Возврата нет

Рабочий Текст: В тот день в музее предполагалось провести просто разведку. Скажите это грёбаной Елене Беловой, Наташа вздохнула бы несколько дней спустя после тщательно выверенной речи, которую она произнесла на инструктаже, жестикулируя одной рукой и подразумевая, что Белова - это воплощение хаоса, ничего не поделаешь. Тем не менее, сигналов тревоги было предостаточно, если бы заказчики обращали на них внимание. Елена – это Елена, и это правда; но Наташе следовало бы предвидеть, если не то, что произойдёт, то, по крайней мере, что что-то произойдёт; и, если бы она по-прежнему работала на максимуме своих способностей, этого бы не случилось. Но в этом-то и была проблема, не так ли? Именно, что она ничего не предусмотрела. И это только начало. Во-первых: долгое задание в отдалённом и живописном месте – мягко говоря, не совсем то, в чём сильна Елена. Они уже несколько месяцев иногда работали вместе: различные задания на один день здесь или несколько дней там. Но вот подоспело ещё одно. Когда они вдвоём в середине дня, одетые в брюки цвета хаки, кроссовки и практичные зимние куртки, как две туристки на прогулке по горам, вошли в музей, девушки уже почти три недели маялись бездельем в маленьком городке. Это необходимо, неоднократно втолковывала ей Наташа: нельзя составить картину о многих месяцах всего за несколько дней. А разведданные о многом умалчивали. Конкретная задача была достаточно ясна и по-своему элегантна: украсть образец экспериментального, сверхконцентрированного химического оружия, замаскированного под механическую штуку, созданную ещё в XVIII веке, а потом установить микропроцессорные спуски в часовой механизм, настолько нежный, что его зубцы почти незаметны невооружённым глазом. - Чёртовы капиталисты… - прорычала Елена. - Так что... просто заберём то, что украли ещё до нас – экспроприация! «Но в чьих интересах?» - подумала Наташа, однако промолчала. - Русская, - сурово сказала она вместо этого. Елена уже была полуголая и так легко отвлекалась на суровый тон Наташи, что Наташа бы посмеялся, если бы ей иногда не казалось, что Елена специально притворяется такой простодушной, симпатичной, созревшей и, блин, честной, чтобы подготовить Наташу к какой-то неожиданности впереди. Наташа перевернула девушку, обхватив Елену бёдрами и пришпилив спиной к матрасу. Елена сердито посмотрела на неё, надув губки, и Наташа запустила руку в джинсы Елены. - Насколько проработан наш план? - спросила её Наташа, когда Елена вспотела. – Кому о нём известно в музее? А у нас? Что- - Ещё… - произнесла Елена. – Наталья… И Наташа подумала (смотря сверху вниз, как Елена раскинула золотистые кудряшки по подушке и извивается; Елена всегда так намокала с ней, всегда, без всякого притворства, что Наташа могла бы поставить её голой перед Ником Фьюри и всей Красной Комнатой, а Елена бы только прикусила губу, что-то бормотала и тянулась к наташиной руке), что она и была тем самым «ещё». Она и так давала ей больше, чем всем остальным. Однако она по-другому прорабатывала задания для достижения долгосрочных результатов. Однако… В конце концов, так ей удавалось уберечь Елену от неприятностей почти достаточно долго. К тому времени, как они вошли в фойе музея (кроссовки поскрипывали под агрессивно-современным белым пластиковым андрогином с чёрными суставами, висевшим над ними), они знали почти всё: график служебных работ, основных крупных игроков. Хоть не было известно, знают ли об их задании музейные администраторы: Троллингер, Каспари – основные непонятки были с природой химических веществ и микропроцессорными пусковыми механизмами. Но это было достаточно просто выяснить в течение небольшого исследования, зная планировку места. Итак: развед-посещение под видом туристок. Елена взяла Наташу за руку и поцеловала, улыбнулась своим свежим личиком, ямочками на щеках и диким, грозным взглядом. У Наташи похолодело в груди, но она только подняла бровь. - Развлекаешься? – уточнила она. Елена наклонилась, положила подбородок Наташе на плечо, коснувшись губами её уха. Наташа ждала предположений, что андрогин используется для слежения, или рассуждений о том, как Троллингер ежедневно ездит с железнодорожной станции в музей, но Елена со смехом произнесла: - Я слышала, тут есть зал, куда не пускают несовершеннолетних, - а затем слегка куснула Наташе мочку уха и, прежде чем Наташа успела развернуться, отошла в сторону. Наташа вздохнула, сняла бейсболку и хлопнула ею по бедру. Вечно с Еленой эти «кошки-мышки»… Но с другой стороны, подумала Наташа, сколько же зла она может натворить средь бела дня, в окружении обыкновенных обывателей? И Наташа зашагала дальше, через прихожую, в выставочный зал. В конце концов, они пришли здесь всё осмотреть. Елена будет так же приглядываться, как и Наташа. Она прошла вдоль коридора с самыми разнообразными музыкальными шкатулками: от крошечных золотых прямоугольников, выстроившихся за стеклом в тускло освещённых витринах, до замысловатых предметов мебели из тёмного дерева, инкрустированных перламутром. В