Кукла

      Люди словно куклы. И хоть они вид разумный, стоит им вступить в отношения, коим можно считать и дружбу, они становятся игрушкой в руках хозяина. Как говорят в мире психологов и других специалистов, работающих с головой, по треугольнику Карпмана, они становятся жертвой.       Когда игрушка только попадает в руки к хозяину она новая, красивая и совершенная. Еще никем не запятнана. Все части тела на месте, а пластиковая кожа, гладкая и порой по цвету напоминает настоящий фарфор.       Тот, у кого она в руках, восхищается ею, в его глазах сверкают искорки счастья от покупки или же подарка. В голове крутятся десятки вариантов историй, в которые он после будет играть. Романтичные, добрые, счастливые, драматичные, горькие, злые, все они обязательно будут проиграны хозяином. Добро перекликается со злом, один спасает другого или они вместе с самого рождения, все эти ветки историй обязательно найдут свое место в сердце хозяина, заполняя серые будни. И большинство из них будут иметь счастливый конец, радуя владельца до слез радости и счастливой улыбки во все зубы. Над печальными концовками он прольет слезы или закроется в себе. Потому что грустно, печально и больно, где‒то внутри.       Но после обязательно пройдет время, идеи для историй закончатся, да и сама кукла потеряет свой некогда прекрасный вид. Она уже не так будет радовать глаза. Потому что приелась. Когда‒то прекрасная, словно фарфор, кожа, замарается фломастерами, обязательно найдутся пятна от шоколада, да и её структура потерпит сильные изменения, перестанет быть такой гладкой, а под лучами солнца потеряет свой первоначальный цвет. Глаза могут и вовсе отсутствовать, части тела порой станут выпадать из паз, сделанных на заводе, а некогда ластящиеся волосы и вовсе превратятся в большой комок.       Смотря на нее возникает лишь желание чего‒то нового. Более современной версии или коллекционного издания. Но все равно продолжаешь с ней играть, потому что привык, потому что жаль её бросать и сразу бежать к другой. Продолжаешь держать ее в руках, но чувствуешь будто это уже не твоё.       Проходит время, и кто‒то вновь дарит тебе новую куклу, или со слезами на глазах выпрашиваешь ее. Приходишь домой, сжимая в руках коробку и держа небольшой пакетик с новой одежкой и глаза натыкаются на ту, предыдущую. Смотришь на неё, вздыхаешь, но убираешь ее в шкаф, подальше от глаз. Но порой, не выдерживаешь боль в сердце, и ставишь ее на полку в качестве украшения или же напоминания.       Потому что, вырастая, в большинстве случаев забывается, что было в детстве. Исчезают воспоминания, когда днями на пролет был занят лишь вымышленными историями, как жизнь была беззаботна. А все взрослые проблемы казались лишь мифом. Будто взрослые все это придумали, потому что не могли сесть и так же поиграть с игрушками. Будто бы они завидовали детям.       И глядя на куклу в голове начинают всплывать кадры воспоминаний. Потому что связаны с добрыми и сильными эмоциями поэтому они и запомнились. Эмоциональная память, как принято сейчас называть. Но тогда это было просто детство.       Кадры появляются друг за другом, застываешь на месте, и в груди что‒то начинает шевелится. Хоть это и всего лишь игрушка, неживое существо. Но именно она была рядом с тобой. Дарила успокоение в трудные минуты. Была тебе другом и собеседником, хоть и не могла дать ответ. Но разговаривая с ней приходил к выводам, понятным только тебе. И на это у психологов тоже есть ответ. Только ты этого не знал. Просто общался с другом и высказывал все свои проблемы и страхи.       И вырастая порой понимаешь, что именно эта кукла подарила тебе внутренне равновесие хоть ты и был мал для понимания своего внутреннего мира. Но сейчас ты не можешь уже быть рядом с ней постоянно. В жизни появились люди, заменившие ее, с которыми сейчас создаешь новые воспоминания.       Именно поэтому проще мимо пройти и порой даже не бросив и взгляда. Потому что не хочется тратить теперь такое драгоценное время что бы поностальгировать. Да и поздно уже для того, чтобы придаваться воспоминаниям, что когда‒то с ней ты был более счастлив чем есть сейчас. Что она знает больше, чем люди вокруг.       Именно так думал Юнги. Треть своей жизни он постоянно сравнивал себя и других людей с куклами. И хоть само понятие «кукла» вызывает в людях ассоциации с барби, а это, как известно практически всему человечеству, неизменно связано с женским полом. Но Юнги всегда подразумевал не только их, но и парней, что играют с машинками, или трансформерами. В простонародье зовется игрушками, но само слово «кукла» для Мина звучало более приятно. Ласкало слух будто прохладная жидкость на обожжённые от солнца участки кожи.       