Джонни, будь хорошим

1. — Тони, — кто-то мягко потрепал его за плечо. — Тони, проснись, я принес тебе кофе. Титаническим усилием воли Старк разлепил веки, осторожно поднял голову и остекленевшим, невидящим взглядом вперился в стену напротив, как раненое животное, прислушивающееся к зову выведенных из строя систем жизнедеятельности. Затекшая за ночь шея отозвалась на это нестерпимой болью, почти сразу судорогой свело плечи, Тони стиснул зубы и неестественно выпрямил спину, которая тут же приветливо хрустнула. Замутило даже от свежего крепкого кофе, аромат которого почему-то воспринимался рецепторами как отрава. Тони снял прозрачные защитные очки, небрежно отбросил их в сторону и усталым жестом потер переносицу, после чего пальцы привычно пробежали по продавленным красным полосам, идущим над бровями и огибающим глазницы. Он чувствовал себя человеком, который после длительного недосыпа неожиданно выспался сверх меры и ощущает теперь лишь разбитость и тупую раздражительность. Хотя сколько он проспал на самом деле? Достаточно, чтобы в самый неподходящий момент не свалиться от переутомления. Слишком мало, чтобы чувствовать себя полноценным человеком. — Спасибо, — растерянно пробормотал Тони и принял из рук Стива чашку. — Который час? — Рано, еще нет девяти. Ты всю ночь здесь провел? Роджерс смотрел на него со смесью неброской озабоченности и тошнотворной жалости во взгляде. Всегда отдохнувший и подтянутый, он вызывал только приступы жгучей зависти, хотя порой ложился еще позже и вставал еще раньше. Трудно было сказать наверняка, чему он был обязан своей выносливостью: ускоренному метаболизму или армейской выправке — однако ему всегда удавалось выглядеть свежим и полным сил. Под его глазами никогда не было и намека на нездоровую синеву; даже будучи измотанным, он солнечно улыбался и находил в себе силы подниматься и идти дальше –¬¬¬¬ хотя дальше, казалось, уже некуда — не только самому, но и вести за собой остальных. Ему, наверное, для того и нужна была вся эта мышечная подушка безопасности: чтобы хранить в ней неприкосновенные запасы на черный день. Тони судорожно сглотнул и отодрал взгляд от широкой груди и покатых плеч. Стив, должно быть, едва вернулся с пробежки и еще не успел сходить в душ. На нем были только просторные серые тренировочные штаны, сидящие низко на бедрах, — и следующим, что безраздельно завладело вниманием Тони, стал незавязанный шнурок на поясе. Резинка была покрыта влажными пятнами, а вот сам Кэп, казалось, даже не запыхался. Черт бы побрал его физическую подготовку. Тони подавил бессильный стон и отчаянно вцепился в бока раскаленной керамической кружки, со стороны, впрочем, надеясь выглядеть невозмутимо и расслабленно. Буквально через несколько секунд ладони начало невыносимо жечь, но он упорно сжимал пальцы, пока слезы не навернулись на глаза. Обманному маневру удалось немного его отрезвить, хотя на следующие несколько дней, судя по всему, о любой тонкой работе можно было забыть. Он сглотнул подкатившую к горлу тошноту, в зачатке забил еще один приступ необъяснимой агрессии и выдавил из себя страдальческую улыбку. Стив то ли сделал вид, то ли правда не заметил надуманности и участливо улыбнулся в ответ. — Да, я тут немного… засиделся. Тони виновато опустил голову, и его взгляд упал на внушительных размеров чертеж, расстеленный на рабочем столе. Схема представляла собой экспериментальную модель новой звездно-полосатой униформы, более современной, усовершенствованной и облегченной. Что примечательно, отрубился он носом прямо в недоработанной паховой области. В этом прослеживался некий символизм, и он бы обязательно потратил пару минут своей драгоценной жизни на размышления, но Стив был слишком близко, он был слишком совершенным для этого безрадостного утра, а еще на нем было слишком мало одежды. — Ух ты, это моя форма? — обрадованно спросил он и подобрался поближе. Чтобы не закрывать обзор ни себе, ни Тони, Роджерс встал за спинкой кресла, наклонился и заинтересованно высунул голову из-за его плеча. Границы личного пространства оказались самым варварским способом нарушены, Тони обдало нечеловеческим, животным жаром молодого, гибкого и разгоряченного тела. Обыкновенно гладко зачесанные волосы Стива сейчас пребывали в живописном беспорядке, влажные от пота, они слиплись в отдельные пряди и спадали на лоб. При этом дышал он мерно и спокойно, а теплое дыхание конденсировалось на затекшей шее и капельками сбегало вниз по коже. — Ты так напряжен, — изумился Стив, положил руки на сведенные плечи и принялся несильно массировать. — Когда в последний раз ты спал в человеческой кровати? Умелые, чуткие руки касались почти неслышно и осторожно, кончики пальцев надавливали в абсолютно неожиданных местах: с обеих сторон по позвоночнику и над лопатками. Поначалу было немного больно, но вскоре напряжение начало отпускать, неприятные ощущения сменились спокойствием и умиротворением, в суставы и связки, расположенные у основания шеи, вернулись гибкость и подвижность. Тони прикрыл от удовольствия глаза и позволил себе немного расслабиться, хотя беспокойный мозг математического гения на автомате отметил еще одну положительную черту Стива, который, по скромным меркам самого Тони, уже и так олицетворял все, что входило в общепринятое понятие «совершенство». И он ненавидел своего отца — за то, что тот превратил крошечного зашуганного неудачника в недостижимый идеал, Красного Черепа — за то, что по его вине этот идеал сгинул в Антарктиде, и, наконец, себя — за то, что достал идеал из льдов и на всю оставшуюся жизнь лишил себя покоя. А теперь присутствие Стива будоражило, заставляло температуру тела подниматься и волновало кровь, которая ускоряла свой ток по сосудам. — Я изучил твой костюм, — невпопад произнес Тони, вместо того чтобы как-то отреагировать на последнюю реплику. Сосредоточиться оказалось непросто, пальцы беспощадно мяли, надавливали и поглаживали; подчиняясь им, мышцы таяли, а мысли отращивали крылья и из обыкновенных жуков превращались в бабочек и птиц, которые беспорядочно разлетались в разные стороны и порхали внутри черепной коробки. — Нашел пару слабых мест, которые необходимо укрепить дополнительной броней, кое-где нужно отрегулировать термический баланс. Ну и усовершенствовать внешний вид, конечно, по части дизайна он катастрофически устарел. А в общем и целом я впечатлен, потрясающий образец. Кто тебе его спроектировал? — Говард, — просто ответил Стив, доброжелательно улыбнулся, распрямился и похлопал Тони по плечу. — Он был непревзойденным ученым. Напоследок он бросил еще один мимолетный взгляд на схему, кивнул самому себе и развернулся в сторону выхода. Сзади он выглядел, наверное, даже лучше, чем спереди: осанка была идеальной, так что не проглядывали даже лопатки, смотрел Стив исключительно прямо перед собой, не избегая взгляда и не пряча глаз, весь его силуэт заключал в себе какую-то властность и одновременно с ней — мягкость, покладистость, вкрадчивую грацию. Тони скользнул жадным взглядом вниз по позвоночнику, достиг милых ямочек на пояснице и крепко зажмурился, чтобы не позволить себе лишнего даже в мыслях. Их отношения, с самого начала натянутые и недоверчивые, с течением времени только крепли, а вот сдерживаться становилось все сложнее. И непонятно, с чего это началось — может быть, корни шли из самого детства — детства человека, который, имея родителей, был сиротой и как никто другой нуждался в герое, может быть, всему виной стал несколько фанатичный отец, который перед смертью завещал отыскать дело всей его жизни, а может быть, просто накладывало свой отпечаток глупое стадное чувство. Но в один прекрасный день Стив стал чуть больше, чем просто другом, как по щелчку пальцев. И с тех пор жизнь превратилась в сущий кошмар. — Стив, пока не забыл, — окликнул его Тони. Кэп замер на пороге. — Рид не объявлялся? — Еще нет, — задумчиво сказал тот. — Я бы разбудил тебя раньше. Мстители несли катастрофические потери. Еще ни одна команда супергероев не лишалась практически полного боеспособного состава за какие-то жалкие две недели. Сразу после того, как к Локи присоединилась Чародейка, из игры выбыл Тор. Они заманили его в труднодоступный уголок вселенной, разлучили с молотом и заточили в темницу, стены которой были сотканы из чистой блокирующей магии. Двумя днями позже огонек на радаре, напрямую связанный с коммуникатором Черной Вдовы, прощально подмигнул и погас где-то в зоне необитаемых тропических лесов. Брюс с переменным успехом боролся с неизученным внепланетным вирусом, который поражал ДНК Халка и ослаблял его, одновременно с этим лишая последних частиц человечности и делая из него неконтролируемого монстра. А накачанный анальгетиками Бартон четвертый день валялся в госпитале с перебитыми руками, ел через трубочку, проводил в коматозном состоянии двадцать три часа в сутки и с трудом узнавал своих друзей. Они сражались до последнего. По-честному сражались. Но даже Тони в конце концов решил сдаться и признать, что эту битву они безнадежно проиграли. За помощью было решено обратиться к Риду Ричардсу, ученый с радостью откликнулся на просьбу и со дня на день должен был прибыть в особняк Мстителей, однако у него постоянно находились дела, из-за которых вылет неоднократно откладывался. — Не сиди долго, — посоветовал Стив, мягко прикрывая за собой дверь, — они могут прилететь в любой момент. Тебе нужен душ? Тони отрицательно покачал головой и бессильно упал лбом в стол, едва дождавшись его ухода. 2. Фантастическая Четверка подтянулась ближе к вечеру, когда солнце уже миновало свой зенит и плавно закатывалось за верхушки небоскребов. Тони вышел встречать их прямо на крышу, которая использовалась как взлетно-посадочная полоса; небольшой юркий четырехместный самолет приземлился легко и почти бесшумно, Рид радостно улыбался, долго тряс руку Старка в знак приветствия и по очереди представлял своих, как выразился он сам, «домашних» — Сью и Бена, с которыми Тони был знаком, но весьма поверхностно. Они были настроены более серьезно, оба поздоровались сухо и деловито, не оказали особой чести и Стиву, присоединившемуся к ним чуть позже. — Прости, что заставил ждать, — чуть виновато произнес Рид. — Мы прилетели сразу, как смогли. Тони лишь махнул на это рукой, осмотрел подкрепление и вдруг задумчиво нахмурился: — Кого-то не хватает? Мне казалось, вас должно быть четверо. — Ты очень проницателен, — пробубнил под нос Бен, но, подчинившись строгому взгляду Сью, тут же замолчал. — Джонни будет с минуты на минуту, — голос Сьюзен звучал неожиданно мелодично и приятно, осколки фраз колокольчиками звенели на ветру. — Он предпочитает добираться своим ходом. Так и случилось. Совсем скоро, Стив и Рид едва успели перекинуться парой слов, на площадку изящно опустился сгусток огня, очертаниями больше напоминающий человеческую фигуру. Стремительно выгорающий кислород вокруг нее рябил, волны обжигающего тепла душным маревом расползались во все стороны, покрытие плавилось под ним и превращалось в вязкую массу. Молодой человек посмотрел под ноги и, кажется, с недоумением приподнял бровь — труднее было сказать наверняка: окружающее его пламя слепило глаза. — Шторм, — без предисловий представился он и протянул руку. — Джонни Шторм. Для друзей — просто Факел. Тони смерил полыхающую конечность взглядом, полным рассеянной задумчивости, и с пожатием спешить не стал. На ладони весело плясали язычки пламени, как будто соревновались, кто выше прыгнет; даже не верилось, что концентрированная раскаленная плазма — обыкновенный человек из плоти и крови, состоящий из тех же биохимических реакций и подчиняющийся тем же физическим законам, что и остальные. Горели даже его глаза. Точнее, не горели, а светились, словно залитые жидким золотом; присмотревшись, можно было различить искривленные в улыбке губы и вышитую на груди четверку. В плечах он был широк, ростом — немного выше Тони, но это было единственной характеристикой, которую можно было дать миниатюрной огненной геенне. — Простите, — смутился Джонни. И погас. Тони показалось, что из планеты, как из воздушного шарика, кто-то выдернул пробку и выпустил весь кислород. Горло как будто стянуло незримой удавкой — малоприятное ощущение, родственное тому, что возникает, когда в живот попадает пущенный меткой рукой мяч. Должно быть, адское пламя сожгло всю его сетчатку, иначе чем еще можно было объяснить стоящего перед ним Стива, одетого в форму Фантастической Четверки? Тонкую, обтягивающую форму, прилегающую к телу, как вторая кожа, обрисовывающую и выгодно подчеркивающую все мускулы, такую удобную в бою, но вместе с тем — провокационную в повседневной жизни. Бен пораженно присвистнул. Стоящий чуть поодаль Стив недоверчиво приподнял брови. Факел пораженно открыл и снова закрыл рот. Повисла тишина. Тони хотелось провалиться прямо на месте — столкнуть Факела с выжженной территории, немного на ней попрыгать и провалиться: он внезапно почувствовал себя пойманным в ловушку, зажатым между двух огней; казалось, что все внимание было приковано только к нему, словно он школьник, который, выйдя к доске, неожиданно потерял штаны. Это было не так — сейчас он был последним, кто бросался в глаза, но захват удавки на горле от этого слабее не становился. Ему, по всей видимости, было суждено бесславно задохнуться на крыше собственного дома, но даже это выглядело смертью, достойной бравого героя, — в противном случае он сам рано или поздно вскроется. Фантастическая Четверка прибыла на неопределенный срок, и если одного Стива ему удавалось худо-бедно выдерживать, то присутствие двух Стивов начинало казаться проблемой. — Чтоб меня, — выдохнул Джонни и опять замолчал. Высказывание прекрасно передавало весь спектр эмоций, которые испытывал обычно скупой на чувства Тони. В нем присутствовали и волнение, и нервное возбуждение, и леденящий кровь ужас, и даже какая-то слабая надежда, которая вспыхнула огоньком где-то на задворках сознания и тут же погасла. Происходящее больше напоминало сон — кошмарный сон, один из тех, после которых срочно приходится мыть руки и отчаянно краснеть перед самим собой. И самым большим минусом была невозможность проснуться. — Я, пожалуй, пойду, — пробормотал Кэп, но с места так и не сдвинулся. Тони переводил взгляд с одного на другого, со Стива на Факела, которые, остолбенев, тупо смотрели только друг на друга и не замечали целого мира вокруг. От предчувствия чего-то страшного и неотвратимого желудок подпрыгнул и завязался в узел, Старк лихорадочно сглотнул его обратно и попытался улыбнуться, однако лицо лишь свело слабой судорогой. Он постарался, чтобы голос звучал немного насмешливо и непринужденно, как обычно, но и без помощи слухового аппарата становилось заметно, каким слабым и жалким он был. — Чаю, гости дорогие? — задушенно выдавил Тони и махнул рукой в сторону выхода с крыши. Подумав, добавил чуть тише. — А мне — виски. Что примечательно, первым опомнился Джонни. Он тряхнул головой, отгоняя наваждение, и направился к распахнутой двери непринужденной походкой уверенного в себе человека. Следом за ним двинулись Стив, все еще пребывающий в состоянии культурного шока, Рид, Сью и Бен, а процессию замыкал сам Тони, старающийся смотреть куда угодно — по сторонам, в небо, под ноги, — но не перед собой, где маячили две спины внимательно разглядывающих друг друга Стива и Шторма. — Нам бы очень не хотелось стеснять тебя, Тони, — произнес Ричардс, чтобы как-то разрядить обстановку. — Мы улетим, как только найдем решение проблемы. — Не смеши, — фыркнул Старк. — Сейчас разместимся — и чувствуйте себя как дома. Места хватит всем. Сьюзен благодарно улыбнулась и помогла Бену протиснуться в узкий дверной проем, не предназначенный для каменных полувеликанов. Грим слегка смутился, галантно извинился и затих. Факел ухмыльнулся: — И с кем я буду спать? — Только со мной, — на автомате уведомил Тони. — Больше не с кем. И тут же пожалел о своих словах: на лице Шторма промелькнул нездоровый интерес. 