конце коридора две шкатулки были убраны на техобслуживание: Наташа знала, что их вернут в экспозицию через две недели - после того, как девушки уже скроются из виду. За углом располагался зал с экспозицией карманных часов. Ими были увешаны все стены: круглые, инкрустированные, с шестерёнками, барочные часы с замысловатым циферблатом, показывающими фазы луны и дни недели, часы XIX века с прозрачными стеклами, у которых видны механизмы во всех подробностях, с римскими цифрами, нарисованными тонкими полосками на внешних ободках, часы в стиле ар-деко со стильно вытянутыми циферблатами и гравировкой на серебряных корпусах. Наташа обошла весь зал и насчитала четыре экземпляра, снятые для обслуживания. Елена куда-то пропала. Романова тихо выругалась, входя в зал с заводными игрушками. Елены здесь тоже не было. Наташа с растущей тяжестью подозрения хмуро рассмотрела на фигурку заводного мальчика в натуральную величину, который сидел за конторкой и будто что-то писал, потом элегантную заводную даму за пианолой, с суставчатыми пальцами, которые, когда её заводили, нажимали и отпускали клавиши. Затем Наташа остановилась возле стенда с надписью "Экспонат на техобслуживании", вспомнив, как она говорила Елене: "Только разведка, обещай мне", - и Елена кивнула, широко похлопав ресницами своих больших голубых глаз. Небось, незаметно пробралась в ремонтные мастерские - и к черту всё их уговоры… Десять минут спустя Наташа воспользовалась украденной карточкой доступа и проскользнула туда сама. Как она и подозревала, Елена была там: согнувшись пополам, она одной рукой опираясь на стол. С чуть приоткрытыми розовыми губами она склонилась над заводным Арлекином. Автомат не двигался. Наташа не стала проверять, отключили ли его в процессе установки, больше опасаясь, как бы он не ожил в самый неподходящий момент. Но Арлекин не оживал, а просто стоял, приподнявшись на цыпочки, вытянув одну руку, а другую держал за спиной, с острой палочкой. Он казался каким-то весёлым, подумала она, хотя большая часть его лица была скрыта маской: намёк на улыбку сочетался с разноцветным шёлковым костюмом. Казалось, ему больше хотелось поговорить, чем Елене, которая даже не подняла головы, когда Наташа зашла в комнату. - Русская, что ты здесь делаешь? - прошипела Наташа. - Все на обеде, - сказала Елена, не сводя взгляда с Арлекина. Она дотронулась до его суставчатого локтя, обошла сбоку и задрала тунику в ромбик, чтобы добраться до механизма завода. - Но теперь мы попали на камеры наблюдения,- напомнила Наташа. – Если они нас узнают, мы не сможем вернуться. - Тогда нам лучше сделать всё, что нужно, прямо сейчас. Елена всё-таки подняла глаза: одна из её сияющих, голодных улыбочек, язычок в уголке рта, - и Наташа подумала: "А этот Арлекин не так уж и плох". И вдруг резкая вспышка в мыслях: она сама в шёлковой одежде в ромбик прыгает вокруг Елены, которая одета в рваное платье служанки, с потемневшими и блестящими глазами. Наташа выругалась, закатала рукава, достала латексные перчатки и принялась осматривать комнату. Высокие напольные часы, заводные пианино (им не подходят - надо, чтобы можно было унести в руках), карманные часы, музыкальные шкатулки, заводные игрушки, автоматы поменьше - она быстро пробиралась вдоль верстаков, а Елена бежала за ней по другой стороне комнаты. Они нашли три процессора, но ничего не указывало на то, что это тот самый химический пусковой механизм или что они что-то включают. Наташа стиснула зубы. - Больше не будут верить твоим обещаниям, - пробормотала она, и Елена цокнула языком. - Ты слишком осторожна, - сказала она. - Иногда приходится идти на риск. - Иногда это глупо, - сказала Наташа. - Если мы ничего не найдём, три недели подготовки из-за тебя пойдут насмарку, хотя мы могли бы… - Не волнуйся, старушка, - усмехнулась Елена. - Я что-нибудь найду. - Хорошо, - сказала Наташа. Она с удвоенной скоростью прошла вдоль ряда. Кроме Елены, должно же быть хоть что-то, что Наташа могла бы отыскать. Например, если сравнить эти два экземпляра часов, один из которых разобран больше другого, то у одного задняя крышка почти готова к установке на место и видна почти незаметная прокладка между винтовой пластиной и корпусом часов… - Кажется, я кое-что нашла, - сказала Елена с какой-то угрюмой обидой в голосе, которая у неё всегда появлялась, когда... - И что же? - Наташа обернулась. Елена не ответила. Она стояла посреди комнаты с недовольным видом, но через секунду после слов Наташи пошевелила ногой и бедром, словно подёргиваясь… - Арлекин, - сказала Наташа и двинулась к нему. Елена оказалась настолько близко, что успела метнуться вперёд и преградить ей путь. Она прижалась к Наташе, положив руки ей на плечи. «От неё идёт жар», - с усмешкой отметила Наташа. Пульс участился. - Что ты собиралась делать, русская? Скрыть его от меня? Елена не ответила, и Наташа сделала ложный выпад влево. Елена последовала за ней, а Наташа упала, перекатилась, зашла сзади, но Елена выставила ногу и ударила Наташу в солнечное сплетение. Это сбило её с ног, но