Прохвост

Йеннефэр разглядывает торговую площадь, и ей невероятно скучно. Она снова обосновалась в маленьком городке, решая проблемы и колдуя по мелочи, и сегодня горожане устроили летнее празднество. Жонглеры, барды и блудницы смешались с обычным людом, развлекая и торгуясь. Все это довольно... мило, пожалуй. Куда свободней дворцовых торжеств, с их чопорными переговорами и тискающимися парочками за портьерами. Здесь парочки тискаются в закоулках, а переговоры идут у пивной бочки. Трудолюбивые барды выводят жизнерадостную джигу на флейте, барабане и лютне, и по площади кружат неумелые танцоры. Она скорее умрет, чем к ним присоединится. Заставить ее танцевать могло бы разве что особо изощренное проклятье. Особо изощренное проклятье внезапно появляется в уголке зрения. Копна каштановых волос, васильковые глаза и совершенно несуразная шляпа подходят ближе. В ее груди огоньком трепещет радость, но она этого не показывает, и только поднятая бровь нарушает равнодушие на ее лице. – Йеннифэр, дорогуша, ворон сердца моего и госпожа моих снов, ты все так же ужасающа, – говорит Лютик на ходу, разводя руки в стороны. Он что, обниматься собирается? Лучше бы ему и не мечтать ни о чем таком. Но именно это он и делает, и она не успевает его остановить. Он обвивает руки вокруг нее, притягивает ее ближе, и она не в силах сдержать улыбку. – Юлиан, где ты нашел эту ужасную шляпу? Лютик смеется в ответ, прижимает ее к себе и раскачивается из стороны в сторону. – И я по тебе скучал, ведьма. О Мелитэле, как давно мы не виделись! Ну так уж и быть, они и правда давно не встречались. Барду достается одно объятье. Она позволяет себе обнять его в ответ, и будто в награду Лютик прижимает ее еще теснее. Ей... хорошо. Когда ее в последний раз держали вот так, ничего не прося взамен? Он всегда дарит ей чувство безопасности и тепла, и как так получилось – настоящая загадка. Покачивание, однако, не останавливается. И оно подозрительно хорошо попадает в ритм барабана. – Лютик. Ты ведь со мной не танцуешь. – Конечно, не танцую. – Тогда прекрати меня раскачивать. – Я тебя просто обнимаю, раскачивание – это издержки моей радости. – Я не танцую. – Так и я не танцую! – смеется Лютик, но его рука находит ее ладонь, и вдруг она втянута в круг других пар. Она громко хохочет, запрокидывает голову назад и щиплет Лютика за бок, пока он ведет ее в танце. – А это тогда как называется? Да твой плащ вьется выше моих юбок. – Думаю, это зовется “пылкое объятье”. Но ты ведь и не обнимаешься, так придется тебе найти какое-нибудь другое определение. – Ты заставляешь меня танцевать, прохвост ты этакий, – обвиняет она его, но праздник каким-то образом стал чуть веселее. – Мне нравится, когда ты меня так называешь, – подмигивает Лютик и с заговорщицким видом наклоняется ближе, – давай еще раз. – Прохвост, – говорит она, и глаза у него загораются весельем. Ну ладно, ладно, он и правда очарователен. Ужасно очаровательное проклятье заставляет ее ноги следовать ритму, его руки поддерживают ее с обеих сторон, будто она укутана в радость. Может, этот праздник не так уж и скучен.