И сейчас он наконец ощущает себя той самой куклой, которой поигрались и забросили в пакет с другими игрушками, а после просто оставили в самом дальнем углу темного шкафа. Там куда никогда не попадает теплый воздух из комнаты. Где стены и пол вечно холодные, а в углу тихо поживает старый паук, что вот‒вот покинет этот мир из‒за отсутствия пропитания и социума.       Юнги не считает, что стал тем самым экземпляром, который оставили стоять на полке. Нет. Уж слишком остро он ощущает ту темноту и пустоту вокруг себя. Он уже прошел эти пресловутые пять стадий принятия. Но даже так, в его душе все же теплится ошметки надежды на то, что может однажды его достанут из темного пространства. Отряхнут от пылинок, нежно проведут рукой по коже, может быть улыбнуться, а после отдадут нуждающимся. Мин не думает, что достоин того, чтобы стоять на полке.       Но ничего из этого не происходит. Никто к нему не приходит и даже не говорит о нем.       Он так и остается запертым в шкафу. В темном и пропитанном холодом и одиночеством.       Просто наблюдает за тем, как человек, которому долгое время принадлежало тело и сердце Юнги, просто не обращает на него внимание. Будто он и вовсе не существует в этом пространстве и времени.       Юнги кажется немного забавным, что они так часто встречаются. Сеул расположился на несколько десятков тысяч гектар, но они все равно продолжают встречать друг друга в самых неожиданных местах. Будто сами богини судьбы отвернулись от старой куклы. Но как бы часто они не встречались каждый раз Чимин отводил взгляд. Будто мир в мгновения их встречи взглядом становился гораздо интересней и фантастичней.       И Юнги мог бы сказать, что ничего уже не болит, но внутри все еще что‒то шевелится. Отдает малым теплом посреди грудины. Немного скребется, создавая дискомфорт. Но уже не так как было раньше. Он смотрит на Чимина и больше не видит в нем смысла своего существования. Не видит того, кто занимал все его свободное время и место в его жизни.       Он видит лишь обычного человека в рассвете сил с молодым парнем. Они сидят рядом друг с другом перешептываясь и тихо смеясь.       Юнги полностью свыкся с мыслью что для Чимина он стал именно той самой игрушкой, когда‒то брошенной им самим в шкаф и отныне забытая на всю оставшуюся жизнь. Он может так судить, хотя кто‒то и может возразить, что кто он такой, чтобы решать за других. Мин лучше других знал мировоззрение некогда любимого человека. Они сошлись благодаря ему. Поэтому Юнги с уверенностью заявляет для себя что стал тем, в ком больше не нуждаются. Тем, кого использовали и бросили, найдя замену.       Сейчас Юнги вспоминает как одно время звонил и писал ему. Даже приходил к его квартире. Пытался придумать как все вернуть назад. И сейчас он может сказать, что делал всё лишь для того, чтобы его не бросили в темноту, которой он так страшится. Он был согласен стоять на полке, и получать не самые добрые взгляды от владельца. Ему было бы этого достаточно. Но видимо он стал слишком сломан и неинтересен, дабы выставлять его на публику и поддерживать дружескую связь. Хоть Юнги и пытался найти причину в себе, почему все так произошло, все чаще его сознание приводило его к тому, что во всей это боли виноват сам Чимин. Была ли это защита для Юнги или же это была действительность, Мин так и не смог понять. Да и со временем желание дойти до истины уменьшалось в арифметической последовательности.       Юнги не раз переживал всю их совместную жизнь. Каждый раз подмечая для себя новые детали, ранее не замеченные им. Какой‒то частью своего «Я» Юнги понимал, что окончательно доломал его сам Чимин.       Даже до встречи с ним Юнги никогда не был нормален, всегда чем‒то отличался. Он помнил как всегда был готов прийти к каждому на выручку, порой в ущерб себе. Понимал, что это странно и неправильно, потому что люди вокруг него не спешили ему помочь, когда он нуждался. Понимал, но ничего не мог с этим поделать. Стоило ему только отказаться от помощи, как сердцебиение подскакивало, он начинал чаще дышать и было тревожно. И немного стыдно. Поэтому каждый раз бежал сломя голову, откладывая свои дела на потом, лишь бы оказать помощь нуждающимся.       