она поднялась, оказавшись слева от того места, где должна была быть, а Елена, тяжело дыша, загораживала от неё Арлекина, держа руки за спиной и смотря на Наташу сверху вниз. - Хватит, - сказала Наташа. - Я тебя раскусила, можешь показать. Елена сглотнула и напрягла плечи. Капелька пота дорожкой скатилась по щеке, и это отвлекло Наташу, может быть, на секунду, может быть, на половину этого времени - только на мгновение. Она не задумалась о том, что означает это движение плеча, а потом… - Сука, - выдохнула Елена, отдёргивая руки с кровоточащим указательным пальцем правой. В тот же миг послышался звук открывающейся наружной двери, веселый немецкий говор работников музея, возвращавшихся с обеда. - Скорее – в вентиляционную шахту, - сказала Наташа и подтолкнула девушку к углу комнаты. Наташа за Еленой вскарабкалась вверх по засовам в задней части комнаты, подняла потолочную плитку и пролезла в отверстие: подошвы удобных американских кроссовок Наташи исчезли - она надеялась - за долю секунды до того, как музейщики открыли дверь. Потолочная плитка скользнула на место одновременно со щелчком замка. Теперь уже ничего нельзя было поделать с ухмыляющимся Арлекином, на палочке у которого блестели капли крови Елены. Времени на раздумья не оставалось. Возвращаться в отель не было времени, поэтому привезённую одежду, косметику, открытки с водопадами и чучела лягушек пришлось бросить; даже куртки пришлось оставить в раздевалке. Девушки пробрались по вентиляционным шахтам в заднюю часть музея, спустились в кладовку, затем выскользнули через чёрный ход и поспешили на вокзал с уже имеющимися билетами на следующий – и, к счастью, ближайший – поезд, ярко-красный туристический состав через Альпы. «Почти нигде не задержались», - подумала Наташа, когда они пробирались сквозь толпу на станции. Было бы хорошо, если бы за ними никто не следовал. Казалось, всё идёт хорошо. Хотя она не была уверена. Поглядывая в зеркала, то и дело оглядываясь назад, немного нервно, но ничего необычного для полудня вторника. Наташа прошла с Еленой через полдюжины сверкающих чистотой вагонов, прежде чем они добрались до своих мест: обтянутых красной тканью кресел в середине вагона. Поскольку поезд был спроектирован для того, чтобы любоваться живописными видами, боковые стенки вагона были в основном оконными: стекло поднималось от пола до самого верха и останавливалось в половине фута от потолка. На вокзале это означало, что они сидели, уставившись в серую бетонную стену, но как только поезд тронулся, их затопило холодное, яркое швейцарское солнце и открылась панорама маленького городка, его островерхих старых крыш и чётких линий общественных зданий. А потом поезд вошёл в туннель, а когда вышел с другой стороны, там не было ничего, кроме скал и заснеженных полей. Белое на белом. Наташа откинулась на спинку кресла. Переводя дыхание, она на секунду закрыла глаза. Во-вторых, раздражение отступало, будто на морское побережье пришёл отлив. Если бы это было самое худшее - неуверенность (уколотый палец Елены) – можно было бы даже сказать, что разведка прошла успешно. В любом случае сбор информации вряд ли можно когда-нибудь закончить. Хотя они бы достигли большего, если бы делали всё так, как изначально планировала она. «Елена…» - подумала она, чувствуя, как в животе что-то сжимается. Вечно Елене не достаёт умения приспосабливаться. Народу в вагоне было чуть больше половины: молодые пары, семьи с детьми. Через проход подросток играл в видеоигры, а мать читала книгу. Наташа задумалась над этим с точки зрения работы под прикрытием. В конце концов, зачем человеку покупать билеты именно на этот поезд, если он не собирается смотреть в окно? Женщина на мгновение подняла глаза, перевернула страницу книги, поймала взгляд Наташи, и Наташа… - Сергей знал, что я пойду с тобой на это задание, - сказала Елена, и Наташа резко повернула голову. - Осторожнее! - сказала она себе под нос. - Тебя могут услышать. Елена подалась вперёд, подложила руки под бедра и... чёрт, подумала Наташа. Этот лихорадочный румянец на её щеках, влажных от пота. Осторожность, с которой она себя сдерживает. - С тобой все в порядке? - спросила Наташа. - Нет, - тотчас же сказала Елена, словно слова вырвались сами собой, и тут же закусила губу, широко раскрыв глаза. Елена, получившая пулю в живот в Чикаго, настаивала, что с ней все в порядке. Наташа стиснула зубы. - Ему нужна была информация, - сказала Елена, прикусила губу и пояснила: - С кем ты была, готова ли работать в эти дни, кому ты будешь… - Ты можешь просто заткнуться? - пробормотала Наташа, подавшись вперёд, а Елена испуганно помотала головой. Нехорошо. Наташа взглянула на женщину через проход, ребенок с любопытством оторвался от видеоигры. Для Наташи не было новостью ни то, что в Красной Комнате хотят узнать о её планах, ни то, что им уже всё известно, ни даже то, что этим интересуется именно Сергей. Однако в вагоне находилось ещё человек сорок. Билет мог купить любой. - ...