Одним днём

      Десять лет спустя.       Гермиону разбудил чей-то пронзительный смех. Она уселась в постели, но вокруг было ещё слишком темно, чтобы она могла хоть что-нибудь разглядеть. Прислушавшись, она различила чьи-то шаги, а потом приглушённый женский голос сказал:       — Тише. Твои папа и мама ещё спят.       Гермиона помотала головой, не в силах понять, что вообще происходит. Вскоре, когда её глаза постепенно привыкли к слабому освещению, она вдруг заметила, что находится в постели не одна. Рядом с ней спал мужчина. Он лежал на боку, так что она не могла видеть его лица, зато вместо этого она заметила, что у него были чёрные волосы, и что его торс был полностью обнажён. Озадачившись, она посмотрела на себя и увидела, что на ней была надета только лишь короткая ночная рубашка.       Где она? И кто этот человек? Она почти потянулась за своей волшебной палочкой, чтобы зажечь свет и, возможно, как следует проклясть мужчину, но в этот момент что-то глубоко внутри неё подсказало ей остановиться и сделать глубокий вдох. Гермиона послушалась, сделала ровно три вдоха, а потом снова присмотрелась к мужчине.       Она знала его. Она не была уверена, откуда ей это было известно, но при повторном взгляде на его фигуру на неё накатило ошеломляющее своей силой чувство близости.       Гермиона снова легла и повернулась на бок, лицом к нему. Когда же она подняла левую руку, чтобы положить её под голову, то заметила кольцо на своём пальце. Обручальное кольцо. Это ещё сильнее сбило её с толку, но, в то же время, имело смысл. Этот человек был её мужем. Она была замужем. Она была уверена, что если бы могла видеть его руку, то на ней бы обнаружилось ещё одно золотое кольцо, идентичное её собственному.       Гермиона придвинулась поближе к мужчине — к своему мужу, как поправила она себя — и обняла его за талию. К этому времени она уже совершенно точно решила, что находится во сне. В конце концов, во время войны она частенько мечтала о таком вот тихом, мирном будущем со своим мужем. Так что, несмотря на то что вокруг ничего не происходило, это был очень приятный сон. Она нежно поцеловала его в плечо, поразилась, насколько реалистичными были ощущения, и закрыла глаза, чувствуя, как поднимается и опускается его живот под её рукой.       Несколько минут спустя откуда-то послышался сначала слабый, но потом всё нарастающий звук. Звук становился всё громче, и через несколько секунд мужчина что-то сонно пробурчал и вытянул руку, чтобы дотронуться до чего-то невидимого ей на прикроватной тумбочке. Гермиона тут же догадалась, что это было что-то вроде будильника. Совсем скоро мужчина проснулся окончательно. Не мужчина, а муж, снова поправила она себя, чувствуя некое предвкушение в душе. Она думала, что её сон закончится до того, как он проснётся, так что сейчас ей нетерпелось увидеть его лицо.       Он взял её за руку и переплёл их пальцы вместе, после чего поднял её кисть и поцеловал.       — Доброе утро, Гермиона, — пробормотал он.       Гермиона знала этот голос. Он был несколько глубже, чем она помнила, и немного охрипшим после сна, но она узнала бы этот голос где угодно.       Тем временем Гарри потянулся, включил лампу на прикроватном столике, а потом повернулся к ней с сонной улыбкой на лице.       — Гарри, — прошептала Гермиона.       Сначала она взяла его за руку, а потом осторожно прикоснулась к его лицу. На нём была щетина, да и вообще он выглядел лет на десять старше. Его волосы были растрёпаны больше, чем обычно, и на нём не было очков, но это совершенно точно был он. И эта мысль как-то очень легко легла на её сознание, будто бы где-то в глубине души она всё время знала, что незнакомый мужчина в её кровати окажется именно им.       — Я люблю тебя, — прошептал он, а затем наклонился и нежно поцеловал её в лоб.       Его щетина уколола её, и Гермиона заметила, какой тёплой была его кожа под её рукой, которой она всё ещё обнимала его за талию. И это тепло так сильно контрастировало с холодным воздухом комнаты, что Гермиона слегка вздрогнула и ещё ближе придвинулась к Гарри.       «Всё это реально, Гермиона», — произнёс её внутренний голос, тот же самый, который велел ей не паниковать и дышать в тот момент, когда она подумывала о том, чтобы схватить свою волшебную палочку.       Она обняла Гарри и уткнулась лицом в его шею, и как только он обнял её в ответ и притянул к себе, она тут же почувствовала себя гораздо спокойнее.       — Я тоже тебя люблю, — прошептала Гермиона.       Она знала, что это было правдой. Неважно в каком она была месте или времени, был ли это сон или же какая-то альтернативная реальность, всё это не имело значения. Она знала, что любила его, и ещё она знала, что ей было очень важно сказать это ему. Сказать и повторять так часто, как только это было возможно.       — Я не сплю? — спросила она. — Всё это реально?       Что-то подсказывало ей, что он точно должен был знать, что с ней происходит.       — Да.       — Мы женаты?       — В последний раз, когда я проверял, так оно и было.       Гермиона подняла голову, и когда их взгляды встретились, он улыбнулся ей и заправил выбившийся локон ей за ухо.       — Гарри, я… эм… Я не знаю, как это сказать, но я…       — Ты не помнишь, как вышла за меня?       Он всё ещё улыбался и совсем не казался обиженным, и это было хорошо. Гарри улёгся на спину и жестом пригласил Гермиону присоединиться к нему. Она подкралась поближе и положила голову ему на грудь, ощутив, как он приобнял её за талию. В этот момент она снова задалась вопросом, насколько всё это реально, ведь она всегда считала, что если когда-нибудь и выйдет замуж за Гарри, то только во сне.       Но они были женаты, и пусть теперь она могла видеть кольцо на его пальце, ей всё ещё было необходимо знать, как всё это произошло. Какой-то инцидент с хроноворотом? Нет, это не объясняло отсутствие у неё памяти. Может быть, прыжок в параллельную реальность? Возможно ли это в волшебном мире? Кто знает…       Тем временем Гарри начал объяснять, что происходит, и правда оказалась гораздо менее захватывающей, чем гипотетический прыжок в другой мир. Он рассказал ей о том несчастном случае и кратко описал всю её последующую жизнь.       После происшествия в Австралии, Гермиона сначала поселилась у Рона, но они расстались уже через несколько месяцев, когда стало очевидно, что её воспоминания было невозможно восстановить. Тогда-то она и переехала к Гарри в дом на площади Гриммо. После этого им понадобилась около двух лет, чтобы влюбиться друг в друга и начать встречаться, и ещё примерно столько же, чтобы пожениться.       Около года назад они переехали с площади Гриммо в дом в Хогсмиде, где и находились сейчас. Переезд был вызван работой Гарри, который стал профессором защиты от тёмных искусств в Хогвартсе и на данный момент уже несколько месяцев вёл полноценные занятия. Он рассказал ей, что полюбил преподавать даже больше, чем мог себе представить, и что только благодаря ей — Гермионе, которой удалось снять проклятие Волдеморта с этой должности — ему посчастливилось получить эту работу.       — И какое сегодня число? — поинтересовалась она, когда Гарри закончил говорить.       — Восьмое декабря две тысячи десятого года.       Всё то время, пока Гермиона обдумывала полученную информацию, она так и оставалась в объятиях Гарри. Между делом она взяла его за левую руку и как-то совершенно механически начала вертеть кольцо на его пальце. И пока она играла с ним, в глубине её разума промелькнуло одно очень важное осознание. Ей чего-то не хватало. Вернее, кого-то. И она точно знала об этом. Сначала она подумала о своих самых близких друзьях, которых знала до того несчастного случая. О Роне и Джинни, о Луне и Невилле. Она по очереди подняла в памяти их образы, но нет, они не были теми, кого ей так сильно не хватало.       Да, она очень хотела бы узнать побольше о своих друзьях, о том, что происходит в их жизни, о том, кем они стали, но сейчас ей было гораздо важнее найти ту самую недостающую частичку, чувства к которой жили где-то в самой глубине её души или, скорее, сердца.       Она уселась, подпёрла подбородок кулаком и внимательно посмотрела на Гарри, который, прикрыв глаза, лениво играл с её волосами.       — По-моему, ты рассказал мне не всё.       Его губы тут же разъехались в улыбке.       — Так и есть.       — Почему?       Гарри открыл глаза, в них отразился свет лампы, и его радужки показались ей в этот момент невероятно яркими. Он проигнорировал её вопрос, задав ей вместо этого свой:       — Скажи мне, Гермиона, о чём именно я тебе не рассказал?       Её разум лихорадочно заработал, ища ответ на свой, да и его тоже, вопрос. Ей была нужна какая-нибудь подсказка, ведь у неё было слишком мало информации о своей жизни, чтобы делать на её основании хоть сколько-то адекватные предположения. И тут Гермиона вспомнила. Она вспомнила разбудивший её детский смех и приглушённый шёпот: «Тише. Твои папа и мама ещё спят».       — Дети, — прошептала она. — У нас есть дети.       — Да, есть.       Гарри протянул руку и смахнул скатившуюся по её щеке слезинку, но Гермиона не обратила на это никакого внимания. Всем своим разумом она была сосредоточена на этих пока ещё призрачных детях. Тех, чьё существование она чувствовала душой, но чьи имена и лица были для неё полнейшей загадкой.       — Сколько их?       — Двое.       — Ух, ты! — выдохнула Гермиона, вновь укладываясь на спину.       Становиться матерью в её состоянии казалось Гермионе ошибкой, но, в то же время, она чувствовала, что это было правильно. И, да, она ведь сделала это не одна. У неё был Гарри, который, несомненно, был блестящим отцом. Она улыбнулась, подумав о нём, как об отце, а потом её улыбка стала ещё шире, когда она поняла, что именно она — Гермиона! — дала ему то, о чём он всегда мечтал — собственную семью.       Гермионе сразу же захотелось узнать больше о своих детях. Она хотела знать их имена, пол, возраст, внешность. Что им нравилось, а что не нравилось. Она хотела знать всё это, она хотела встретиться с ними.       Её дети были сейчас в этом доме, Гермиона была уверена в этом. Но как только она подумала о том, что встретится с ними, даже не зная их имён, её сердце моментально наполнилось страхом, и ей стало плохо.       «Тише. Дыши».       В её голове снова послышался голос разума, и она знала, что должна прислушаться к нему. До сих пор он ни разу её не подводил. Размеренно вдыхая и выдыхая, Гермиона старалась, чтобы её мысли были максимально короткими и простыми.       Она замужем за Гарри. Он любит её, и она любит его. Между ними всё хорошо. Они живут в Хогсмиде. У них есть двое детей. Гарри стал профессором Хогвартса.       Ну а все остальные детали она вполне себе могла бы уточнить по ходу дела.       Тем временем будильник на тумбочке снова сработал, и Гарри мягко похлопал Гермиону по спине.       — Дети будут здесь через пять минут, — тихо сообщил он.       Гермиона буквально подскочила на кровати, а её глаза расширились от волнения. В каком-то ступоре она наблюдала, как Гарри призвал свою рубашку со стула в другом конце спальни, затем надел очки. Он взмахнул палочкой, чтобы зажечь ещё несколько ламп, и раздвинул шторы, но за окном всё ещё царила утренняя темень. Спустя несколько секунд он снова повернулся к ней, погладил по щеке и мягко поцеловал.       — Всё будет хорошо, — ободряюще улыбнулся Гарри. — Я обещаю тебе.       Гермиона кивнула, хотя не чувствовала в себе ни капли уверенности. Но когда-то давным давно она поняла, что смелость — это больше твои поступки, нежели отсутствие страха. Так что она решительно взяла себя в руки, выпрямилась и развернула плечи. Да, она сможет это сделать.       — Как их зовут? Сколько им лет? На кого они похожи?       Гарри откинулся на спинку кровати и притянул её к себе.       — Им обоим по пять лет, они близнецы, мальчик и девочка. Они одновременно и раздражают, и удивляют. Ну а что касается имён, то их ты вспомнишь и сама.       — Как это возможно?       — Не знаю, но ты ещё ни разу не ошиблась.       Гермиона хотела было возразить, но по тону Гарри быстро поняла, что он не собирается отступать. Так что она просто понадеялась, что если что-то вдруг пойдёт не так, то он вмешается и спасёт ситуацию. Хотя нет, она точно знала, что он поможет ей, если она будет в этом нуждаться, ведь где-то в глубине души она ощущала то безграничное доверие, которое питала к нему. Наверное, именно поэтому она чувствовала себя почти нормально, когда задала следующий, довольно деликатный вопрос:       — Я очень плохая мама?       — О, нет, что ты? Ты никогда не забываешь о них, и ты сама только что в этом убедилась. Я не сказал ни слова о детях, но ты тут же вспомнила о них сама.       — Да. Думаю, да.       Гермиона обняла Гарри и снова спрятала лицо у него груди. Возможно, она была чересчур прилипчивой, но она и правда чувствовала себя в полной безопасности здесь, в его объятиях, среди страха и суматохи своих мыслей.       — Мне кажется я слышала кого-то из них сегодня утром. Девочку. Сначала она смеялась, а потом её увела какая-то женщина. Кто это был?       — Это Брианна, наша няня. Она присматривает за детьми по утрам, чтобы тебе не приходилось просыпаться в этом хаосе. И, знаешь, я совсем не удивлён, что наша дочка проснулась так рано. Кажется, где-то в ней есть бесконечный источник энергии, и она, похоже, совсем не нуждается во сне. Она была такой даже в раннем детстве. Все вокруг говорили, что новорождённые вечно спят, но к ней эти слова вот вообще никак не относились. Может она просто о них не знала?       Гарри чуть помолчал, предаваясь воспоминаниям с тёплой улыбкой на устах, а потом продолжил.       — Она лежала в кроватке и просто смотрела вокруг умными, понимающими глазками, пока её брат крепко спал рядом с ней. Уверен, когда она вырастет, то превратится в одного из тех людей, которым для полноценной жизни хватает всего лишь четырёх часов сна. Да, она наверняка добьётся в своей жизни вдвое большего, чем её сверстники, но, чёрт возьми, ужас как трудно быть родителем ребёнка, который так мало спит!       — Да, ты прав. Такие дети должны рождаться только у тех взрослых, которым тоже хватает только четырёх часов сна, — съязвила Гермиона.       Гарри в ответ издал тихий смешок.       — Вот именно.       Гермиона улыбнулась. Она могла бы весь день вот так вот лежать и слушать, как Гарри рассказывает об их детях. Она уже собиралась было расспросить об их сыне, когда вдруг со стороны двери донёсся деликатный стук.       Гермиона напряглась и быстро села. Гарри же взял её за подбородок, подарил ей чудесный поцелуй, который, по её мнению, закончился слишком уж быстро, и прошептал на ухо:       — Всё будет хорошо. И помни, ты не одна, — затем он ещё раз улыбнулся ей и сказал уже громче: — Войдите!       Дверь со щелком открылась, и, прежде чем Гермиона смогла хоть как-то рассмотреть визитёров, самый маленький из них вихрем подбежал к ней, запрыгнул на кровать и так сильно обнял Гермиону, что у неё едва не перехватило дыхание.       — Мамочка, мамочка! А это правда, что есть такой волшебный дедушка, который привозит подарки всем магглам? Я захотела, чтобы он пришёл к нам, но Бри сказала, что он ходит только к магглам, а это нечестно! Почему он не может прийти ещё и к нам?       Мысли Гермионы метались туда-сюда, пытаясь одновременно и уследить за тарахтением этой маленькой девочки, и угадать её имя.       — Эм… Ты… Ты говоришь о Санте Клаусе? — осторожно уточнила она.       — Да! О Санте! — закивала она. — Ну почему он не может прийти сюда?       Её большие глаза были точно такого же цвета, как у Гарри, и сейчас они смотрели почти что умоляюще.       — Ну пожа-а-алуйста, — протянула она более мягким голоском.       Гарри пошевелился и положил руку на плечо девочки.       — Ты не должна прямо с утра засыпать маму своими просьбами, и ты это знаешь. Ну а теперь, пожалуйста, сделай глубокий вдох, как мы договаривались, и дай своей маме секунду полюбоваться на то, какая ты у нас красивая.       Девочка издала долгий, полный драматизма вдох.       — Хорошо.       Но когда она снова посмотрела на Гермиону, то весело улыбнулась.       — Доброе утро, мамочка. Если хочешь, ты можешь угадать, как меня зовут. Или я могу просто…       — Пусть она сама догадается, — вмешался Гарри. — Как на счёт того, чтобы посчитать про себя до десяти?       Она с готовностью кивнула, и Гермиона поняла, что её частенько просили об этом. Поэтому она сполна воспользовалась этими секундами молчания, чтобы внимательно рассмотреть её.       Девочка была прекрасна. Когда Гермиона впервые увидела её, то подумала, что она просто женская версия Гарри, но это было не совсем так. Она была похожа на Гарри сочетанием цветов: тот же самый оттенок кожи, цвет глаз и волос, но вот черты лица у неё были скорее смешанными.       Форма её глаз была точь-в-точь как у Гарри, тогда как обводы лица и линия рта были как у Гермионы. И её волосы были не прямыми, как у Гарри, а густыми и волнистыми, как у Гермионы. А ещё у неё было немного веснушек, усыпавших нос и щёки. Это тоже было от Гермионы, у Гарри веснушек никогда не было.       Гермиона закрыла глаза и притянула дочку к себе. Та крепко прижалась к ней, словно бы растворившись, и когда девочка сама обняла её, имя дочери словно бы само собой всплыло в голове Гермионы.       — Розалинда, — прошептала она.       Девочка радостно кивнула и отстранилась.       — Да, но все зовут меня Розой. А Розалинда я только тогда, когда попадаю в неприятности.       Гермиона улыбнулась и прикоснулась к волосам Розы. Они были густыми и очень мягкими.       — Ты действительно прекрасна.       — Спасибо. Можно к нам придёт Санта?       — Ой, я не знаю.       Гермиона оглянулась на Гарри в поисках помощи и увидела второго своего ребёнка. Маленький мальчик тоже заполз на кровать и уселся рядом с Гарри, и когда Гермиона встретилась с ним глазами, то начисто позабыла о Санте.       Гарри улыбнулся, поднял Розу и посадил её к себе на колени, а потом жестом показал мальчику, чтобы он переместился поближе к маме.       — Мы можем обсудить Санту за завтраком, — сказал он. — Теперь же очередь твоего брата.       Роза надулась и скрестила руки на груди, а Гарри снова понимающе улыбнулся Гермионе. Она вспомнила, как он описывал их детей: они одновременно и раздражают, и удивляют. Да, это, безусловно, было очень правильным описанием.       Мальчик остановился рядом с Гермионой, и она сосредоточила на нём всё своё внимание. Единственное, что роднило его с Розой был цвет волос и оттенок кожи, в остальном же они были совсем разные. Форма его глаз была от Гермионы, да и сами глаза были орехового цвета. Его лицо было вытянутым и худым, как у Гарри в детстве, а губы были чуть полноваты, напомнив Гермионе фотографии мамы Гарри. Но самая большая разница заключалась в их поведении. От него буквально веяло спокойствием, которого, как уже была уверена Гермиона, практически не было в Розе.       Гермиона улыбнулась ему, и он тихо сказал:       — Привет, мамочка. Бри сказала, что до Рождества осталось всего семнадцать дней.       Он сказал это так, словно это был какой-то большой секрет, который он не хотел раскрывать.       — Бри права, — улыбнувшись и погладив его по щеке, ответила Гермиона.       Глаза мальчика расширились от удивления.       — Это не так уж много. Двадцать — много, но семнадцать-то меньше.       — А ты знаешь на сколько меньше? — немедленно спросила Гермиона, и только потом подумала, а не слишком ли это сложно для пятилетнего ребёнка?       В сущности, она ведь ничего не знала о пятилетних детях и потому посмотрела на Гарри, но того отвлекла Роза, что-то громко шепча ему на ухо. Гермиона снова посмотрела на мальчика и увидела, как он напряжённо размышляет.       — На три! — наконец, ответил он и даже поднял руку чтобы показать ей три пальчика.       — Превосходно!       Мальчик выглядел весьма довольным собой, и Гермиона попыталась сосредоточиться на его имени. Оно уже было где-то рядом, парило в глубинах её сознания, близкое, но всё же пока недосягаемое. Это должно было быть что-то короткое, но и длинное. Что-то в духе Розалинды, из той же оперы. Вот тогда-то она и поняла. Гермиона, Розалинда, Бенедикт.       — Шекспир, его комедии, — забывшись, сказала она вслух.       Внимательно наблюдающий за ней Гарри, одарил её лучезарной улыбкой.       — Да, это семейная традиция, — прошептал он, и Гермионе пришлось быстро смахнуть непрошеные слёзы.       — А ты, значит, Бенедикт, а остальные зовут тебя Бен, не так ли? — спросила она, вновь повернувшись к мальчику.       Он кивнул, а потом забрался на колени Гермионы и, обвив руками её шею, обнял. В отличии от Розы, которая постоянно ёрзала, Бен был надёжным, устойчивым, и Гермиона, казалось, могла держать его вечно. И по тому, как он обнимал её, она догадалась, что он нисколько не будет возражать против этого.       — Хорошо, дети, — сказала няня, которая до этого просто стояла, прислонившись к дверному косяку, и наблюдала за происходящим. Теперь же она вошла в комнату.       Брианна была невысокой, молодой ведьмой. Она выглядела так, будто буквально только что закончила Хогвартс. У неё были тёмные волосы и довольно проницательный взгляд, который, по мнению Гермионы, был очень полезен для той, кто проводил своё время, ухаживая за таким непоседливым ребёнком как Роза.       — Нам нужно дать вашим родителям немного времени, чтобы привести себя в порядок, прежде чем ваш папа уйдёт на работу, — продолжила Брианна. — Мы увидимся с ними за завтраком через час.       Она хлопнула в ладоши, и дети спрыгнули с кровати и подбежали к ней.       — И мы поговорим о Санте за завтраком, — настойчиво заявила Роза. — Так папа сказал.       — Да, я слышала, — чуть раздосадовано улыбнулась она, и протянула Гарри свежий выпуск газеты «Ежедневный Пророк». — Вот, пожалуйста, мистер Поттер.       — Я же говорил тебе, что ты можешь называть меня просто Гарри, Бри, — покачал головой Гарри, открывая газету. — Ты ведь уже как третий родитель для наших детей и каждое утро приводишь их в нашу спальню. Не думаю, что нам всё ещё нужны эти формальности.       Она просто пожала плечами и вывела детей из комнаты.       — Вы же знаете, как меня воспитывали, я никогда не смогу отказаться от формальностей, — наконец ответила она. — Увидимся внизу. Рада вас видеть, миссис Поттер.       Брианна кивнула напоследок и закрыла за собой дверь, а её слова ещё несколько секунд эхом отдавались в голове Гермионы. Миссис Поттер. Наверное, ей понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к этому. Но уже через секунду Гермиона сообразила, что, вероятно, не привыкнет никогда. Её сердцебиение ускорилось, а дыхание стало частым и поверхностным, когда она поняла, что уже этой ночью она забудет всё, что только что произошло.       «Сделай глубокий вдох, — приказал голос в её голове. — Ты в порядке».       Гермиона так и сделала, а потом повернулась к Гарри и спросила, отчаянно пытаясь переключиться на другую тему:       — О чём она говорила? Как её воспитывали?       — Она чистокровная и выросла в самом высшем обществе, но однажды она взбунтовалась и вместо того, чтобы выйти замуж за милого чистокровного джентльмена, отправилась изучать целительство. Нас с ней свела Минерва, которая знает абсолютно всех молодых ведьм и волшебников Англии. Нам была нужна помощь, и она познакомила нас с Бри, которая оказалась идеальной. Всё-таки хорошо, что мы с ней дружим.       