В его памяти все еще хранится тот осенний день, когда на небе светило яркое солнце даря тепло жителям большого города. Теплые дни были последней радостью перед холодными и серыми буднями. Юнги прогуливался тогда по парку. Учебный день был окончен, и он с какой-то легкой эйфорией на душе возвращался домой, чтобы поскорей принять душ и устроиться за ноутбуком, пересматривая любимый сериал.       Он не сразу заметил парня, что буквально лежал на спинке скамьи. Но стоило только обратить на него внимание, и он уже не смог отвести от него взгляда. Белоснежные волосы были далеко не в порядке, глаза закрыты и грудь не поднималась. Будто он не дышал. Юнги долго всматривался в него пока наконец не уловил мимолетное движение грудной клетки. Выдохнул расслаблено, радуясь, что парень жив. И был уже готов пройти мимо пока не заметил слезы, что малым ручейком текли из его закрытых глаз. Не помня зачем и почему Юнги подошел к нему и рядом сел. Ничего не говорил, а просто ждал. Он помнил, как спустя несколько минут парень открыл глаза и немного дернулся от неожиданных движений сбоку. Повернул свое лицо, что было высечено будто из мрамора, и нахмурился. Не говоря ни слова Юнги просто предложил еще не раскрытую бутылку воды и остался ждать. Наблюдал как парень небольшими глотками поглощает прохладительную жидкость.       Он практически встал со скамьи, когда ощутил пальцы на своем запястье. Тогда этот жест показался Юнги забавным, будто они сейчас являются персонажами ни чем не примечательной романтической дорамы. От сравнения губы сами растянулись в легкой усмешке, а парень на против улыбнулся.       Тогда они и познакомились. Юнги весь вечер продолжал сравнивать их встречу с дорамой, о чем позже рассказал парню по имени Пак Чимин и уже вместе они легко смеялись со всей этой ситуации. Все казалось банально до невозможности. Чимина бросила девушка, изменив ему с подругой, и он просто не смог в это поверить. Уж слишком долго они встречались и имели стабильные отношения.       Не придавая большого значения, они просто обменялись номерами телефона и начали списываться в свободное время. Неожиданно для самих себя поняли, что во многом они схожи. Будто должны были с самого детства стать друзьями, чтобы всегда быть рядом и поддерживать друг друга.       Сейчас Юнги мог бы назвать это началом конца. Но тогда это казалось началом его новой, долгой и счастливой жизни.       Особенно после того, как однажды Чимин его пригласил на свидание. Это было не первое свидание в жизни Мин Юнги, но именно оно стало самым запоминающимся. Ничего необычного не было. Они просто прогулялись по тому самому парку, в котором впервые встретились. Оба ощущали, что теперь это их место.       Очень медленно. Небольшими шажками, но Чимин смог отучить его от помощи другим во вред себе. С каждым новым свиданием, и с каждым часом проведенным за разговором, они больше узнавали друг о друге, находя точки соприкосновения их жизней. Открывались друг другу и порой казалось, что они части одного целого, ранее разделённого по неизвестным им причинам. Так думал Юнги. И сейчас кажется, что считал так только сам Юнги.       В какой‒то момент их отношений они стали жить вместе. И снова все прошло будто по сценарию дешевой мелодрамы. Чимина выгнали из квартиры, которую он снимал на протяжении нескольких лет вместе с девушкой. И когда друзья для ночлега закончились только тогда он сообщил об этом Юнги и попросил того о помощи.       И Юнги не осмелился бы сказать, что жили без ссор и небольших перепалок. Бытовуха никого не щадит. Но они разговаривали. Юнги настаивал. Каждый раз переступая через себя шел к Паку, пока тот отсиживался на балконе играя или переписываясь.       А после их жизнь завертелась с новой силой. Будто открылось какое‒то дополнительное дыхание. Начали снимать более новую и современную квартиру. Окончили университет, устроились на работу и поженились. Все шло так хорошо и казалось бы вот она идиллия.       Но устоявшиеся отношения в какой‒то момент начали рушиться будто карточный домик. Хоть он и имел крепкое и надежное основание, но порыв ветра, сильнее чем способна выдержать конструкция, начинает его разрушать. Единственной особенностью стало, что этот порыв позволил домику рушиться медленно, постепенно. Разрушая одно, что потом за собой провоцировало разрушение другой части домика.       А еще возникало ощущение барьера. Какой‒то стены, что начинала строиться меж ними. И Юнги мог бы списать это на паранойю и продолжать жить так, будто ничего этого не было. Если бы только главное их правило, не перестало действовать. Соглашение о том, что в любой ситуации, что причиняет кому‒то из них боль, они разговаривают.       