Борись за счастье

Промозглый лондонский декабрь. За окном – не то снег, не то дождь: обычная зимняя мерзость. И холодно, так безнадежно холодно, радиаторы отопления почти не греют, а дрова для камина она опять забыла купить. Да и стоит ли? Когда в душе такой лед, его никаким огнем не растопишь… Сьюзен Певенси зябко кутается в шерстяную шаль – это единственная память, оставшаяся от матери. Мама, вот бы ты была жива. Мама… Мне так плохо, так больно, так хочется просто положить голову к тебе на колени, а ты бы гладила мои волосы своими ласковыми руками… Но тебя нет больше. Да и незачем было бы тебе прозябать в этом стылом и опостылевшем городе. Я только надеюсь, что ты не очень переживаешь, глядя с небес на свою непутевую дочь… Холодная комнатушка обставлена скудно: шкаф, кровать, стол, пара стульев. Застиранные занавески на окне. Да, не роскошно живет королева. Единственная изящная вещь в комнате – туалетный столик с зеркалом. Сьюзен не может позволить себе плохо выглядеть. Ведь красота – это все, что у нее осталось. После смерти родителей ей, братьям и сестре досталась скромная рента, которую они честно поделили на четверых. На свою часть она и живет – платит за комнатку, иногда, сэкономив пару фунтов на обедах, покупает новое платье… Ведь ее зовут на вечера – бывшие школьные подруги, свет лондонского общества, чтоб ему пусто было. Она ходит туда. Эти люди глупы и тщеславны, с каким удовольствием она говорит им об этом в лицо – но они только смеются. На свой счет ее высказывания, разумеется, никто не принимает, а посмеяться над другими так приятно! Так что эксцентричной красотке Певенси все прощают. Это выводит ее из себя. Приводит в бешенство. Но только там, среди этих людей, у нее появляется иллюзия, что она еще хоть кому-то нужна. Поэтому, открывая почтовый ящик и вынимая очередное приглашение, она морщится и тут же начинает мучительно соображать, что надеть на этот раз. Ведь выбор у нее невелик, не то что раньше... Зачем ты всплыла в памяти, Нарния? Я же поклялась похоронить воспоминания о тебе. Разве ты не видишь, что убиваешь меня? Как можешь ты, прекрасная страна, убивать свою королеву? Пощади, оставь меня. Я ведь на грани. Ты же видишь – жить мне незачем. Так что давай сделаем вид, что тебя не было. Ни твоего синего неба, ни яркого солнца, ни темноглазого короля… Ах, боже, боже, как же больно и холодно. Оставь меня, воспоминание, не мучай. Сьюзен не может видеть братьев и сестру. Она сломалась, ей нет места среди них – рыцарей без страха и упрека, верных служителей памяти о своей стране. Они уже год не общаются – и это к лучшему. Их жалость была бы для нее хуже удара кнутом. Какая же мерзкая погода за окном… А какой ты хочешь, Сьюзен Певенси? Разве не то же самое сейчас у тебя в душе? Подойди к окну, посмотрись в ночь. Отражение не хуже, чем в зеркале. Сьюзен гасит свет, чтобы лучше было видно ночную улицу, подходит к окну, глядит вниз – и тихо ахает, прижимая ладонь к губам. Он стоит под ее окном в черном плаще и смотрит прямо на нее, и эти глаза невозможно не узнать. «Я сошла с ума», - успевает подумать Сьюзен, бросаясь к двери, влезая в первые попавшиеся туфли и накидывая пальто. Она бежит мимо мирно дремлющего консьержа. Открывает дверь и выходит на улицу. Делая осторожные шаги ему навстречу, отказывается верить своим глазам. «Он же давно умер, - проносится у нее в голове. – Разве это возможно?». Но нет, вот он, из плоти и крови, совсем не похож на привидение: на его плаще блестят капли, а черные волосы успели чуть намокнуть от дождя. - Каспиан, - голос ее звучит хрипло. – Я что, сплю? Он медленно подходит к ней и берет ее ледяные руки в свои. Его ладони такие теплые. На лице – нежность. - Нет, моя королева, - негромко отвечает он. – Я действительно здесь. Но у меня очень мало времени. - Но… как… Там, в Нарнии, ты ведь давно мертв! Я знаю, мне рассказывали о твоем сыне! Сьюзен ждет ответов, но главное сейчас – наглядеться, вобрать в себя его образ, не упустить ни единой секунды этой невероятной встречи… - Да, моя королева, - немного грустно ответил Каспиан. – В Нарнии меня давно нет, но в стране Аслана