Закончилось

Караджа идет по дороге и свежий ветер обнимает её. Так легко и свободно, так просто и понятно теперь. Стало легче дышать после смерти отца. Мерзкие, черные мысли. Страшные мысли, греховные. Но Карадже ли бояться? Караджа горит в аду каждый день. Караджа уже пустая и мертвая, ничего у нее не осталось. Чувства все — будто от кого-то другого, кто — ещё человек. Кто — ещё с сердцем живым. Юджель, Эфсун, Акын. Имена эти на вкус как соленый металл. Имена эти напоминают — Карадже придется еще пожить. Ямач воет раненным зверем, бьется в агонии, круша всё вокруг. Столько крови, одежда Ямача вся пропитана кровью. Не лицо у Ямача, перекошенная от боли гримаса. Он кричит и плачет, он просит Всевышнего забрать жизнь прямо сейчас. Султан молча глотает слезы, боясь подойти. Саадет с Дамлой свое отплакали, им просто страшно. Караджа в тени, прячет улыбку. Караджа знает, каково Ямачу. Караджа тоже просила. Караджа идет по дороге, и солнце гладит её по лицу. Небо благословляет путь Караджи, и она ни о чем не жалеет. Караджа исправно ходит на кладбище, Караджа теперь в вечном трауре. Множатся могилы с фамилией Кочовалы на надгробиях, уходят родные в небытие. Караджа не скорбит ни секунды, не плачет. Ей запретили однажды, теперь она и сама себе не позволит. Реальность расплывается, расщепляется, толкая ко сну, но Караджа снов боится — после них только хуже. Мать рыдает над телом Акына, от крика этого уши закладывает. Караджа на минуту даже пытается отыскать у себя хоть тень, отголосок печали или стыда. Не находит и крупицы. Выжженная, черная пустыня, а не нутро. Караджа подходит поближе, присаживается рядом и берет мертвую руку Акына. Только чтобы почувствовать его кровь на коже. Только чтобы убедиться — всё получилось. Караджа идет по дороге и блаженная тишина идет с ней рука об руку. За спиной остаются крики и плачь, за спиной остаются мольбы, опустевший, осиротевший Чукур и последние сомнения. Никто так и не поймет. Просторные платья скрывают всё до последнего. До момента, когда никого и не остается, чтобы понять. Караджа не размышляет, не думает об этом. Караджа здесь ничего не решает. Раз случилось — значит, и правда простил, значит, не больной её разум это придумал. Караджа принимает всё как данность, она всё сделает правильно. Караджа хорошо спряталась, её отсюда не видно, да и утро раннее слишком — никто не сообразит. Сестры Азера сонные, зевают, потом — охают и испуганно оглядываются по сторонам, старшая спускается с крыльца, оглядывается ошарашенно. Младшие подхватывают ребенка, находят записку, через минуту все уходят в дом. Дверь закрывается, отрезая Караджу от сына. Караджа улыбается. Караджа идет по дороге и горячий асфальт обжигает босые ступни. Черное платье хлопает на ветру как птичьи крылья. Караджа стаскивает с головы черный платок и идет, идет, не останавливаясь. Все закончилось, наконец — все закончилось, осталось чуть-чуть.