3. Общий язык Стив и Джонни нашли почти сразу. Вернее, искал в основном Факел — Кэп лишь поощрительно кивал и ободряюще улыбался, пока Шторм рассуждал и эмоционально размахивал руками: — Непостижимо, — восклицал он, — невероятно! Как такое могло произойти? Почему? А я со стороны так же круто выгляжу? А почему я не знал, что каждый день вижу в зеркале не кого-нибудь, а самого Капитана Америку? Может, мне тоже нарисовать на груди звезду? И тоже еще немного отрастить волосы? — и дергал себя за короткие прядки. Роджерс краснел, синел, зеленел, давился смехом и благоразумно молчал, с неподдельным интересом разглядывая двойника. Тони сидел напротив, возле Рида, который пытался что-то ему втолковать, но не слышал ни слова. Это было поразительно, это было невозможно, это было необъяснимо, но это было — отрицать не смел никто: поразительное сходство заметил бы даже слепой. Они были… идентичны. Полностью. Одного роста, одинаковой комплекции, с одним цветом глаз и тембром голоса. В чем-то схожи были даже наборы жестов: если Стив отбрасывал челку со лба пальцами, то Джонни попросту ее сдувал, а если Кэп улыбался скромно и чаще всего — одними только уголками губ, то Шторм вовсю демонстрировал идеальные белые зубы. Ведь было, что демонстрировать — даже в этом природа поровну наградила их обоих, разве что Факел полностью осознавал собственную привлекательность и без зазрений совести ее использовал, в то время как Кэп принимал свою внешность как данность и не акцентировал на ней внимание. В этом и было главное их различие — в манере держаться. Они копировали друг друга, будто кривые зеркала: человек — один, а отражения — разные. Джонни вел себя как хозяин жизни, который никуда не спешит, любимец публики, не знающий отказа, расслабленный, безмятежный, неподражаемый и в меру эгоцентричный. Он даже на стуле сидел как-то по-особенному — спокойно, оставляя за собой ровно столько свободного пространства, чтобы хватило и на него, и на его эго. Стив рядом с ним казался простым бойцом. Безымянным солдатом, подчиняющимся лишь приказам командования, которого каждый день отправляют на верную смерть и бросают под пули. Внешне он был собран, сидел прямо, в чересчур строгой осанке ощущалось напряжение — об заклад побился бы любой посторонний, однако друзья знали, что это было обычным его состоянием, ведь некоторые привычки никогда не исчезают. Они сидели на соседних стульях, идеально похожие и отличающиеся лишь в деталях. В сравнении можно было отметить, что они будто бы прилетели с разных планет: по-разному изъяснялись и по-разному вели себя, подчинялись разным принципам и стремились к разным целям в жизни. Стив — старомодный, овеянный какой-то дымкой романтики из прошлого века, воспитанный и сдержанный, Шторм же — современный, продвинутый, не обремененный высокими моральными установками, имеющий определенную репутацию и не гнушающийся случайных связей на одну ночь. Тони сам не заметил, как процарапал ногтями на поверхности стола четыре глубокие борозды. Холодным, расчетливым разумом он понимал, что перед ним сидели Стив, за несколько лет ставший привычным, близким и почти родным, и абсолютно чужой человек. Разумом — да, но ладони все равно потели, а рот — наполнялся слюной, стоило только на секунду представить… Благодатью это было или проклятием, решить он не мог. Два Стива на его собственной кухне. Два Стива, мило общающиеся между собой, над чем-то смеющиеся, любезничающие и разглядывающие друг друга откровенно, без утайки. Два Стива, которые почему-то порождали исключительно грязные мысли, и чем дольше он смотрел, тем дальше заходили фантазии. Несчастный мозг сходил с ума от неудержимой гормональной атаки. Он пульсировал, бился о стенки черепной коробки, не находил себе места и надрывно вопил что-то нечленораздельное, а Джонни с интересом щупал бицепс Стива, охал с детским восторгом и смеялся, запрокидывая голову. Они были одинаковыми, отличаясь, наверное, лишь объемом мускулатуры и привычкой себя подавать. Роджерс — скромный и ответственный, прячущийся под футболкой и голубой клетчатой рубашкой, привыкший к вниманию, но не особо его жалующий. Факел — баловень судьбы, берущий от нее все и ничего не дающий взамен. Он носил свой костюм так, как будто делал ему величайшее одолжение в своей жизни; эластичная ткань плотно прилегала, туго обтягивала, выделяла, подчеркивала и живописно обрисовывала многочисленные достоинства, служа верную службу носящему и лишая покоя окружающих. Тони скрипнул зубами и с трудом оторвал взгляд от внушительных грудных мышц, которые Шторм, в отличие от Стива, не скрывал, а всячески выставлял напоказ. Сидящий рядом Рид уже увлеченно чертил какую-то схему на салфетке и, казалось, попросту не замечал, что прямо перед его глазами разворачивается прецедент, достойный личного места в истории и целой порно-трилогии одновременно. Отчасти было непонятно, как Ричардсу удавалось каждый день выносить присутствие Джонни в поле зрения и не лезть на стены, хотя, с другой стороны, он вообще был сделан из другого теста. — Впрочем, — долетел до Тони обрывок пламенной речи, и он вынырнул из спутанных мыслеобразов, — в этой жизни все возможно. На сколько лет ты меня старше? На пятьдесят? На семьдесят? — Факел приподнял бровь. — Так что же, ты мне в деды годишься? — Только не это, — фыркнул Стив, прикрыл лицо рукой, и его плечи затряслись от заразительного хохота. — И слышать ничего о разнице в возрасте не хочу, перестань. — Но даже если сто лет прошло, — не унимался Джонни, — как могло случиться, что мы практически неотличимы? Рид, это же ты здесь самый умный, объясни мне! Ричардс только пожал плечами. — Я не знаю. Может, рекомбинация генов, — предположил он. — Может, звезды так встали. Это аномалия, но у меня вряд ли получится определить ее причину. В наше время, когда у здоровых людей с рождения проявляются сверхъестественные способности, это не так уж и странно. Ты и сам в некотором роде аномалия. Все мы. Джонни задумчиво облизал губы, нахмурился и на некоторое время выпал из процесса обсуждения. Тони вновь получил возможность присмотреться, которой уже и сам был не рад: через равные промежутки времени всплывали все новые подробности, будоражащие воображение. При детальном изучении проявилась и разница в возрасте, с первого взгляда незаметная, но все же ощутимая. Шторм казался совсем еще ребенком — ему было двадцать, от силы двадцать два, в то время как Стиву на прошлой неделе исполнилось биологических двадцать семь. Об официальном же возрасте Тони старался не думать: пышущий здоровьем Роджерс ничем не напоминал дряхлого старика, которого через пару лет, возможно, под пластом влажной земли на глубине шести футов будут с аппетитом точить черви. — Двадцать три, — поправил вдруг Факел, хотя Тони не заметил, чтобы сказал что-то вслух. — Мне двадцать три. Моя кажущаяся молодость — тоже в некотором роде аномалия. Легче от этого не стало. Джонни казался ангелом во плоти, слишком чистым для этого порочного мира; лучистые глаза прозрачно сияли, его всего словно бы окутывал яркий нимб невинности, но впечатление это было обманчивым. Он чем-то напоминал вампира, с помощью обольстительных речей заманивающего жертву в укромное место, даже его открытая улыбка выглядела зловещей, как будто исподтишка Шторм в полной мере наслаждался сложившейся ситуацией. А может, и на самом деле наслаждался: взгляд его блуждал, то и дело останавливался на лице Тони, тщательно изучая каждую черточку; он ловил любые изменения, как сверхчувствительный радар, и реагировал в зависимости от полученной информации и сделанных выводов. Если Старк отводил взгляд, Факел вновь привлекал внимание к своей очаровательной персоне. Он сохранял зрительный контакт ровно столько, сколько нужно, чтобы заинтересовать, не позволить отвлечься, но и не дать при этом повода расценить свои действия как прямой намек. Он облизывал пухлые губы, скользя по ним языком, покусывал нижнюю и смеялся, смеялся, смеялся так, как никогда не смеялся Стив — громко, беззаботно, искренне, так что дрожь пробиралась под кожу и затейливо поигрывала нервными окончаниями. Тони хотелось побиться головой об стол, потому что не вестись на столь откровенную провокацию было невозможно. Или пару раз стукнуть Рида — за то, что у него под носом такой шурин, а он слеп, глух, нем и безразличен. Неужели нельзя было остановить выбор на более подходящей кандидатуре, скромной и благообразной, не на клоне Капитана Америки, злобном, взбесившемся, неприлично привлекательном клоне, который явно не собирался отказываться от привычной «одноразовой» политики всего лишь ради спасения мира? Тони стиснул зубы и даже постарался вникнуть в изобилующую терминами речь Рида, однако попытка бесславно провалилась на второй же секунде. Осознание того, что Факел был совершеннолетним, дееспособным и, по всей видимости, отдавал полный отчет в своих действиях, серьезности тоже не прибавляло. Потому как из нечастых упоминаний Тони пришел к выводу, что Шторм — ребенок. Избалованный вниманием общественности и родителями, непослушный, немного высокомерный, но все же ребенок. По крайней мере, так это выглядело со стороны: Рид всегда относился к нему снисходительно, Сьюзен всячески выгораживала, даже Бен научился мириться с непрекращающимися проделками, от которых сам же и страдал. Джонни вечно находился в свободном полете: если он не рассекал по городу на мотоцикле, он был на свидании, если не на свидании, то определенно точно наводил где-то шум, после отсыпался — и снова прыгал из одной постели в другую, изредка показываясь дома. Ему попросту не хватало времени, для того чтобы уделить пару минут собственной команде и, может быть, хотя бы поверхностно познакомиться с ее союзниками. Этим в большинстве своем и объяснялась непросвещенность Тони в столь щекотливом вопросе. И не разберешься теперь, какое из зол меньшее: с одной стороны, знай он заранее, что шурин одного из немногих его друзей — копия давней эротической фантазии, он был бы по крайней мере подготовлен; а с другой — покоя он лишился бы гораздо раньше. — …это послужит своеобразной ловушкой, в которую мы его и заманим, — тем временем закончил пламенную речь Рид и замолчал в ожидании реакции. На что реагировать, Старк не представлял — в конце концов, это он провел в прострации последние двадцать, а может, и все тридцать минут, бессовестно пожирая глазами одного из членов команды-помощницы. Он прослушал весь план, начерченная во вдохновенном запале схема на салфетке казалась наскальной живописью, понятной только творцу, а Стив смотрел на него с плохо скрываемыми недоумением, недоверием и каким-то осуждением. Вот ведь черт. Сам черт невозмутимо осматривался, внимательно разглядывал интерьер, оценивал обстановку и чрезвычайно быстро осваивался. Зря, наверное, Тони пожелал им чувствовать себя как дома — своя собственная крепость теперь станет в лучшем случае полем боя, а о худшем и думать не хотелось. И почему ему так не везет? — Отличный план, — пробормотал Тони и через силу улыбнулся, после чего поднялся на ноги и, старательно ни на кого не глядя, направился к выходу с кухни. — Располагайтесь, кто где хочет, места хватит всем. Рид, я покажу тебе лабораторию. Тебе должно понравиться. Уходя, он чувствовал вопросительные взгляды двух пар одинаковых глаз, зудящие между лопаток, но так и не обернулся. 