Гарри сложил газету, кинул её на кровать рядом с собой и продолжил:       — Бри приходит каждое утро в шесть и сразу же перехватывает Розу, нашу раннюю пташку, давая нам возможность спокойно подремать ещё немного. Чуть погодя Бри приводит детей сюда, чтобы поздороваться, затем готовит завтрак, отвозит детей в начальную школу, а потом отправляется на свою учёбу в Лондон.       — Ух, ты! Она делает это каждый день? Даже по выходным?       — Ага. Они появились у неё только недавно, и это долгая история. Коротко говоря, она начала ухаживать за нашими детьми из благодарности за наш вклад в прекращение войны. Если бы война продолжилась, то она могла бы потерять многих членов своей семьи, которых, несмотря ни на что, очень любит. В то время мы чувствовали себя немного странно, принимая её предложение, но тогда мы отчаянно нуждались в помощи. Ну а теперь она стала для нас уже практически полноценным членом семьи. Ладно, так что ты думаешь о наших детях?       — Близнецы с диаметрально противоположными характерами, — с улыбкой отозвалась Гермиона.       — Да, — засмеялся Гарри. — И нам очень повезло, что они близнецы, так как твоя беременность была настоящей катастрофой. Плохое самочувствие, шок каждое утро и все эти ночные пробуждения ближе к концу срока. Тебе было очень плохо без полноценного сна, а твой разум начинал спутываться. В любом случае, нам очень повезло, что мы зачали сразу двоих детей за раз, так как я не думаю, что мы бы пережили ещё девять месяцев такого стресса.       Гермиона потянулась и взяла его за руку. Она даже представить себе не могла, насколько всё это, должно быть, было тяжело для её мужа.       — Ты святой, Гарри.       Он поцеловал её руку и отпустил.       — Нет, не говори так. Мне совсем не трудно поддерживать тебя и ухаживать за тобой, точно так же, как и тебе не трудно заботиться обо мне. Я не твой опекун, — проникновенно сказал он, глядя на неё таким же напряжённым взглядом, какой был у Розы, когда она говорила о Санте, — мы с тобой партнёры.       Гермиона не понимала, как она могла полноценно заботиться о Гарри с этими своими проблемами с памятью, но не стала акцентировать на этом внимание. Вместо этого она снова огляделась по сторонам и увидела, что на часах была уже половина восьмого. Со времён обучения в Хогвартсе она помнила, что первые уроки начинаются в половине десятого, а это значит, что у них был час на приведение себя в порядок, как говорила Брианна, и ещё полчаса на завтрак с детьми. Ей стало интересно, почему они тратят столько времени на себя, вместо того чтобы побольше пообщаться с детьми?       — Нам правда требуется целый час, чтобы собраться? — поинтересовалась она.       — Нет, это занимает у тебя минут пятнадцать, — покачал головой Гарри. — Оставшееся время ты тратишь на чтение информации, которую подготовила для себя ранее, — он указал на письменный стол в другом конце комнаты, — а я читаю это, — он поднял газету и потряс ею. — Так-то я могу рассказать тебе обо всём и сам, но ты предпочитаешь читать свои записи лично, иногда обращаясь ко мне, если у тебя возникают какие-то вопросы. Поэтому-то я никуда и не ухожу.       — Ладно.       Гарри раскрыл газету, а Гермиона посмотрела в сторону стола, но всё ещё немного колебалась. Прежде чем отойти от Гарри, ей захотелось сделать ещё одну вещь, но она не знала, как попросить об этом.       — Что-то не так? — опустил газету он.       Гермиона прикусила губу и быстро, прежде чем успела отговорить себя, спросила:       — Можно я тебя поцелую?       Гарри издал тихий смешок, и Гермиона почувствовала, как краснеют её щёки, но тут же подняла голову и попыталась сохранить уверенность. Гарри был её мужем и конечно же ей разрешалось целовать его в любое время, когда бы ей ни захотелось. Тем временем он отложил газету на прикроватный столик и подобрался поближе.       — Я бы с удовольствием поцеловался с тобой.       Гарри закрыл глаза и склонил голову набок, а потом медленно потянулся вперёд и легонько поцеловал Гермиону в губы. Сначала она подумала было, что так оно и будет дальше, и потому почувствовала себя немного разочарованно, но потом он притянул её нижнюю губу и провёл по ней языком. Гермиона зарылась руками в его волосы и ещё больше углубила их поцелуй, лаская его язык своим языком.       Они самозабвенно исследовали губы друг друга, и их поцелуй был медленным и нежным. Он был именно таким, на какой и надеялась Гермиона. И сейчас она задавалась вопросом, а может это утро на самом деле всё-таки было сном? Ведь и Гарри, и дети, и этот поцелуй — всё это было слишком идеальным, чтобы существовать в реальности.       — Я люблю тебя, — прошептала Гермиона, вспоминая своё недавнее обещание говорить ему об этом так часто, насколько сможет.       — Я тоже тебя люблю, — прошептал Гарри, поцеловав её в щёку.       После этого он вернулся на свою сторону кровати и снова взял газету. Гермиона же ещё раз улыбнулась ему, а потом отошла и наконец-то уселась за свой стол.

***

      Когда Гермиона взялась за свои бумаги, то с одной стороны она испытала облегчение, а с другой ничуть не удивилась, обнаружив их чётко упорядоченными и аккуратно разложенными. У неё было несколько записных книжек и папок, каждая из которых имела чёткое название, а также пояснения, что, когда и в каком порядке она должна их просмотреть. В пояснениях были перечислены такие вещи, как:       «Журнал аргументов — просматривай и обновляй по мере необходимости».       «Планировщик — читай утром и заполняй в течение дня».       «Досье — читай только про тех людей, с которыми планируешь увидеться сегодня (посмотри в календарь, их имена выделены красным цветом)».       Ещё на столе лежала небольшая инструкция, в которой описывался процесс сбора информации, которому Гермиона должна была следовать каждое утро, и процесс внесения изменений в записи, который она должна была делать каждый вечер. Изучив инструкцию, Гермиона повернулась к большому календарю и прочитала записи на восьмое декабря.       «Утренние уроки с Гарри, обед с Невиллом, чай с МакГонагалл, встреча с детьми в 3:30 вечера».       Ниже красными чернилами были перечислены имена людей, досье на которых она должна была прочитать: «МакГонагалл, Невилл, Тедди».       Отложив календарь, Гермиона потянулась за папкой с досье и улыбнулась, увидев, что страницы были раскрашены в разные цвета. Первые пять страниц были зелёного цвета, и поверх них была приклеена небольшая записка.       «Читай о Поттерах (и ещё о Брианне, которая теперь тоже почётный Поттер) каждый день».       Гермиона ещё раз улыбнулась, а потом прочитала о Гарри, Розе, Бене, Брианне, а в конце с удивлением обнаружила страничку и о себе. Досье на неё было написано Гарри, и к тому времени, когда она закончила читать, в её глазах стояли слёзы.       — То, что ты написал здесь обо мне, прекрасно, Гарри.       Он с улыбкой посмотрел на неё поверх газеты.       — И главное, что всё это правда.       Гермиона улыбнулась ему и снова вернулась к папке. Она нашла страницы, посвящённые МакГонагалл, Невиллу и Тедди и послушно прочитала их от и до, попутно пытаясь запомнить как можно больше информации.       В конце папки было несколько страниц, покрашенных фиолетовым цветом. В записке пояснялось, что здесь хранились досье на тех, кого она обычно не видела, но задавалась вопросом об их существовании, как, например, родители Гермионы или Живоглот.       Гермиона не стала читать фиолетовые страницы, вместо этого снова обратив своё внимание на стол. Из любопытства она снова изучила календарь, задаваясь вопросом, чем она занималась в прошлые дни. И ей показалось немного странным, что она провела практически всю прошлую неделю вместе с Луной в приюте для животных.       — А чем я занималась с Луной на той неделе? — спросила она вслух.       — Пыталась найти наиболее эффективный способ стерилизации клубкопухов.       — Что? — резко обернулась Гермиона. — Это что, шутка?       Гарри покачал головой и отложил газету.       — Нет, в последнее время это действительно стало большой проблемой. Во времена нашей юности порода карликовых клубкопухов была стерильной, но по мере того, как они набирали популярность, заводчики начали продавать и другие породы, которые размножались как кролики. Смешно, но это на самом деле угрожает Статуту секретности. Так что ты сейчас работаешь вместе с Луной в попытках найти или составить заклинание, которое бы стерилизовало их быстро, безопасно и навсегда. На той неделе ты придумала что-то новенькое, и теперь они это проверяют, а у тебя образовались незапланированные выходные, как раз к праздникам.       — Эм… Это… Это, наверное, случайность.       Гермиона вспомнила тот список достижений, который Гарри привёл в её досье, в котором перечислялось всё: от спасения популяции рыб-единорогов от вымирания, до судебной помощи подвергшихся домашнему насилию ведьмам. Теперь, когда она подумала об этом, то поняла, что все её достижения и правда никак не укладывались в какой-то один вектор целенаправленного развития, вместо этого они были случайно и довольно хаотично разбросаны среди множества направлений магии и областей жизни.       — Да, — улыбнулся Гарри, — но весь наш мир и без того довольно случаен, не так ли?       Они обменялись улыбками, и Гермиона снова вернулась к своему столу. Она должна была просмотреть ещё один ежедневник, большой и толстый. В нём было ещё больше информации о её семье, но записи были более предметными.       «Спроси у Бри, как прошёл её вчерашний экзамен».       «Мама Уайатта, друга Бена, больна, убедись, что с ним всё в порядке».       «Розе нужно учиться слушать других, а не пытаться монополизировать каждый диалог».       «Когда вы с Гарри останетесь наедине, пошути о том, что ты старше его и, следовательно, умрёшь первой».       Прочитав последнюю строчку, Гермиона покачала головой, но всё же решила попытаться вписать эту шутку при первом же удобном случае.       Закончив читать заметки на неделю, Гермиона закрыла ежедневник и вытянула руки над головой. Да, она всегда любила читать, но такое чтение утомляло. Она уже чувствовала себя опустошённой, так что не было ничего удивительного в том, что в её инструкциях говорилось, что полный просмотр всей информации на её рабочем столе должен проводиться только один раз в месяц. Она уже видела эту дату в календаре и порадовалась, что тридцатое декабря не сегодня.       Она снова оглядела стол и на сей раз заметила две фотографии в рамках у задней стены под одной из книжных полок. Она вытащила их, заметила за ними газетную статью в рамке и вытащила и её тоже.       На первой фотографии были Гарри, Роза, Бен и она сама, стоящие перед Эйфелевой башней. Судя по возрасту детей, снимок был сделан относительно недавно, прошедшим летом. На снимке Бен обнимал ногу Гермионы, в то время как Роза стояла рядом с Гарри и корчила рожицы в камеру. Гермиона увидела, как они с Гарри переглянулись, затем украдкой поцеловались за спинами детей, а потом весело улыбнулись и помахали руками.       Гермиона тоже улыбнулась и поставила фотографию обратно на стол, но таким образом, чтобы завтра она сразу же попалась ей на глаза.       На второй фотографии были она, Гарри, Рон и какая-то светловолосая девушка примерно их возраста, которую Рон лениво обнимал за плечи. Все они были красиво наряжены. Гермиона прищурилась, но так и не смогла разглядеть колец на их пальцах.       — Это жена Рона? Он женат? — поинтересовалась она, прежде чем до неё дошло, что она могла бы просто открыть своё досье на него, вместо того чтобы тревожить Гарри. Но он, казалось, ничуть не возражал.       — Да, это Агата. Она прелестна. Рон кучу лет встречался с самыми разными, но одинаково ужасными женщинами, а потом однажды появился с Агатой. Мы все были настолько удивлены, что поначалу искали в ней что-то неправильное, но она была великолепна. И теперь ещё большая загадка заключается в том, что же она такого с ним сделала, что он вдруг взял и остепенился?       