Все началось с банальной вещи, вновь как в дорамах, Чимин просто стал не сразу отвечать на сообщения от Мина. И Юнги понимал, что на работе не часто выдается свободная минутка, для ответа. Только это не так бросилось бы в глаза, если бы ранее Чимин плевать хотел на работу и отвечал практически молниеносно.       На все вопросы Мина он просто отнекивался завалом на работе. А когда Юнги предлагал помощь, что стоит Чимину только попросить и Мин готов бросить все и примчаться, Чимин напомнил ему о том, что такими действиями Юнги возвращается к себе прежнему, что Паку очень не нравится.       А дальше Чимин перестал приходить к ужину. И тогда для Юнги наступали тяжелые часы в одиночестве. Потому что он всегда переносил его с большим трудом. В особенности ужины. Невыносимо тяжело было поглощать еду смотря в пустоту напротив себя, где всегда кто‒то сидел. Сначала это была матушка, позже сестра, а в последние несколько лет был Чимин. А после того, как Пак сказал, что теперь каждый день после работы будет ужинать с коллегами Юнги и вовсе перестал есть вечером.       Чимин тогда сказал, что чем чаще он будет общаться с товарищами по работе тем больше шанс того, что в скором времени его повысят. Тогда Юнги лишь улыбнулся и сказал, что все понимает, внутри уже переживая за будущие вечера и ночи.       Теперь Чимин стал возвращаться, когда Юнги уже спал беспокойным сном или ждал Пака на диване в гостиной. И в такие вечера немного, но они проводили время вместе. Смотря телевизор и обсуждая героев сериала. Такие моменты вновь стали очень ценны для Мина и он бережно хранил их в своей памяти, забывая о том, что было днем ранее, будто ограждал себя стеной что закрывала доступ к грустным событиям в их отношениях.       А после, Юнги будто физически стал ощущать тот барьер, что постепенно превращался в кирпичную стену между ними. Кирпичиком за кирпичик она строилась, окончательно отдаляя их друг от друга. Совместные вечерние часы, проведенные на диване, совсем перестали происходить. А их утренние встречи сократились до пары раз в неделю. И Юнги даже перестал надеяться, что как только наступит выходные они вместе выберутся куда‒нибудь и устроят себе свидание. Потому что выходные не наступали. Вернее от них отказывался Чимин, вновь оставляя Юнги одного в их просторной квартире с видом на бизнес центры Сеула.       Постепенно стена выстроилась полностью. И они окончательно перестали видеться в собственной квартире. А диалог в Какао стал похож на плохой анекдот. Юнги спрашивал о том в порядке ли Чимин, а тот отписывался краткими ответами, редко спрашивая что‒либо в ответ. Иногда Юнги присылал список продуктов, что потом он снова выбросит, потому что испортились, а Чимин следовал ему и вновь ничего не спрашивая.       Но все мы люди, способные чувствовать, думать и говорить. Так и Юнги решил вновь попытать счастье и заговорить с Чимином, когда поймал того после рабочего дня и посиделок с коллегами. Но говорил он в стену. Потому что в ответ Чимин молчал, отводил взгляд и тихо вздыхал, будто ждал, когда запал в Юнги иссякнет. Последней каплей для тихого разговора стали уведомления, что неустанно прерывали речь Юнги и отвлекая Чимина проснувшимся, от спящего режима, экраном. И тогда Мин закричал в полную силу, что никогда не делал ранее. Голос обрывался на половине слова, но он набирал больше воздуха в грудь и продолжал, высказывал все что накопилось за долгое время в его душе. Все то, что тревожило его в их отношениях и о том, что ему до ужаса больно.       Так больно, что эта боль ощущается физически. Будто раскаленным ножом по сердцу проводят, разделяя его на две части. И тогда Чимин неожиданно отреагировал. Юнги показалось что тот наконец объяснит все и сделает к нему на встречу шаг. Возьмет кувалду и замахнется над крепкой стеной что выстроилась меж ними. Но нет. Он лишь начал устанавливать подпорки для неё. Смотрел на Юнги так, будто пытался запомнить. Внимательно, осмотрел каждый миллиметр его лица и глубоко вздохнул закрыв глаза.       «Будто сейчас расплачется» ‒ так подумал тогда Юнги, никак не ожидая, что спустя еще несколько секунд после промелькнувшей мысли, Чимин снова взглянет на него и ничего не сказав покинет их квартиру.       