4. Следующее утро ознаменовалось очередным приступом дикой мигрени, которая алмазным сверлом буравила виски. Ночь прошла сумбурно, спутанно и главное — незаметно: увидев раскинувшиеся просторы отведенного под работу пространства, Рид от радости впал в сумасшествие и, конечно же, не преминул провести тест-драйв. Тони только успевал улавливать противоположно разные мысли, по ходу дела озвучиваемые Ричардсом, рваные и малопонятные посторонним, а также изредка пояснять, что, где и как, хотя это и не требовалось. Холодная минералка без газа показалась живительным напитком богов. Воспаленное горло впитывало ее сразу, не пуская в пищевод, и Тони выхлестал полбутылки, прежде чем поздоровался с неопределенным пространством вокруг себя. — Доброе утро, — в два голоса откликнулось пространство и потеряло всякий к нему интерес. Старк моргнул, протер глаза и, убедившись, что зрение его не обманывает, мысленно застонал. Опять. Отдаленным краешком сознания он надеялся, что вчерашний день был обыкновенным страшным сном, но провидению на его надежды было наплевать, и два Стива все равно сидели за одним столом, рядом все равно стояли две пустые чашки, и они все равно мило переговаривались между собой, не обращая внимания на разложенную перед ними газету. Левый Стив больше слушал, изредка вставлял в непрекращающийся поток сознания пару слов и снова замолкал, а вот правый эмоционально размахивал руками, подпрыгивал на стуле и вообще являл собой самое жизнерадостное существо на целой планете. Оба были в удивительно похожих клетчатых рубашках, которые еще больше усиливали общее сходство, разве что одна была красно-синей, почти что под цвет национального флага, а вторая — темной, цвета ночного неба. — Утро добрым не бывает, если оно начинается с двух… утром, — пробормотал Тони, почти успешно обойдя скользкую тему, и подобрался поближе. — О нас опять в газете написали, — сказал левый Стив, который был в красно-синем, — очевидно, настоящий, — точнее, не о нас, а о том, что мы обратились за помощью к Четверке. — И фотография удачная, — рассудительно добавил Джонни и откинулся на спинку стула, — в том смысле, что моего лица не видно. Людям только коллективного помешательства из-за нашего с Кэпом сходства не хватало. Тони судорожно сглотнул, перевел взгляд с одного на другого и поспешно приложил холодную бутылку к горящему лбу. Заминки никто не заметил — казалось, этим двоим было вполне комфортно и без вмешательства извне. Видимо, и правда было в них какое-то родство, пусть даже только внешнее; без сомнения, оно сближало и тем самым сглаживало самые острые противоположные черты. Фотография занимала почти весь разворот и была больше подписанного под ней текста раза в четыре. Лица получились четкими и легко угадываемыми, и даже затылок Шторма был, как всегда, неподражаем. — Но откуда они узнали? — с недоумением полюбопытствовал Тони, сел напротив и изо всех сил постарался сохранить безразличное выражение лица. — Это желтая пресса, — Джонни пожал плечами, — она все знает. К тому же разведка мне нашептала, что Питер Паркер работает у них внештатником, а от этого проныры и вовсе ничего не скроешь. Стив с пониманием покачал головой, отодвинул газету и нахмурился, глядя на Тони. В последнее время, с тех пор как Локи прекратил притворяться кошкой, играющей с мышками, все обитатели особняка Мстителей спали по нескольку несчастных часов в сутки, что не могло не сказаться на общем состоянии. Но если натренированный организм суперсолдата переносил нагрузки стоически, почти что с легкостью, то Железный Человек, давным-давно наплевавший на свое здоровье, таял на глазах. То, что он все еще держался на ногах, было чудом, но даже чудесам рано или поздно приходит конец. — Ужасно выглядишь, — с сочувствием отметил Стив. — Тебе нужно выспаться. Тони в самом деле представлял собой жалкое зрелище: лицо его осунулось, четче обозначились скулы, под глазами залегли глубокие тени, а взгляд стал бегающим и затравленным. Со стороны это было незаметно: любой бы в первую очередь подумал, что вольготная жизнь миллиардера, включающая в себя очереди разнокалиберных моделей, реки выпивки и танцы до утра, оставляет свой отпечаток. Вызывающий зависть стереотип, не более. Да и какая, собственно, разница? Пусть думают, так даже проще. Только Стив не осуждал, потому что сам проводил рядом львиную долю бессонных ночей, сидел над картами и отмечал маркером возможные пути наступления и отступления, пока Тони возился с технической стороной вопроса, а потом, когда становилось совсем невмоготу, насильно отправлял строптивого технического гения спать. Может быть, именно благодаря его суровой заботе Старк еще не откинул броню. — Да, — рассеянно пробормотал Тони, — да, ты прав. Но дела, дела, некогда спать. В могиле высплюсь. Роджерс скептически фыркнул. — Если ты продолжишь в том же духе, долго ждать не придется. Очень эгоистично с твоей стороны будет переложить все заботы по спасению мира на мои плечи, — Тони пристыженно промолчал. — Значит, так. Сейчас ты идешь к себе, отключаешь все, что может тебя побеспокоить, ложишься спать и спишь, пока не проснешься без посторонней помощи. Ты понял? И я не желаю слышать возражений, — заметив, что Тони открыл рот, перебил Стив. — Считай, что это прямой приказ. Я здесь пока еще командир. Он смерил друга тяжелым взглядом, пробирающим до самых костей. Тони почувствовал себя провинившимся маленьким мальчиком, понурил голову и смиренно кивнул. — Вот и чудненько, — бодро сказал Джонни, и они со Стивом синхронно поднялись на ноги. — А мы не будем тебе мешать и пойдем потренируемся. Кэп обещал показать пару действенных приемов, а заполучить самого Капитана Америку личным тренером удается не каждый день. Только после вас. Он шутливо поклонился, пропустил Стива вперед и мягко опустил руку на его плечо. Тони завороженно наблюдал, как ладонь невесомо скользнула вниз по позвоночнику, на поясницу, легла на бедро и с легкостью сжала. Жест нельзя было расценить как предосудительный — скорее дружеский, но было в нем что-то собственническое и дразнящее, что заставило Старка скрипнуть зубами. Масла в огонь подлил сам Факел, который мимолетно обернулся, ухмыльнулся уголком рта и лукаво подмигнул, после чего они со Стивом скрылись из поля зрения. Идея пойти и впасть в кому больше не казалась такой уж бесполезной. Немного поразмыслив, Тони решил, что лучшим вариантом сейчас будет послушаться совета, запереться в мастерской, которая охранялась, возможно, лучше Белого Дома, тем самым спрятавшись от мира, и отключиться. А там — будь что будет. Некоторое время он слушал только эхо отдаляющихся шагов, а потом все же перетащил на рабочее место подушку и запер за собой дверь. 5. Ему даже удалось поспать — беспокойно, судорожно и, наверное, недолго. Во всяком случае отдохнувшим он себя не почувствовал. Но и эти крохи сделали ценный вклад в общее состояние — умереть больше не хотелось, Тони был в состоянии работать, чем и поспешил заняться: новая униформа Стива все еще была не готова, и предпочтительнее всего было бы закончить ее к решающей битве, в которой на вес золота будет даже самое незначительное преимущество. Мастерская захлебывалась и тонула в приятном полумраке, светлые тени неровно ложились на пол и облизывали поверхности, скрадывая истинную форму большинства находящихся в ней предметов. Тони перетасовывал в воздухе яркие объемные проекции, когда дверь мягко отворилась, в помещение тихо ступила знакомая фигура с чашкой в руках и уведомила: — Я принес чай. — Спасибо, вы как раз вовремя, — обрадовался Старк и приглашающее махнул рукой. — Иди сюда, я хочу кое-что тебе показать. Привидением она неслышно скользнула вдоль стены, зачарованно глядя на отдельные части голограммы, перестраивающиеся в случайном порядке, видоизменяющиеся одним мановением ладони, подчиняющиеся всем прихотям хозяина и в совокупности представляющие собой внушительное зрелище. Тони довольно ухмыльнулся, развернул чертеж на девяносто градусов и взмахом руки увеличил его. Пометки и кривоватые подписи, венчающие отдельные детали, стали крупнее и четче; фигура подкралась сзади, остановилась прямо за спиной, чуть наклонилась и поставила чашку на край стола. Рукав рубашки при этом слегка задрался, обнажив полоску светлой кожи. Тони не обратил внимания, что друг не испытывает дискомфорта, держа емкость с кипящей жидкостью не за ручку, а просто так, обернув вокруг контура ладонь. Зато заметил длинный тонкий шрам, диагональю рассекающий запястье. Ранее глубокая, сейчас отметина казалась старой, затянувшейся; она едва выделялась на общем фоне и напоминала оставшийся от охотничьего ножа порез. Обыкновенная царапина, не заслуживающая внимания, однако Тони ощутил смутное беспокойство: он вообще не помнил, чтобы на этом теле оставались шрамы. Тем временем на плечи тяжело легли горячие руки, от них по напряженной спине растеклась волна умиротворяющего тепла. Сильные пальцы принялись не спеша мять, разминать, растирать, верно находить все чувствительные точки. Скользнули вверх по шее, зарылись в волосы на затылке, пропустили сквозь, взъерошили, слегка потянули, вытягивая все волнение. Следом за теплом нахлынула спокойная усталость, скопившаяся за долгое время. Хотелось свернуться в клубочек и замурлыкать, отдаться на растерзание широким ладоням и на милость — их владельцу, никогда не двигаться с места и исполнять взамен все прихоти. Тони не выдержал, прикрыл глаза, с тихим стоном удовольствия откинул голову и уперся затылком в живот хозяина чудесных рук. Хозяин издал тихий смешок, сжал пальцы чуть сильнее, чем нужно, и Старк резко открыл глаза. — Что ты здесь делаешь? — мрачно поинтересовался он. — Здравствуй, — поздоровался Джонни. — Не ожидал? — Нет. — А кого… Оу, — стушевался Шторм, но руки не убрал. — Точно. И как я сразу не догадался. Тони выпрямился в кресле, ругая себя за минутную слабость. Так позорно расклеиться — и перед кем? Перед почти что самозванцем, совершенно незнакомым человеком, двойником объекта нездорового вожделения, ничего не подозревающего о своем статусе. Перед нахальным, заносчивым, самодовольным и эгоистичным мальчишкой, который по возрасту годится ему в наследники. Тони тоскливо вздохнул, усталым жестом потер переносицу и спросил: — Джарвис, зачем ты пустил его? — Вы провели взаперти тридцать часов, сэр, — невозмутимо откликнулся дворецкий, — а мистер Шторм весьма любезно вызвался принести вам чаю и заодно убедиться, что вы живы. Факел самодовольно улыбнулся, наклонился и выглянул из-за его плеча. На столе была расстелена все та же схема, наспех начерченная от руки, кое-где подправленная, перечеркнутая, потрепанная и с изорванными краями. Ее электронный эквивалент смотрелся гораздо более впечатляюще, Тони не видел, но шестое чувство подсказывало, что у Шторма загорелись глаза. — Можно мне примерить? — жарко прошептал он прямо в ухо, отчего волосы на загривке встали дыбом. — Он прекрасно мне подойдет. — Уходи, Джонни, — пустым голосом велел Тони. — Здесь не место посторонним. И, кстати, я не пью чай. Щелчком пальцев он погасил проектор и тем самым погрузил помещение во тьму, однако Факел не сдвинулся с места, только издал тихий смешок и выглянул уже из-за другого плеча. — Почему ты от нас бегаешь? — У меня много работы, не терпящей отлагательств, мне приходится чем-то жертвовать. Например, досугом. Еще один смешок. Джонни ткнулся носом в его шею, провел кончиком по коже, пока руки с плеч спустились на грудь, по реактору — и ниже. Он напоминал осьминога, оплетающего жертву щупальцами, удава, стягивающегося плотными кольцами вокруг практически бездыханного кролика; сильный, стремительный, беспощадный и такой горячий, словно весь сотканный из пламени и лишь обтянутый тонкой кожей для маскировки. Забавное сравнение, мысленно отметил Тони и иронично ухмыльнулся, хотя хотелось бежать, бежать без оглядки, прятаться, лишь бы только не чувствовать, как от обжигающего дыхания ссыхается, сворачивается и тлеет кожа. — Не-а, — улыбнулся Джонни и провел носом до самой ямочки под ухом. Руки скользнули еще ниже, достигли пояса джинсов, потянули пряжку ремня. — Ты боишься. Нас. В большей степени — меня, потому что Стиву сократить дистанцию не позволит воспитание. А я — свободен от предрассудков. Тони судорожно потянул носом воздух и стремительно сомкнул пальцы поверх запястья со шрамом в попытке не пустить его дальше. Это помогло, но слабо: растущее в паху напряжение невозможно было не заметить. Чертово тело подводило в который раз подряд, разумом понимая, что его вероломно обманывают, но подчиняясь все равно инстинктам. Сердце энергично бухало где-то за реактором, как будто опаздывало на последний поезд, было почему-то страшно перед тотальным бессилием и стыдно — перед самим собой. — Это нормально, — нараспев протянул Шторм философским тоном и куснул его в плечо. — Тише, не дергайся, я не ядовит. Я даже не удивлен, — продолжил он, а Тони под ним не шевелился, точно боялся спугнуть опасного хищника, — и не осуждаю: я бы и сам не отказался попробовать, только он меня не поймет. Джонни горестно вздохнул и как-то весь обмяк, навалившись немалым весом. Стало нечем дышать, а пальцы, по-прежнему держащие запястье, вплавлялись в чужую плоть, в расплавленный огонь, отпечатки их выгорали и теряли природные очертания. Казалось, Факел светился, золотился изнутри. Тепло исходило от него неравномерными волнами, но не согревающее, похожее больше на жар преисподней, в которой суждено гореть грешникам до конца времен. — К тому же, — задумчиво продолжил Джонни, — на самого себя у меня и не встало бы. А вот у тебя… Тони сделал глубокий вдох, досчитал до трех, уверенным — как ему показалось — движением плеч оттолкнул распоясавшегося ребенка и поднялся на ноги. Тот даже не смутился — как ни в чем не бывало он выпрямился в полный рост, одернул задравшийся рукав и сделал маленький шаг навстречу. А потом — еще один. Факел надвигался неотвратимо, неотступно, как ледокол, оттесняя и отрезая все возможные пути побега. Край стола впился Тони в задницу, но он этого не заметил. Все его внимание сосредоточилось на пухлых губах, слегка искривленных в насмешливой улыбке, на светлых глазах, так и притягивающих к себе, на собственной неоднозначной реакции на происходящее. Казалось, даже дышать стало нечем, потому как весь кислород попросту сгорел. — Ты… — выдавил он и замолчал, зная, что любые слова будут звучать глупо. — Играю с огнем? — Джонни заливисто рассмеялся и щелкнул пальцами. Большой выплюнул тонкую струйку пламени, которая заплясала на кончике в причудливой манере. Отблески отражались в его зрачках, где жили собственной жизнью. — Круто, правда? Я еще и не так умею, — он подмигнул и задул огонек. — Только не притворяйся, что понятия не имеешь, о чем я говорю. Я заметил, как ты на него смотришь. Так… голодно. От интонации все внутри болезненно сжалось с каким-то предвкушением. Шторм стоял очень близко, почти вплотную, и был на целую голову выше, так что становилось непонятно, кто здесь еще ребенок. Границы реальности и фантазий начинали медленно стираться, мастерская больше напоминала комнату исполнения желаний, самых грязных и потаенных, в которых порой не признаешься и самому себе; за ее пределами не существовали время и пространство, в ней царствовали только «здесь» и «сейчас», отделенные одним лишь зыбким «да», а установки и стоп-сигналы, возводимые долгими месяцами, летели ко всем чертям. Тони колебался, и от Факела это не укрылось. Он поощрительно улыбнулся, пробежал кончиками пальцев по ремню, скользнул под майку. Он касался легко и неощутимо, но следы все равно нещадно жгло, как будто касалась зарождающаяся сверхновая, а не обыкновенный человек. Его ладонь задержалась на реакторе, палладиевый обод чуть заметно нагрелся. — Я опытнее, — проникновенно заверил он и наклонился еще ближе. — Мне не нужны обязательства и длительные отношения. Я не буду устанавливать правила и рамки. Шуршащий шепот пронизывал барабанные перепонки и проникал глубоко под кожу, разносился кровотоком по телу, поражал нервную систему. Голову заполнял мутный туман неизвестного происхождения, он путал мысли и привычки, сглаживал различия между реальным и придуманным миром. Пытка была сладкой, тягучей, изматывающей, как патока. В этом Шторм не пер напролом — он искал подкопы, черные входы, окольные тропы и лазейки, словно дрессированная ищейка, хитрая и расчетливая. Он ломал самообладание по кирпичику, начиная с опор — если разрушить фундамент, стена развалится сама. Неглубокий