Гермиона улыбнулась его шутке и снова посмотрела на фотографию. Рон был женат. Они все были женаты. Это было так странно.       — Мы с ним часто видимся?       — Как минимум раз в неделю. Каждое воскресение мы приходим в гости к Уизли в Нору. Иногда ты ещё видишь его в Министерстве, когда у тебя там есть работа.       Гермиона отложила фотографию и посмотрела на Гарри.       — Я тебе не мешаю?       — Ни в коей мере.       — В газете есть что-нибудь интересное?       — Практически нет. Кингсли готовится к переизбранию и теперь практически все новости так или иначе касаются этого. Я не против, главное, чтобы меня не трогали.       — А что, могут? То есть ты всё ещё знаменит?       Гарри пожал плечами.       — У меня есть своя карточка в шоколадных лягушках. Как, собственно, и у тебя. Дети находят это очень забавным. Что же касается остального… Сейчас это сезонное явление. Я очень знаменит в мае, в день Памяти, а ещё иногда фотографы умудряются сделать хороший снимок нашей семьи, и он на пару дней попадает в газеты, но это не так уж и плохо. Сейчас мне уже не приходится разгребать тонны почты или заниматься чем-то ещё в таком же духе.       — А наши дети? Их никто не беспокоит?       Гарри отрицательно покачал головой и ответил без малейшей тени иронии:       — Репортёры знают, что мы заколдуем их в ту же секунду, как только они попробуют приблизиться к нашим детям, — он ухмыльнулся и посмотрел на часы. — У тебя есть ещё примерно пятнадцать минут, потом мы должны начать собираться.       — Ладно, мне хватит и пяти.       — Отличница, — с усмешкой пробормотал Гарри и снова углубился в газету.       Гермиона тем временем взяла в руки последнюю рамку, за стеклом которой была вырезка из газеты. Это была статья в газете «Ежедневный пророк» под названием: «Мои поиски смысла жизни».       Гермиона покачала головой. Смысл жизни? Значит, теперь она стала ещё и философом? И, похоже, это была ещё одна случайность, обусловленная её состоянием.       Она бегло просмотрела статью и прочитала о сложном исследовательском проекте, которым она занималась в течение нескольких лет, чтобы выяснить, какая теория о смысле жизни была более правильной. В этой статье было много всего, включая и некоторые личные моменты.       «Всю свою жизнь я мечтала расширить свои знания во всех областях науки и магии, но в моём состоянии это было невозможно. Всё же иногда нам приходится отпускать старые мечты и вместо них создавать новые».       Грудь Гермионы болезненно сжалась, когда она прочитала эти строки. Всё утро она удивлялась тому, как здорово сложилась её жизнь, но начисто позабыла об этой, уже никогда не осуществимой, мечте. Какое разочарование.       Гермиона глубоко вздохнула и перешла к концу статьи, любопытствуя, к какому выводу она всё же пришла.       «В конечном счёте, именно мой муж разгадал эту загадку. Все вы знаете его как Гарри Поттера, спасителя волшебного мира, но для меня он всегда был просто Гарри, моим лучшим другом. Я спросила его, какую из теорий он считает правильной? Он думал об этом ровно три секунды (да, верно, ему понадобилось всего несколько секунд на то, что заняло у меня более семи лет), и ответил: «И все из них, и ни одну. Просто живи, Гермиона, и старайся стать как можно лучше. Я не думаю, что это намного сложнее, чем все эти теории».       И именно это я сейчас и делаю. Иногда я часами сижу со своими близнецами и смотрю, как они спят у меня на руках, и больше ничего в тот день не делаю. Иногда я бросаю себе вызов освоить новое заклинание или приготовить новое зелье. Иногда я провожу весь день, просто оплакивая то, что потеряла. Всё это просто жизнь и, как сказал Гарри, вы можете попытаться следовать сразу нескольким теориям одновременно или, ещё лучше, проигнорировать их все.       И на этом я заканчиваю своё исследование. Я решила, что вместо того, чтобы запираться в библиотеке и пытаться разгадать смысл жизни, я лучше буду просто жить».       Гермиона осторожно положила статью обратно на стол и быстро смахнула навернувшиеся слёзы.       — Красиво, правда?       Она повернулась и увидела Гарри, который сидел на кровати и внимательно наблюдал за ней.       Гермиона кивнула и повернулась в кресле в его сторону.       — Теперь я совсем другая. Старая Гермиона никогда не написала бы такого.       — Ну, ты на двенадцать лет старше, — заметил он. — И, да, ты повзрослела. Все мы повзрослели.       Он встал с кровати, подошёл к столу и притянул её в свои объятия.       — Я всегда мечтала написать и опубликовать статью, — сказала она ему в грудь, — но я всегда думала, что это будет научная статья.       Гарри отстранился и стёр влажные дорожки с её щёк.       — Этой статьёй ты тронула множество людей. После её публикации мы получили кучу писем, подтверждающих это, в которых говорилось, что, публично рассказав о своих поисках и потерянной мечте, ты помогла многим людям примириться со своими собственными потерями. Ты должна гордиться собой. Ты полностью этого заслуживаешь.       Да, она гордилась собой, но всё казалось таким… горько-сладким. И это определение отлично подходило к тому, чтобы описать всё это утро. Оказалась в центре замечательной семьи, не помня, как её построила. И она была с Гарри, человеком, которого всегда любила и которому доверяла больше всего на свете, не помня всего их прошлого.       Их первое свидание, первый поцелуй, день, когда он сделал ей предложение, их свадьба, момент, когда они узнали, что будут родителями… Гермиона продолжала задаваться вопросом, было ли это самом деле реально? Но как оно могло быть реальным, если она всего этого не помнила?       Гарри, казалось, точно знал, о чём она думает. Он наклонился, поцеловал её в щёку, а затем прошептал:       — Я всё помню, Гермиона. Да и ты тоже, где-то в глубине души.       Она собиралась было спросить его, достаточно ли этого для полноценной жизни, но он опередил её.       — Этого достаточно, — сказал Гарри, отстраняясь от неё. — Уверяю тебя, этого более чем достаточно.       — Ты теперь легилемент?       — Только когда дело касается тебя, — затем он неожиданно хлопнул её по бедру и сказал с игривой улыбкой: — Ладно, хватит об этом. Пойдём, примем душ.       Он повернулся, пересёк комнату и открыл дверь в санузел, которую она раньше не замечала.       — Эм… Мы будем принимать душ вместе?       — Да, так будет эффективнее, — подмигнул он, а затем снял рубашку, отбросил её в сторону и исчез в ванной.       Сердце Гермионы затрепетало, а желудок моментально наполнился бабочками. Она глубоко вдохнула. Она сможет это сделать. Гарри был её мужем и они, очевидно, уже не раз были вместе. Они были женаты восемь лет, и у них были дети. Она собралась с духом, сняла одежду и последовала за ним.

***

      Когда Гермиона вошла в ванную, Гарри стоял перед зеркалом и ровнял свою бородку при помощи волшебной палочки. Он был абсолютно обнажён, и она попыталась отвести взгляд от его тела, сосредоточившись вместо этого на лице.       — Привет, — подала голос она.       — Привет-привет, — отозвался он, не сводя глаз с зеркала.       Гермиона подошла ко второй раковине и улыбнулась, увидев на полочке самую обычную зубную щётку и самую обычную зубную пасту. Она всегда предпочитала чистить зубы маггловским способом, а не использовать для этого специальное заклинание, как это делало большинство волшебников. Гермиона открыла воду и начала чистить зубы, глядя на маленький календарик на зеркале, который дал ей представление о том, когда она в последний раз мыла волосы и принимала противозачаточное, а также отслеживал её цикл. Это было умно.       Закончив чистить зубы, Гермиона глубоко вздохнула и сделала то, чего так долго избегала. Она посмотрелась в зеркало. Её волосы были в полнейшем беспорядке, но это было типично для её утра. Её лицо выглядело примерно так же, как она помнила, только лишь немного полнее — она заметила это ещё раньше на фотографиях — но это тоже было нормально. Всё же ближе к концу войны она часто голодала. Самая большая перемена случилась с её телом.       Её груди чуть отвисли, а живот был дряблым со странной текстурой кожи. Она посмотрела вниз и увидела бесчисленное количество белесых растяжек. Гермиона попыталась было втянуть живот, но что бы она ни делала, он продолжал выпячиваться. Она положила на него руки и с разочарованием обнаружила, что на ощупь он такой же дряблый, каким и выглядел.       Гермиона почувствовала на себе взгляд Гарри, но была слишком смущена, чтобы посмотреть на него, поэтому вместо этого просто закрыла глаза. Но мгновение спустя она почувствовала, как его сильные руки обнимают её за талию. Он стоял прямо у неё за спиной и прижимал её к своей груди.       — Ты прекрасна, — прошептал он ей на ухо.       — Раньше я была красивее, — захныкала она, не открывая глаз.       Будучи молодой, она всегда ненавидела своё тело, но теперь ей захотелось, чтобы у неё было побольше времени, дабы она могла оценить его по достоинству.       — Я же видел тебя раньше. Ты была моложе, да, и твой живот был более плоским, но ты не была красивее, — Гарри развернул ей к себе и взял за обе руки. Он молчал, и она подумала, что он ждёт, когда она откроет глаза. Как только она это сделала, он продолжил: — Ты выносила и выкормила близнецов. Это самая невероятная вещь, которую твоё тело сделало для нас.       Гермиона скрестила руки на своей обвисшей груди.       — Да, наверное, — вздохнула она.       Затем она на мгновение задержалась, чтобы изучить Гарри. И вот он выглядел идеально. Когда в последний раз она видела его без рубашки, он был весь из кожи и костей, а сейчас Гарри был более полным и мускулистым, не слишком, но достаточно. Его живот был не таким твёрдым, как раньше, и она не могла видеть мышцы его пресса, но он и близко не был таким дряблым, как у неё. Разве справедливо, что с возрастом волшебники становятся только привлекательнее, в то время как ведьмы либо толстеют, либо сохнут?       — Меня бесит, какой ты красивый, — проворчала она, прежде чем повернуться к душу, чтобы открыть кран.       Когда она включила воду, Гарри положил руки на её талию и развернул её, притягивая к себе для страстного поцелуя. Он положил одну руку на её попку, а другой обхватил её грудь, лаская большим пальцем розовый сосок. Гермиона тихо застонала и прислонилась головой к стене позади неё. Гарри поцеловал её в шею, затем прикусил мочку её уха и прошептал:       — Я считаю твоё тело великолепным, и, если бы мне не нужно было через час идти на работу, я бы как следует показал тебе, как сильно оно мне нравится.       Он поцеловал её ещё раз, а потом отстранился и шагнул в душ. На мгновение задержав дыхание, Гермиона тут же отправилась следом. Вступив под струи воды, она обняла Гарри за талию и мягко укусила за плечо.       — Почему бы тебе просто не сказаться больным и не показать мне всё прямо сейчас?       Гарри повернулся к ней и широко улыбнулся.       — Я делал это только в прошлом месяце. Наверное, мне пока не стоит повторять это, особенно учитывая, что со следующей недели у школьников начинаются экзамены.       Гермиона широко распахнула глаза от удивления и отступила на шаг назад.       — Погоди, что?! Ты правда сказался больным только ради того, чтобы мы смогли остаться дома и заняться сексом?!       — Да, я так и сделал, — кивнул он. — И это была твоя идея.       — Ух, ты! — рассмеялась Гермиона. — Я действительно сильно изменилась.       — Да, изменилась, — Гарри протянул ей мыло. — Кстати, не поможешь мне помыть спину? Там есть одно место, до которого я никогда не могу добраться.       — И что ты делаешь, когда меня нет рядом?       Гарри на это только лишь пожал плечами и ответил:       — Ты всегда рядом.       И Гермиона не смогла не улыбнуться на эти слова.

