***
Сквозь шторы отеля уже виднелись первые лучи рассветного солнца — самое время уходить. Наташа никогда не была сентиментальной и уходить предпочитала ещё до того, как наступал самый неловкий момент в одноразовом сексе. Разговоры о жизни и завтрак в постель явно не входили в стоимость того самого секса. Старк, почему-то, считал иначе. Совесть. Её муки русскую доставали редко, а если и доставали, то подавлялись настолько быстро, что Романофф едва успевала испытывать её лёгкие уколы. Совесть Наташа научилась подавлять и убивать на корню ещё много лет назад. В Красной Комнате с совестью выжить невозможно. Мысль о милой Пеппер, которая явно ждала Старка с задания ещё вчера ночью, промелькнула быстро, но не так безболезненно, как хотелось бы. Почему-то женская часть Наташи — которая должна была умереть ещё очень давно — хотела Старка себе в коллекцию. Слишком уж он нежный, а его немного грубые пальцы — Романофф, почему-то, и раньше часто думала о его пальцах, которые часто что-то собирали и закручивали — очень уж быстрые и чуткие. Да и сам Старк — это всегда слишком. Наташа думала, что читать его очень легко. Думала, что Тони — очередной миллиардер с безмерным и безосновательным эго. Старк оказался глубже. Золотой мальчик пережил слишком много, чтобы быть поверхностным. Наташе даже было с ним интересно. Он был большой загадкой, которую Романофф пыталась не переоценить, чтобы не разочаровываться в конце слишком сильно. Почему-то она знала, что у этого должен быть конец. Как и у всего в этом мире. Она знала, что он давно не спал: дыхание было слишком частым для спящего человека. Старка, правда, Наташа недооценила. Он оказался хитрее многих. Хотя чего ещё она ожидала от главного ума Америки? Тони не стал просить остаться, не стал рассуждать о совместном будущем, он просто по-хозяйски обнял её и прижал ближе как бы во сне, лишив её тем самым любой попытки бегства. «Ничего плохого не случится. Один раз можно и остаться», — подумала Наташа и, положив свою руку поверх руки Старка, вновь провалилась в сон. Всё таки задание было слишком утомительным в этот раз. Да и бессонная ночь дала свои результаты, ведь даже мысли о белой и пушистой страдающей Пеппер не помогли Наташе встать с кровати.***
Ничего плохого и правда не случилось, только вот Наташа не первый раз ловила себя на желании забрать Старка себе. Полностью. Не деля его не с кем. Даже с приторно сладкой Пеппер, которая всё чаще стала её раздражать своим отношением к Старку. Эта женщина думала, что может полностью контролировать Тони. Она думала, что Старк полностью её и нет другого варианта развития событий. Он был. Наташа знала об этом лучше всех и от этого поведение Пеппер казалось ещё более глупым. Это было странно для неё, ведь совместной жизни с кем-то она никогда не представляла и долгими отношениями не грезила. Небольшие романы иногда, конечно, были. С Беннером, например. Но подобных чувств они в Наташе никогда не вызывали. Так, небольшой интерес, ограниченный лишь симпатией. Здесь всё было в разы сложней. Ей казалось, что это была та смесь чувств, которые люди называли любовью. Но она ведь русская, а они, когда им что-то кажется, крестятся. Наташа тоже каждый раз крестилась, только в голове, вырисовывая при этом крест на лице Вирджинии, которая всё чаще кидала на неё раздражённые взгляды, получая лишь едкую усмешку Романофф в ответ. Она догадывалась, но до всей правды ей было далеко. — Доброе утро, лиса, — голос Тони был немного хриплым ото сна, чем каждый раз вызывал улыбку шпионки. Это было странно, так что её Наташа предпочитала прятать и почти никогда не спала в положении, в котором Старк мог бы видеть её лицо. Показывать слабости — не её стиль. А Тони был её слабостью. Но ему знать об этом было совершенно не обязательно. — Доброе, Тони, — Романофф всё же повернулась к нему и попыталась прочитать эмоции на его лице. В последнее время это получалось до ужаса плохо, потому что в них Наташа видела только спокойствие и тепло, которые совершенно не связывались в голове шпионки с образом Тони. — Как смотришь на блинчики? — Старк улыбнулся от вида сонной Наташи, которая всё также пыталась рассмотреть его лицо. Но блины были слишком привлекательными, а желудок уже начинал требовать еду, так что думать о мыслях русской совершенно не хотелось. Блины были их общей слабостью. Как и геройство, только более приземлённой. Это делало их жизнь немного обычней, больше похожей на человеческую. Этого им всегда не хватало, как бы оба не хотели в этом кому-то признаваться. Даже самим себе. Спасать мир каждый день тоже надоедало. Надоедало соответствовать статусу героя и подавать пример каждому, кому твоя личность известна. Каждый из них иногда хотел побыть просто Тони и просто Наташей. Без всех этих статусов, обязанностей и игр в геройскую шестёрку. Они часто готовили вместе, когда на это оставалось время. Тони забавлял скептический взгляд Романофф, которая каждый раз твердила о том, что его тесто невероятно густое и в него нужно добавить молока. Ещё эта хитрая лиса умудрялась готовить блины так, чтобы кухня оставалась чистой. Но в такие дни блины они ели уже холодными.