укус, оставленный несколькими минутами ранее, алел на плече. Джонни пробежал по нему языком, поднялся к изгибу шеи, прочертил на ней влажный след. Он действовал осторожно, подобно саперу, ступающему по минному полю; изощренной лаской он рушил все барьеры, и, стоило ему вновь взяться за пряжку ремня, возражений не последовало. — Я заменю того, кого тебе никогда не светит получить, — одними губами пообещал он и потянул за кожаный хвост. Тони не сопротивлялся, когда с нечеловеческой легкостью его приподняли за бедра и опустили на стол. Он с готовностью обхватывал Джонни ногами и подставлял горло под поцелуи, а руки автоматически ложились на плечи и притягивали Факела еще ближе, когда тот припадал ртом к артерии, в которой бился ускоренный пульс. Тони тянул его за волосы, прикрывал глаза и запрокидывал голову, а в это время с него неспешно снимали майку и стягивали потрепанные джинсы; он целовал, как в последний раз, в ответ, потому что от поцелуя срывало крышу, чужой язык вязал морские узлы с его собственным, горячий и влажный, неожиданно сильный, но стремительный и верткий, умелый. Джонни кусал и посасывал, а губы жгло, и пальцы оставляли на боках яркие отпечатки, расцвеченные всеми оттенками алого. — А что с этого получишь ты? — полузадушено спросил Тони, отвлекшись, чтобы глотнуть воздуха. Шторм задумчиво облизал губы и нахмурился. — Я никогда не спал с гениями и миллиардерами, — наконец решил он и мягко толкнул Старка на стол. — И я хочу узнать, правдивы ли слухи. Тусклый, теплый свет реактора отбрасывал неоновые тени на его лицо, очерчивал скулы и подсвечивал глаза, делая Джонни еще красивее, представляя его каким-то необыкновенным, неземным. Взлохмаченные волосы короткими прядками спадали на лицо, закрывали глаза и иногда — щекотались. Он выглядел маленьким мальчиком, который боится темноты и включает перед сном ночник, невинным, непосредственным мальчиком, голова которого еще не забита стереотипами, повседневными проблемами и испорченными образами. А потом маленький мальчик скользнул пальцами по лицу, задел ресницы, кончик носа, пробежал по губам, слегка надавил и скомандовал: — Оближи. И весь надуманный образ ссыпался с него гипсовой крошкой. Он с одобрением наблюдал, как Тони обхватывает пальцы губами и скользит по их поверхности языком, не самозабвенно, не увлеченно, а как-то отстраненно, словно мыслями находится в другом месте и не до конца осознает происходящее. Он царапал костяшки зубами, его шумное дыхание было единственным отчетливым звуком, и оба вздрогнули от неожиданности, когда чашка с остывшим чаем свалилась со стола и разлетелась на осколки. — Хватит, — разрешил Шторм и скользнул влажными пальцами по подбородку, шее, груди — и ниже. Он нависал вплотную, почти прижимался, но все равно сохранял дистанцию; целовал почти самозабвенно, но расчетливо, больше отвлекая, чем получая удовольствие; проводил языком по губам и зубами тянул нижнюю. Его собранные движения завораживали, вводили в транс, дразнили, обещали большего, но растягивали время и не торопились. Тони лишь слабо трепыхнулся, когда впускал в себя один палец. И неслышно выдохнул, когда принимал второй. Реальность казалась наркотической, сюрреалистичной. Пол плыл и уходил из-под ног, то есть из-под ножек широкого длинного стола, рецепторы регистрировали разрозненные ощущения: странное, неведомое прежде томление где-то внизу живота, невидимые ожоги под кожей, необъяснимое желание сдаться на милость чутким рукам, продаться им в рабство — и отказывались составлять целостную картину. Как случилось, что он оказался таким распятым и беспомощным? Почему, несмотря на всю сомнительность происходящего, он получал удовольствие? Почему сильные, осторожные, чувствительные и явно опытные пальцы, мерно входящие в него, растягивающие, влажные и горячие, принадлежали не Стиву, в то время как именно Стива он тянул за волосы и привлекал к себе за плечи, именно из-за Стива он закатывал глаза и принимал банальный потолок за небо в алмазах? В этом и было главное расхождение: две противоположности в одном облике, прямо как вода и… огонь, какой каламбур. И если непривередливое тело хотело этого человека, желанной внешности ему было достаточно сполна, то сознание требовало того, кто там, наверху, о продолжительных душевных терзаниях не имел ни малейшего представления и до сих пор пребывал в счастливом неведении. Если бы только можно было совместить лучшие, выгоднее всего сочетающиеся черты двух в одном и создать совершенство. Кипящий мозг то и дело пытался перезагрузиться, и Тони усилиями воли выталкивал себя в реальность, в которой полностью одетый Шторм впивался пальцами в его бедро, чертил языком линии на шее, обводил кончиком контур ушной раковины и добавлял третий палец, одновременно и лишний, и необходимый. — Тесный, — едва слышно выдохнул он у самого уха. — Неужели впервые? — Я немного не по этой области, — в тон ему ответил Тони и поморщился, когда Джонни с легкой досадой вздохнул и распорядился: — Двигайся. Сил на вопросы не осталось. Истрепанная схема шуршала под спиной, когда Тони послушно продвигался дальше. Стол был большим — наверное, даже слишком большим, он с легкостью умещал на себе целую гору бесполезного хлама, всю броню в разобранном состоянии и двух человек, хотя, заказывая его, Тони в последнюю очередь допускал, что будет отдаваться кому-то на этом самом столе в собственной рабочей мастерской. А теперь он отстраненно наблюдал, как Джонни двигается на коленях следом, не позволяя оторваться и продолжая размеренно работать пальцами, как будто по инерции. Он не утруждал себя снять джинсы или хотя бы избавиться от рубашки, жесткая ткань неприятно елозила по воспаленной влажной коже и оставляла после себя саднящие микроскопические царапины. Факел устроился между согнутых в коленях ног, одной рукой уперся в твердую поверхность, обвел языком край реактора. Тони протяжно застонал и подался всем телом навстречу, Джонни ухмыльнулся и проделал это еще раз. — Как интересно, — тоном юного натуралиста отметил он и накрыл ртом сосок. — Никогда не думал, что торчащая в груди железка может быть эрогенной зоной, — опустился ниже, из вредности оставил на бедре засос. — Я вообще многого о тебе не знал. Ты же шлюха, Старк, как тебе удалось дожить до такого возраста и не попробовать? — Много говоришь, — эхом откликнулся Тони и положил руку Шторму на затылок. — Не твое дело. — И правда, — чересчур легко согласился Джонни. — Оставлю эту часть твоей чести Стиву. И взял его в рот. Тони конвульсивно содрогнулся, прогнулся в пояснице. Рука на затылке сжалась, запуталась в волосах и требовательно надавила, Шторм протестующе замычал и в отместку провернул пальцы, чем вызвал еще один сладостный вздох. Он действовал медленно и изнурительно, насмешливо и с издевкой, проводил языком по головке и ниже, плотно обхватывал губами и почти невинно выглядывал из-под ресниц, считывая данные и наслаждаясь производимым эффектом. Тони царапал ногтями столешницу и шире разводил ноги, откидывал назад голову, тянул Джонни за волосы и кусал губы, из последних сил стараясь не стонать, как будто это было каким-то предательством. Он ненавидел себя, подаваясь бедрами навстречу пальцам, и чувствовал себя последней сволочью на земле, пока жаркий рот обволакивал его, потому что смотрел на полные губы, растянутые вокруг члена, светло-голубые глаза, обрамленные длинными ресницами, и представлял Стива. Стива, который явно и помыслить не мог о подобном. Стива, который был воспитан в другое время и придерживался старых, нравственных взглядов. Стива, который никогда бы не согласился по-быстрому перепихнуться и разбежаться. Стива, который всегда доверял и считал его другом. Сдерживаемые стоны царапали гортань, клокотали в ней всхлипами и в попытке вырваться на свободу разрывали все ткани. Шторм брал глубже и сглатывал горлом, щекотал кончиком языка, потом облизывал всей поверхностью и сосал самозабвенно, даже с удовольствием, улыбаясь радужкой и краешком рта. Он не сопротивлялся, когда короткие ногти оставляли белесые следы на его шее, не возражал, когда член входил глубже в его глотку, и свободной рукой скользил по напряженному животу. А Тони по-прежнему стойко молчал, чтобы случайно не выкрикнуть чужое имя, и в собственную легенду смог поверить всего на мгновение, кончая, когда сознание наконец-то отключилось и уступило инстинктам. Джонни сглотнул, вытер рот тыльной стороной ладони, выпрямился и сел, скрестив под собой ноги. Он деловито осмотрел достигнутый результат, насмешливо вздернул бровь и снова стал выглядеть агнцем на заклание. Поразительно, как легко ему удавались перевоплощения, в одну секунду из беззаботного и милого любимца публики он превращался в напористого хищника, а через мгновение снова оборачивался непосредственным малышом Джонни, которого вечно выгораживает старшая сестра и которому за ангельскую внешность прощают смертные грехи. — Ты как? — полюбопытствовал он и чуть склонился над бездыханным Тони. — И знать не хочу, где ты этому научился, — пробормотал тот в ответ, провел руками по лицу и закрыл глаза. Хотелось вернуться в состояние счастливого неведения. Хотелось в душ. Хотелось повторить. И как он теперь посмотрит Стиву в глаза, в эти голубые и чистые глаза, которые внимательно смотрели снизу вверх, в то время как их владелец стоял на коленях и этими самыми губами принимал его член так глубоко, что мутнел рассудок? Джонни свойски похлопал его по бедру и спрыгнул со стола. — И правильно, — одобрил он, — тебе лучше не знать. 6. А следующим утром из зеркала на Тони посмотрела жалкая пародия на живое существо, когда-то красивое, успешное и уверенное в себе, а сейчас — жалкое и мизерное, как одинокая песчинка на целом пляже. Все тело неприятно ныло, возмущенное бесцеремонным к себе обращением. Бледные пятна, которые еще ночью были засосами, начали саднить, кожа вздувалась крошечными пузырьками, зудела и немедленно откликалась болью на любые попытки почесаться. Волдыри наполнились непрезентабельной желтоватой жидкостью и были разбросаны в странном порядке, бессистемно: два на плече, три — на груди, по одному — на бедре и шее; такая же неширокая полоска окаймляла по контуру реактор. Тони нервно рассмеялся и ткнул себя в первое попавшееся пятно, которое тут же злобно ощетинилось, и волна жгучей боли прокатилась по ореолу. Хуже всего было то, что при соприкосновении с тканью следы начинали безумно свербеть, при этом выставлять напоказ — во избежание щекотливых вопросов — их было нельзя. Оставалось сжимать челюсти и терпеть. — Джарвис, убери это, — поморщился Тони. Подчиняясь приказу, зеркало пошло рябью и снова стало оконным стеклом, пейзаж за которым был омерзительно солнечным для такого нерадостного дня. Старк поколебался, но майку натягивать все же не стал и перебежками добрался до кухни, мирно пустующей в столь ранний час. Шкафчики были девственно пустыми. То есть не пустыми, но бесполезными: искомое в них не нашлось. Противоожоговая мазь двумя минутами позже обнаружилась в холодильнике, рядом с полупустым пакетом молока и фонариком, уже успевшим покрыться изморозью. — Это-то здесь откуда, я его везде обыскался, — пробормотал Тони и достал потерю вместе с тюбиком, приятно холодящим пальцы. Ожоги встречали прохладную субстанцию с искренней радостью, а Старк тихо матерился сквозь плотно стиснутые зубы и тщательно обрабатывал каждый, подавляя в себе желание закусить губу и хорошенько почесаться. Черт бы побрал Шторма — он-то, может, и предупреждал, что не ядовит, но вот о том, что Факелом его называют не просто так, оповестить как-то не посчитал нужным. Конечно, в этом была своя изюминка, какая-то извращенная и немного ненормальная, но ожоги — не укусы, так что суждено ему ходить меченым еще недели три, а то и целый месяц, не меньше. Наверное, впервые за последнее время Тони порадовался отсутствию в особняке остальных членов команды. Только язвительных комментариев Бартона и снисходительных взглядов Романовой ему не хватало, что уж говорить о вечно усталом и индифферентном Беннере, который, казалось, и вовсе был немного не от мира сего. Хотя, может быть, именно Брюса больше всего и недоставало — кто еще был способен быстро и безболезненно разобраться в рефлексах, инстинктах и чувствах на биохимическом уровне? Для того чтобы добраться до труднодоступных припалин, пометивших плечи и шею, пришлось поближе подобраться к стальному холодильнику. Хромированная поверхность искажала отражение и плохо передавала цветовую палитру, Тони приходилось ориентировался практически наощупь и только сверяться, чтобы не замазать лишнее. В разгар зализывания боевых ран в кухню вошел Стив, как всегда бодрый и подтянутый. От его жизнерадостного вида сводило зубы. — Доброе утро, — приветливо улыбнулся он и направился к кофеварке. — Завидую тем, у кого доброе, — хмуро откликнулся Тони. — К слову о добром. Ты Джонни случайно не видел? Я хочу его при… спросить кое о чем. — Он где-то гулял всю ночь, — пожал плечами Кэп и отпил из чашки. — Вернулся под утро и сейчас, наверное, отсыпается… Это что, ожоги? Его лицо приобрело выражение легкой озабоченности, он слегка прищурился, без колебаний отобрал у Тони мазь и принялся сам обрабатывать повреждения. — Дай сюда, тебе же неудобно. Как тебя угораздило? Твоя ночь прошла не менее безумно? Он притрагивался аккуратно, заботливо и почти невесомо; было удивительно, что эта машина для убийства вообще была способна касаться с неуловимой нежностью и хирургической осторожностью. В его взгляде при этом плескались волнение и сострадание, он смотрел пристально, как будто просвечивал насквозь, и Тони торопливо отвернулся, потому что проносящиеся в голове картины оскверняли светлый образ защитника, сложившийся за то время, что они были знакомы. — Да так, — промямлил он, с волнением зализывая язвочки, покрывающие десны и нёбо, — в мастерской… произошла неожиданность. Ничего страшного, я отделался малой кровью. Стив неодобрительно покачал головой, отложил тюбик и придирчиво осмотрел конечный результат. — Вроде бы все. Странные повреждения, чем-то напоминают осколочные ранения, но таких ожогов я еще не видел. Плохо выглядишь, — отметил он, — как будто вообще не… ух ты. Его внимание переместилось с лица, похудевшего и потерявшего обыкновенно жизнерадостный цвет, на плечо, на котором гордо красовался укус. В том, что это был укус, не было и сомнений: четкий, в меру глубокий, на коже сохранились даже отпечатки зубов. При должной степени развития воображения по прикусу можно было бы с легкостью определить владельца; Стив пробежал кончиком языка по кромке своих зубов и