подчиняться, - продолжала Елена, - к каким ранениям ты могла бы… - Ладно, - сказала Наташа. – Черт… Она сунула руку в сумку и вытащила оттуда... какой-то значок, подумала она, что-то официальное, как и любой значок. Положив руку на спинку сиденья, она поднялась и стала размахивать значком над головой. -У нас риск заражения,- твёрдо сказала она, и головы повернулись к ней. Сквозь лепет Елены, у которой на лице появилось выражение ужаса, послышались голоса других пассажиров, ахи, восклицания. Скрип их багажа. - Возможно применение бактериологического оружия, - сказала она им, что было правдой, и человек в фетровой шляпе, сидевший за спиной Елены, побледнел и потянулся к своему рюкзаку. Женщина, сидевшая через проход, убрала книгу в бумажной обложке и рывком подняла сына на ноги. - Пожалуйста, покиньте этот вагон, - продолжала Наташа, размахивая значком, но не позволяя никому внимательного его рассмотреть, а затем повторила свои слова по-французски. - …и он… он хочет… он хочет знать о… спусковом механизме, - говорила Елена, кусая губы, повернув голову к окну и издавая тихие жалобные звуки, а Наташа перебивала её, спокойным и властным голосом, а главное - громким, насколько это было возможно: - Quittez la voiture, s'il vous plaît, oui, monsieur, madame, vous aussi ,- говорила она в проход. - Verlassen Sie sofort den Wagen. Елена лепетала и задыхалась, и теперь на обоих концах вагона люди толпились у дверей, оглядываясь через плечо на Наташу, ходившую по проходу, и Елену, которая закрыла руками рот. - Спасибо, да, сюда, там сядете снова, le contrôleur vous trouvera des nouvelles banquettes, сюда… - и так, пока последний человек не толкнул дверь, и воздушный шлюз не закрылся за ними. Наташа сунула значок в задний карман. Заглянула на верхнюю багажную полку, а там - трость, зонтик. Она заперла ими ручки сообщающихся дверей по обеим сторонам вагона, а потом опустила шторы, закрывая их обоих от посторонних взглядов. Вернувшись к двери, она оглядела вагон - открытый, современный Человеку здесь нереально спрятаться, но нельзя быть уверенным, что нет и «жучков», камер и других приборов слежения. В кресле посередине сидела Елена, свернувшись калачиком, тяжело дыша и рыча: - В последний раз… после того, как я увидела тебя в… блин, в Лондоне, я пошла к… пошла к нему… - Эй, - сказала Наташа, и Елена подняла голову: её прекрасные убийственные глаза. - Ты можешь просто… рассказать мне что-то о себе? Личные рекорды на тренировках - что угодно. - Я… - начала Елена. – Я… э-э… за 42 секунды разбираю… АН-94… - Впечатляет, - сказала Наташа, и Елена сплюнула: - На восемь секунд медленнее тебя, сука… - Ладно, - сказала Наташа. – Дыши спокойно, всё в порядке. Елена теперь набирала полные лёгкие воздуха, вцепившись побелевшими костяшками пальцев в сиденье у бедер. Наташа подумала, не поиздеваться ли над ней? Она упадёт в обморок, если будет продолжать так дышать, но если она будет продолжать говорить даже тогда, она, скорее всего, наговорит ещё больше. Наташа пересекла вагон и, сев Елене на колени и положив руки на спинку сиденья по обе стороны от её головы, крепко поцеловала. Елена просто растаяла, подняла руки, чтобы погладить Наташины бока, просунуть руку Наташе в волосы. Она по-прежнему дрожала, тяжело дыша, её грудь вздымалась, а во рту пересохло от всех этих монологов, но это сработало, подумала Наташа. Это сработает: Елена уже не говорила, а стонала, кусала Наташе губы, издавая всевозможные звуки, прижимаясь к Наташе всем телом. Наташа попыталась вспомнить… чёрт, но это было… много жизней назад. И когда Елена извивалась под ней, рычала, стонала, впивалась зубами в Наташино плечо, а её разгорячённое тело выгибалось навстречу, невозможно было думать о прошлом, но даже так она помнила, что должна, должна продолжать удивлять её. «Это ключ», - говорил он. Она должна продолжать… И поэтому она отстранилась. - …не могу остановиться, я не могу остановиться, я ездила к нему в Лондон, и я… Наталья… - её голос сорвался от паники и был таким слабым, каким Наташа никогда не помнила. Оно не должно было так… отвлекать, но противиться было невозможно. Наташа, у которой пылало и ныло всё тело, дала Елене пощёчину - та ахнула. Потом Наташа впилась пальцами ей в одежду, задрала футболку Елены и стянула её через голову, чтобы заглушить то, что последовало дальше. Футболка упала на пол вагона, Елены дёрнула головой, щека покраснела от пощёчины, и Наташа снова прижалась к губам Елены. Та стонала так благодарно и ненасытно, черт возьми, ради всего, что Наташа могла решить сделать с ней своими руками. Девушку лихорадило, она была вся мокрая и дрожала. "Другого выхода нет", - подумала Наташа и задрала Елене лифчик. У неё слюнки потекли, когда Елены задрожала ещё сильнее, но она не пожалела. Дрожь Елены передавалась через кости Наташе. Она чувствовала её дрожь губами, когда сосала Елене язык, в запястьях и кончиках пальцев, когда обхватывала Елене грудь, думая: «Сейчас засуну ей язык туда и почувствую, как она дрожит», - но нет. Не сейчас, не сейчас. Наташа в отчаянии хлопнула ладонью по спинке сиденья, отодвинулась и