Возрожденный из тока.

Джен
R
Завершён
20
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
20 Нравится 5 Отзывы 6 В сборник Скачать

***

Настройки текста

Нежданные перемены,

И белым сверкает страх.

Нет кнопки здесь для отмены.

Забудь о своих мольбах.

      Раньше космос никогда не манил его, скорее даже пугал, хоть он и уверял себя в том, что это не страх. Точно не страх. Никогда и ни за что. Просто неприязнь. И он отчаянно отдавался ей, возмущаясь, срывая каждую тренировку и каждый осмотр в ничтожной попытке доказать, что не создан для этого. Что угодно, но не то, к чему его готовили. Ему не нужны полёты, ему не нужны и ужасные стеклянно-белые лаборатории. Каждой частицей себя и самого своего существа он ненавидел жизнь, насильно всученную вместе с чуждой ему благородной целью.       Он не был особенным и не желал быть таковым, пока его не заставили им стать. Только вот он никогда не просил об этом.       Всё было нормально. Нормально, не хорошо и не плохо, но привычно, понятно и правильно, и они лишили его всего, что он имел, лишь ради того, чтобы посвятить его тело опытам, а волю и разум подчинить собственным неясным желаниям. Тогда-то и стало страшно. А бояться нельзя, это он понимал кристально ясно. Никогда не показывай своего страха перед лицом врага, и он знал — вокруг него собрались одни враги, а он, чёрт возьми, боялся. До паники, до дрожи боялся всего, что они делали. Он был в ужасе от любого движения этих странных существ в белых одеждах. Их лишенные смысла и эмоций монотонные голоса парализовывали, а бесстрастные каменные лица отдаляли от собственных намерений, но при этом цепко захватывали волю и принуждали оставаться на месте, хотя больше всего на свете он хотел бы сбежать из того страшного металлического и стеклянного мира, возведенного непроницаемыми белыми богами.       Он пытался поначалу, честно пытался, только вот это не приносило никаких результатов. От этого с каждым провалом, с каждым днём, наполненным изнуряющими тренировками и процедурами, росло отчаяние. Рос и страх перед высокими богами, видимо, уже предрешившими всю его жизнь, вплоть до кончины. Но показывать удушающий ужас точно было нельзя, и Энос не хотел знать последствий своей слабости, поэтому он вскоре нашёл выход.       Бояться никак нельзя, и он преобразил сковывающий его животный страх в слепую неконтролируемую и безграничную ненависть. Это удалось ему на удивление легко. Белые боги пугали, но они причиняли боль и никогда не слушали его, а значит заслуживали ненависти, и ненавидеть их было правильно и просто. И это было лучше страха, потому что так он мог действовать. Паралич перешёл в действия, и скоро он вошёл во вкус, лелея в себе эту ненависть и выплескивая негодование на всё, до чего оно могло дотянуться.       Он правда боялся непонятных аппаратов и яростно ломал их, говоря себе, что они противны ему. Он боялся жестоких белых созданий, способных причинить боль и способных прекратить её тогда, когда сами захотят, и он пытался ранить их при любом удачном стечении обстоятельств, говоря себе, что не потерпит их собственнического отношения к его жизни, такой же ведь жизни, какая есть и у них, но почему-то другой — жалкой и подвластной любому из богов. Он боялся космоса, хотя почти ничего не знал о нём, а его яро уверяли, что он должен туда отправиться, более того, должен быть счастлив этому отправлению. Но он не был счастлив, и он возненавидел космос.       Постоянный негасимый страх стал взрывоопасным концентратом ненависти.

Ты избранный для науки

И смертник для всех остальных.

Ничто для богов твои муки.

Лети, чтоб остаться в живых.