помрачнел. — Советую проверить исправность противопожарной системы, — бесцветно посоветовал он и переключил внимание на кофе, как будто он был главной любовью всей его жизни. — Она может не сработать в ключевой момент. Тогда мазью от ожогов ты не отделаешься. Тони хотел что-нибудь возразить, привести в свою защиту пару-тройку аргументов, оправдаться, в конце концов, но зачем? Это будет выглядеть по меньшей мере глупо и жалко. Они не приносили клятв любить друг друга вечно, пока смерть не разлучит их, не обещали быть верными и преданными в болезни, здравии, горе и радости, они едва ли договаривались защищать друг друга, что само по себе подразумевало пребывание в команде. Главная проблема состояла в том, что, сказав А, приходится говорить и Б. То есть, если он упадет Стиву в ноги и примется слезно умолять о прощении, ему придется рассказать все с самого начала: и о глупом детском фетише, который с течением времени перерос в нездоровое помешательство на культе личности; и о странной дрожи в коленях, возникающей в те моменты, когда Стив оказывается рядом; и о бессмысленном трепете где-то там, в груди, за реактором. И о том, что прошлой ночью Тони отчаянно хватался за плечи его точной копии, которая стояла перед ним на коленях и скользила по члену этим самым ртом, а он беспомощно раздвигал ноги, отдавался горячим пальцам, которые входили так глубоко, что искры сыпались из глаз, и кончал с его именем на губах. Он еще никогда не был так жалок. Но Стив и не требовал объяснений. В конце концов, не его это дело, с кем спит, ест и работает его друг, даже не друг, а, скорее, вынужденный партнер, соратник, с которым его свела нелегкая и не связывает ничто, кроме общей цели. Он задумчиво смотрел прямо перед собой, на автомате поднося равномерно пустеющую чашку ко рту, и являл собой хладнокровную и неприступную статую. Тони казалось, что в его отточенных, экономных даже на подсознательном уровне движениях было что-то осуждающее и вместе с тем безразличное, такие деланные, надуманные эмоции, которые может испытывать и демонстрировать лишь человек, которому на самом деле не все равно. Было ли это ревностью? Кто мог сказать наверняка. Недовольством? Из-за чего? Из-за того, что ему станут уделять меньше внимания? Нет, Стив не из таких. Из-за того, что ему не понравился выбор кандидатуры? Глупости, они с Джонни нашли общий язык не отходя от кассы, очевидно, Шторм ему понравился. Из-за того, что человек, на которого он смотрел как на благодетеля и в некотором роде покровителя, к которому в любое время дня и ночи можно было прийти за советом и получить помощь, развлекался с его зеркальным отражением, в то время как сам он спал праведным сном инквизитора и ровным счетом ни о чем не подозревал? Возможно. Кто мог предположить, какие шестеренки крутятся в голове человека, который сначала исполняет приказы и только потом думает? Времени на раздумья тоже не оставалось: ровно в этот момент в кухню вошел сам Факел, хмурый, растрепанный, заспанный, мокрый и одетый в одни только тренировочные штаны, сидящие низко на бедрах и из-за своей длины немного волочащиеся по полу. С волос крупными каплями срывалась вода, она же заманчиво блестела на широких плечах, на одном из которых красовались лиловые кровоподтеки, очертаниями напоминающие пальцы. Тони сглотнул и вдруг почувствовал себя заключенным, представшим перед трибуналом, Стив сдержанно кивнул, не удостоив его приветствием, и налил себе еще кофе. — Мне приснилось, что на нас опять напали скруллы, — пробубнил Джонни и по-собачьи встряхнул головой. Брызги разлетелись во все стороны, не попав разве что на потолок. Шторм поспешно извинился, моргнул — и от него с громким шипением крупными клубами пошел пар. — Целая толпа моих двойников, — недовольно приговаривал он, роясь в холодильнике, — точно так же выглядящих, с тем же голосом и теми же манерами, представляете? Настолько одинаковые, что я сам уже не был уверен, что настоящий — именно я. — Я знаю это чувство, — скорбно отозвался Тони, стараясь не представлять себе целую армию Стивов, и страдальчески возвел глаза к потолку. Если бы Бог — или по крайней мере какой-нибудь высший разум — существовал, на его голову сейчас же свалилось бы что-нибудь тяжелое. Молот Тора, например. Секундная боль — и следующее за ней вечное блаженство, полное избавление от страданий, душевных метаний, стыда, позора и неминуемой расплаты за грехи, которая рано или поздно все равно придет. Может быть, даже Валгалла, полная прекрасных дев. Но потолок был обыкновенным, потолок как потолок, только Стив как-то странно на него посмотрел, проигнорировал жалобу и светским тоном полюбопытствовал: — Мне всегда было интересно: какую температуру имеет твое тело? Джонни выпрямился, оперся локтем на распахнутую дверь холодильника и задумчиво поджал губы. — Разную, — наконец уклончиво ответил он и неопределенно пошевелил пальцами. — В зависимости от обстоятельств. По большей части — стандартную, но иногда я забываюсь и перестаю себя контролировать. Тогда, конечно, больше. Смотря сколько тебе нужно. Могу четыре тысячи градусов, могу больше, но Рид запрещает мне так делать. — Почему? — Атмосферу воспламеню, конец света устрою. — То есть, увлекшись, ожоги ты тоже можешь оставлять? — педантично уточнил Стив. — Хорошо, если только ожоги, — краешком губ усмехнулся Шторм и вернулся к изучению содержимого холодильника. Тони изо всех сил старался не пялиться на его задницу, обтянутую тонкой тканью, на изгиб спины и треклятые пресловутые пальцы, из-за одной мысли о которых рот наполнялся слюной. По крайней мере не так откровенно. — А что? — Да так, расширяю свой кругозор, — невозмутимо сказал Роджерс и отставил чашку. — У тебя есть на сегодня какие-нибудь планы? — Пять минут назад не было, — Факел громко хлопнул дверцей и хитро прищурился. — Если только ты не хочешь мне их организовать, — Стив пожал плечами, но это можно было расценить как положительный ответ. — Тренировка? — Если пожелаешь. — Всегда готов, — обрадовался Джонни и, напоследок неприлично оттянув щеку языком в сторону Тони, легкой трусцой последовал за Кэпом. Старк тяжело вздохнул и сунул голову под холодную воду. 7. Все складывалось не так уж и плохо, как Тони опасался, но и не настолько радужно, как надеялся. Качества прирожденного плейбоя не позволяли долго зацикливаться на том, что ему отсосал родной брат жены одного из немногих его друзей, член помогающей команды и точная копия национального героя, ужас какой. Об этой мелочи он, в общем-то, почти сразу и забыл, но одно дело — забыть о десятиминутном происшествии, а другое — каждый день видеть эту наглую, отчасти маньячную ухмылку и знать, что в любой момент можно повторить. Сам национальный герой сохранял каменное выражение лица, как будто тягался в этом с самим Существом, и вел себя отстраненно, а Рид был слишком повернут на обожаемой науке, чтобы замечать интриги, плетущиеся прямо у него перед носом. Все это походило на глупый ситком. Каждый день проходил по одному и тому же банальному сценарию, разве что без закадрового смеха: ранним утром — непременная встреча на кухне, как будто кто-то подстраивал столкновение, пара любезных колкостей в адрес самого слабого звена, обязательно — шпилька с подтекстом непосредственно от Шторма, после чего каждый расходился по своим делам. Самым обидным, правда, было то, что Тони шел к Ричардсу, который с пеной у рта и безумными глазами гения размахивал километровыми руками и с молниеносной скоростью нажимал какие-то кнопки, а Джонни приклеивался к Стиву и уволакивал его в неизвестном направлении. Было даже обидно: немилость Роджерса распространялась только на Тони, и он усматривал в этом какую-то вселенскую несправедливость. С Факелом же они быстро стали лучшими друзьями — вместе бегали по утрам, мило ворковали, как голубки, синхронно поднимали брови, когда Старк по какой-то причине к ним обращался, по вечерам занимали диван в гостиной, растягивались на нем в полный рост и смотрели какую-нибудь современную муть. Кэп не догонял львиную долю особенностей, хотя схватывал на лету, но больше всего ему нравились фильмы о войне. Не голливудские блокбастеры, в которых один человек, из оружия имеющий при себе только перочинный ножик, с легкостью укладывал целые батальоны, а те, еще старые, в которых происходящее на экране было максимально приближено к реальности, с тусклыми цветами и не всегда четким звуком. Однако и их он выносил не всегда — бывали моменты, когда он попросту отключался и не желал ничего видеть. Тони были знакомы эти приступы: точно так же вел себя Говард, после того как главное достижение его жизни сгинуло во льдах, когда натыкался на какое-либо напоминание о Капитане Америке. Стив относился к Шторму как к другу и последователю, чуть ли не как к собственному брату-близнецу. Они были неприлично не похожи, из двух разных эпох и с разными взглядами: у Стива полуголые девицы, спокойно расхаживающие по улицам, вызывали только недоумение и недоверие, а Джонни не водил их в особняк Мстителей толпами только потому, что пообещал Сьюзан не позорить Четверку перед союзниками. Но в этом, по всей видимости, и крылась главная причина: противоположности, как известно, притягиваются, ничего удивительного. Они и спали, наверное, вместе, время от времени с легким злорадством думал Тони. После этих мыслей развитое воображение обычно подкидывало красочные, почти живые образы этих двоих в одной постели, полураздетых, сильных, упоенно ласкающих друг друга губами, языками, руками, покрытых испариной, часто, судорожно дышащих, громко стонущих и на выдохе, шепотом зовущих друг друга по имени. Почти наяву он видел длинные ссадины от ногтей, оставляемые Штормом на широкой спине подминающего его под себя Стива, и темные отпечатки на бедрах самого Факела, диковинными цветами воспаляющиеся под грубыми пальцами Роджерса. От ярких картин бросало в жар, а Тони обещал себе, что, если это вдруг случится, он даже не пожелает присоединяться — ему хватит всего лишь детальной съемки со всех возможных ракурсов. Воображение играло с ним злую шутку, в какой-то мере позволяло на секунду допустить, что может случиться, если ночной «влажный» сон поймет что-нибудь сам и сделает шаг навстречу. В двойном экземпляре. Но Стив был не таким, Джонни не был Стивом, а Старк, гениальный ученый и предмет воздыхания доброй половины земного шара, рядом с бравым Капитаном почему-то терял всю свою уверенность и становился робким неудачником, который заикается, когда пытается пригласить на школьном выпускном балу давно нравящуюся одноклассницу. Вся эта история до боли напоминала замкнутый круг, что не разомкнуть даже одному из величайших умов страны. Можно было бы довольствоваться подделкой, тем более она была не против, но Тони Старк привык брать самое лучшее. В один из таких вечеров Стив и вызвал его на серьезный разговор. Как раз подходило время «лежбища котиков», как это сомнительное действо называл Тони, то есть просмотра очередного дурацкого фильма и параллельной трескотни ни о чем. Джонни уже занял свое место, схватил пульт и вальяжно разлегся на диване, а Роджерс припер друга к стене, прямо возле самого дверного проема, и шепотом спросил: — Видишь разницу? На Факеле красовались простые джинсы и однотонная темно-синяя футболка, обтягивающая плечи. Он явно знал, что ему идет, и использовал это знание на полную катушку, в отличие от Стива, который под очередной клетчатой рубашкой скрывал всю мускулатуру, чтобы лишний раз не бросаться в глаза. Тони внимательно посмотрел на Роджерса, который не торопил с ответом, но был настроен решительно, выглянул из-за угла, проинспектировал Джонни, вновь вернулся к Стиву и растерянно поскреб бледное пятно под самым подбородком. Глупая привычка привязалась к нему совсем недавно, буквально на днях, с тех пор как повреждения немного поджили и стало возможно их чесать. Шторм в самом деле оказался ядовитым, по крайней мере оставшиеся после него ожоги больше напоминали химические, хотя по сути своей являлись термическими и ничего подобного Тони прежде не встречал: необыкновенно болезненные, при любых соприкосновениях с тканью они лопались и начинали невыносимо зудеть, а заживали гораздо дольше обычных. Все у этих облученных с измененной структурой ДНК не как у нормальных людей. — Какую разницу? — наконец переспросил Тони. — Вот и я об этом! — суфлерским шепотом сказал Стив. — Ее попросту нет! — Кажется, мы выяснили это в первый же день, и тебя не особо это смутило. — Стив, начинается! — позвал из гостиной Факел. Роджерс высунулся, натянуто улыбнулся и помахал рукой. Потом его внимание переключилось на плечо, укус на котором остался одним воспоминанием, он с сомнением облизал губы и понизил голос до уровня, который человеческий слух воспринимал с трудом: — Если тебя что-то гложет, ты всегда можешь мне рассказать. Тони мог, но не в его правилах было трепать о проблемах причине этих проблем. Жаловаться вообще было не в его правилах. — Не хочу тебя пугать, — не подумав как следует, ляпнул он, Кэп только хохотнул. — О, прошу тебя, я перестал спать со светом в пять лет. Тони почему-то почувствовал себя до ужаса неловко: он, человек, которого всю жизнь охраняли тщательнее, чем арабского шейха, не хотел пугать ветерана войны, в одиночку переломившего ход Второй Мировой, уложившего невероятное количество фашистов и давшего прикурить самому мировому злу. Но ветеран смотрел на него без насмешки, только скрестил на груди руки и, наверное, ждал объяснений, но что было объяснять? Что богатый и влиятельный, способный получить что угодно и кого угодно, продал бы душу дьяволу за ночь с обыкновенным парнем из Бруклина? Глупость какая. И хорошо, что сыворотка суперсолдата не наделила Стива даром читать мысли. С одной стороны, это очень облегчило бы жизнь и избавило их обоих от недомолвок, а с другой — Тони бы, наверное, со стыда сгорел, если бы вдруг обнаружил, что Кэп в курсе абсолютно всего, что происходит в его голове. — Ну что ты хочешь, чтобы я… — зачастил Тони и осекся. — Ой. — Секретничаете, девочки? — хищно ухмыльнулся Джонни. — Примете меня в вашу славную компашку? Он словно бы возник из ниоткуда: еще секунду назад он вольготно почивал на диване, никто не слышал его шагов — и вот он, так близко, что горячее дыхание чувствовалось кожей. Факел стоял, прислонившись плечом к косяку, в каких-то сантиметрах, загадочно улыбался и молчал. Его молчание было тяжелым и гнетущим, оно так и побуждало потерять самообладание и на одном дыхании выложить всю подноготную — именно на этот эффект он, очевидно, и рассчитывал. А еще он вряд ли был знаком с таким