шлёпнула Елену по левой груди под задранным лифчиком. Елена застонала и стала извиваться, и это дало Наташе достаточно времени, чтобы одной рукой расстегнуть молнию на брюках цвета хаки, стянуть их вместе с нижним бельём, сбросить кроссовки и швырнуть вещи в проход, а затем схватить Елену за волосы. - Когда ты сказала мне,- лепетала Елена, - в тот раз в Сиднее, чтобы я не рассказывала, - Наташа потянула её назад за локоны через проём между сиденьями, - о твоем глубоком прикрытии, и я… я сказала, что не буду, но… «Детке это нравится», - подумала Наташа, когда коснулась спиной обивки сиденья. Шершавый промышленный полиэстер почти царапал ей голую задницу, но было всё равно: она раздвинула колени, насколько позволяли подлокотники, сильно прижимая губы Елены к своему лону. Елене это нравилось. Ей это всегда нравилось, она настолько жаждала ощущений, что Наташе подумалось: «Хоть бы она ненадолго заткнулась…» - Я не должна тебя так баловать, - сказала она, задыхаясь, - за плохое поведение, чёрт, да, давай, давай… Не так чтобы Елене нужно было «переставлять ноги». На полу, на корточках между ног Наташи, она стонала без лифчика и дрожала, отлизывая у Наташи, будто в последний раз, будто несколько лет только этого и ждала. Посасывая Наташины половые губы, кусая её клитор, прижимаясь к ней губами, смачивая нос и губы дрожащими руками, удерживая Наташины бёдра раздвинутыми, Елена словно боялась, что Наташа сделает что-то смешное, например, сомкнет ноги. - Да… - сказала Наташа, и челюсть Елены задвигалась. Её теплый нетерпеливый извивающийся язык работал так, что Наташа наклонилась вперёд, чтобы обхватить рукой ей лицо и шею, почувствовать, как она сглотнула - сглотнула, отлизывая у неё, как… У Наташи между бёдер стало разливаться тепло. Она моргала, моргала и отдёрнула руку, а потом поднесла другую, чтобы сцепить пальцы у шеи Елены и почувствовать, как та дрожит - так много шума. Стоны. Елена стонала, а Наташа прижимала её; Елена прижалась всем лицом к её телу, а Наташа прижала её чуть сильнее - опять этот звук… - Да ладно тебе, ты такая… э-э-э, - произнесла она. – Дай мне кончить, и я дам тебе отдышаться. Елена крепко зажмурилась и… чёрт бы её побрал… Елена никогда не умолкала без крайней необходимости, но даже когда Наташа почти душила её и затыкала рот половиной своего лона, она что-то бормотала. Наташа никогда не слышала её такой. Никогда не видела её такой… настойчивой, вне себя. Елена прижималась к Наташе, с мокрым от её соков лицом и лизала её, как мороженое, но… не так, как Наташа учила её. Однажды она притянула Елену к себе, когда нуждалась в ней, сказала ей «да», и на одном задании Елена расстегнула Наташе облегающий костюм и кошачьими движениями языка и жёстким отсосом заставила Наташу кончить за нескольких минут. Нет, это не то. Да, Елена сейчас страстная, голодная, у неё слёзы на щеках, она прижимается к Наташе, будто умрёт без неё, но… ей явно не хватает ритма. К тому же в самые неподходящие мгновения у неё откуда-то берутся зубы, будто она одержима, будто вообще не контролирует себя, потому что (Наташа это прекрасно понимала) так оно и есть. Наташа убрала руки прочь от шеи Елены и запустила их ей в волосы, потянула её за локоны, и в тот же миг губы Елены освободились: - …этого не сделала, как ты и сказала. Я тебя слышала, но не думала, что это… так важно, а потом Брусилов… он нашел мою телеграмму, как ты и… блин, я не… Лицо Елены было мокрым от соков Наташи и слёз. Руками она по-прежнему сжимала Наташе бёдра, слова лились из её губ и испуганных глаз. «Она выглядит такой юной», - подумала Наташа, у которой всё сжалось в груди. Она ничего не хотела и не могла с этим поделать. - Когда же ты наконец замолчишь? – сказала Наташа. Её голос почему-то показался ей обиженным, слабым и безжизненным. Елена помотала головой, её плечи затряслись. - Я не хотела, чтобы ты знала, - сказала Елена, поморщившись. Она по-прежнему сидела на корточках перед Наташей, будто о чём-то просила. - Хорошо, - сказала Наташа. - Поднимайся. Она потянула Елену за волосы, но нежно, усадила её к себе на колени, провела большим пальцем под левым глазом, потом под правым. - Есть вещи и похуже, чем быть пойманной, потому что ты не следуешь хорошим советам. - Я знаю, - сказала Елена и икнула. - Вот почему это ужасно, вот почему… я не могу остановиться… - Слушай, - сказала Наташа. - Это всего лишь сыворотка правды. Какая-то особая разновидность сыворотки правды, её вкалывали всем нам. Если ты не можешь перестать болтать, тогда не нужно рассказывать подробности задания и расскажи что-нибудь обо мне, о нас. - Ты о чём? - спросила Елена. - Ведь это именно то, - она опять поморщилась, - что я не хочу… - То, что ты не хочешь мне рассказывать? Ну, вот уже хоть чем-то стало меньше. Елена не то чтобы замолчала, но встала коленями на сиденье, прижалась губами к Наташиным губам, скользнула руками по Наташиной футболке. Её колени упирались Наташе в бёдра, гладкий хлопок её брюк тёрся о голую кожу Наташи. Наташа думала о прошлом, снова и снова, а