живут вечно. Где-то заиграла нежная медленная мелодия. Должно быть, сосед-полуночник опять завел свой патефон. Сьюзен не обращает внимания на снег и ледяной дождь, капли которого стекают по ее лицу - не разобрать, где вода, где слезы. Она боится, она так боится, что сейчас он растает и снова оставит ее одну. - Ты опять уйдешь, да? - Увы, - ответил он, нежно проводя ладонью по ее щеке, вытирая влагу. Затем вынул из кармана песочные часы и показал ей. - Погляди. Вот сколько нам с тобой осталось здесь разговаривать. Сьюзен посмотрела на мелкие сыплющиеся песчинки. Времени мало, но еще есть… - Зачем ты здесь? – спросила она. - Я расскажу, - ответил он, прислушиваясь к музыке. – Но давай потанцуем. Мне так много нужно тебе сказать, времени так мало, а мои спутники не дадут мне задержаться ни на миг… Он осторожно обнял ее, она подалась ему навстречу. Странное и красивое зрелище мог бы увидеть случайный прохожий: ночь, снег с дождем, пустынная улица, непонятно откуда доносящиеся звуки патефона... и пара, медленно кружащаяся в тусклом свете фонаря. - Что за спутники? - спросила Сьюзен. – Где они? - Гном и черный ворон. Они в ближайшей подворотне. Ты же не хочешь, чтоб в твоем мире разгуливали у всех на виду гном с топором и говорящая птица? Сьюзен засмеялась сквозь слезы. - Видишь, как здесь людно… Но ты не ответил. Зачем ты здесь? Каспиан посерьезнел. - Видишь ли, - сказал он. – Я прожил долгую жизнь. Без тебя. Я правил страной и вырастил сына: сделал все, что должен был. Но тебя я не смог забыть даже в стране Аслана. - Ах, Каспиан! – вздохнула Сьюзен, утыкаясь ему в грудь. Плечи ее сотрясались от рыданий. - Не плачь, моя королева, - с невыразимой нежностью сказал Каспиан. – Я сказал тебе не все. В Нарнии тяжелые времена, Сьюзен. Мой далекий потомок дал об этом знать твоей семье, и скоро они отправятся за волшебными кольцами – так сказал Аслан, если я ничего не перепутал. Он просил передать тебе, что ты должна помириться с родными и поехать с ними. И тогда – он поднял ее лицо за подбородок и посмотрел ей в глаза – тогда мы снова сможем быть вместе. - Но… как?! - Я не могу объяснить. Не имею права. Чуть позже ты все поймешь сама. А сейчас просто поверь мне. - А как же твоя жена? - Она все знает и давно смирилась. Ей тоже было нелегко: прожить всю жизнь с человеком, который любит другую женщину… В моем мире прошли тысячелетия, Сьюзен. А я все так же люблю тебя. Аслан сказал, что ты тоже несчастна, и разрешил нам эту встречу. Ты ведь правда тосковала по мне, королева? Со дна заледеневшей души Сьюзен начало подниматься тепло. Даже если это сон, он подарил ей мгновение давно забытого счастья… - Время, ваше величество! – раздался каркающий голос. - Ворон, - вздохнул Каспиан. – Он никогда не ошибается. Он отстранился от Сьюзен и вручил ей уже ненужные песочные часы. - Это тебе. Чтобы утром ты не подумала, что тебе все это приснилось. - Уже уходишь… - с болью сказала Сьюзен… - Я должен, любимая. - Погоди! А зачем с тобой эта свита? - Мне кажется, - с улыбкой ответил Каспиан, - Аслан опасался, что если я отправлюсь один, то останусь с тобой и не вернусь. И, клянусь своей короной, он был прав. - Аслан… а еще он что-нибудь сказал? - Да, - с усмешкой ответил Каспиан. – Он сказал мне так: «Если хочешь быть с любимой женщиной, борись за нее, наконец». Он улыбнулся еще раз, поглядел ей в глаза, бережно поцеловал ее руку и пошел в сторону подворотни, откуда уже выступили гном и ворон. Еще некоторое время эта странная троица была видна, но вскоре растворилась во тьме ночного Лондона. Совершенно не чувствуя дождя и холода, Сьюзен еще долго смотрела им вслед. А затем, улыбаясь, пошла домой. Первым, что она увидела, проснувшись утром, были песочные часы, лежавшие рядом на подушке. Она улыбнулась так счастливо, как не улыбалась давно. Значит, не сон… Ну что ж, теперь самое сложное. Встав с кровати и накинув халат, она прошла к телефону. Поколебалась минуту, а затем решительно сняла трубку и набрала почти забытый номер. - Да? – сказал мужской голос на том конце провода. - Питер, - произнесла она, набрав в грудь побольше воздуха. – Питер, это Сьюзен.