понятием, как «личное пространство», и вторгался в него нагло, неудержимо. Одно присутствие Шторма заставляло волосы электризоваться, а воздух — намагничиваться, как перед бурей. Тем самым он напоминал первую волну, самую легкую, которая рано или поздно обязательно обернется разрушительным девятым валом, хотя Стив этого, кажется, не замечал. — Мы как раз расходились, — спокойно сказал он, но с места не сдвинулся. — Ничего важного. — А я забыл попкорн, — заявил Факел и протиснулся между ними. Свободного пространства было мало, и ему пришлось обтереться об обоих, хотя этот факт не особо его смутил. Он улучил момент, когда Стив смотрел в другую сторону, пальцем быстро вывел прямо по воздуху: «Жди гостей» — и украдкой показал язык. Огненные буквы находились в постоянном движении, не гасли и состояли из крошечных язычков пламени; Тони не преминул бы тщательно их изучить, но Шторм уже стер их ладонью и исчез в известном направлении. Он и вправду пришел. Со Стивом в тот вечер случился приступ педантизма, он попросил не беспокоить и закрылся у себя. Из его комнаты доносилось негромкое непрерывное бормотание, то и дело раздавались звуки глухих ударов в стену, от мощности которых содрогался весь этаж. Тони постоянно приходилось прикрывать динамик рукой, чтобы Пеппер, поучающая его с другого конца провода, не беспокоилась лишний раз. Он лежал поперек королевских размеров кровати и смотрел в потолок, когда дверь бесшумно отворилась и впустила в комнату сгусток неуемной энергии. Сгусток почему-то хихикнул, осмотрелся по сторонам и в один прыжок преодолел расстояние от входа до кровати. Мягкий матрас упруго отпружинил, Факел невысоко взлетел и ловко приземлился на руки. Его лицо оказалось в паре дюймов от лица Тони, но тот даже глазом не моргнул. Сначала он попрощался с помощницей, сбросил вызов, отложил телефон и только после этого почтил гостя своим вниманием. — У меня закончилась мазь от ожогов, — флегматично оповестил он, не пошевельнувшись. — Но нам необязательно трахаться, — с комичной серьезностью рассудил Джонни. — Мы можем поиграть в карты, посмотреть телевизор, обсудить погоду. А можем спасти мир. Если позволишь мне примерить ту форму, обещаю хорошо себя вести. Я ведь знаю, ты позволишь. А в качестве благодарности я сделаю тебе минет не снимая ее. Как тебе такой расклад? — Ох, заткнись, — Тони закатил глаза и припечатал его поцелуем. В этот раз целовал Шторм не менее рьяно, но с меньшим градусом, явно приняв замечание к сведению: прикосновения были не опаляющими, а просто горячими, кожа под пальцами не покрывалась обожженными язвами и не сворачивалась, хотя кровь все равно ускоряла темп своего бега, разжижалась и закипала. Они возились, как подростки, не знающие, что делать дальше. Тони сминал тонкую ткань футболки в крепкой хватке, Джонни дергал пряжку его ремня и оставлял цепочки укусов на шее, подминал под себя, а потом Старк толкался бедрами, перекатывался и устраивался сверху. Движения их были неторопливыми, размеренными, пусть и бессистемными, и дышали они не в унисон, и не было запала — просто какая-то обреченность, необходимость, вызванная биохимическими реакциями на клеточном уровне. Шторм почему-то смеялся, когда Тони стягивал с него майку, что-то говорил о холодных руках и о том, что боится щекотки, и совсем не помогал, когда с него пытались снять джинсы. В этот раз он подставлялся требовательным губам и учащенно дышал, обхватывал коленями бедра и тянул Тони за волосы. Для него все это было игрой — он этого и не скрывал, хотя все равно получал какое-то извращенное, неправильное удовольствие. — Под каким я номером? — сверкнул он глазами. — Сколько здесь побывало до меня? — Ты не знаешь таких чисел, — оскалился Тони и в отместку оставил метку на плече. — Ты против? — Зачем? — удивился Джонни, и они вновь поменялись местами. — Меня ты никогда не забудешь. Молодой, чересчур самонадеянный и нахальный, но такой послушный и отзывчивый под прикосновениями, он глубоко дышал и прикрывал глаза, длинные ресницы отбрасывали тени на скулы, влажные губы глянцево поблескивали в холодном мерцании реактора. В тот момент он казался кукольным и хрупким, слишком совершенным для этого мира, неправильно идеальным и странно красивым. Внешнее сходство становилось невероятным, и руки почему-то начинали мелко дрожать. — А если погасить твою железку, — насмешливым шепотом сказал Джонни, — нас и вовсе станет не отличить. — Если погасить мою железку, — в тон ему ответил Тони, — отличать станет некому. К тому же у тебя выражение лица наглое. Вечно он все портит. После этих слов сказочная иллюзия спала с глаз пеленой. Окружающая реальность обозначилась четче и острее, Тони вдруг заметил продолговатый шрам у Факела на подбородке и еще один крошечный — в уголке губ. Они были бледными, далеко не новыми, почти затянувшимися, но из-за одного их наличия становилось как-то горько и немного — стыдно: перед ним, перед Стивом, перед собой. Роджерс наверняка не ожидал с его стороны такой подлости, ниже падать было уже некуда. Если бы можно было заклеить Шторму рот, чтобы не открывал его в самые неподходящие моменты, но он и в полоске скотча на пол-лица найдет свои преимущества. Джонни как будто прочитал его мысли. Во всяком случае его кривая ухмылка не предвещала ничего хорошего. — Раз уж я здесь, а условности остались за дверью, хочешь, я подыграю, — он ловко увернулся, и Тони ткнулся в его шею. — У тебя есть что-нибудь звездно-полосатое? Еще я могу скомандовать «мстители, общий сбор» и спеть американский гимн. Всегда мечтал это сделать, исполни мою мечту в благодарность за то, что я исполняю твою. — Много говоришь, — заметил Тони и с силой укусил его за язык. — Тебя не смущает, что ты находишься здесь в роли другого человека? Наверное, у тебя комплексы. — Я люблю ролевые игры, — Джонни широко улыбнулся и наконец-то приподнял бедра, помогая расстегивать «молнию» на джинсах. — Для тебя я буду всем, кем ты только захочешь. Можешь даже называть меня Стивом. — Воздержусь, — решил Старк и скользнул ладонью вниз по его животу. Джонни вздрогнул, вздохнул и напрягся всем телом. В глазах запрыгали шальные искорки, он пробежал языком по нижней губе и с легким вызовом предложил: — Отсоси мне. — Хочу видеть твое лицо. Стонал Шторм громко, бесстыдно и, может быть, немного показательно, как шлюха, честно отрабатывающая свои деньги. Он крепко жмурился, мял в пальцах простыню и с силой толкался бедрами в кулак, пока Тони настойчиво целовал приоткрытый рот, впрочем, не пытаясь его заглушить. Так и не снятые джинсы сковывали движения, и без того неравномерные, рваные, но уверенные; Тони проводил большим пальцем по головке и внимательно следил за сведенными к переносице бровями, за крошечными морщинками в уголках глаз и каплей пота, сбегавшей по виску. Если отвлечься, на его месте можно было вообразить совершенно иного человека, возможно, такого же отзывчивого, чувствительного и настоящего, не подделывающего чувства и эмоции. Он чем-то напоминал керосиновый светильник, в котором беснуется маленький огонек, безопасный за окружающим его стеклом. Но стоит только на него подуть — и он обернется огненным штормом, смертоносным, сметающим все на своем пути. Джонни тихо горел изнутри, тепло, неярко и ровно, и стекал расплавленным пламенем по пальцам. Колючие искорки срывались с его ресниц и больно жалили, как взбесившиеся пчелы, если попадали на кожу. Тони тихо шипел сквозь зубы, но не отстранялся — ему это даже нравилось, он как будто был дрессировщиком огненного тигра, который подчинялся мановениям руки. Взмах — и он готовится к прыжку, грациозный и ослепляющий, еще один — он превращается в пушистого котенка и ласково мурлычет в ухо. Вся огненная стихия сейчас была в его руках, покорная и смиренная, мало кто отказался бы даже от минуты подобной власти. Но стихия взбесилась и вышла из-под контроля, когда за спиной раздался подозрительный звук. Тони отпрыгнул по инерции, а Факел вдруг загорелся, пару секунд нелепо помахал руками, свалился с кровати и тут же погас. Он успел чуть припалить простынь, которую тут же сдернул и обмотал вокруг себя на манер римской тоги, Тони же хмуро посмотрел на Стива. Тот стоял в дверях, скрестив на груди руки и привалившись плечом к косяку. — Я из-за тебя чуть не сгорел и поседел одновременно! На что Роджерс невозмутимо приподнял бровь и задумчиво ответил: — Наверное, я даже не буду спрашивать про фондю. — Про фондю? О чем это он? — высунулся Джонни и, поразмыслив, от греха подальше так и остался сидеть на полу, чтобы торчала только голова. — Долгая история, — пробормотал Тони и выжидающе уставился на Стива. Того обстановка в комнате, казалось, ничуть не смущала, что немного не вязалось с образом невинной послушницы, навязанным массами извне. Он с неподдельным интересом осмотрел интерьер, хотя видел его не впервые, задержал взгляд на осоловевшем лице Шторма, полюбовался потолком и видом из окна и некоторое время спустя вдруг очнулся. — О, а вы продолжайте, пусть вас не смущает мое присутствие. Я посмотрю. Уходить он явно не собирался. При этом лицо его сохраняло трудночитаемое выражение, по которому было непонятно: то ли его сейчас стошнит, то ли он с трудом сдерживает истерический хохот. Брови забавно расползлись в разные стороны, губы были вытянуты в тонкую линию, однако Тони было не до смеха. — Джарвис, сделай что-нибудь, — жалобно взмолился он. Электронный дворецкий отозвался незамедлительно. — Желаете включить съемку со всех камер в комнате, сэр? — Да вы все сговорились, что ли? В Стива полетела подушка, которую тот поймал, не моргнув и глазом, и скупым прицельным броском отправил обратно. Она описала в воздухе красивую дугу и приземлилась прямо на колени Тони, Шторм был готов уже восхититься, но в этот самый момент в стене появилось отверстие довольно широкого диаметра, из которого бурным потоком повалила густая пена, залившая и Старка, и Факела, и полкомнаты впридачу. Джонни принялся брезгливо фыркать и отплевываться, сбрасывая с себя белые клочья. — Ненавижу, когда со мной так поступают, — раздраженно бормотал он себе под нос. А Тони, уже устав чему-либо в жизни удивляться, только глупо моргал и смотрел на Стива, по обыкновению сдержанного и безмятежного. Тот едва заметно зевнул, чуть довольно улыбнулся и махнул рукой. — Я зашел сказать, что Пеппер просила позвонить, — безразлично оповестил Роджерс. — Но, пожалуй, не буду вам мешать, развлекайтесь, — попрощался он и мгновенно испарился. Шторм наконец-то поднялся с пола. Основная часть пены оказалась на простыне, краешком он стер остатки с лица и волос, после чего с сожалением посмотрел на то, что осталось от его одежды. — Проверь исправность своей противопожарной системы, — хмуро посоветовал он и повязал обгоревший кусок ткани через плечо. Тони невесело покачал головой, испытав острое чувство дежавю, но ничего не ответил. 8. Через несколько дней выписали Клинта. Он вернулся гордой, торжественной поступью гладиатора, покидающего арену победителем, с ног до головы забинтованный, покрытый гипсом и на костылях, но не сломленный. Уцелели у него только левая нога и правый глаз, которым он смотрел хитро, но с нескрываемой радостью, и чувствовалось, что он на самом деле рад возвращению домой. Тони выбежал встречать его раньше всех, к самому порогу, и долго, крепко обнимал, пока тот кряхтел, стонал, сопел и вздыхал от боли, которой отзывались перебитые кости. — Тут такое происходит, — беспомощно бормотал Старк, возможно, самому понимающему боевому соратнику на ухо и стискивал его в медвежьей хватке, — ты не поверишь, пока сам не увидишь. Такое происходит. Соколиный Глаз стоически терпел, героически молчал и даже не размахивал костылями, что обязательно сделал бы в любой другой момент. При ближайшем рассмотрении стали заметны полопавшиеся капилляры, окружившие радужку, и расплывающаяся в глазнице нездоровая синева, а взгляд его был усталый, изможденный и жалостный, как у побитой собаки. Всем своим видом он внушал лишь желание посочувствовать и пригреть под боком, но все равно не унывал, и, когда он заговорил, было слышно, что он улыбается. — Как вы тут без меня, а? Расклеились? — деланно бодро сказал он и на всякий случай немного отошел от Тони, готового разорваться от переизбытка эмоций. — Совсем ничего без меня сделать не можете? А где остальные? — Они исчезли, — объяснил Старк и беспокойно оглянулся: за спиной послышались знакомые шаги. — Мы занимаемся поисками, но пока безуспешно. — Точно ничего сделать без меня не можете. Здравствуй, Стив! — весело поздоровался Клинт с командиром. — Мне кажется или тебя за время моего вынужденного отпуска стало меньше? Джонни впал в ступор да так и остановился с открытым ртом как вкопанный. Некоторое время он с опаской смотрел на гипсовую мумию, которая, несмотря на полную беспомощность, выглядела весьма воинственно и внушала уважение, потом неуверенно перемялся с ноги на ногу, неловко улыбнулся, но быстро нашелся и протянул руку: — Привет, я Джонни. Джонни Шторм. Бартон смерил протянутую конечность недоверчивым взором, Факел смутился и убрал ее за спину. Несколько томительных мгновений в воздухе висела шокированная тишина, Клинт открыто рассматривал Шторма во весь глаз, точно не мог поверить собственному восприятию реальности. — А ты, должно быть, снайпер? Наслышан, — снова попытался наладить контакт Джонни и снова не преуспел. Бартон не обратил на него ровным счетом никакого внимания, и все природное обаяние улетело в молоко. — Видимо, и соколиное зрение с возрастом начинает ухудшаться, — заявил Клинт и переключился на Тони. — По-моему, вы должны кое-что мне объяснить. — Вот именно об этом я тебе и говорил, — невесело согласился тот. — Значит, о своей похожести вы не знали? — пятнадцатью минутами позже расспрашивал Джонни и Стива любопытный стрелок. Те синхронно мотали головами. — Способности у вас тоже совершенно разные? — молча кивали. — Причем это ничем нельзя объяснить? — и пожимали плечами. Они сидели за злополучным столом и пили кофе, в который Бартону, несмотря на то что он давил на жалость и взывал к благоразумию, коньяка так и не добавили. Рид пребывал в астрале и только увлеченно разрисовывал одну за другой салфетки, Сью и Бен, которые пришли посидеть просто за компанию и формально познакомиться с Клинтом, тоже витали где-то в облаках, а Тони подпирал голову руками и не знал, смеяться ему или плакать. Стив и Факел восседали рядом и вот уже в который раз являли собой две ипостаси одного человека. Их это, казалось, в некотором роде даже забавляло: они одинаково улыбались, одинаково поднимали брови, одинаково пожимали