      И это было хорошо. Он думал, что это ему на руку.       Боги говорили ему, — " Энос, прекрати себя так вести!» и они злились, а значит он вывел их из холодного равновесия и не мог не гордиться этим. Они пускали по его телу разряды тока, а он насмешливо скалился и терпел боль. Разряды усиливались. Росла и его ненависть, но он знал, что на верном пути. Рано или поздно им это надоест.       Агрессия, непослушание, один сорванный и перенесенный полёт, затем следующий: всё это должно убедить богов в том, что он не годен для осуществления их неясных и страшных желаний. Так и должно было быть, и Энос жил этой надеждой, и только с её же помощью стойко выносил все наказания, теперь с удвоенной силой сыпавшиеся на голову несчастного создания.       Он почти смирился с током, болезненно прожигавшим его тело до самых костей и считал дни до того момента, когда всё закончится.       Но ничего не закончилось. Всё пошло не так. Увы, боги были неумолимы, и, похоже, ничто на свете не могло помешать их планам. Сколько бы ни было пунктов в графе «Против», они всё равно отправили его в бесконечное чернеющее вдали космическое пространство.       И вот тогда он почувствовал, что такое настоящий страх, он увидел, как выглядит отчаяние, как разрывает рассудок беспомощность, и каждой клеткой тела он ощутил безысходное одиночество. И боль.       Он думал, что ему было больно, когда белые боги приводили в исполнение свои многочисленные наказания, когда они прокалывали его кожу тонкими длинными иглами, когда вживляли тонкие почти невесомые пластины, когда оплетали его тело миллионом всевозможных проводов, имеющих для них какую-то определённую последовательность, но не представляющих из себя больше, чем просто хаос удавок, и потом хмуро смотрели на подсвеченные экраны. Он думал — это больно. Он ошибался. Только тогда в той тесной оборудованной капсуле он познал истинную боль.

Сгорает в пространстве время,

Сжигая и саму плоть.

Мечты о свободе лелея,

Ярость не побороть.

      Смерть была мучительна, хоть сейчас он почти и не помнит её, но иногда образы и картины этого момента всё же оживают в его сознании.       Абсолютная тишина и пронзительный писк приборов сливаются с всепоглащающей тьмой и режуще яркими огнями лампочек. Они сплетаются в одну сплошную какофонию ощущений, поглощают друг друга и порождают боль, а из неё, в свою очередь, возникает панический ужас.       Большего с точностью он не мог вспомнить, но во снах ему часто являлись рычаги, так что, вероятно, и они там были. Иногда он видел всего три, а иногда тысячи тысяч. Металлические ручки выстраивались в бесконечные идеальные ряды и всегда были охвачены искрами и треском электричества. Некоторые из них безостановочно дергались, другие же застывали намертво, и уже ничто не могло сдвинуть их хотя бы на миллиметр. Были обломанные рычаги, покореженные, были исправные, были заржавевшие, а ещё были разбитые лампы и вырванные провода, были потухшие экраны и оторванные панели, обнажающие мешанину из внутренностей обшивки капсулы. И всё это дико вращалось, бессмысленно и резко сменяя друг друга. Постоянными же оставались только разряды тока, от которых каменели мышцы и вспыхивала шерсть.       Пахло горелой плотью.

И смерти момент на исходе,

И новый восходит мир,

Зелёным искра на диоде

Подарит тебе ориентир.

      Но когда хаотичные картины и скрученные в безжалостную спираль из агонии и боли ощущения перешли грань возможного, грань того, что, как думал сам Хейтер, можно вынести, всё останавливалось и исчезало. Не постепенно и не по очереди, а всё и сразу. Просто в какой-то момент мир прекращал свое существование, и всё. Больше не было звуков и запахов, не было боли, не было страха или отчаяния, не было связной картинки перед глазами, ничего не было, кроме стремительно приближающегося чёрного разрыва в пространстве.       Он бесповоротно затягивал все вокруг, казалось, даже невесомое и безвоздушное космическое пространство, без единого видимого объекта, поглощалось им. Не могло быть и речи о спасении. Даже малейшая надежда на это давно была утянута в недра абсолютной тьмы.       Впрочем, Эносу уже не было до этого никакого дела. Он был уверен, что мёртв, и даже не думал о попытке противостояния засасывающему мраку. Это не имело значения. Он отправился в космос по велению белых богов и он умер, а теперь всё закончится.       Если бы он ещё мог желать, он, наверное, не хотел бы умирать так, но в его голове не осталось ни одной мысли и ни одной эмоции. Теперь не важно. Да и, пожалуй, нормально, что расходный материал лишается жизни из-за неудачного эксперимента. Это было логично.       Подобные отголоски мыслей лениво вращались в сознании Эноса, но он почти не понимал их. Устало прикрыв глаза, только чтобы не видеть разверзнувшейся перед ним бездны, он не был готов к своей участи, но и не ощущал, что любое действие будет иметь смысл. Он перепробовал всё и в итоге сгорел заживо. А теперь не ему решать, что будет дальше. Да и какая разница? Энос смертельно устал от всего, что было до и всего, что есть сейчас. Пусть будет так. Ему всё равно.       На этом моменте и окончилась его первая жизнь, как он считал, навсегда. Но после началась вторая.

