминари перестает дышать, весь обратившись во внимание и слух. — Мое имя Ханта Сэро. Приятная волна мурашек растекается по телу, вызывая легкий тремор внутри. Золотой пеленой застилает янтарный океан дивных, широко раскрытых глаз. Денки смакует на губах желанное признание. — Ханта Сэро… Какое красивое имя.