плечами и даже отхлебывали из чашек в одно и то же время. Плавные движения вводили в какой-то транс, Клинт следил за ними, как зачарованный. Его восхищение командиром секретом не было, о том, что же он испытывал, видя его перед собой в двойном экземпляре, оставалось только догадываться. А вот Сьюзан была не слишком довольна. В самом начале их пребывания в особняке Мстителей она обмолвилась о своей надежде, что Стив окажет на ее раздолбая-брата только положительное влияние. Теперь же становилось непонятно, кто на кого еще повлиял: взъерошенные волосы, практически одинаковые рубашки в клетку, закатанные почти по локоть рукава, обнажающие прекрасные виды, Стив даже не стал застегивать три верхние пуговицы. Невелико достижение, но все познается в сравнении, и Стив, который, предпочитая полную закрытость, оголяет лишний участок кожи, равносилен Стиву, который отправляется в бой голым и только прикрывается щитом. Тони бы на это посмотрел. Запер в глухой кладовке площадью метр на полтора — и обязательно посмотрел, в противном случае, если нечто подобное вдруг случится на поле боя, он рискует в одночасье остаться без головы. Враг все-таки не дремлет, хотя Капитан Америка, защищающий стратегически верные места щитом, любого врага лишит ориентации. Временной, пространственной. Сексуальной в том числе. А Клинт продолжал щебетать, как ни в чем не бывало, и никого вокруг себя не замечал. Всем его вниманием завладело новое чудо света, он разве что не пищал от восторга, как маленькая девочка-фанатка, хотя кто знает, внутри себя, может быть, и пищал: все равно под чертовым гипсом ничего не было видно. — А может, вы братья-близнецы? — выдвигал он одну за другой гипотезы, а «братья-близнецы» смеялись, морщились и мотали головами. — Я не такой старый! — запротестовал Джонни. Стив закатил глаза. — Только не начинай, ничего не хочу слышать о своем возрасте. — Я не сказал, что у тебя плохой возраст. Для старичка ты сохранился очень даже неплохо, я бы с тобой… Факел завлекающе поиграл бровями, Роджерс прикрыл ладонью глаза, и его плечи затряслись. — Тогда, может, ты его реинкарнация? — предположил Бартон. — Но я не умер! — на этот раз с жаром возразил Стив. Лучник только пожал плечами. Вернее, попытался пожать, поскольку единственное, чем он мог сейчас пожимать, — это бровь. — А кто тебя знает, я же не проверял, — легкомысленно сказал он. — Я прямо даже и не знаю, нормальные версии закончились. Скрулл? Злобный клон? Сумасшедший подражатель? Еще один мутант? Мистик? Коллективная галлюцинация? Вестник конца света? Тони, не понимаю, почему их схожесть так тебя напрягает. По-моему, это круто. Застигнутый врасплох Старк вздрогнул и испуганно заморгал. Вопрос оказался с подвохом, а самое обидное — выговориться было некому. Точно пора обращаться к психологу. А лучше — к психиатру. — Я… — замялся Тони и перевел взгляд с одного на другого. Они смотрели на него с омерзительным участием и псевдосочувствием, как будто втихаря желали долгой и мучительной смерти. — Я их путаю. Джонни истерически забулькал в чашку. Остывший кофе в ней тут же закипел и принялся остервенело бурлить, к потолку повалил густой пар. А вот лицо Стива, внешне спокойное, приобрело в меру презрительное выражение. Именно с таким древнегреческий бог, спустившийся с Олимпа по делам, сидел бы за одним столом с простыми смертными: вроде бы и свой народ, который любит и почитает, а вроде бы и бессмысленный тлен, который через пару-тройку десятилетий не будет стоить и ломаного гроша. — Ты, наверное, очень устал, — высоким голосом обратился к Бартону Тони. — До сих пор на обезболивающем, перелет был тяжелым… Пойдем, я провожу тебя до твоей комнаты. Клинт хмыкнул и махнул загипсованной рукой. — Я чувствую себя прекрасно, как никогда раньше. — Поговорим, — уже с нажимом добавил Старк и страшно округлил глаза. — Я очень скучал и теперь хочу расспросить, как у тебя дела. «Путаешь? Серьезно?» — одними губами с издевкой осведомился Шторм и закусил нижнюю, как будто изо всех сил сдерживал рвущийся наружу смех, пока Тони помогал другу подняться со стула и задавал курс. Тот бросил на него испепеляющий взгляд, но воздержался от дальнейших комментариев, хотя очень хотелось повторить трюк с огнетушителем. По коридору они передвигались молча. Бартон шел сам и довольно бодро, ловко переставляя костыли, как будто практиковался всю жизнь. Где-то на середине пути он поинтересовался: — Что же ты теперь не спрашиваешь, как у меня дела? — Мне каждый день отчитывался твой лечащий врач, — отозвался Тони. — Я в курсе. Разговор они возобновили уже возле самой двери. — Ты же их не путаешь, — твердо сказал Клинт. Это был даже не вопрос. — Незнающего человека они еще одурачат, но, зная уже одного только Стива, никогда не ошибешься. — Да, — неуверенно ответил Тони и устало провел рукой по лицу. — Просто они… немного меня доводят. Все в порядке, ничего страшного. Бартон поджал губы, видневшиеся в прорези гипсового шлема, и неуклюже похлопал его рукой по плечу. — Крепись, друг. Если бы у меня появилась еще одна Романова, которая не дает, я бы тоже, наверное, на стенку полез. Тони пришел в себя только после того, как перед его носом захлопнулась дверь. 9. — Ты когда-нибудь верил в высшие силы? В карму, судьбу, рок, провидение — как угодно, — и в то, что рано или поздно нам всем воздастся по заслугам? — философским тоном спросил Бартон, внимательно рассматривая любимый лук. Тот лежал прямо перед ним, такой же гибкий и смертоносный, как всегда, но одновременно с этим — далекий и недосягаемый. Снайпер тянулся к нему вот уже минут пятнадцать, но результат оставался тем же: ему не хватало пары дюймов расстояния и двух здоровых конечностей, чтобы достичь цели. — В смысле? — не понял Тони. — Может, появление Шторма — это знак свыше? — продолжил разглагольствовать Клинт. Обычно радостный, задорный, весельчак и балагур, теперь он звучал пугающе серьезно. Это напрягало. — Может, провидение хочет на что-то тебе намекнуть? Чтобы ты что-нибудь понял и предпринял? Сам Тони думал, что провидение просто над ним издевается, провидение знает, что у него кишка тонка применять эти свои безотказные плейбойские штучки в отношении, возможно, самого чистого и незапятнанного существа на этой планете, поэтому подсовывает жалкую подделку и смеется, пока он тычется в поисках выхода и избавления от страданий, словно новорожденный слепой котенок. Провидение просто испытывает его на прочность, проверяет, как долго он способен выдерживать мощные гормональные выбросы в мозг, раздраженно поджимал он губы, сгибал и разгибал пальцы, закованные в отполированную сталь, и одновременно с этим проворачивал отвертку в механизме. Поврежденный репульсор сиял ровным, тусклым светом, подобно ночнику, но на большее его не хватало. Старк вздыхал и начинал все заново, стараясь вести себя непринужденно и расслабленно. — Вот меня, например, мама постоянно увещевала: не блядствуй, Клинтон, сам же потом огребешь. Я не слушал, думал, что самый умный. А что в итоге? А в итоге я попал под Локи, — он немного помолчал. — Честное слово, лучше бы я под бронепоезд попал. — Бартон, ты же полная сирота. — И что? — с достоинством возразил Соколиный Глаз. — Я не дитя любви лука со стрелами, у меня тоже были родители, причем даже в большем количестве, чем у тебя. Ох, а как они метали ножи… Он прервался на полуслове, скорбно вздохнул и погрузился в воспоминания, потеряв к реальности всякий интерес. Его глаз заволокла мечтательная пелена. — Тебя, наверное, хорошо ударили по голове, — с сочувствием посмотрел на друга Тони. — Это слишком для тебя нехарактерно. — У меня сломаны бедро, в двух местах — нога, обе руки и пять ребер, а также выбита челюсть и смещена пара позвонков, но голова цела и невредима, — назидательно, с какой-то неуловимой гордостью перечислил боевые ранения Клинт. — А еще мне пообещали очень клевый шрам на скуле! Жду не дождусь, когда с меня все это снимут, прямо все чешется посмотреть. Будешь первым, кто его заценит? — Буду, конечно, — доброжелательно согласился Тони. — Это такая честь для меня. Но взамен ты не будешь заставлять меня верить в сверхъестественное, идет? — Не идет. Наверное, у тебя есть какая-то проблема, на которой ты уже давно зацикливаешься, но которую при этом не хочешь решать. Поэтому судьба — или как ты там ее назовешь, твое дело — решила вмешаться. И, может, хоть теперь ты перестанешь закрывать глаза на очевидное. Обложенная со всех сторон подушками, но поразительно жизнерадостная мумия, которая восседала на широком диване и вела речи, больше достойные буддистского монаха, вызывала смешанные чувства. С одной стороны, хотелось посмеяться, постучать ее по гипсовой макушке костяшкой согнутого пальца и не воспринимать всерьез. А с другой — мумия — символ чего-то загробного, возвышенного, более опытного. Она завершила свой земной путь и поднялась на высшую ступень эволюции, все мирские заботы стали для нее ничего не значащим пшиком, и если не прислушиваться к ней, то к кому вообще нужно прислушиваться? Клинт в кои-то веки был прав, хотя Тони ой как не хотелось этого признавать. Но вел он себя при этом как-то странно, как человек, который что-то знает, но хочет сохранить это в секрете и поэтому подходит издалека. — Пойду позвоню в больницу, — вздохнул Тони. — Пускай вернут мне моего недалекого Клинта и заберут подделку себе. Бартон издал трудноопределимый звук, похожий одновременно и на смешок, и на всхлип. — Пока я валялся в коматозном состоянии и не мог сказать ни слова, — лирично протянул он и сделал еще одну попытку дотянуться до лука. Вновь безуспешно, — у меня была куча времени подумать. Ты знаешь, я не люблю это делать и к данному процессу стараюсь прибегать только в крайних случаях, но иного выбора у меня не было. Так вот, я подумал, пересмотрел свои взгляды на жизнь и решил, может быть, даже заделаться пацифистом. В конце концов, война — это плохо, и не я один здесь так думаю. Именно она меня, в общем-то, и пожевала. Хоть шрамы мужчину украшают, они не стоят таких неудобств. А так стану купидоном, буду нести людям любовь и счастье. Как считаешь, мне пойдут розовые трусы в сердечко и крылышки? Тони тяжело вздохнул, с сожалением посмотрел на отвертку, которую вдруг захотелось загнать Бартону в единственный целый глаз по самую рукоятку, но промолчал. Разговор почему-то необъяснимым образом воздействовал на самые болезненные точки, а резко переводить тему было бы слишком подозрительно. Первый шаг к решению проблемы — это признать, что есть проблема, а Тони к такому варианту развития событий готов пока не был. К тому же с кем ему обсуждать свои проблемы? С Бартоном, который, несмотря на то что физически был старше доброй половины обитателей особняка, умственно так и застрял где-то на уровне среднего школьного возраста? — Я знаю, что, наверное, неправильно поступаю, — так и не дождавшись ответа, серьезно сказал Клинт. — Но я хочу тебя предупредить. Не верь своим глазам. Будь готов. Не спрашивай, к чему, я и сам не знаю. Просто смотри в оба. Ну и того… Удачи тебе. А теперь помоги мне встать: у меня нога затекла. И дай ты мне уже этот чертов лук, я соскучился. Обещанные Бартоном странности начали происходить буквально на следующий день. Сначала притих Факел и даже стал прилично себя вести. Потом в самых неожиданных уголках дома Тони стал натыкаться на перешептывающихся Стива и Клинта, которые не особо тщательно конспирировались, но тут же замолкали и расходились, стоило им заметить постороннего. Ну и, в конце концов, Роджерс вовсе исчез из поля зрения. У себя он замечен не был, в спортзале — тоже, и даже в мастерской не объявлялся. Ничего предосудительного в этом не было — он, в конце концов, взрослый и самостоятельный человек и имеет полное право на личную жизнь. Однако со стороны это выглядело крайне подозрительно. Сначала он сохраняет образцово-показательный нейтралитет, затем — без стука врывается в комнату Тони на самом интересном месте, после чего пропадает без вести, как будто его и не было никогда. Но пропадал он недолго и объявился как раз тогда, когда Тони и Рид заканчивали возиться с целью своего вынужденного тандема. Тактично постучал, заглянул и негромко позвал: — Тони, можно тебя на минутку? Тот что-то сказал Риду, отработанным движением снял защитные очки, вышел в коридор и, мягко прикрыв за собой дверь, прислонился к стене. Стив не спешил начинать разговор, при этом внешне казался немного напряженным, как будто собирался сделать что-то такое, чего делать ему не хотелось. Это выражалось в линии губ, обозначившейся более четко, заострившемся подбородке и нахмуренных бровях. — Ну? — осторожно подстегнул Тони. — За этой стеной происходит, возможно, самое значимое событие в моей жизни, а мы будем играть в молчанку? — Дай руку, — потребовал Стив. Тони нехотя подчинился. Наручник сомкнулся на запястье почти неслышно, гладкий металл неприятно холодил кожу. — Что ты делаешь? — Ты пойдешь со мной. — Никуда я с тобой не пойду, Стив, — устало сказал Тони, — сними с меня украшение и отпусти, мне нужно работать. Роджерс зловеще ухмыльнулся краешками губ, в глазах же его загорелся нехороший свет, из-за которого во рту пересохло. — Ладно, — слишком легко согласился он и бесцеремонно взвалил друга на плечо. Тони сначала даже не поверил своим глазам. Они транслировали в мозг только пол, стены и красочные панорамы задницы Стива, на которую он старался не смотреть, но все равно смотрел, потому как вид открывался слишком шикарный, чтобы, пребывая в здравом уме, можно было себе в нем отказать. Она ритмично покачивалась в такт его шагам, гипнотизировала и вырывала из реальности; Тони начал брыкаться только секунд через сорок, наконец осознав, что командир, друг и давняя эротическая фантазия нацепила на него наручники и теперь тащит в неизвестном направлении. На какое-то мгновение Тони почувствовал себя похищенной невестой, и это чувство ему не понравилось. — Что ты делаешь? — с суеверным ужасом спросил он. Стив поудобнее перехватил конвульсивно дрыгающееся тело и крепко сжал руку на бедре. Тони испуганно замер, но тут же принялся вырываться с удвоенным рвением. — Исполняю твою заветную с десяти лет мечу, о которой мне ненароком нашептал Джонни. Сердце от этих слов ушло в пятки. — Черт… Что… Что он тебе наговорил?! Нет, молчи, знать не желаю! Что бы там ни было, все неправда! — То есть ты меня не хочешь? — деловито уточнил Стив. Его, казалось, совсем не напрягало, что на его плече мотыляется взрослый мужчина, который был далеко не пушинкой. После этих слов груз, правда, успокоился и весь обмяк, как будто не поверил своим ушам, Кэп