потом… отвлеклась. - Тогда ладно,- сказала Наташа, отстраняясь, но не выпуская лица Елены из рук. Та тяжело дышала, открыв рот. - Попробуй вот что: я могу всё сделать за тебя, но не спрашивай как. Расскажи мне о том, почему я застукала тебя в мастерской? - Это было глупо с моей стороны, - сказала Елена. Её слова прозвучали мгновенно, и на этот раз за ними последовало нечто, больше похожее на раздражение, чем на боль. - Поясни, - улыбаясь, спросила Наташа, и Елена нахмурилась. - Глупо было трогать… -Наташа откашлялась, и Елена, свирепо глядя на неё, сказала: - …куклу. Наташа хихикнула, но постаралась выглядеть вежливо-ободряюще. - Глупо было трогать куклу, - повторила Елена, - не проверив, что там. - Как приятно слышать, что ты это признаёшь, - сказала Наташа, расстегнула Елене ширинку, и Елена, всё ещё хмурясь, переставила колени так, чтобы Наташа могла спустить ей штаны до середины бёдер. Наташа погладила её хорошенькую попку и села обратно. - Так почему ты, малятка, трогала куклу, не проверив? - спросила Наташа. - Я х… хотела, - сказала Елена убийственным голосом, похожим на саму себя, и это разбудило что-то… нежное и одновременно непонятное у Наташи, - взять… волшебную палочку… пока ты не видишь. - Вот как? - Наташа вцепилась пальцами в талию Елены, провела руками по горячим дрожащим бокам, чтобы расстегнуть ей лифчик. - Ты собирался сделать это тайком от меня? И от папы тоже? Елена отшатнулась; Наташа откинула голову назад и расхохоталась во всё горло, одновременно гнилое пятно внутри всё разрасталось. - Блин… от кого, Романова? - пробормотала Елена. - Что за… - Ну, мистера Херона, - Наташа слегка шлепнула её. - Нашего заказчика. Ты и его тоже решила обмануть? - Да, - сказала Елена, метая яростные взгляды. Уродливые пятна румянца выступили у ней на щеках и груди. - Гм… - сказала Наташа. Наклонившись, она заговорщицки прошептала: - И кто твой покупатель? Елена издала какой-то сдавленный, рвотный звук, извиваясь на её коленях, и Наташа изо всех сил шлёпнула её по голой попке. - Юринев, чтоб тебя... - выдохнула Елена Наташа засмеялась, шлёпнула её ещё раз. Елена застонала. - Умница! - сказала Наташа. - А что еще? - Что? - переспросила Елена. Наташа опять её шлёпнула. - Неплохо для начала,- сказала она. - Что ещё скажешь? Тебе нужны наводящие вопросы? Два дня назад, после того как мы закончили с Троллингером и легли спать, о чём ты пыталась не проболтаться? - Как ты… - сказала Елена. Она извивалась на Наташиных коленях, размазывая влагу по Наташиным бёдрам; её бёдра то и дело дёргались навстречу Наташиным рукам, словно она ждала очередного шлепка, но она зажмурилась, подняла голову и заикаясь повторила: - Как… как ты можешь… - Колись, - сказала Наташа. – Почему ты так прикусываешь губы, когда мы трахаемся? Елена перестала дышать, но не перестала шевелить бёдрами и губами; потом раздался высокий, сдавленный стон, и она снова ахнула и помотала головой. - Хватит молчать, - сказала Наташа. - В моём классе, - ахнула Елена, - в Красной Комнате… «Нет! - подумала Наташа. – Нет!» - и впилась пальцами в Еленину попу. - На портрете нашего класса от 1993 года, сверху слева - Соня Уманова… Наташа знала, что та сейчас работает в Пентагоне личным помощником адмирала флота - по-видимому, более опытная в долгосрочных секретных заданиях, чем её одноклассница, но Наташа спрашивала не об этом, ей вообще ничего не хотелось о ней слышать. - Не будем сейчас об Умановой, - сказала Наташа, во рту у неё почему-то пересохло. – Лучше вспомни четверг, мы обе лежали в ванной. Ты взяла меня за руку и укусила меня в плечо, о чём ты тогда… - Весна Барндык, - произнесла Елена, будто зачитывала наизусть выученный адрес, - Дмитреева Березин… И Наташе, с бешено колотящимся сердцем, мгновенно вспомнилось шесть человек, которые заплатили бы за эту информацию хорошие деньги. Финансовая прибыль - это самое простое, для чего человек может использовать Елену. И Наташа представила себе, что они сделают с ней, когда до них дойдет слух, что Наташа знает... Впрочем, какое это имеет значение, подумала она. Наташа должна отпустить ситуацию. Наташа сделала свою долю ошибок, но справилась с последствиями. Теперь она должна успокоиться, отпустить ситуацию, и пусть Елена делает то же самое, если она настолько глупа, что говорит всё это вместо того, чтобы ответить на вопросы Наташи. На свободном рынке у Наташи равное право на всё, что аккуратно шло ей в руки, и… и будет больше, подумала она. Если её правда зовут Наташа Романова, то она продолжит слушать. - …Тамара Кашарина, - говорила Елена, - Она сейчас работает во Всемирном банке, она… - Перестань, - сказала Наташа. - Мне не это нужно, а ты не хочешь мне ничего говорить. - Не хочу… не то, - огрызнулась Елена, чуть не закричав. Наташа, едва соображая, снова обхватила ей одной рукой шею, другой между ног, и подняла её с колен. Это означало бы конец их существования… кем бы они ни были. Конец их способности работать в паре, и Наташа, горячая и больная, схватила Елену за шею и промежность, а потом поставила на землю