Как заново шагу учиться,

Используя всё естество,

Лишь чтоб обновленным явиться

И зла породить торжество.

      Всё было иным. Не просто иным, совершенно противоположным и вывернутым наизнанку. Казалось, что пространство и даже само время, захватив и переварив его до основания, исказились и, выгнувшись невообразимым способом, грубо выплюнули Эноса в новую жизнь, не то давая ему второй шанс, не то насмехаясь. Но, как бы то ни было, это действительно жизнь, не важно после смерти или нет, но жизнь. И каждый объект в ней был нов и неизвестен.       До этого ему объясняли каждое действие, которое он должен был совершить, каждая его минута и каждый шаг были предусмотрительно расписаны за него и без его ведома или желания. Делай то, что требуется. Не делай лишнего. Не проявляй волю, не показывай характер, не имей желаний, не думай. Это было унизительно, но несложно. Клетка, но клетка, не требующая самостоятельности. Он всегда был окружен белыми богами, чьи слова не подвергались сомнениям или протестам. Теперь же перед глазами Эноса простиралась слишком отличающаяся, совершенно другая картина — абсолютная свобода.       Свобода, подумать только, полная свобода! Огромная галактика, в которой он волен сам решать, куда направляться и что делать. Можно всё, и больше никаких приказов, никаких требований, никаких тренировок и наказаний. Он осознал это моментально, скорее почувствовав, чем поняв. Как только Энос очнулся и обнаружил вокруг себя обломки капсулы и каменистую пустующую землю, он ощутил, что всё прошлое разрушено навек, сожжено вместе с кожей и плотью, и теперь в его владении остался лишь белоснежный скелет вкупе с безграничной абсолютной свободой.       Это опьяняло. Это будоражило и восхищало. Ровно до того момента, пока он не понял, что и она имеет свою цену, и цену, гораздо большую, чем навсегда утерянное собственное тело.       Он был совершенно один. Никто не отдавал приказы, но вместе с тем никто и не объяснял, где и почему он находится, и что же ему делать с новообретенной свободой. Больше никаких пояснений и никаких ответов, это он тоже быстро схватил. Всё, что он в теории мог делать дальше, он должен совершать в одиночку, без подсказок, советов и любых других форм поддержки. Поначалу это оглушило его, не приученного к распоряжению собственным телом, но в итоге он справился. Справился с блеском, стоит отметить. Пусть и плохо помнит, как именно, но справился ведь, а это главное.       Вспоминая прошлую жизнь, Энос, уже умевший обращать страх в ненависть, незамедлительно воспользовался этим. Новое и равнодушное пугает не меньше, чем новое и посягающее на твою жизнь, так что и на этот раз ненавидеть было легко, а ещё легче было выплескивать свою ненависть, благодаря приобретенной во второй жизни сокрушительной силе.       Непонятным ему способом, умирая, он смог подчинить себе ненавистные электрические разряды, и именно это изменение в нём стало переломным. Впервые ощутив горячий, но более не ранящий ток в своём претерпевшем изменения теле и увидев смертоносные зелёные искры, хаотично вспыхивающие на его костях, Энос понял, насколько невероятным даром он овладел. Теперь, самолично управляя электричеством, которое ранее подчинялось лишь белым богам и по их решению раз за разом истязало его тело, будучи лучшим способом наказания, он ощутил в себе власть, по силе привосходящую даже влияние богов в халатах. Они обладали током и они же были властителями его прошлого мира, но если ток теперь буквально в его руках, то здесь и сейчас именно он выше белых богов, да и, вероятно, большинства существ, населявших эту галактику.       Это зажгло в нём столь убийственный огонь надежды, что он забыл о своей смерти и своём смирении, о пугающей неизвестности и вопросах без ответов. У него есть власть и здесь всё будет иначе. Пускай он и один, но никогда, никогда в своей жизни он больше не останется беспомощен, и никто не посмеет распоряжаться его судьбой. С этих самых пор приказы будут отданы не ему, а им самим. Вот что значит — иметь власть. Он более не марионетка в бесконечных экспериментах и опытах, не слабый беззащитный Энос, подчиненный и сломленный чужой волей, нет, отныне он самостоятельный, независимый символ могущества и мщения, отныне он безжалостный Хейтер.       И тогда начался его путь к покорению этого мира. Слепая и непрошибаемая уверенность в себе — единственное, что держало его многие годы. Он пустился в бесконечный полет, изучая и наблюдая, подчиняя и развивая приобретенные силы, выплескивая накопившуюся за долгое время первой жизни ненависть и решительно заявляя о своём праве на величие.       Он никогда долго не оставался на одном месте и чаще всего избегал контакта. Демонстрируя свою мощь, он брал всё, что ему было нужно, и сразу же улетал. Долгие часы полета он убивал на тренировки своей магии. Электричество далеко не с самого появления было столь послушно ему, поначалу оно просто было, самопроизвольно вспыхивая и исчезая в зависимости от эмоционального фона, но не более. Лишь спустя долгие годы приручения он смог концентрировать ток в одной части тела и извергать желаемыми потоками. За это время он также успел облететь множество планет, оставляя свое имя на слуху у местных, явно надеявшихся больше никогда не встретиться с ним. Хейтера не любили, откровенно боялись и отдавали должное его способностям, то есть делали всё, чего он и желал от них. Его ненавидели, и он в ответ счастливо ненавидел всех живых существ этой новой жизни, помня о ненависти к своему прошлому и к одной только мысли о том, что в его настоящую жизнь способны точно также вторгнуться, если он даст слабину. И он не давал, проникаясь ненавистью и жаждой хаоса.