Звук захлопывающей двери пробудил Юнги от транса. Он вздрогнул и с пустым взглядом уставился на стену. Ему понадобилось несколько минут, прежде чем осознать, что произошло. Он не помнил, как дошел до кровати, но в его сознании четко остался образ пустой половины кровати и невесомый запах одеколона, что так любил Чимин и которые Юнги дарил ему каждый раз, как только видел, что они заканчивались.       Проходили дни, а Чимин всё так же не возвращался домой. Ощущение, что его бросили твердо засело в нем, но надежда до сих пор оставалась. Именно ее он так люто ненавидел в себе. Она не позволяла полностью расслабиться и принять всю ситуации целиком. И даже когда он полностью опустил руки позволяя одиночеству и темноте окутать себя словно кокон, эта надежда давала ему силы на то, чтобы вновь набрать номер любимого человека. Но сколько бы он не звонил, не писал и не кричал в автоответчик, в ответ он получал лишь тишину. Он умолял ему ответить, срывал голос и сдирал кожу на костяшках пальцев, пытаясь пробиться сквозь стену, а в ответ все так же ничего не слышал.       Окутавший его кокон не позволял мыслить здраво. Не предоставлял доступ к свету. Позволил очнуться лишь при звуке вводимого кода. Он слышал, как открылась дверь и кто‒то зашел. В тот момент Юнги впервые обрадовался, что более близких людей у него нет. Код от двери знали лишь двое. Одна из них сейчас даже не в Корее, а другого он ждал все это время. Слышит, как Чимин заходить в дом и первым делом идет на кухню. Юнги не нужно идти и проверять, он и так знает, что сейчас Пак нальет себе стакан прохладной воды и выпьет залпом, а потом будет мучиться от першения в горле. И это знание сейчас хоть немного, но успокаивает.       Чимин не смотрит на него, когда заходит в их спальню, проходит мимо лежащего на кровати Юнги. Берет домашние вещи, а после идет прямиком в ванну. И Юнги в этот момент кажется, что наступил тот самый момент, когда они наконец смогут поговорить. Но он вновь ошибается.       Чимин ложиться спать на диване в гостиной, и даже не желает спокойной ночи, не целует в макушку, как это было раньше. И Юнги снова больно. Будто под гипнозом он идет в ванную и разбирает бритвенный станок. Не руководит своими действиями, а его реакции и вовсе будто отключились и поэтому он позволяет нескольким стеклянным пузырькам упасть на прохладный кафельный пол разбиваясь на маленькие кусочки и позволяя содержимому расплескаться кляксами по светлому полу. Его не волнует шум, что он создает. И почему‒то он совсем не переживает, что в любой момент в ванну может ворваться Чимин.       Он буквально падает на пол и облокачивается на душевую кабину, позволяя прохладе проникнуть под футболку и вызвать мурашки. В тот момент ему кажется, что он делает все правильно. Думает, что его действия совершенно не похожи на действия безумца. Он просто слишком любит Чимина и слишком к нему привязан что бы так быстро отпустить. Думает, что может таким способом но заставит его сказать хоть слово. Именно поэтому он с такой легкостью подносит лезвия к венам на запястье. Он не ел нормально несколько дней. Лишь изредка выпивал стакан воды. И теперь вены выпирают еще сильнее, чем ранее. Смотрит на них и вспоминает моменты, когда нежные пальцы Чимина ласково гладили его запястье очерчивая выступающие вены. Рука с лезвие слегка подрагивает и Юнги кажется, что пластина металла вот-вот выскользнет из его ослабевших пальцев. Он резко выдыхает, а после набирает как можно больше воздуха в грудь, будто готовится к прыжку в воду, и решительно проводит острым концом лезвия поперек руки. Больно. Горячо и сильно жжет. Он шипит, позволяя воздуху выйти наружу. Делает еще один глубокий вдох и снова наносит разрез на запястье. Еще один глубокий вдох и на его руке теперь пять разрезов. Ровные, красные и может быть немного эстетичные. Но как кажется Юнги в тот момент не такие глубокие. Не такие как раны на его сердце.       Он не замечает, как дверь в ванну открывается. Не слышит, как Чимин зовет его по имени. Не чувствует как руки Чимина обхватывают его запястья и разводят как можно дальше друг от друга. Юнги смотрит лишь на свою руку и понимает, что ошибся. Он сам нанес на себя доказательство того, что является слабым и хрупким. Своими же руками сам дал повод Чимину, что бы окончательно закончить их отношения.       Просыпается он уже в больничной палате. Один. И если задержать дыхание, то можно услышать, как капает физраствор в капельнице. Юнги понимал почему он здесь оказался. И был не против рассказать об этом местному врачу. Благо врач попался хороший и не стал принудительно проходить лечение.       