и с силой толкнула лицом к изогнутому стеклу, откуда открывался вид на снежные Альпы. - Елена Уракова, - произнесла Елена. Наташа ещё сильнее прижала её к стеклу и сильно укусила Елену за ухо. Елена застонала. - Запомню,- сказала ей Наташа. Она крепко прижалась к спине Елены, просунув бедро между бёдрами Елены, которые по-прежнему болтались в защитного цвета брюках и кроссовках, и, положив руку на затылок, прижала лицо Елены к стеклу. - Я запомню всё, что ты мне скажешь, русская, и о твоих словах узнают в Красной Комнате. Если ты будешь дальше говорить, то рискуешь их жизнями, и мы никогда больше не сможем работать вместе. - Я хочу… дальше работать с тобой… блин... - произнесла Елена. Наташа была уже в бешенстве. Елена уже просто прикидывается ребёнком. От такого детского поведения, совсем не подходящего для тайных агентов, работающих под прикрытием, у Елены должны покраснеть шея и плечи, но этого не происходило. Наташа не могла дольше терпеть – она горела от злости, что Елена готова заложить весь свой класс и её впридачу, чтобы не признаться в каком-то, блин, самом обыкновенном увлечении. Елена повела плечом, пытаясь вырваться из Наташиной хватки, но Наташа крепко её держала. Схватив её за волосы, она прижимала её головой к стеклу, отпуская только затем, чтобы шлёпнуть её снова, снова, услышать, как она ахает, и посмотреть на её вспотевшую спину и вздымающуюся грудь. - Войзлава… Брусилова, - ахнула она. - Она в… - Иногда во сне, - сказала ей Наташа каменным голосом, - ты произносишь моё имя. - ...МИ-6,- закончила Елена. Наташа в ярости стукнула её ещё раз, и та ахнула: - Д-двойной агент, она… сука… потому что я думаю о… тебе… Наташа на мгновение прижалась всем обнажённым передом к спине Елены, погладила затылок с кислым облегчением, затопившим ей грудь, и скользнула рукой к влагалищу Елены, чтобы пощупать, как с него капает. - …постоянно… - Вот и всё,- сказала Наташа, уткнувшись в её волосы, - скажи мне. Расскажи об этом на весь грёбаный поезд. От горячего дыхания Елены окно запотело. Девушку уже всю трясло. Зубы стучали, и когда Наташа отодвинулась назад и дважды шлёпнула её: сильно, по левой ягодице, затем по правой, - а затем снова прижалась к ней, ладонью обхватив за бёдра спереди и сцепив пальцы, стоны девушки отдавались дрожью на губах. - Что ещё? - пробормотала Наташа, выворачивая запястье, а Елена сказала: - Я… боюсь… что никогда больше не увижу тебя, никогда не… буду больше… я ненавижу это, Наталья, я не хочу… И Наташа в порыве ярости и облегчения прижалась к Елене и вдруг… оказалась как бы отдельно. Путешествуя по Сибирям и чувствуя в своем лице что-то чужое и одновременно знакомое, заметное только со стороны (одну секунду, ладно, ты откусишь мне палец или сломаешь зубы о другой), она вытащила левую руку из волос Елены, чтобы скользнуть пальцами ей в губы. Наташе хорошо были знакомы звуки, которые она услышала. Елена сосала и тёрлась о правую руку Наташи своими дрожащими от перенапряжения бёдрами, сосала и тряслась, а потом, по-прежнему что-то бормоча, застучала зубами с такой силой, что можно было порвать кожу. Наташа убрала руки. Она вспомнила чувство той утраты. - …сосредоточиться в половине… случаев, потому что я пытаюсь быть тобой, - сказала Елена. Всхлипывая, она упёрлась плечом в стену. - Всё в порядке, - сказала Наташа, подталкивая неё и отдавая всё, что могла, из своих рук. - Чёрная Вдова… - бормотала Елена. – хочет… залезть в тебя… жить внутри… носить тебя, как шкуру, как… Прохладный воздух вырвался Наташиной груди. Елена дрожащим голосом взвыла оттого, что больше не чувствовала тепло её тела, а затем Наташа снова шлёпнула её, прижав к стеклу, а потом ещё и ещё. Её вопль превратился в придушённый стон, Елена обеими ладонями упёрлась в окно. Наташа опустила правую руку Елены вниз, а затем снова отпрянула, чтобы шлёпнуть её. - Потри себе клитор,- сказала она. Елена вздрогнула всем телом, закусила губы и заскулила. - И расскажи мне всё, - попросила Наташа, опускаясь на колени. - Расскажи всё до конца! И, оказавшись лицом на уровне горячей розовой попки Елены, она резко и резко обхватила обеими ладонями щёчки, потом раздвинула их и наклонилась вперёд, высунув язык. - Я боюсь… - Елена тяжело дышала, - когда я хочу тебя… а… Наташа лизала её, сосала её дырочку, затем перевела дыхание, шлёпнула и нырнула обратно. Елене вымучивала: - …когда я хочу тебя, это лучшее, что во мне есть… это единственное, в чём я… блин, Наталья… Наташа приподнялась на носках, прижала бёдра Елены к стеклу, чтобы та потеряла равновесие, но удерживалась там, на краю. Она рыдала и водила руками, а потом взяла её руку и положила на себя, слушая дикий и безумный лепет. - Боюсь, это единственная причина, почему я... всё ещё здесь, потому что я… блин… о-о… Наташа шлёпнула её ещё раз, а затем откинулась назад. Разгорячённая кожа Елены в её ладонях и потный запах животной паники заполнили ей голову. Она ощущала губами, как Елена двигала крепко сжатой попой и прижималась к ней бёдрами, пытаясь надеться на язык Наташи, вся