И путь одинок, бесконечен

Сквозь черную космоса гладь.

И ненависть будет вечно

В костлявой груди клокотать.

      Так начались его покорения, началось его величие, началось и его одиночество. Раз и навсегда решивший доверять только себе и надеяться исключительно на свои силы скелет никого не подпускал ближе, чем на расстояние, на котором спокойно мог поражать своими молниями. Да и желающих, благо, не встречалось. Работала данная схема безошибочно.       В его руках была власть и была свобода, смирявшие его с существованием в необъятном космическом просторе, к который он явно не испытывал никаких положительных чувств. Проходили года и десятилетия, а он всё также бороздил космос наедине с собой. Боль прошлого притуплялась со временем, и чём больше был разрыв между Эносом и Хейтером, тем слабее становились воспоминания. Ненависть оставалась, она была всегда, но вот память, все прошлые переживания, обиды и связи потихоньку гасли, а новое мало цепляло скелета. Всё чаще он разговаривал сам с собой, все громче включал тяжёлую музыку во время полётов, чтобы заглушить гнетущую тишину небольшого звездолёта, на который он сменил свой первый угнанный огромный корабль. Он бы не сказал этого, но его большие пустующие залы и каюты напрягали скелета, так что он остановил свой выбор на более скромной по габаритам глянцево-черной вооруженной модели, объясняя себе это решение меньшим расходом топлива. Воспоминания же о своих прошлых товарищах по несчастью, таких же жертв эксперимента, избранных для полёта в космос, также стали редки и незначительны.       Правда иногда, особенно вдали от оживленных планет и ярких звёзд, он невольно предавался им. В сознании скелета раз за разом всплывал образ Хэма, возможно, его единственного друга за всю жизнь. Как он там? Жив ли? Совершил ли полёт, который он, в отличие от Эноса, ждал с нетерпением? Или, быть может, его не пустили в космос после провала самого Хейтера, не вернувшегося на Землю даже в виде мёртвого тела в сломанной капсуле? Он смирился с тем, что никогда не найдёт ответов на эти вопросы, да и не то чтобы скелет этого желал. Прошлое всплывало так же неожиданно и спонтанно, как и уходило, и Хейтер с удовольствием переключался на иные, более насущные размышления, оставляя боль и дружбу тех лет позади. Но тогда вплотную подходило чувство покинутости, и скелет отчаянно желал вновь услышать голос Хэма, как всегда говорившего что-то поддерживающее. Но это было невозможно, поэтому он просто вылетал на орбиту ближайшей, пусть и не самой яркой звезды или устремлялся в туманные скопления, чтобы хоть так сбежать от подавляющей тьмы космоса. Впрочем, в таких вот минутах слабости Великий Хейтер, каковым он сам считал себя, никогда не признался бы, также как и не признал бы свою неприязнь к большим открытым пространствам, а, на его счастье, спросить об этом все равно было некому.       И он летел дальше, сжигаемый своей целью и своей ненавистью и живущий ими же. Он упрямо уверял себя в том, что больше ему ничего не нужно, и в итоге верил в это. Он обрёл силу и смог ужиться с космосом, он умер и возродился, он путешествовал так долго и пережил так много, что теперь был уверен в своей способности справиться абсолютно со всем. Теперь он не нуждался ни в чём, что могут дать ему окружающие, кроме, конечно же, их страха и преклонения перед скелетом. И это всё, ничего более, говорил он себе. Однако наступали ночи. Однако мимо проплывали поистине громадные пустые участки совсем не насыщенно тёмного, а скорее обездоленно мрачного космоса. Однако тишина рано или поздно обрушивалась на него. И тогда Хейтеру казалось, что, возможно, только возможно, есть и ещё что-то, что он хотел бы получить от других созданий. Но когда в его голове всплывало нечто подобное, он сразу же безжалостно обрубал этот виток размышлений, никогда не давая себе закончить мысль и злясь на себя только за то, что вообще допустил её. Нет, он ясно дал понять, что всю оставшуюся жизнь посвятит безграничной ненависти и покорению всего живого, а значит, это было всем, чего он желал.       Но наравне с успехами были и провалы, и, к огромному сожалению скелета, все чаще они оставляли в его груди не бурлящую агрессию и желание во что бы то ни стало уничтожить их вновников и само даже воспоминание о них, а лишь горькое разочарование и мерзкую апатичность. Чем больше времени он проводил наедине с этой хаотичной и не до конца понятной ему галактикой, тем меньше запала в нём оставалось, но скелет отчаянно хватался даже за его остатки, не желая смотреть в реально ожидающее его будущее. Он всё меньше думал о том, куда его это приведёт и не хотел даже знать исхода, пока стечение некоторых обстоятельств не поменяло привычный уклад его новой жизни.