Он провел в госпитале несколько дней, позволяя организму отдохнуть и набраться сил. И к сожалению, без успокоительных и снотворных это было невозможно. И все это время он надеялся лишь на посещение одного единственного человека. И каждый раз, как только он слышал, что к палате кто‒то подошел, его сердце немного ускоряло свой темп, а дыхание замирало. Он смотрел на дверь до тех пор, пока в нее не заходил врач или новый пациент. И тогда становилось грустно и больно.       Даже когда он в одиночестве возвращался в квартиру надежда в его груди шептала, что там его ждет Чимин. Наверняка тот расплачется, как только Юнги переступит порог их дома и долго будет молить о прощении стоя на коленях. Но вернулся он в пустую квартиру. А надежда внутри него сдохла, будто тараканы от дихлофоса.       Не осталось ничего, что могло бы напоминать о том, что когда‒то в этой квартире жили двое молодых людей, что до безумия любили друг друга.       Все совместные фотографии с полок Юнги обнаружил в мусорном ведре. Чимин не оставил ему ничего, что могло бы напоминать Юнги о нем. Даже футболку, в которой последнее время спал Юнги, он забрал.       От рассматривания теперь пустых стен, на которых раньше висели их совместные фото, его отвлекает звук пришедшего на телефон сообщения. Он уже не верит в добрые новости. И поэтому, когда он читает лишь пару строк от Чимина, он не чувствует ничего. Будто стал пустым сосудом.       «Квартира оплачена до конца года. Давай дальше двигаться в жизни по отдельности. Прощай.»       Ни смайлика, ни намёка на что‒то доброе. Юнги ничего не ощущает от нескольких строк, как это было раньше. Он смотрит на них и не сразу понимает смысл написанного.       Проходит несколько секунд прежде чем до него доходит, что он прочитал. И почему‒то Юнги чувствует себя шлюхой. Будто этим Чимин хочет откупиться от него. Отплатить за то, что Юнги помог ему, подарил счастливые мгновения. А еще чувствует, что его, такого сломанного и теперь ненужного, закидывают в мешок к другим старым игрушкам и вот‒вот поставят в шкаф. А пока что он валяется где‒то в углу комнаты.       Внезапно его накрывает волной гнева. Не замечая он начинает орать в голос, а глазами ищет что бы кинуть со всей силы прямо в стену. Вспоминает что втайне от Чимина готовил тому сюрприз на их годовщину. Несется в комнату попутно задевая углы и оставляя на себе синяки. Опускается на колени и со всей силы выдергивает коробку из под кровати.       Открывая ее, резко вываливает стопку их совместных фотографий, что он еще не успел оформить в альбом. И особо не всматриваясь со всей силы начинает их рвать. Руки практически прижаты к груди, потому что сил не хватает разорвать несколько листов на весу. Не замечает, как целые фотографии выпадают из его рук и опадают на пол будто желтые листья осыпаются осенью с деревьев.       Не контролируя свои действия, он рвет фотографии одной за другой распространяя по некогда полной комнате звуки разрывающих волокон бумаги, которым сейчас тоже больно. Как и Юнги. Слезы ручьем стекают по его щекам, застилая глаза.       Выдыхается, когда больше не находит целых фотографий и с каким‒то облегченным вздохом опирается на кровать. Смотрит на обрывки изображений и сравнивает их с конфетти, что запускали их знакомые, когда они только расписались. Он хотел бы улыбнуться от такого сравнения, но оно слишком болезненное.       Он долго смотрит в их бежевый потолок, не замечая, как за окном ночь наступает. Люди давно покинули свои рабочие места и наверняка уже дома ужинают вместе с семьёй. Вновь осматривает пол натыкаясь взглядом за уголок фото под тумбочкой. Тянется к ней и достаёт уцелевшую фотографию. Одну среди множества.       Она небольшая. Одна из двух, что выдала им фотобудка. Он смотрит на нее и вспоминает, что тогда это было их пятое свидание. Тот вечер был волшебный. Они оба наконец признались в чувствах друг к другу. И хоть ранее они уже обнимались и даже целовались, в тот вечер все эти действия стали особенными.       Он оглаживает пальцем поверхность, хотя, конечно, больше задевая счастливого Чимина, что улыбается так ярко отчего его глаза, превратились в маленькие щелочки. И не понимает, когда все пошлой не так.       Юнги желал получить хотя бы намек на то, почему все так произошло. Он хотел бы знать ответ, в каком моменте их жизни он поступил неверно. Думает о том, что наверно все началось тогда, когда Юнги оставил Чимина одного на встрече одноклассников, где ему было некомфортно среди незнакомых людей, и даже общество Чимина не помогало. И Юнги не ушел тогда, если бы Чимин попросил остаться. Но тогда он лишь поинтересовался все ли хорошо и отпустил его.       