дрожа и ругаясь, и не могла остановиться… - Мне снился… - Елена задыхалась, - сон… - Наташа впилась пальцами в горячую плоть, полизывая, посасывая, напевая, - …как я пырнула тебя ножом между рёбер… я проснулась… всхлипывая или… или кончая… На всех точках контакта между ними напряжение возросло настолько, что в воздухе уже слышалось жужжание. Наташа, стоя на коленях, коснулась Елены кончиками ногтей и всем лицом, чтобы трахнуть её в ответ, а рука Елены напряглась. Она завыла. И задрожала. Наташа отстранилась, не успев отдышаться. Потянула её вниз. Бледное лицо Елены, всё в пятнах румянца: левая щека красная и сплющенная там, где она прижималась к окну, покрасневшие глаза, веки, опухшие от слёз - она позволила управлять собой. Елена позволила уложить себя на пол, всё ещё тяжело дыша, шатаясь даже на коленях; её поцелуй, когда Наташа добралась туда, был по-кошачьи слабым. - Всё просто, - ответила Наташа. - Продолжай повторять эту чушь. Ложись, дай мне о тебя потереться. Я думаю, ты уже достаточно отошла и можешь просто… - Я думаю о тебе... - безучастно произнесла Елена. – Постоянно... - Молодец, - сказала Наташа. - Хорошая девочка. Пусть так и будет, - она растянулась поверх Елены, лежащей на полу вагона. Елена согнула одно колено и уставилась в потолок: - Боюсь, я никогда не сравнюсь с тобой, - сказала она, когда Наташа сжала Елену бёдрами и пошевелилась. - Никогда, - сказала она. - Я знаю, что уже никогда не буду прежней. - Ага, - сказала Наташа. Она откинулась назад, прикусила сосок Елены и нежную кожу вокруг него, неторопливо потерлась о бедро Елены, стараясь не встречаться с ней взглядом. - Когда я хочу тебя, - сказала Елена, - мне это кажется самым лучшим во мне. Наверное, только поэтому у меня ещё что-то получается. - Продолжай, - сказала ей Наташа, и Елена закрыла глаза. Наркотику потребовалось ещё полчаса, чтобы выветриться настолько, чтобы Елена смогла замолчать. Наташе было нетрудно сделать так, чтобы они продолжали ласкать друг друга: она просто нежно тёрлась о бедро Елены, пока та повторяла свою измученную мантру. Через некоторое время руки Елены стали гладить Наташины плечи, скользить по её груди, но глаза Елены оставались закрытыми. Девушка продолжала смотреть в сторону, и постепенно паузы между "Я думаю о тебе" и "постоянно" стали бесконечными, пока она просто лежала, гладя Наташину спину и плечи, проводя руками по её волосам. В конце концов она молча кивнула, и Наташа ускорилась ровно настолько, чтобы сильнее сжать бёдра и, кончая, уткнуться лицом в волосы Елены. Потом Наташа перевернулась на спину, протянула руку и нащупала плед в пластиковом пакете в кармане сиденья. Елена свернулась калачиком на боку, спиной к Наташе, сжалась в тугой несчастный комочек. Наташа подумала о том, чтобы прикоснуться к ней, обнять её. А потом подумала - 49-й, кажется. Весь этот снег. Насколько она подавлена, что свернулась вот так калачиком, когда ей жарко, несмотря на бесконечные заледеневшие поля снаружи. В девятнадцать лет она уже могла убить человека и расчленить тело, не испытывая при этом тошноты, но думала, что её стошнит, глядя в лицо Джеймсу и рассказывая ему всё то, что он заставил её рассказать. Может быть, когда-то она была так же молода, как Елена. А потом она подумала о Джеймсе, о том, как что-то ускользнуло из его глаз, когда он смотрел на неё в тот день. То, как его рука из плоти двигалась, а потом… остановилась. Это странное замешательство, которое он иногда испытывал. В такие моменты она проявляла слабость, когда они не боролись или занимались сексом. Она не могла остановиться, уходя в себя, избитая и маленькая, как животное. Как будто он пытался... вспомнить. Как будто было время, когда он знал, что нужно делать, если бы только мог вспомнить. Она помнила, как наблюдала за ним, ушедшим глубоко в себя. Как неловко он коснулся её плеча, словно они только что встретились. - Большинство моих заданий, - сказала Наташа в тишине вагона, - последние… пять лет, десять... я делаю это только потому, что больше ничего не умею. Меня не просто забрали из другой жизни, понимаешь? Мне дали фальшивую жизнь. Я даже не умею... танцевать - помню, но не умею, - она мрачно рассмеялась. - Я никогда толком не знала, как это делается. Это то, что я умею делать, но тут всё по-другому. Я просто боюсь ошибиться. Я боюсь, что оступлюсь нарочно, и... Так много раз в последнее время единственное, что меня интересовало в этой борьбе, - это ты. И большую часть времени я тебя терпеть не могу. Рельсы гудели под ними. Наташа подложила руку под затылок и смотрела, как вечерние тени на горах превращаются в пурпурные и голубые пятна. - Это правда? - наконец спросила Елена. Наташа повернула голову, но Елена не двинулась с места, а по-прежнему лежала спиной к ней, поэтому она снова посмотрела в окно. Каждый раз, когда поезд сворачивал за поворот, она смотрела вниз вдоль рельсового пути и видела, как красные вагоны сияют на фоне всего этого холода. - Тебе решать, - наконец сказала Наташа и открыла пакет, чтобы укрыть их обеих одеялом.