***

      Гермиона провела остаток утра, помогая Гарри на его занятиях. Сначала было два урока с семикурсниками, которые готовились к сдаче ЖАБА. Гарри попросил Гермиону по очереди сразиться с каждым учеником, чтобы он смог со стороны оценить их технику и при необходимости либо подкорректировать её, либо дать совет.       Во время этого занятия Гермиона с удивлением обнаружила, что оказалась гораздо лучшим дуэлянтом, чем она помнила. К тому же, ещё в начале семестра Гарри пообещал ученикам, что всякий, кто сможет обезоружить или поразить заклинанием Гермиону, сразу получит двадцать баллов. И до сих пор это удалось только одной ученице шестого курса Слизерина, но, по словам Гарри, ей это удалось только из-за того, что Гермиона в тот день простудилась и была не в форме.       Во время уроков Гермиона чувствовала себя странно, так как не узнавала студентов и не знала их имён, но они, казалось, прекрасно знали и её саму, и об особенностях её состояния и потому не обижались. Они называли её миссис Поттер, а некоторые из них даже спрашивали о детях.       Когда наступил последний перед обедом урок, в аудиторию вошли первокурсники Хаффлпаффа и Рейвенкло. Гарри расставил их попарно, дал задание потренировать друг на друге разоружающее заклинание, и вокруг развернулся хаос. Было много летающих волшебных палочек, то тут, то там кому-то разбивали нос или сшибали с ног неправильно выполненным заклинанием. Гермиона просто кружила по комнате, пытаясь хоть как-то удержать этот хаос в узде, в то время как Гарри медленно ходил рядом с учениками, внимательно наблюдая за каждой парой.       Гермионе нравилось видеть Гарри в его стихии. Это напомнило ей о тех временах, когда он руководил Армией Дамблдора, но теперь уже без всякого конфликта или секретности. Ей даже пришлось приложить осознанное усилие, чтобы не позабыть об учениках, вместо этого прислонившись к стене и восторженно наблюдая за каждым его движением. Встряхнувшись и ещё раз оглядевшись по сторонам, Гермиона заметила, что не только она одна восхищается профессором Поттером. Несколько учеников регулярно кидали на него восторженные взгляды, и Гермиона нисколько их в этом не винила.       Гарри выглядел очень изысканно в своей по заказу сшитой профессорской мантии, а также он обладал той уверенностью и непринуждённостью, которой так не доставало многим людям. Всё это, в сочетании с его короткой бородкой и более аккуратной причёской, короткой с боков, но длинной и падающей на лицо сверху, делало его очень привлекательным мужчиной.       В довершении всего, одного только взгляда его ярко-зелёных глаз в совокупности с ироничной усмешкой было достаточно чтобы растопить сердце любой ведьмы. Впрочем, также было предельно ясно, что Гарри смотрел на одну только Гермиону, и она подозревала, что он и понятия не имел, сколько из его учениц безнадёжно в него влюблены.       После уроков Гермиона зашла проведать Невилла. Они сидели в его кабинете и обедали. Гермиона ела, а Невилл рассказывал, что в настоящее время самым ненавидимым в школе факультетом стал Рейвенкло. Их считали несносными всезнайками, которые просто обожали оставлять последнее слово за собой. Что же касалось Слизерина, то их, как ни удивительно, в целом любили и уважали.       По словам Невилла, который, в свою очередь, услышал это от пожилых коллег, негласные звания «самого лучшего» и «самого худшего» факультетов по очереди переходили между всеми четырьмя факультетами. Во времена учёбы Гермионы самым худшим факультетом был Слизерин, а сейчас этот статус перешёл к Рейвенкло. Через некоторое время все будут считать самым худшим Гриффиндор, утверждая, что они самые шумные, хулиганистые и высокомерные. После них придёт и очередь Хаффлпаффа, которых будут осуждать за слабовольство и неспособность постоять за себя. Ну а потом снова настанет черёд Слизерина.       — Любопытно, — ответила Гермиона. — Знаешь, а ведь в этом есть смысл. И я рада, что слизеринцы получили передышку.       — Потому что ты теперь одна из них? — поддел Невилл.       Гермиона на это только улыбнулась. Она уже прочитала в своём досье, что Гарри много лет назад торжественно перевёл её в Слизерин, и ей каким-то образом удалось передать это ещё и Розе, так как он был свято уверен, что однажды их не по годам продвинутая в манипуляциях дочь окажется именно на этом факультете.       Мысль о Розе напомнила Гермионе о том, что вообще-то у Невилла тоже был ребёнок, шестимесячная девочка по имени Элис.       — Как Элис? — поинтересовалась она, прежде чем откусить ещё кусочек от своего сэндвича.       — Намного лучше. Наконец-то она проспала всю ночь, и как раз вовремя, мы с Ханной были уже как зомби от недосыпа. Мерлин, я не знаю, как вам с Гарри удалось выжить с двумя малышами.       — Я тоже не знаю.       — Действительно, — рассмеялся Невилл. — Да, думаю даже я знаю больше тебя о том, как тебе это удалось.       Гермиона кивнула и задумалась. Она вспомнила, как Гарри упоминал, что её беременность и без того была тяжёлой, так ещё и постоянные пробуждения по ночам регулярно пускали под откос всю её адекватность. Гермиона предположила, что с двумя новорожденными в доме всё должно было быть ещё хуже.       — И правда, как нам это удалось? — забывшись, пробормотала она.       — Это было трудно, — осторожно сказал Невилл. — И, честно говоря, вы с Гарри очень много ссорились в это время.       — Мы ссорились? — удивлённо переспросила она.       Гермиона тут же сделала себе мысленную пометку пролистать журнал споров, потому что вот так вот сходу у неё не получилось представить себе причины, из-за которой они могли постоянно ссориться. Или, может, кто-то из них хотел детей, а кто-то нет, и как только дети родились, они поняли, что это было ошибкой?       — Нет, теперь, очевидно, между вами всё хорошо, — быстро сказал Невилл. — Просто без сна ты становишься… не совсем адекватной. Твой разум спутывается, и ты начинаешь жить и в реальности, и во сне, переставая различать где что. После рождения детей ты месяцами находилась в этом пограничном состоянии, вынужденная вставать каждые несколько часов, чтобы покормить детей. Но, в то же время, ты не могла как следует позаботиться о них, так как считала их своим сном, и поэтому Гарри всегда находился рядом с тобой.       — Оу… — Гермиона поморщилась, это было ужасно. — Тогда почему я просто не отказалась от ночного ухода за ними, чтобы иметь возможность нормально спать? Ведь это решило бы множество проблем.       — О, это была долгая война… Гарри отчаянно хотел, чтобы ты прекратила истязать себя, утверждая, что и сам прекрасно справится с этим делом с помощью бутылочки и смесей, но ты настояла на том, чтобы ухаживать за ними самостоятельно. Ты была уверена, что из-за своих проблем с памятью будешь очень плохой мамой, и поэтому хотела делать хоть что-то, что могло быть сделано в твоём состоянии, а именно, кормить их грудью. И, что хуже всего, ты редко была достаточно здравомыслящей, чтобы спорить с Гарри, а не просто давить.       — Ох…       — Ага… Это было что-то вроде небольшого стихийного бедствия, и Гарри уматывался вусмерть, стараясь заботиться и о тебе, и о детях одновременно. Спустя месяц наше терпение лопнуло, и мы просто вмешались в вашу жизнь, по очереди оставаясь с тобой и давая Гарри возможность нормально поспать. После этого он сказал, что раньше считал нас просто хорошими друзьями, но после нескольких месяцев такой жизни он начал воспринимать нас как семью, — Невилл гордо улыбнулся, и Гермиона не смогла не ответить ему тем же, хотя внутри ей было здорово не по себе.       — Я не могу поверить, что заставила Гарри пройти через это.       — Да всё в порядке, — отмахнулся он. — В конце концов, у вас же всё получилось. Спустя несколько месяцев вы двое наконец-то сели за стол переговоров и всё обсудили, решив по итогу взять себе няню. Как только вы это сделали, вы сразу же начали нормально спать по ночам, и всё стало гораздо проще.       С минуту они просто молчали, погруженные в свои мысли. Затем Невилл неожиданно заявил:       — Я думаю, что нам с Ханной тоже нужен журнал споров.       — Что? Зачем? Вы ведь и так прекрасно помните все свои аргументы и доводы. В чём смысл?       — Тот факт, что мы помним их, не мешает нам раз за разом устраивать одни и те же споры, — пожал он плечами. — Ваш журнал хорош тем, что после каждого спора вы обязательно приходите к какому-то решению, а потом просто следуете ему. Я думаю, что именно та часть, в которой описываются смысл спора и цели каждой из сторон — это то, чего очень сильно не хватает всем остальным нормальным, — он с ироничной усмешкой произнёс это слово, — спорам.       — Да, мне кажется, ты прав. Как-то я об этом не подумала.       — Да, ты ещё со школы должна помнить такие споры.       — Оу… Ну, в общем, да, ты прав.       Невилл вздохнул и посмотрел на часы.       — Ладно, мне нужно бежать в оранжерею и проверить цветокрылки перед уроком. Можешь остаться здесь и спокойно закончить свой обед. Кстати, ты же всё ещё помнишь, как добраться до кабинета Минервы, верно?       Гермиона кивнула. Она встала и быстро обняла Невилла, пожелав ему всего хорошего. После того, как он вышел из кабинета, она открыла свой ежедневник и начала делать пометки о том, как она провела утро с Гарри, и о прошедшем разговоре Невиллом. Вокруг воцарилась тишина.

***

      Гермиона поднималась на шестой этаж, на котором располагался вход в кабинет профессора МакГонагалл, как вдруг услышала, что её кто-то окликнул по имени, и от этого у неё мигом свело живот. Она была абсолютно уверена, что не узнает этого человека, и так оно и вышло. В конце коридора стоял маленький мальчик с голубыми волосами, и она не имела ни малейшего понятия о том, кто это.       — Гермиона! — выкрикнул он.       Мальчик подбежал поближе, и вдруг что-то внутри неё откликнулось на эту радостную мордашку и на этот голос. Она действительно знала этого мальчишку, он казался ей до жути знакомым точно так же, как и остальные её дети. И ещё он называл её «Гермиона», а не «миссис Поттер», как все остальные ученики.       Она опознала его как раз в тот момент, когда он подбежал вплотную и крепко обнял её.       — Тедди! — воскликнула она, обнимая его в ответ.       Ещё утром ей показалось немного странным, что она записала его имя в календаре, хотя не планировала с ним встречаться, но теперь она догадалась, что делала это каждый раз, когда ей предстояло посетить Хогвартс, на тот случай, если она, как сейчас, столкнётся с ним коридоре. Согласно досье на него, Гарри и Гермиона сыграли огромную роль в его воспитании, и с тех пор, как он поступил Хогвартс, он проводил с ними как минимум половину всех своих каникул.       Гермиона увидела жёлтый герб на его мантии и улыбнулась. Он оказался хаффлпаффцем, как и Тонкс. И, судя по его голубым волосам, он явно был ещё и метаморфом, а лицо его было почти полной копией лица Люпина, с поправкой на возраст, разумеется.       — Хорошо выглядишь, Тедди.       Тедди обернулся и жестом отпустил своих друзей, которые с любопытством наблюдали за ними с другого конца коридора.       — Я вас догоню, — крикнул он им и повернулся к Гермионе. — Я не знал, что ты будешь здесь сегодня. Я не видел тебя целую вечность! Ты помогала Гарри с его уроками? А у меня сегодня Защиты не было. Это нечестно!       Он обиженно надул губы, но прежде, чем Гермиона что-то ответила, он продолжил засыпать её вопросами:       — А как у тебя дела? Или, ну, как прошёл твой день?       — Чудесно, — честно ответила она. — Кстати, утром Бен спрашивал о тебе и даже начал считать дни до каникул, ему очень не терпится увидеть тебя снова. И ещё он хотел написать тебе письмо о том, что на каникулах ты можешь пожить вместе с ним в его комнате, но теперь я могу сказать ему, что передала сообщение лично.       Тедди рассмеялся, и этот смех так живо напомнил Гермионе Тонкс, что у неё тоскливо сжалось сердце.       — Обожаю его! И он так быстро учится считать, наверное, он станет таким же гением арифмантики, как и ты. Мерлин, — простонал Тедди, — я не могу дождаться следующего года, когда по выходным нас будут выпускать в Хогсмид, и я смогу чаще видеться с Розой и Беном. В любом случае, — он сделал шаг вперёд и ещё раз быстро обнял её, — мне нужно успеть на следующий урок, пока я не опоздал. Передавай им обоим привет от меня!       — Конечно, Тедди. Удачных уроков, — с улыбкой кивнула она, и мальчишка мигом испарился за ближайшим поворотом.       Всю оставшуюся дорогу до кабинета МакГонагалл Гермиона улыбалась. Эта внезапная встреча с Тедди была такой странной, но, в то же время, очень милой. Она совершенно его не помнила, но она знала его, и у них состоялся короткий и приятный разговор. И более того, между ними существовали сильные чувства любви и привязанности, пусть даже они и не были семьёй.       Ещё недавно Гермиона думала, что та связь, которая существовала между ней и её детьми, была своего рода материнским инстинктом, появившимся после их рождения и вскармливания. Да и Гарри она любила ещё до того несчастного случая, так что нетрудно было представить, как со временем эта любовь выросла. А вот Тедди был ей почти чужим.       Честно говоря, незадолго до той поездки в Австралию, она немного обижалась на Тедди, так как Гарри решил остаться с ним вместо того, чтобы поехать с ней. Но, очевидно, это всё осталось в прошлом, и сейчас Тедди был ей практически настолько же близок и дорог, как и её биологические дети. Было приятно осознавать, что не всё её сознание перезагружается каждую ночь, какие-то его части всё же оставались в целости и сохранности, позволяя Гермионе со временем расти и развиваться как все нормальные люди.