Или может быть стена начала строиться тогда, когда Юнги улетел с друзьями на Чеджудо, оставляя Пака одного в их огромной квартире. И вновь Юнги бы не отправился в небольшое путешествие если бы не знал, что Чимин собирался посидеть со своими друзьями.       А может идиллия между ними стала разрушаться в момент, когда Юнги впервые сильно обиделся на Чимина и не позволял тому к себе прикоснуться в течении нескольких дней. И если бы это было так, то Мин готов стать первым испытуемым для машины времени, что бы вернуться и исправить свои ошибки. И его совершенно не волнует о том, что стоит ему вернуться в прошлое и что‒то изменить это будет уже другая вселенная, а не та которая есть сейчас. Но может там они бы сейчас вместе сидели на диване, пили их любимый капучино и пересматривали сериал, который они знают уже наизусть. Ему все равно на всякие теории о других вселенных, лишь бы вернуться и исправить свои ошибки.       Юнги не замечает как проходит неделя. Он потерялся в днях недели и числах. Слабо ощущает, что его организм требует энергии. Но даже если бы и очень сильно хотел есть, то не смог бы и кусок в горло засунуть. Его сил хватает лишь раз в несколько дней дойти до кухни и выпить пару стаканов воды, прежде чем пред глазами возникает образ Чимина и слезы начинают течь по щекам.       Понимает, что ничего не вечно и однажды это закончится. Что нужно еще немного подождать и тогда боль уйдет. А рана на сердце просто немного зарастет, перекрываясь новыми эмоциями и событиями. И хоть она порой и будет немного саднить уже будет не так больно.       А пока он просто ждет, позволяя себе полностью окунуться в омут апатии и безразличия. Набирается сил для последнего рывка в виде заявления на развод.       Юнги вытаскивают из дома буквально за руки. Он не помнит, как это получилось сделать у его старшей сестры. Но думается, что она сделала это в правильный момент. Он ощущает тепло от солнца и почему‒то ему кажется, что это лишь мираж. Ведь такое невозможно, чтобы кукла из фарфора ощущала тепло не от рук человека.       Он слышит, как сестра что‒то говорит, пытаясь заполнить тишину вокруг них и пустоту внутри Юнги. Но как бы она не старалась, он не понимает её. В его голове вакуум. Не чувствует, что они куда‒то идут. Будто тело Юнги перестало принадлежать ему. Не ощущает как в какой‒то момент, ноги подгибаются, а сам он теряет сознание.       Он вновь просыпается в госпитале. Смотрит несколько секунд в потолок пытаясь прийти в себя и полностью понять, что произошло. От раздумий отвлекает шорох сбоку и смотря туда, Юнги кажется, что рассудок решил полностью покинуть его. Потому что рядом с окном он отчетливо видит знакомый силуэт. На него прямо смотрит Чимин. Его Чимин. Или был, когда‒то его       Юнги тянет к нему руку, чтобы дотронуться. Убедиться, что это не игры его сознания. Что Чимин реален. Состоит из плоти и крови и стоит прямо перед ним.       Чимин делает к нему на встречу шаг и Юнги надеется, что его руку сейчас нежно обхватят, а потом подарят легкий поцелуй в костяшки пальцев, как это было раньше, в моменты, когда сидели прижавшись друг к другу, словно воробьи во время ливня, ищущие тепло.       Но в ответ получает лишь несколько листов бумаги.       «Видимо, я опоздал» ‒ проносится в мыслях Юнги и хочется улыбнуться, а потом засмеяться в голос. Чимин всегда делал то, о чем только успел подумать Юнги.       Он смотрит на них, пытается вникнуть в суть множества строк. Понимает, что нужно прочесть, а после поставить роспись на последней странице, но сил не находит что бы перевернуть листы. Смотрит на них и пытается заглянуть в будущее, чтобы узнать, как он дальше жить будет без него. Возможно, это глупо, учитывая, что несколько дней назад он осознал, что просто нужно время и он сможет двигаться дальше.       Но сейчас он смотрит на лицо, что знает до последнего миллиметра, и не понимает сколько должно пройти времени, чтобы он наконец смог вздохнуть полной грудью.       Глядя на листы перед ним в голове полностью бетонируется мысль о том, что это конец.       Чимин вновь появился в жизни Юнги лишь для того, чтобы окончательно забросить его в дальний угол шкафа.       