Последний цвет жизни — черный

Ойкава спал в своей комнате, и вдруг почувствовал резкую головную боль. Однако эта боль ощущалась по-другому. Ойкава ее хотел проигнорировать, но заболело и сердце. *Да что б вас...* Сон улетучился, но он не совсем понимал, что происходит. Ойкава неожиданно услышал голос: — Теперь, спи. До боли знакомый голос, однако Ойкава не мог понять, кому он принадлежит. Но обладатель этого голоса явно говорил не с ним, что настораживало ещё больше. Он встал с места и боль прошла. Неожиданно показалось, будто что-то упало на песок. Тяжёлый звук падающего тела пронесся в его голове. — Это... Он все равно не понимал, что пооисходит. Не теряя и секунды, Тоору побежал на улицу в сторону пляжа. *Что?* Тоору увидел лежащих на песке Монаоки и Куроо. Они не двигались. — Эй, Наоки-чан, Тетсуро! Он сел рядом с ними, предварительно проверяя пульс. — Да что произошло... — А... ты? Тоору услышал тихий мужской голос сзади. — Ты Вестник Смерти? – спросил парень. Ойкава отпустил запястья этих двоих. — Перед тем, как попросить предоставиться, следует назвать свое имя, – Тоору не пытался быть грубым, но из-за волнения немного не вышло. — А, да. Я Последний Конец - Козуме Кенма. — Последний Конец? - удивился Ойкава, – Значит, и тебя нашли. Что ж, я Ойкава Тоору, и да, я Вестник Смерти. — Ты тоже почувствовал боль и пришел сюда? — Да, так и есть. Не знаешь, то с ними? – Тоору посмотрел на них. Кенма — Это Асмодей. — Этот мононоке? Откуда он вообще? — Он был в теле Куро. — ... Вот как. *Чувствовал же что-то странное от этого парня. Надо было держать Наоки-чан подальше от него...* — И что нам теперь с ними делать? — ... **** Тетсуро слышал знакомые приглушённые голоса. Он попытался открыть глаза, но веки были как свинцовые. — Черт... Что произошло? Он не знал. Единственное, что он помнит, как разговаривает с Монаоки. — Куро, – Козуме слегка потряс его плечо, – Ты очнулся? — Кенма? Куроо окончательно открыл глаза и увидел, что находится не в своей комнате. Это была комната.. — Нао-чан... — Проснулся наконец? – Ойкава выглянул из двери и зашёл в комнату, – Спящая красавица, блин. — ... А ты тут какого черта? — Из-за тебя. — Куро, ты помнишь, что произошло? — Что произошло? Ну... Он пытался вспомнить произошедшее, но помнил немного. — Я говорил с Нао-чан, а потом... свалился? — ... Вот как. Куро, отдохни пока. — Куда больше отдыхать? Лучше тебе объясниться. — Но он не помнит. *О чем они вообще?* — Эй, где Нао-чан? Куроо хотел встать, но головокружение не позволило. Он остался в сидячем положении. — Сайто здесь, – Козуме указал сдази Куроо. Тетсуро обернулся и увидел Монаоки в таком же положении, что и он минуту назад. Она лежала на своей кровати без сознания. — Что с ней?.. — Наоки-чан потеряла сознание, как и ты. — Когда она очнётся? — ... — Почему молчите? — Куро, нам стоит выйти. — Угум. Будет неловко, когда ее родители проснуться и обнаружат нас здесь. — Ну, как скажете. — И так. Они сидели в холле отеля. На улицу они не вышли, так как на улице лил дождь. Сильный, как из ведра. — Я и Нао-чан лежали без сознания. Объясните, почему. — ... — Сколько я пролежал, и сколько пролежит она? — 4 часа, а вот Наоки-чан не очнётся в ближайшее время. — Не очнётся? И что это значит? — Куро, ты слышал странный голос в голове? — Голос? Не помню такого. — Когда ты познакомился с Сайто, ты ведь почувствовал что-то странное рядом с ней? — Я лишь подумал, что мы с ней обязаны подружиться. Это как-то связано по-вашему? *Если судить по его вопросам, то уже понятно, что дело во мне. Но если они не объяснят, я же не узнаю, в чем именно дело* — Куро... Сайто сейчас в таком состоянии из-за Асмодея. — Асмодея? Это тот мононоке, что ли? Откуда ему взяться? *Все странно. Все слишком странно. Разве он должен быть тут?* — Я подозревал это раньше, но сегодня мы точно убедились в этом. Козуме говорил неуверенно. Он не знал, как правильнее сказать, чтобы Куроо все сразу понял. Он больше волновался за Куроо, чем боялся быть неправильно непонятым. — Асмодей все это время был в твоём теле, используя его, как сосуд. В компании нависла тишина в сопровождении стуков капель дождя на стекла здания. — ... Что ты несёшь? Куроо предпочел бы проигнорить сказанное Кенмой и пойти к себе поспать, посчитав все это шуткой. Но он понимал, что Козуме не станет так шутить. Да и вообще он не из тех, кто любит пошутить. — Он говорит правду, – Ойкава встал с места, – Не смей это отрицать. — ... То есть вы говорите, что Асмодей, которого Нао-чан так давно искала... был рядом с ней? — ... Получается, так. — ... Бред какой-то. С чего бы Асмодею находится в моем теле? — Нет определенной причины. Я слышал диалог Сайто и Асмодея во сне, но он не упоминал причину. — Во сне? – переспросил