Да благо, изменчивы судьбы,

И жизнь не стоит в тупике.

Однажды иначе здесь будет,

И власть вся на чистом листке.

      Каким-то странным образом в ряду небольших убогих планетёнок, большая часть которых обреченно и мирно покорилась Хейтеру, теперь уже полноправному злодею и властителю, оказалась одна, подарившая ему не слишком толковую, но тем не менее многообещающую армию, и дни скелете претерпели множество изменений.       Порой он думал, что напрасно тогда заключил договор с глазастым коротышкой, столько неразберихи, скандалов, раздражения и потраченных нервов принесло ему новоиспеченное войско, но однако же, дела его пошли на лад. Тот самоуверенный парень, а теперь уже и командир, брал на себя большую часть работы и очень быстро обучался, а остальные глазастики беспрекословно выполняли его поручения. Скелет же наконец по-настоящему ощутил свою власть, чем и пользовался, взяв новое звание — Лорд Хейтер. Не больше и не меньше, да и звучит солидно.       Здорово знать, что где-то там тебя уважают и боятся, а чьи-то земли принадлежат тебе, но ещё лучше видеть этот страх на собственном корабле и владеть жизнями подчиненных. Он приобрел новый постоянный звездолёт, по которому то и дело носились дозоры, а из большинства кают которого слышались раздраженные или бодрые разговоры, и скелету даже показалось, что постоянная космическая тьма немного отступила, освещенная огнями яркого и непобедимого корабля-черепа.       Прошлое просыпалось в нём ещё реже, но Лорд твёрдо решил не хоронить его, чтобы помнить, ради чего, а точнее после чего он стремится завладеть галактикой и погрузить её в бесповоротный хаос зла. И все же он был доволен тем, что воспоминания уже не режуще острые, а лишь досадно неприятные и не мешающие его великому настоящему и ещё более грандиозному будущему.

Опять в бесконечность квазарав

И через туман синевы,

И в шаге от ярых пульсаров,

Одно знай — вперёд лишь иди.

      Теперь, смотря на сине-фиолетовую дымку, распыленную в космическом мраке, и едва ли слушая заумные наставления командира, говорившего уже не менее десяти минут чрезвычайно серьёзным тоном, наверное, что-то столь же серьёзное, скелет вдруг ясно ощутил, что прошлое, каким бы оно ни было, остаётся в прошлом, и, слава гропу, останется там навсегда.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.