Дрожащими руками он перелистывает к последней странице и берет в руки ручку, чтобы наконец официально закончить их отношения. Слезы застилают глаза. Юнги пытается их сморгнуть, но выходит, честно говоря, дерьмово.       Он смотрит на свою большую и размашистую роспись, что еле как уместилась на маленькой строчке, а в голове всплывают воспоминания о том как Чимин делал ему предложение. Он стоял на одном колене среди лавандового поля. Тогда они оба плакали от счастья.       Вспоминает как волнительно было покупать билеты на самолет в Нью‒Йорк, а после идти, держась за руки, в зал бракосочетаний. Помнит, как друзья обнимали их и утверждали, что вовсе не плакали, что это просто воздух в помещении сухой не по нормам.       На все его всхлипывания и слезы, Чимин не проронил ни слова. Он просто ждал, когда Юнги наконец протянет ему документы, чтобы после уйти и больше никогда не возвращаться.       Чимин уходит тихо. Лишь звук его шагов и шмыганья носом Юнги, разносятся по палате. Он вновь ничего не говорит. А Юнги смотрит на его крепкую спину и почему‒то надеется, что тот сейчас развернется и подарит ему прощальный поцелуй в лоб, как это делал каждый раз перед уходом на работу.       От него остается лишь легкий шлейф от духов, которые Юнги ему не дарил, каждый раз, когда заканчивался флакон. Они резкие и горькие. Чужие.       Даже сейчас, спустя полгода он ощущает тот запах, что оставил после себя Чимин в его палате. Он долго еще заполнял помещение собой, не давая Юнги расслабиться и наконец заснуть.       Сегодня он вновь сидит в их некогда любимом кафе, где капучино самый сладкий и пирожные самые мягкие. Сидит и смотрит на того, кто раньше занимал все его мысли. И сейчас у этого человека есть тот, о ком он заботиться и которого любит.       «А умеет ли он любить? Любил ли он вообще меня?» ‒ вопросы мельком проскальзывают в голове Мина. Он хмурится, вновь пытаясь ответить на них. И не понимает почему слезы по щекам литься начинают. Хмурится, стирая пальцами их и оставляя влажный след на коже. А после достаёт их совместную фотографию. Та, что сохранилась.       Вновь обводит пальцами его лицо и почему‒то улыбается. Нежно и легко. Держит ее в руках, не замечая что на него внимательно смотрят.       Слегка сжимает пальцами фото, а потом резко выдыхает, позволяя глазам закрыться, а слезам закончить свой путь на его футболке.       Открывает глаза и с легкостью начинает рвать фото на мелкие кусочки. Так, чтобы не было понятно кто на нём изображен. Уничтожает последнее напоминание о том, что он когда‒то встречался с Пак Чимином, а внутри будто что‒то замирает. Дышать становится легче.       Вновь слегка улыбается, а после выдыхает, складывая мелкие кусочки бумаги под чашку. ‒ Прошу прощения. Можно к вам подсесть?       Юнги слегка вздрагивает, а после переводит свой взгляд на человека напротив. Пытается осознать смысл сказанных слов, и спустя несколько секунд кивает, вызывая улыбку у незнакомца.       «Яркий» ‒ успевает подумать Юнги, прежде чем парень напротив протягивает свою руку. ‒ Чон Хосок       Юнги не любит прикосновение малознакомых людей, но почему‒то руку ему протягивает. ‒ Мин Юнги.       Отпивает свой чай с ромашкой, глядя на то, как новый знакомый с какой‒то радостью в глазах отламывает кусочек наполеона.       Смотря на него, Мин ощущает как легкое тепло касается его кожи. Кто‒то приоткрыл шкаф, впуская свежий и теплый воздух. Кажется, будто сейчас туда кто‒то заглянет что бы после, осмотря весь хлам, вновь закрыть старые дверцы.       Юнги не замечает, как Хосок вновь ему что‒то говорит. А тот будто и не против, на просьбу Юнги, вновь повторить свои слова.       Интересуется местный ли Юнги и где учится. И последнее почему‒то улыбку вызывает. Делает вид будто поперхнулся, чтобы руками закрыть губы что так и норовят расползтись в широкой улыбке. В шкаф кто‒то заглядывает.       Юнги кратко отвечает на вопросы парня напротив. А тот будто и не замечает холодность и отстранённость своего соседа по столику. Не ждет, когда Мин спросит, что‒либо у него в ответ. С легкостью начинает рассказывать о себе, позволяя Юнги насладиться тембром голоса.       Юнги не был куклой, которою оставили стоять на полке, что бы иногда проходить мимо неё, улыбаться и дарить ей внимание. Он стал той самой куклой навсегда заброшенной в темный и холодный шкаф.       Но сейчас, глядя на человека напротив, он понимает, что все же кто‒то заглянул в старый и потрепанный временем шкаф. Медленно и аккуратно, будто боясь сломать, его достают из темного пространства. Даря шанс на новую жизнь.