Конец

Он нежно взял ее за талию, склонив голову близко-близко. Интимный шепот на ухо грел душу, пробуждая бабочек в животе. По телу шли колкие мурашки, щеки девочки краснели, глаза смотрели в пол. А рот чужой все не останавливался, повествуя о своих мыслях сладких. Они пошли. Пошли в неизвестном направлении — в сторону его дома. Мама об этом никогда не узнает, она ведь взрослая девочка, у каждого человека есть свои скелеты в шкафу. Все хорошо, ей совсем не страшно идти с ним по одинокой темной улице, где фонари уже давно не функционировали, где цивилизация была не видана, где даже днем никто не ходит. Воняло канализацией, что широкими решетками находилась у обочины. Лужи тихо стекали внутрь, капля за каплей ударяясь о поверхность. Он задумчиво курил сигарету, смотря далеко вперед. Его волосы развевались на ветру, тускло поблескивая, отражая холодный свет ночного солнца. Бежевое пальто на черной водолазке выглядели шикарно, утончая фигуру и подчеркивая рельеф. Каблуки модной обуви глухо стучали по асфальту. Послышались вибрации. Звонила мама, словно чувствуя неладное. — Сбрось, она надоедлива, — процедил Он, выдыхая клубок дыма. Девочка не стала сбрасывать. Нет, так слишком палевно, лучше просто отключить звук. Нажав на боковую кнопку, телефон засунули обратно в сумочку, шурша замком. Резкое тепло на холодной детской ручке. Черствые мозоли слегка царапали мягкую кожу. Температура большой ладони обжигала, будто укутывая внутри себя промерзлую кисть. Щеки краснели все больше, внизу живота сладко потянуло. — Холодно? В ответ неуверенное «угу» и закладывание пряди за ухо. — Пошли ко мне. В организме взрыв, будто в кровь подмешали ртуть. Куча фейерверков, хлопушек, конфетти, взрывов. Сердце забилось чаще, кровь прилила к ушам. Наклонив голову, она спросила: — К тебе? В ответ девочку лишь крепче схватили и повели за угол. Район был не самым богатым, походил на заброшенные улочки затворных отбросов. Свет в окнах не горел, видимо все чернорабочие до смерти устали и решили наградить себя коротким сном. Вой в ушах от потоков ветра освежал. Было волнительно. Дверь захлопнулась. В квартире стоял запах курева, содействуя приступу головной боли. Запахи были противными и крепкими, от них тошнило и крутило живот. Коридор вел в маленькую кухню и спальню. Пожелтевшие от скопившегося жира стены воняли гнилью и противно блестели, отражая свет желтой лампочки, что служила комнате люстрой. — Мне нужно в уборную. — Хорошо, но не задерживайся. Девочка закрыла дверь и включила кран. Набрав в ладошки воды, та несколько раз умыла лицо холодной водой. Боль и тошнота немного отступили. Подняв голову она заметила, что на зеркале были отпечатки. Жирные отпечатки рук и разводы матовой помады. Странно, наверное. Они сидели на кровати. Он читал книгу, наверное очень умную и интересную, а девочка просто смотрела на него. Голова повернулась, а глаза уставились на нее. — Почему ты так смотришь на меня? Что-то хочешь мне сказать? — Н-нет, совсем нет. Книга была небрежно закинута на единственную полку в комнате. Одним движением руки девочка была повалена спиной на кровать. — Раз ты так просишь. Их губы соприкоснулись. Девочка не так представляла себе отношения. Хотелось иметь принца на белом коне, гулять с ним за ручку в парке, тайно целоваться в закат и писать друг другу любовные письма, отсылая их с мешочком конфет. Мысли прогнал язык, что начал блудить по маленькому ротику. На глазах начали наворачиваться слезы, она забрыкалась. Но продлилось это недолго — хрупкое тельце легко прижали коленом, блокируя путь отступления. Девочке было страшно и та прикусила чужой язык. — Блять, что ты творишь? Только посмей еще раз такое повторить, я тебе устрою. Звонкая пощечина. Неужели все будет также, как в тех взрослых книжках, что лежали у мамы в дальней полке? Неужели он не тот самый принц, заботливый и идеальный парень о ком так мечтала девочка. Не тот умный, обаятельный и внимательный молодой человек, что так отличается от одноклассников своей зрелостью и крутостью. Пустые глаза закрывались опухшими веками. Изо рта текла слюна, возможно не в чистом ее содержании. Одежда была в местах разорвана и потянута. Между ног текло что-то вязкое и до жути противное. Остался привкус сигарет и горечи разочарования. Словно разбили хрупкий кувшин. — Проведешь меня до дома? — Сама дойдешь, не мелкая уже. Темные улицы, что душат своим густым мраком, темные окна, в которых спят такие же люди, что и девочка, холодный ветер, что режет красное лицо. Ей уже не весело, ей не мило идти здесь. Лишь капли вонючей воды могут поговорить с ней, лишь они — свидетели. Девочка уже взрослая, мама не узнает. Ни за что.