незаметно усмехнулся. — Я… — неуверенно начал Тони. — Я… Я — да, но… — Но? Ты дал обет воздержания? — Но ты… У меня же такая репутация, а ты такой правильный, воспитанный… — он бессовестно запинался, заикался, путал и глотал слова, а голос предательски подрагивал и всячески отказывался подчиняться. — Ты бы не стал… Со мной… Стив тяжело, горько и немного разочарованно вздохнул. — А ты подкатить не пробовал? Я бы даже согласился. Потом помолчал с полминуты и продолжил. — Я давно все заметил. Твой голодный взгляд вообще было трудно не заметить, — Тони ощутил, как запылали уши. Роджерс же говорил ровным тоном маститого биолога, во всех терминах объясняющего своим малолетним хихикающим потомкам, откуда берутся дети. — Сначала я, правда, не придал этому значения и списал все на разгульную натуру, но красноречивые следы моих, но не моих зубов на тебе заставили задуматься. Некоторое время спустя я решил: если ты так резво побежал развлекаться с копией, может, тебе не хватает персонального внимания оригинала? И вот я здесь. Остаток пути они преодолели молча, и остаток пути Тони крыл себя трехэтажным матом и обещал себе утопить засранца Шторма в пене, потому что Стив в очередной раз оказался прав: сколько времени было упущено из-за глупого поклонения образу, придуманному желтой прессой. Солдат, патриот, икона, образец для подражания, чуть ли не пресвятая, непорочно зачатая девственница — как можно было на это купиться? И ведь кто купился? Человек, жизнь которого с самого рождения со всех ракурсов освещалась в прессе, человек, который знает, что нельзя верить ни единому слову этих жалких писак. Сколько возможностей оказалось упущено из-за его доверчивой глупости, сколько нервных клеток было сожжено из-за дурацких надуманных стереотипов. А теперь Стив, который всегда казался небожителем, осторожно укладывал его на кровать и взбирался сверху, неторопливо снимал сначала свою футболку, а потом принимался за его. Плавные движения гипнотизировали, и Тони смотрел во все глаза, не веря, что происходящее не наркотическая галлюцинация. Стив был слишком нереальным для этой реальности, слишком красивым с любого ракурса, им хотелось любоваться. Даже не касаться — просто садиться напротив, наблюдать за ним, как за чудесным видением, и не дышать, чтобы не спугнуть наваждение. — Откуда у тебя наручники? — чуть севшим голосом поинтересовался Тони в попытке немного отвлечься. Не помогло. Тем более что Стив припал ртом к его шее, неощутимо провел языком до подбородка и вскользь запечатлел на губах поцелуй, который тут же углубил. Он целовал спокойно, не спеша, только примеряясь и пробуя на вкус; от его аккуратности голова шла кругом и сбивалось дыхание, хотелось больше, глубже и сильнее, но было страшно сорваться, потому что казалось: одно лишнее движение — и мираж тут же исчезнет. И Тони отвечал под стать, поигрывал с его языком, касался легко и старался запомнить каждую минуту, опасаясь, что она может не повториться. — Позаимствовал у Клинта, — пробормотал в его губы Стив. — Они ему все равно пока не нужны: не на гипс же их цеплять. А мне пригодились. — Чертов сводник. Можно было обойтись и без них, — неохотно возразил Тони и подставил шею. — Всего одно твое слово — и я бы пошел за тобой хоть на край света. Признаваться в своей порочной зависимости было стыдно. Признаваться в этом не какой-нибудь безымянной модельке, а Стиву — и вовсе за гранью разумного. Но от откровений бурлила кровь, и крошечными иголочками она тыкалась в стенки сосудов изнутри. Негромкий низкий голос, с таким спокойствием исповедующийся в таких вещах, вибрировал на барабанных перепонках, от которых по всему телу расходилась дрожь; ее отголоски отдавались даже в кончиках пальцев, и от предвкушения и нетерпения горело все внутри. — Ты не изъявил желания пройти со мной, — мурлыкнул Стив и накрыл ртом давно прошедший укус на плече. — Тогда что бы я делал с этим? Он мягко взял Тони за руку, провел ей по своей груди до ремня на джинсах, жесткая ткань которых не способна была скрыть возбуждение, с тихим выдохом потерся и вновь вернулся к доскональному тактильному изучению нового тела. Он касался бесстыдно, с нескрываемым интересом, где-то притрагивался только кончиками пальцев, как грабитель, боящийся оставить отпечаток, а где-то — проводил всей поверхностью ладоней, надавливал, прощупывал пульс, клеймил свою собственность. Тони дышал глубоко и часто, с жаром откликался на любой контакт, тяжело сглатывал и блаженно прикрывал глаза. Он старался не думать, как ему удавалось жить без мускулистых, натренированных рук и жаркого рта, который с испытательским задором ставил засос на ключице и цеплял сосок, спускался по груди и возвращался обратно, срывал с губ поцелуй и опять отправлялся в дальние странствия. — Конечно, в любой ситуации имеются два выхода, — продолжил рассуждать Стив, кружа языком вокруг реактора. — Думаю, Джонни был бы рад помочь мне с моей маленькой проблемой. Ведь ты представлял нас вместе, да? — он снизил голос до шелестящего шепота, от которого зашевелились волосы на загривке. — Не мог не представить. Как мы смотрелись там, в твоей голове? Тони наконец-то застонал, сжал коленями его бедра и попытался прижаться всем телом, подобно мартовской кошке, но безуспешно. Неторопливым темпом Стив как будто насмехался и испытывал на прочность; пройти испытание до конца казалось непосильной задачей — Старк уже начинал неумолимо таять, он сдавал позиции и сходил с ума от полутонов, от недостаточности, потому что хотелось сильно, жестко, быстро и много, а получалось почти нежно и легко, как во сне, когда все движения скованы, словно кто-то обложил все вокруг мокрой ватой, поглощающей сопротивление. — Держу пари, это было потрясающе, — беззлобно усмехнулся Стив в его ухо. — Наверное, мы были влажные от пота, со сбившимся дыханием, стонущие и такие… одинаковые. Можно было бы позвать и тебя, разочарованным от нас ты бы не ушел. Все это напоминало сладостную пытку, которую хотелось одновременно и закончить как можно скорее, и растянуть до конца всего сущего. От одной близости горячего, молодого, сильного тела срывало все предохранители. Они — Стив и Шторм — с первого взгляда абсолютно идентичные, при более близком исследовании оказались совершенно разные. Стив таил в себе на порядок больше секретов. Обыкновенно сдержанный, сейчас он напоминал дикого зверя, который загнал жертву в угол и отрезал все пути побега. Опасный, непредсказуемый хищник, неуправляемый, вкрадчивый, почти дружелюбный, насмешливый и молниеносный. Некоторое время поиграет, а потом, если повезет, смерть от его когтей наступит быстро. Прочувствованный и напористый, он не создавал впечатление неопытного юнца, не боялся действовать открыто и доставлять удовольствие, не пытался сдерживать и забивать в зачатке первобытное начало, рвущееся на свободу. Грациозный, гибкий и беспардонный. А затем Стив демонстративно облизал пальцы. — Меня проинструктировали, — он толкнулся одним, но почти сразу добавил второй, — что два — не предел. Мне вообще рассказали очень много интересных вещей, ты и представить себе не можешь. Стив не брал — ему хотелось отдаваться. Он двигался плавными толчками, собранный, осторожный и внимательный, а Тони под ним раскрывался, выгибался, отпускал себя и впускал его. Возбужденное сознание переставало воспринимать целое и сосредотачивалось на частных: бессистемная цепочка укусов пересекла грудную клетку от одного плеча до другого, в ушах звенели чьи-то стоны — наверное, его собственные, — а Стив входил в него властно, изнуряюще томительно, ритмично и наконец-то — сильно, до конца. Он целовал глубоко, как в последний раз, на износ, до удушения и последующей незаметной клинической смерти — а Тони полосовал короткими ногтями широкую спину, впивался пальцами в бедра, оставлял следы и до последнего не закрывал глаза. Восстановить дыхание оказалось почему-то катастрофически сложно: организм его, казалось, попросту не усваивал и отторгал, хотя комната была переполнена им под завязку. Сердцебиение проламывало грудную клетку и гулко стучало в ушах, Тони поначалу решил, что оглох, и даже почти смирился. Потеря слуха могла бы стать минимальной платой за недолгую, но крышесносную агонию, а у него осталось еще целых четыре чувства, чтобы использовать их с умом. Стив приходил в себя значительно быстрее: сказывалась физическая подготовка. Он лежал совсем близко — не нужно было даже протягивать руку, окутанный каким-то невидимым, едва теплящимся сиянием. Глаза его были прикрыты, он чем-то напоминал Спящую Красавицу, только на современный, немного нетрадиционный лад. Необычайно длинные ресницы трепетали, как будто он изо всех сил старался не провалиться в полудрему, красивый профиль приковывал взгляд. Тони не удержался, перевернулся на бок и приподнялся на локте, невольно залюбовавшись. Он чувствовал себя маленьким ребенком, желающим получить на Рождество несбыточное, который в самый Сочельник спит и видит во сне свою мечту — красивую, практически осязаемую и такую настоящую. Ребенком, который счастлив, потому что еще не проснулся, и который обязательно расстроится, когда поймет, что это был всего лишь сон. Стив слабо улыбался, на его шее под кожей бился пульс. Что теперь говорить? Что думать? Что делать? Убегать с паническими криками в закат или заказывать обручальные кольца? Пустить все на самотек или, может быть, прицельным ударом по голове лишить рассудка и заставить думать, что это была чересчур живая галлюцинация? Ничего не шло на ум, а Тони ненавидел себя за колебания и сомнения. За то, что рядом со Стивом терял всю самоуверенность и веру в испытанные, безотказные методы, которыми пользовались еще предки. За то, что впадал в давно ушедшее детство, переставал полагаться на отработанную до автоматизма тактику и начинал верить в чудеса. Хотелось пробормотать какое-нибудь глупое: «По утрам ты невероятно прекрасен». Или же — наплевать на фальшивые комплименты и честно признаться, что и до, и во время, и после секса он выглядит куда как лучше всех тех красоток, которые скрывали свои истинные лица под многочисленными слоями дорогой косметики. Стив тем временем открыл глаза, чуть повернул голову, встретился с Тони взглядом и искренне улыбнулся. Он больше не казался хладнокровным, выдержанным истуканом с агитплаката, который олицетворяет собой патриотизм и помнит только о долге перед родиной, приличиях и формальностях. Теперь он выглядел обыкновенным, мягким и кротким человеком. А потом Стив сказал: — Джонни еще обмолвился о каком-то «примерить униформу и отсосать». Она, кстати, готова? И Тони бессильно застонал. 10. Провожать Фантастическую Четверку, которая на следующий день оповестила остатки команды Мстителей о неотложных делах и собиралась возвращаться на привычное место, приковылял даже Клинт. Несмотря на незавидное состояние, он по-прежнему оставался самым жизнерадостным и непотопляемым обитателем особняка, о чем свидетельствовали его широкая улыбка и отличное настроение. Даже на костылях Бартон умудрялся выглядеть внушительно, и Бен, нашедший в нем родственную душу, долго, с чувством тряс загипсованную руку, прежде чем сесть в самолет и замкнуться в себе. Сью и Рид попрощались и поблагодарили за гостеприимство более сдержанно, а вот прощание с Джонни затянулось. Сначала он присвистнул, критично оглядев порядком помятого Тони. Потом похабно подмигнул Стиву и с надуманным безразличием сообщил: — Наверное, я даже не буду спрашивать про фондю. — Про фондю? — тут же вклинился Бартон. — О чем это он? Роджерс сдержал смех и чинно пожал протянутую руку. Факел принял крайне довольный вид: очевидно, радовался, что в этом доме ему наконец-то оказали честь, не побоявшись обжечься. После чего он полсекунды поколебался, все-таки бросился Стиву на шею, крепко обнял и пожаловался: — Вечно я выступаю в роли семейного психолога, а кто бы мне за это заплатил? Одним «спасибо» сыт не будешь! — Я вышлю тебе чек на сто долларов, — проникновенно пообещал Тони, — в качестве платы за твои… услуги. Шторм скорчил смешную рожу и отступил на шаг назад. — Ты его крепко держи, — сурово завещал он Стиву. — Когда еще найдешь миллиардера, согласного исполнять все твои прихоти? А ты, — обратился к Тони, — вспомни как-нибудь о моем существовании. Я к вам с радостью присоединюсь. — Как скажешь, мамочка, — насмешливо откликнулся Старк и подавил желание отвесить ему пинок. Наверное, несмотря ни на что, Джонни заслуживал благодарности. Он внес разнообразие в спокойный быт обитателей поместья и уже одним своим присутствием разбавил упаднические настроения, а еще испытал новую противопожарную систему и устроил мимоходом две личные жизни. Но пусть убитые нервные клетки будут засранцу благодарностью, мстительно решил Тони и сладко улыбнулся, глядя Факелу в бесстыжие глаза. Тот чуть заметно прищурился и направился к краю крыши. Теплые лучи заходящего солнца с видимым удовольствием облизывали его статный силуэт, обтянутый эластичной тканью, скользили по широким плечам и стекали по спине вниз. Джонни шел не очень медленно, но неторопливо, как будто позволял полюбоваться собой; Тони — теперь уже без зазрений совести — окинул оценивающим взглядом его задницу и одобрительно покачал головой. Стив в ответ на это кашлянул, скрестил на груди руки, но ничего не сказал — только смотрел вслед удаляющейся фигуре, которая чинной поступью достигла края крыши, обтекаемая сиянием заходящего солнца, показательно потянулась, привстав на носочки, чуть наклонилась, выглянула и осмотрелась по сторонам, точно оценивала погодные условия для полета. — Показушник, — презрительно фыркнул Тони. Фигура как будто услышала. Джонни развернулся к провожающим лицом, улыбнулся, отсалютовал рукой и тут же приставил к щеке кулак с оттопыренными большим пальцем и мизинцем, означающий «позвони мне». Бартон с чувством помахал костылем и разве что не прослезился, брови Стива поползли вверх, хотя он остался на нейтральной стороне, а на плечах Факела заплясал радостный огонек, который тут же перекинулся на все тело, окружил его плотным коконом и поднял в воздух. Шторм ворвался в их жизнь десятью баллами по шкале Бофорта, а теперь уходил безмятежным штилем, восторженным, беспечным и по-детски непосредственным. Тони в который раз удивился моментальному перевоплощению, но не стал забивать голову лишней ерундой. В конце концов, своего он добился, так какая теперь разница? Факел сделал изящный реверанс, плавно перешедший в мертвую петлю, и прямо по воздуху начертил гигантских размеров четверку, сотканную из языков пламени. А Тони не стерпел и показал ему средний палец.