***

      Когда Гермиона вошла в кабинет директора Хогвартса, профессор МакГонагалл как раз заканчивала разговор с портретом Дамблдора.       — Ах, мисс Грейнджер, — поздоровался Дамблдор, когда Гермиона устроилась в кресле для посетителей перед большим директорским столом.       — Это миссис Поттер, — поправила его МакГонагалл.       — Разумеется. Простите мои старые привычки.       — И поэтому я теперь зову её Гермионой, просто так проще.       — Да-да, миссис Поттер. Что же, дамы, оставлю вас двоих за чаем. Мне нужно проверить свой портрет в Министерстве. Всего хорошего.       Гермиона помахала на прощание старику, а потом повернулась к своему бывшему профессору. МакГонагалл выглядела точно так же, какой её помнила Гермиона, и ей было чрезвычайно приятно обнаружить, что хоть что-то в этой жизни осталось неизменным.       — Хорошо выглядишь, Гермиона, — улыбнулась МакГонагалл, разливая чай.       — Вы уверены, что не собирались сказать, что я старая и дряхлая? — эти слова вырвались из Гермионы как-то сами собой, помимо её воли. И как только она поняла, что произошло, то прикрыла рот рукой, а её глаза расширились от ужаса.       И это было самое странное. Одна её часть была склонна относиться к профессору МакГонагалл с такой же формальностью и уважением, как в юности. А вот другая часть, которая только что заговорила, чувствовала себя рядом с Минервой расслабленно и спокойно, как если бы она была ровней или старой подругой.       Профессор МакГонагалл усмехнулась, и Гермиона с облегчением заметила, что та не выглядела рассерженной или оскорблённой.       — Я точно знаю, что ты чувствуешь. Даже те из нас, у кого нет проблем с памятью, время от времени смотрят в зеркало и ужасаются: о, Мерлин, кто эта старая леди, так, секунду, это я?! — МакГонагалл рассмеялась и Гермиона с удовольствием присоединилась к ней.       — Да, сегодня утром это оказалось настоящим потрясением, — покачала головой Гермиона, — и я думаю, что дальше будет только хуже. Гарри же, с другой стороны, выглядит гораздо лучше, чем когда-либо на моей памяти.       МакГонагалл снова рассмеялась.       — Таково наше ведьминское проклятие. Мы стареем не так изящно, как волшебники, но мы умнее и дольше живём, так что в итоге всё уравновешивается.       Гермиона улыбнулась и сделала глоток чая. Это было так странно, шутить с профессором МакГонагалл, но, в то же время, это казалось совершенно нормальным. Это было очень похоже на то, как она чувствовала себя рядом с Гарри сразу после пробуждения.       — Как прошло твоё утро, Гермиона? Кроме шока с зеркалом, разумеется.       Гермиона рассказала МакГонагалл об уроках, на которых она помогала Гарри, о своём обеде с Невиллом и о недавней встрече с Тедди.       — О, да, мистер Люпин весьма очаровательный ребёнок. Вы все очень хорошо его воспитали. О, это напомнило мне о том, что я хотела поинтересоваться твоими планами на праздники.       — Не знаю, — пожала она плечами. — Я не уверена ни в каких планах. Думаю, что мы просто проведём их дома. Тедди тоже планирует остаться с нами, и, держу пари, мы несколько раз посетим Нору.       Профессор МакГонагалл поставила свою чашку на стол и поёрзала в кресле.       — Почему бы вам не погостить здесь, в замке? Вы с Гарри можете поселиться в том помещении, которое примыкает к его кабинету, а поблизости мы можем устроить комнату и для ваших детей. Тедди, если захочет, тоже может поселиться с вами. К тому же ты получишь возможность дать Брианне несколько недель отпуска, а по утрам с детьми могу посидеть я, всё равно я встаю ни свет, ни заря.       — Да, Бри и правда не помешало бы отдохнуть, да и детям эта смена обстановки пошла бы только на пользу. Мне нравится эта идея, помнится, самым волшебным Хогвартс кажется именно в Рождество. Я спрошу об этом у Гарри.       — Хорошо, когда вы решите, пусть он пришлёт мне сову, чтобы я успела подготовить комнаты. Всегда приятно, когда на Рождество рядом бегают маленькие дети, да и Пивз будет счастлив снова встретиться с двумя своими лучшими учениками.       — С двумя? Разве Бен тоже хулиганит?       Гермиона могла очень легко представить себе неугомонную Розу, сеющую хаос на пару Пивзом, но вот то, что тихий и милый Бен тоже помогает им в этом деле, верилось с трудом.       Тем временем профессор МакГонагалл выразительно приподняла бровь, глядя на Гермиону.       — На мой взгляд именно Бенедикт — тот, за кем тебе нужно следить пристальнее всего. У Розалинды обычно всё написано прямо на лице, а вот Бенедикт всегда спокоен и сдержан, терпеливо выжидая своего часа. И эти двое вместе просто нечто! Они часто играют в хорошего близнеца и в плохого близнеца, с лёгкостью обводя весь персонал вокруг пальца.       — Да ладно? — не поверила Гермиона.       — Так и есть. Розалинда шумно вломится в дверь, после чего будет громко и неприятно выпрашивать сладости, и ей легко сказать нет. Потом в кабинет тихо проскользнёт Бен с этими своими большими невинными глазами и какой-нибудь слезливой историей о том, как его обижает сестра. Разумеется, все тут же сдаются, а он берёт конфеты, сворачивает за угол и делит их с Розалиндой.       Гермиона не смогла сдержать улыбки. Профессор, по сути, только что рассказала ей о том, что её дети были теми ещё манипуляторами, но Гермиона всё равно почувствовала прилив гордости. Возможно, потому что невооружённым взглядом было видно, как сильно эта парочка нравится МакГонагалл.       — А на вас это срабатывает? — полюбопытствовала Гермиона. — Я про хорошего близнеца и плохого близнеца.       — Примерно в половине случаев, — слегка улыбнулась МакГонагалл. — Только вы с Гарри, кажется, полностью невосприимчивы к ним, да ещё и Брианна.       Так и прошёл остаток чаепития. Профессор МакГонагалл рассказывала Гермионе истории о Розе и Бене, и это было очень похоже на то, как любящая бабушка рассказывала бы о своих внуках. Большинство её историй касались этого лета, когда Гарри, Гермиона и дети были вынуждены месяц жить в Хогвартсе, пока в их новом доме шёл капитальный ремонт.       К концу чаепития Гермиона поняла, что профессор МакГонагалл была столь же заинтересована в том, чтобы Поттеры провели праздничные дни в замке, как и она сама. Гермиона была в восторге от того, что в жизни её детей появилась такая самоназванная бабушка, поскольку их живые бабушка и дедушка были не в состоянии исполнить эту роль.       — И ещё, Гермиона…       Чай был выпит, и она уже собралась было уходить, но оглянулась и увидела, как профессор протягивает ей небольшой листочек пергамента. Гермиона взяла его и увидела, что на нём написано чьё-то имя и адрес.       — Кто такой доктор Томас Ролланд? — Гермиону несколько смутила его учёная степень, так как британские волшебники не использовали звание «доктор».       Минерва МакГонагалл встала и обошла свой стол, чтобы встать рядом с Гермионой. Теперь она выглядела предельно серьёзной, чем здорово напомнила Гермионе того строгого профессора из её юности.       — Доктор Ролланд недавно переехал сюда из Америки, а его дочь уже учится у нас на первом курсе Рейвенкло.       — Ну… Ладно, — Гермиона так и не поняла, зачем она рассказывает ей всё это.       Профессор МакГонагалл глубоко вздохнула и положила руку на плечо Гермионы.       — Он проводит исследования, связанные с магическими повреждениями разума. Он эксперт в своей области и очень добрый человек. Когда я встретила его несколько недель назад, то сразу же подумала о тебе. В общем, он согласился встретиться с тобой в любое время, когда ты будешь готова.       — Оу… — Гермиона снова посмотрела на пергамент. Теперь она поняла, профессор говорила о лечении её проблем с памятью. — Это… Эм… А разве я…       Гермиона так и не смогла заставить себя произнести этот вопрос, но профессор МакГонагалл, казалось, прекрасно знала, что она пытается сказать.       — В самом начале ты перепробовала всё, все мы перепробовали всё. Даже все целители от Поппи до Эрнеста, главы отделения по недугам от заклинаний, пытались помочь тебе восстановить функцию памяти, но ничего не помогало. Но потом, несколько лет назад, ты взяла небольшой перерыв.       — Перерыв?       Гермиона была в замешательстве. Почему этого не было в её записях? Почему Гарри ничего ей не сказал?       — Ты на несколько месяцев погрузилась в исследования, а потом вдруг внезапно прекратила, — профессор МакГонагалл остановилась, чтобы ласково улыбнуться ей и похлопать по руке. — Спроси об этом Гарри. Уверена, он сохранил все твои записи и вернёт их тебе по первому же требованию. В любом случае, запиши это имя на видное место, и когда ты будешь готова вернуться к исследованиям, доктор Ролланд будет более чем готов тебе помочь.       Снова посмотрев на пергамент, Гермиона нахмурилась, а потом положила его в карман.       — Хорошо, спасибо, профессор… я имею ввиду директор… или… эм… Минерва?       Профессор МакГонагалл улыбнулась и тепло обняла Гермиону.       — Было приятно увидеть тебя, дорогая. Заходи в любое время и передавай детям привет.       — Так и сделаю, — улыбнулась Гермиона и посмотрела на часы. — На самом деле мне уже нужно бежать забирать их из школы. Спасибо за чай, и мы свяжемся с вами насчёт праздников. И спасибо вам. Большое спасибо за всё, — Гермиона сказала это со всей искренностью, на которую только была способна.       — Удачи, Гермиона.       Гермионе показалось, что она услышала лёгкое колебание в голосе профессора МакГонагалл, но не была настолько уверена в этом, чтобы переспрашивать. Она в последний раз помахала своему бывшему профессору — нет, старому другу, поправила она себя — и закрыла за собой дверь.