Ойкава. — Можно сказать, что это некая моя особенность, как "второго дитя". Асмодей не упоминал, почему. Но перед тем, как она потеряла сознание, он сказал, что ей надо самой найти свое имя. — То есть он помог ей? – Ойкава не верил своим ушам. То, что ему рассказывали о мононоке, идёт наперекор сказанному сейчас . — Он не сказал одну вещь. — И что это? — Цена, которую Сайто придется заплатить. Куроо потёр переносицу большим и указательным пальцами. Такого Куроо совсем не ждал услышать. Он все ещё верил, что это какой-то пранк и из горшка с кустиком неподалеку вот-вот выпрыгнет человек со словами: "Это пранк!". Хотя на самом деле он просто не хотел это принимать. Он чувствовал себя виноватым в произошедшем. Даже если он и не виноват, груз ответственности был ощутимым. Меньше всего он хотел быть виноватым перед Монаоки. Вдруг Куроо вскочил со своего места. — Цена - это время. — Что? — "Время"? Из-за неожиданного заявления Кенмы, он забыл одну важную вещь. Это были единственные слова мононоке, которые он слышал. Это то, о чем Асмодей подумал про себя, поэтому Козуме не мог знать о них. — Он говорил, что появление Последнего Конца, Вестника Смерти и Асмодея была предначертана судьбой. И... ещё, то что Нао-чан должна прожить оставшиеся его годы жизни... — Он... хочет отдать свои годы жизни ей? – Ойкава решил всё-таки сесть на место. Ноги подкосились от сказанного Куроо. — С чего бы ему это делать? — Асмодей говорил о том, что хочет прожить оставшиеся годы в теле Куроо, но... если он передаст их ей, то он умрет. Это значит, что ему и так мало осталось или что? Кенма знал об Асмодее больше остальных, но даже так он не мог знать, какие условия он может поставить. — Асмодей был известен странными и безжалостныии условиями. Однако мне начинает казаться, что все это обычные сказки. Может он просто хочет наконец умереть. — Эй, Кенма. Ты говорил, что Нао-чан должна сама отыскать свое имя? — Ну, да. — И что это значит? — Ей надо найти первую среди всех своих жизней. — То есть свою настоящую? — Но это не так легко, как кажется. Возможно, что ей придется снова ощутить прожитые жизни. — ... Сколько времени это может занять? — Сколько она прожила? — Эта жизнь - 101. — ... — Чего молчишь? — ... Она может и не очнуться. Вокруг темно. Она идет, идет, идет, идет... Ничего нет. Ни дороги, ни людей, ни каких либо предметов. Ничего. — Где я? Она остановилась. — Точно, это я. Она оглянулась. — Тогда, кто я? Она продолжила идти. Она не видит ни себя, ни кого-либо ещё. Вокруг все ещё ничего нет. — Темно. Нужен свет. Она подумала о солнце. Оно появилось. Вот только оно было черного цвета и светило чёрными лучами. — Теперь я не одна. Она села. — Точно, я же одна. Она ещё раз оглянулась. — Мне одиноко? Но я же всегда была одна. С кем бы она не была, все умирали. Они исчезали из ее жизни, как и она из их. Зачем ей нужно общение, если ей все равно придется начать в новой жизни все заново? — Кажется, мне больно. Это же боль? Чувство, будто органы разрывают. Будто вены рвут. Будто конечности врывают. Будто кожу сдирают. Сравнима ли она с болью "смерти от 1000 порезов"? Невыносимая боль была во всем теле и ощущалась в каждой клеточке. Ещё были крики. Это была мольба о помощи или прощении. Крики проклятия. Крики безысходности. Крики ненависти. Крики спасения. Она их слышит, но не знает, кому они принадлежат. — Шумно. Она закрыла уши и уткнулась в свои коленки, которые до этого обнимала. Скрывшись от реальности, она отказалась от нее. Те поступки, что она совершила, уже не исправить. И она это понимает. Даже работая всю свою оставшуюся жизнь, она не сможет искупить все свои грехи. — Здесь мне можно остаться. У нее впервые появилось что-то "свое". Все это место принадлежит ей. Ведь все это и есть она. — ... Кажется, у меня было что-то дорогое... Она снова оглянулась. — Здесь его нет. Оно не принадлежало мне. И снова уткнулась в коленки. — Эй, это действительно может сработать? – Тоору не был уверен в их действиях. — Все зависит от Куро, он ведь знал Сайто лучше нас. — Это так, но... — За меня волнуешься что ли? – усмехнулся Тетсуро. — За Наоки-чан, а не за тебя. — И то хорошо. Родители Монаоки все ещё спали. Видимо, это было из-за пасмурной погоды и похмелья. Они в троем были в ее комнате. — Куро, я не знаю, что может случиться с тобой... Возможно, и тебе придется заплатить свою цену. — Все путем. — ... Хорошо. Куроо присел рядом с Монаоки и взял ее руку в свою. *Нао-чан, ты должна начать жить своей жизнью, поэтому ты не можешь умереть* — Куро, если сможешь узнать ее имя, то мы спасём и ее и проклятый род. — Ну и возложили на меня ответственность, конечно. Кенма положил свои ладони на их оба. После этого Тетсуро потерял сознание. Перед Куроо предстала лишь тьма.