***

      Позже вечером Гермиона сидела за своим столом, делала заметки и готовилась к следующему дню. В её календаре было написано, что завтра её ждёт визит в Министерство, где ей предстояло выполнить очередное задание по взлому шифровальных кодов. Она не имела ни малейшего понятия, что это значит, но решила, что выяснит всё завтра.       Она гордилась собой за то, что смогла принять такое решение, ведь в юности она никогда и ничего не откладывала на следующий день. Так что теперь она могла сказать, что всё-таки научилась жить в условиях полной неопределённости.       Например, чуть раньше, когда она играла с детьми, она задалась вопросом, кто присматривал за ними в те дни, когда её не было рядом? Кто забирал их из школы, как на прошлой неделе, когда она все дни проводила с Луной?       Гермиона собралась было прервать рассказ Розы, чтобы спросить об этом, но тут же передумала. Это не имело большого значения, ведь она всё равно забудет её ответ, так что вместо того, чтобы разгадывать эту тайну, стоило просто забыть об этом и сосредоточиться на своей дочери, что она и сделала.       Вскоре Гермиона закончила подготовку к завтрашнему дню и ещё раз прошлась по списку того, что она должна была сделать сегодня. Она выполнила всё, кроме одного пункта.       «Когда вы с Гарри останетесь наедине, пошути о том, что ты старше его и, следовательно, умрёшь первой».       Она понятия не имела, о чём была эта шутка и каков её контекст, но решила ввернуть её в разговор, когда Гарри вернётся. Он всё ещё укладывал детей спать, поэтому она в очередной раз оглядела свой стол в поисках какого-нибудь занятия. Именно тогда она заметила журнал споров и вспомнила разговор с Невиллом.       Как и всё на её рабочем столе, журнал споров был невероятно структурирован. У него было разветвлённое оглавление и предметный указатель, так что когда Гермиона принялась искать тему, о которой говорил Невилл, то обнаружила, что она была отмечена четырьмя метками: «Воспитание детей», «Кормление детей», «Решение принято» и «Больше не актуально».       На странице излагались их аргументы, было указано, что вопрос решён, и приведён окончательный вывод.       «Гермиона перестанет кормить близнецов грудью. Она сможет лучше заботиться о них обоих и о Гарри, если будет полноценно отдыхать, и она всё ещё сможет ухаживать за детьми поздним вечером, перед тем как лечь спать».       Гермиона вздохнула. Это звучало так просто, но она знала, что за этими строками скрывается много страданий.       Любопытствуя, она просмотрела ещё несколько вопросов.       «Тема: Истерики Розы.       Статус: Решение принято.       Окончательный вывод: Гарри и Гермиона согласны не приходить к единому мнению о том, как лучше всего справляться с истериками Розы. Гермиона считает, что лучше игнорировать Розу, так как всё, чего она хочет — это внимания. Гарри трудно игнорировать Розу, когда она так взвинчена, он хочет остаться рядом с ней и попытаться успокоить её словами. Для всех родителей нормально по-разному реагировать на истерики своих детей, когда они случаются».       «Тема: Продажа дома на площади Гриммо.       Статус: Решение принято.       Окончательный вывод: Дом на Гриммо — это просто дом, и Гарри не будет обижаться на Гермиону или детей за то, что им пришлось продать его, чтобы получить достаточно денег для покрытия всех расходов по уходу за детьми и затрат на ремонт нового дома в Хогсмиде. Он уверен, что Сириус не стал бы возражать».       Гермиона улыбнулась. Она почти могла представить себе их спор в точности таким, каким он произошёл на самом деле. Она пролистала журнал в самое начало и вдруг заметила кое-что, что пропустила раньше. В переднем кармашке лежала вырванная из какой-то книги страница, покрытая сверху защитным заклинанием. Она вынула её и осмотрела. Вверху странички была дата, написанная её почерком: «1 сентября 2000 года». Далее шли два очень грустных стихотворения, за которыми следовало несколько строк, написанных рукой Гарри.       «Может быть, я не твой «навсегда». Возможно, я просто твоё «почти, если бы всё сложилось по-другому» или твоё «может быть в другой жизни». Но, тем не менее, не прогоняй меня. Ты мне нужна, и я возьму любую часть тебя, которую ты готова мне отдать. В стихотворении это сказано гораздо лучше, чем я когда-либо смог бы выразиться: ты единственное место, где я могу быть собой, и это нормально».       Гермиона прикоснулась кончиками пальцев к этим строкам, и её глаза защипало от навернувшихся на них слёз. Она душой почувствовала таившуюся за этим строками боль. В её досье на Гарри говорилось, что они прошли долгий, трудный путь до того, чтобы начать свои отношения. Должно быть, эта страница была частью этого пути. Теперь же их раны зажили. Да, Гермиона чувствовала боль в своём сердце, но это были только лишь отголоски.       Она положила страничку обратно в кармашек, и только тогда увидела тему самого первого спора в этом журнале.       «Тема: Гарри думает, что он не заслуживает Гермиону.       Статус: В процессе.       Промежуточный вывод: Гарри действительно заслуживает Гермиону. Может быть, раньше он воспринимал её присутствие как должное. Может быть, он слишком часто вставал на сторону Рона. Может быть, ему следовало поехать с ней в Австралию. Но он с лихвой компенсировал всё это. И ни на секунду не думай, что всё это не имеет значения, якобы, из-за того, что Гермиона не помнит, потому что на самом деле она знает».       Гермиона вздохнула, когда, наконец, закрыла папку и положила её туда, где взяла. В этот момент в комнату вошёл Гарри.       — Монстры заснули! — объявил он и, увидев выражение её лица, нахмурился: — Что-то не так?       Гермиона подумала, не рассказать ли ему о том, что нашла, но быстро отбросила эту мысль. Она не хотела ворошить старые раны. Вместо этого, она закрыла лицо руками и глухо застонала.       — Ничего. Я просто устала.       — Ладно, — Гарри присел на край кровати. — Уверена?       Гермиона кивнула и развернулась на стуле лицом к нему.       — Хотя у меня есть пара вопросов, если ты не возражаешь.       — Продолжай, — кивнул он.       — Хорошо. Во-первых, профессор МакГонагалл приглашает нас всей семьёй провести рождественские каникулы в Хогвартсе. Она сказала, что подготовит для нас несколько комнат, а по утрам будет сама присматривать за детьми, чтобы мы смогли дать Бри несколько недель отпуска.       — Ого! Это блестящая идея, думаю, дети будут в восторге.       — Да, я тоже так подумала, но на всякий случай решила подождать и посоветоваться с тобой. Профессор попросила отослать ей сову с нашим решением.       — Отлично. Пожалуй, я сам найду её завтра во время обеда и скажу ей, что мы согласны. Знаешь, я думаю, что она, возможно, любит наших детей даже больше, чем мы.       — Это потому что ей не приходится жить с ними, — ворчливо заметила Гермиона. — Легко, знаешь ли, любить их, угощать сладостями, будоражить, а потом просто отправлять их обратно к нам.       — Вот именно, — рассмеялся Гарри. — Ладно, какой там у тебя следующий вопрос?       Гермиона немного поколебалась, прикусив губу. Гарри посмотрел на неё, поднялся с кровати и без слов наколдовал себе стул. Он сел напротив Гермионы и положил руки на её колени.       — В чём дело? — настойчиво спросил он. — Что случилось?       Гермиона улыбнулась и отрицательно покачала головой.       — Нет, всё в порядке, я просто… — она оборвала себя и начала снова. — Когда я пила чай с профессором МакГонагалл, она упомянула об исследованиях, которые я вела, чтобы найти способ исправить мои проблемы с памятью. Не мог бы ты… Не мог бы ты рассказать мне об это поподробнее?       — Оу… — Гарри откинулся на спинку стула и посмотрел на книжные полки над её столом. — Конечно.       Он поднялся на ноги, снял с одной из полок большую картонную коробку и поставил её на стол.       — Здесь хранится почти вся интересующая тебя информация и ещё немного осталось в твоём кабинете в библиотеке Хогвартса. Я могу принести тебе и их, если ты решила снова вернуться к этому исследованию.       Гарри взял свою волшебную палочку и постучал по крышке коробки, заставив её открыться. Гермиона заглянула внутрь и увидела плотно утрамбованную кучу бумаг. На коробке, очевидно, были чары внутреннего расширения.       — Если хочешь, я могу рассказать тебе вкратце, — предложил Гарри, увидев ошеломление Гермионы.       — Да, давай, — кивнула она, поворачиваясь к нему.       Гарри снова положил ладони на её колени, и она тут же накрыла их своими руками.       — Всё началось около десяти лет назад, когда я сделал тебе предложение. Ты ответила согласием, но поженились мы только через полтора года. И протянули мы столько времени не из-за того, что планировали большую, сложную свадьбу или что-то в этом роде, наоборот, никто из нас не хотел этого. Просто у тебя было условие, что ты не выйдешь за меня замуж до тех пор, пока не будешь уверена, что сможешь сохранить воспоминания об этом.       — Ого!       — Вот именно, — Гарри улыбнулся и перевернул свои ладони так, чтобы они с Гермионой смогли переплести пальцы вместе. — Итак, ты с головой ушла в исследования. Твоя идея состояла в том, чтобы использовать Омут Памяти для того, чтобы сохранять свои воспоминания. Проблема состояла в том, что в Омуте Памяти ты становишься не непосредственным участником событий, а сторонним наблюдателем.       Гермиона кивнула. Пусть она ни разу на своей памяти не просматривала чьи-то воспоминания таким образом, она знала об этом, читала.       — В общем, такой способ тебе не понравился. Ты хотела просматривать эти воспоминания именно от первого лица. Итак, ты с головой ушла в исследование устройства Омутов Памяти и даже нашла специальное заклинание, которое позволяет извлечь воспоминание таким образом, чтобы потом просматривать его с точки зрения, так сказать, автора.       — Прекрасно. Что дальше?       — Вот только что бы ты ни делала, тебе не удалось заставить это заклинание работать. И ты уже собралась было отбросить этот вариант как несостоятельный и двинуться дальше, как вдруг тебе пришла мысль опробовать его на мне. И оно отлично сработало.       — Что? Почему?       — Я ещё дойду до этого. В любом случае, прошло несколько месяцев, и уже казалось, что мы зашли в тупик, как вдруг у Рона появилась блестящая идея. Иногда это с ним всё-таки случается, — добавил он с лёгкой улыбкой. — Он предложил мне использовать легиллименцию, чтобы просмотреть твои воспоминания, а потом с помощью найденного тобой заклинания извлечь их уже из своей головы.       — И это сработало?       — Именно! — заухмылялся Гарри. — А потом мы наконец-то поженились. В следующие же выходные на самом деле.       Гермиона снова окинула взглядом свой стол.       — И где они? Могу я просмотреть их? И какие ещё воспоминания я там сохранила?       Лицо Гарри вытянулось.       — Они в сейфе в шкафу, но у нас нет Омута. Пока ещё нет, но если ты пообещаешь не записывать это, то я могу поделиться с тобой секретом о том, что планирую подарить тебе его на это Рождество. Таким образом нам не придётся одалживать его у Минервы каждый раз, когда тебе захочется пересмотреть свои воспоминания.       — Оу… — Гермиона попыталась скрыть разочарование в своём голосе.       — Ну а что касается твоего последнего вопроса, то мы сохранили шесть твоих воспоминаний. День нашей свадьбы. День, когда ты сказала мне, что беременна. День, когда родились близнецы. Случайный день через несколько месяцев после их рождения, когда всё, что они делали в течение нескольких часов, это спали на твоих руках. И это только кажется мелочью, но вспомни, что я рассказывал тебе об особенностях сна Розы. Так что это был хороший момент, чтобы его сохранить. И, наконец, ещё два воспоминания, в которых каждый из близнецов впервые сказал: мама.       — Ух, ты! — Гермиона откинулась на спинку стула. — Я и вправду рада, что у меня есть эти воспоминания. И Омут Памяти — это просто шикарный подарок. Обещаю изобразить неподдельное удивление, когда открою его.       Гарри рассмеялся, а она улыбнулась и нежно поцеловала его в губы.       — Ладно, Омут Памяти — это прекрасно, но причём тут мои исследования?       Гарри вздохнул.       — Ну, мы с тобой поженились, просмотрели воспоминания и всё было хорошо, а потом на тебя снизошло озарение. Ты поняла, что это неработающее на тебе заклинание оказалось отличным детектором, позволившим тебе довольно чётко выделить ту часть своего мозга, которая не работает как надо. Раньше мы просто знали, что проблемы с твоей памятью могли быть вызваны тысячами различных сбоев в работе твоего мозга. И твоё озарение значительно сузило круг поисков.       — Так, всё, я поняла, — перебила Гермиона. — Я могу продолжить экспериментировать с различными заклинаниями или зельями, которые так или иначе влияют на разум, чтобы определить, какие из них работают, а какие нет, и через это локализовать повреждения и разработать специальное заклинание, которое всё исправит.       — Да, именно этим ты и занималась, и именно этому посвящены все эти бумаги, — Гарри указал на коробку.       — Но я остановилась. Профессор МакГонагалл сказала, что я свернула все свои исследования по этой теме.       — Да, — кивнул он, — но ты так и не рассказала мне почему.       — Но ты знаешь, — это был не вопрос. Гермиона ясно видела это в его глазах.       — У меня есть кое-какие подозрения, но, в любом случае, я не хочу как-то влиять на твоё решение. Если ты захочешь вернуться к исследованиям, возвращайся. Я поддержу тебя. Если не захочешь, то тоже неплохо. Я люблю нашу с тобой жизнь и не думаю, что в ней что-то не так или что-то сломано.       Гермиона нахмурилась. Она изо всех сил пыталась понять, почему она отказалась от своих исследований, особенно, если это могло привести к избавлению от этого ужасного состояния.       — Я думаю, что всё же хочу быстренько просмотреть свои записи, если ты не против.       Гарри кивнул, чмокнул её в щёку, затем встал, отодвинул стул и достал из своей сумки стопку пергаментов.       — Занимайся. В любом случае, я сейчас буду немного занят, проверяя эту кучу, как мне кажется, в большинстве своём крайне ужасных эссе.       Но Гермиона уже повернулась к своему столу и практически не слушала. Она просто махнула рукой в знак согласия и сосредоточила всё своё внимание на стопках различных бумаг в коробке. Она пыталась решить, с чего начать в первую очередь, как вдруг заметила небольшую зелёную бумажку, лежащую на самом верху одной из стопок. Поперёк этой бумажки была написана всего одна строчка.       «У тебя может и не быть воспоминаний, но они есть».       Слёзы защипали её глаза, когда она осторожно положила зелёную бумажку обратно на центральную стопку и медленно закрыла крышку коробки. Смысл этой фразы был ей предельно ясен. Она подумала о статье, которую когда-то написала для «Ежедневного Пророка» и которую прочла утром. Гермиона взяла её в руки и снова прочитала последние строки.       «Я решила, что вместо того, чтобы запираться в библиотеке и пытаться разгадать смысл жизни, я лучше буду просто жить».       Гермиона поняла, почему она прекратила свои исследования. Эксперименты такого масштаба в такой сложной области, как человеческий разум, могли бы занять годы или даже десятилетия. И правда ли она хотела проводить всё своё время, отсиживаясь в своём кабинете, практически изолированная от семьи и друзей? Нет. Даже сейчас, когда она сидела за своим столом, всё, что она хотела сделать, это убрать все бумаги подальше, перебраться на кровать и просто прижаться к Гарри, который лениво оценивал эссе, что-то бормоча себе под нос.       Может быть, когда через несколько лет их дети поступят в Хогвартс, тогда она и задумается о возвращении к этому проекту, но и в таком случае она обязательно ограничит своё время работы до нескольких часов в день. Она будет заниматься им не дольше, чем Гарри будет пропадать в Хогвартсе. Гермиона кивнула сама себе, а потом посмотрела на бумажку, которую передала ей профессор МакГонагалл. Она решала, как ей поступить.       В итоге, Гермиона сделала себе пометку выделить день в следующем месяце, чтобы всё-таки просмотреть содержимое коробки, а потом встретиться с доктором Ролландом, чисто чтобы убедиться, что она находится на правильном пути. Но сейчас она не желала думать об этом. Она устала и хотела провести время со своим мужем.       Гермиона взяла с полки книжку в мягкой обложке и подошла к кровати, чтобы присоединиться к Гарри.       — Уже закончила? — рассеянно поинтересовался он.       Гермиона посмотрела, как он поставил большую «У» в уголке страницы и обратил на неё свой взгляд.       — Да. Я слишком устала, чтобы забивать голову всеми этими сложными исследованиями, так что просто решила полежать рядом с тобой и почитать, если не помешаю, конечно.       — Не помешаешь. Давай сюда.       Гарри чуть подвинулся, поднял руку, и уже спустя пару секунд Гермиона уютно устроилась в его объятиях. Гарри поцеловал её в макушку, а потом снова вернулся к своей работе.        Гермиона открыла книгу и увидела, что это был сборник стихов. Она попробовала было почитать, но слова не достигали её сознания, она просто слишком устала. В итоге она просто положила голову на грудь Гарри и смотрела, как он оценивает работы. Время от времени он кривился и ворчал что-то вроде:       — Серьёзно? Мерлин, кто учил этого идиота? А… точно… я.       В следующем эссе, прежде чем поставить в уголке большую «С», он пробормотал:       — Нет, Фиона. Чеснок отгоняет вампиров, а не оборотней, и в любом случае это миф.       Наконец, Гарри нашёл эссе, которое понравилось ему настолько, что во время чтения он что-то замурлыкал себе под нос. Когда он посмотрел на фамилию ученика, то весело хмыкнул:       — О, точно. Тедди. Ещё бы он не справился с вопросами про оборотней.       Гарри поставил в углу листа большую «П» и посмотрел на Гермиону.       — Не читаешь?       Она пожала плечами.       — У меня устали глаза. Мне кажется, я старею.       — Не в этом дело. Нет, разумеется, все мы не становимся моложе, но твои глаза устают, потому что тебе нужны очки. И я уже несколько месяцев говорю тебе об этом.       Гермиона непреклонно скрестила руки на груди.       — Мне не нужны очки, это слишком старческая вещь. Тебе этого не понять, ты ещё слишком молодой.       — Да ладно? — ухмыльнулся Гарри. — Ну-ка скажи мне, как сильно отличаются тридцать и тридцать один? Наверное, между ними целая пропасть, да?       — Эй! Это совсем другое! — подтолкнула она его. — И вообще, тебе уже пора смириться с тем фактом, что я, скорее всего, умру первой.       Гарри помолчал, а потом громко рассмеялся. Гермиона тоже рассмеялась, просто заражённая его смехом. Она не знала, в чём соль этой шутки, она просто следовала инструкции в ежедневнике.       — О, Мерлин, — отсмеявшись, простонал Гарри, затем он снова обнял её за плечи и притянул к себе. — Вот что ещё мне дико в тебе нравится, так это твоя любовь к длительным, в течение нескольких недель, месяцев или даже лет, шуткам.       — Ты же понимаешь, что я не имею ни малейшего понятия о том, что сейчас произошло?       — Понимаю. И это делает твою шутку только ещё лучше, — Гарри ещё раз рассмеялся, а потом отложил эссе на столик и повернулся к Гермионе. — Хочешь, я тебе почитаю? Видишь ли, у меня, в отличии от тебя, есть очки, и я могу нормально видеть.       — О, нет, тебе не обязательно этого делать. Просто заканчивай свою проверку и всё.       Гарри отрицательно покачал головой и поднял оставленную Гермионой книгу.       — Я могу закончить и завтра во время перерыва. Или, быть может, просто раздам их как есть.       — Знаешь, Гарри, всё-таки ты не очень хороший преподаватель, — заявила Гермиона, прижимаясь к его груди. — Прогуливаешь занятия, чтобы заняться сексом, спустя рукава проверяешь эссе…       — Эй, я тут не при чём, это всё моя жена! Она очень отвлекает, — хмыкнул Гарри и открыл книгу в случайном месте. — Всё это хорошо, а теперь помолчи. Сейчас будет говорить профессор Поттер.       — Хорошо, профессор Поттер, — улыбнулась она, крепко обнимая его за талию. — Я вас слушаю.       Гарри начал читать ей стихи, и они были прекрасны. После первых трёх стихотворений Гермиона подняла голову и сообщила Гарри об этом.       — И правда… — кивнул Гарри и посмотрел на обложку, чтобы прочитать имя автора. — А, это она. Раньше она писала очень депрессивные стихи, но, похоже, недавно она нашла свою любовь и теперь её работы стали более оптимистичными. Рад за неё.       Гарри снова открыл книгу, а потом тихо усмехнулся.       — Ну, собственно, о чём я и говорил. По этому стихотворению ясно, что она от чего-то исцелилась. Кстати, ещё оно как будто бы написано про нас.       «Некоторые люди теряют в юности больше, чем большинство других теряют за всю жизнь. Но именно так рождаются самые глубокие, самые любящие души».       — Ты прав, — со вздохом кивнула Гермиона. — Это про нас.       Гарри продолжал читать.       «Я здесь. Ты находишься там. Я часто ловлю себя на том, что мечтаю, чтобы ты могла быть здесь со мной, или я мог быть там с тобой, или мы вместе могли бы быть где-нибудь ещё. Но, по крайней мере, у нас никогда не будет сомнений в том, что я всегда буду здесь для тебя, а ты всегда будешь там для меня».       — Эм… Это не имеет никакого смысла, — сказала Гермиона.       — Да, — кивнул он, — но мне нравится. О, а следующий не иначе как по иронии судьбы посвящён переосмыслению вещей. Оно тоже красивое и короткое.       «И вот так вот просто, кажется, абсолютно всё обретает странный смысл. Вот, что ты делаешь. Спасибо тебе».       — Мило.       Гарри не ответил. Она подняла глаза и увидела, что он читает следующее стихотворение. Когда же он заметил, что Гермиона смотрит на него, то широко улыбнулся.       — А вот это как будто бы списано с моих мыслей. Вот, послушай.       «Знай это, ты не ошибка, не случайность и не причина сожалений, ты выбор. Ты мой выбор. И что бы ни случилось между нами в этой жизни, я никогда не пожалею о принятом решении провести с тобой столько мгновений, сколько смогу».       Когда Гарри оторвался от страницы и снова сосредоточился на Гермионе, взгляд его был очень серьёзным.       — Это именно то, что я чувствую к тебе, Гермиона. То, что я думаю о нас. И у нас с тобой всё в порядке. Я выбрал тебя, и, будь уверена, я бы делал это снова и снова, — он снова посмотрел в книгу. — Мы должны вырвать эту страницу и вставить в рамку.       — Эй, мы не сможем этого сделать!       — Вообще-то, ты это уже делала.       — Ну, если ты опять захочешь написать что-то невероятно душераздирающее внизу страницы, то, может быть, я подумаю об этом.       — Оу, — грустно улыбнулся он. — Ты нашла её.       Гермиона кивнула. Она ожидала, что он скажет что-нибудь ещё, но он молчал. Видимо он тоже, как и она сама, был полон решимости оставить эту боль позади.       Гарри положил книгу на прикроватный столик и повернулся к Гермионе. Несколько мгновений они просто смотрели друг другу в глаза. Гермиона догадалась, что они оба думали о той дороге, которая привела их сюда, и о том, что ни один из них не променял бы её ни на что другое.       Гермиона, конечно, не помнила эту дорогу, но она знала, что была отчаянно влюблена в него и эта любовь сложилась из миллионов маленьких мгновений, которые забыл её мозг, но которые помнило её сердце.       И мгновения эти состояли из простых житейских моментов. Когда она обнимала его в душе. Или, когда видела, как воодушевлённо сверкали его глаза, когда он вёл свои уроки. Или, когда она смотрела, как он после ужина играет с близнецами и рассказывает им сказки перед сном. И даже когда он, проверяя эссе, ворчал на нерадивых учеников, она, казалось, полюбила его ещё чуточку больше.       Гермиона любила Гарри так сильно, что это было почти что больно. И по тому, как он смотрел на неё в ответ, она могла с уверенностью сказать, что он любил её столь же сильно.       Гермиона потянулась вперёд и поцеловала Гарри. Идеальный поступок, когда ты понимаешь, насколько сильно любишь своего мужа.       — Ты счастлив? — внезапно спросила она. — Ты счастлив со мной? С такой жизнью?       Гарри кивнул и принялся снимать с неё рубашку.       — Ты спрашиваешь меня об этом каждый день, и мой ответ всегда один и тот же. Я гораздо счастливее, чем когда-либо мог себе это представить.       Гермиона тоже сняла рубашку с Гарри и провела пальцем по его обнажённой груди.       — Ты хотел бы, что бы я попыталась решить свою проблему? Чтобы продолжила заниматься своими исследованиями?       Гарри притянул её к себе и поцеловал, а затем уложил её обратно на кровать.       — Я хочу, чтобы ты была здесь, со мной, — сказал он, нависая над ней сверху. — Как говорилось в том стихотворении, я хочу провести с тобой столько мгновений, сколько смогу.       Гарри снял очки и положил их поверх книги стихов, а затем начал целовать Гермиону в шею.       — Прекрасно, — зарываясь пальцами в его волосы, выдохнула она. — Прекрасно, я тоже.       Гарри приподнялся на руках и весело изогнул бровь, глядя на неё сверху вниз.       — Мы уже закончили разговор? Просто мне уже страсть как хочется наконец-то показать тебе, насколько сильно я ценю твоё тело.       — Да. Поговорим завтра, когда начнём всё сначала.       Ухмылка Гарри стала ещё шире.       — Идеально. Не могу больше ждать!