Минуты хватит на год

      Холодная летняя ночь. Дождь постукивал по козырькам подъездов и окнам. Воздух прохладный и застоявшийся. Ночь в городе белая и дождливая. Небо так высоко, оно смотрит густыми тучами на промозглую землю, кривится, содрогается новыми порывами ливня и всё сильнее отдаляется, оставляя вакуум холода и дождя между собой и городским бульваром. Несмотря на подобный погодный бунт, девушка в шортах и белой рубашке совсем не чувствовала холода. Внутри её грело желание встречи, пальцы покалывало. Она стояла не шевелясь, как будто скульптура, и лишь редкий ветерок колыхал рубашку и волосы, ломая иллюзию статуи. Тёплый взгляд её глаз наблюдал за маленьким ореолом радуги, созданным дождём вокруг фонарного столба. Мягкий, жёлтый, слегка подрагивающий свет, мерное жужжание электричества уносило мысли с потока. Она не сопротивлялась — мечтала о невозможном — больше она не поверит этим фантазиям, не будет удивляться, когда они рассыпаются. Но это просто отдушина — возможность получить приятные ощущения. Одно любое воспоминание грело душу так, что сердце падало в пятки. Это тепло разливалось спокойствием вокруг девушки, и уже ни мокрые кеды, ни вымокшие волосы, ни коробка, отсыревшая в руках, не могли выбить девушку из её мира. Она ждала давно — около получаса или… нескольких часов? Уже стало ясно, что он не придёт, что, возможно, что-то случилось, или он забыл, а может это она уже настолько отдалась фантазиям, что сама придумала себе эту встречу. Единственное, что подтверждает реальность их намерения встретиться — это какая-то пресловутая коробка в её руках, которую нужно передать. Смесь противоположных чувств вызывала еще больше сюрреализма в происходящие: болезненное наслаждение, томление от ожидания, но и в то же время, облегчение — скорее всего встречи не будет! Мысль «уйти» даже появлятся. Она будет ждать, ещё минуту, затем ещё, и ещё, и… она не уйдёт, но и он не придёт. Хочется просто застыть в этом состоянии навсегда. И дело даже не в мощных, ядерных чувствах, которые дают больше сил терпеть, и преодолевать, и ждать, и бороться! Дело не в стальной уверенности в своих взрывных силах, способных перевернуть мир, нет. Всё намного проще — дело в простой лёгкости. Ждать легче, чем смотреть на него любоваться его рыжеватыми при вечернем солнце волосами (которые вечно смешно торчат, и это повод потрепать его по голове) и не иметь права — возможности — поучаствовать в его жизни. Тяжело любить его радужку глаз, его красивые сильные руки, слушать его спокойный тембр голоса, ловить на себе обеспокоенные взгляды, когда больно ударяешься. Тяжело не иметь возможности прижаться к нему и быть правильно понятой. Тяжело нуждаться в нем и в желании спрятаться за его спиной, перебирать руками его волосы, когда голова лежит на коленях, когда он спокоен и зрел в этот момент. Стоять на улице и ждать под дождём намного легче, чем бороться с соблазном или терпеть боль разочарования… Когда он стоит при свете софитов и что-то спокойно, но важно обсуждает с режиссёром, она может наблюдать за его профилем вечно. Сколько энергии в нем, сколько харизмы и такта, все это начинает играть новыми яркими красками на сцене! После этого она всегда одна — в школе, в институте, на работе, дома. Все друзья, близкие, семья, коллеги просто не имеют смысла, пока судьба разводит их по разным кулисам жизни… Без него она везде и всегда одна. Её одиночества никто не понимает. Эта неутешительная правда известна им обоим и касается их двоих. Очередная мимолетная встреча без шанса преодолеть это бесконечное расстояние судьбы лишь сильнее заставит мучиться. Впечатлений от одной встречи длинной в минуту, хватит на год! Хватит, чтобы разжечь заново чувства, а потом не спать ночами, проигрывая в голове всё сказанное снова и снова… Как же она хочет, чтобы он не пришёл! Хочет, но знает, что он придёт. Его тоже тянет, он тоже зависим, ему тоже легче прийти в ночь под дождём после того, как он может только и делать, что смотреть на её шею, губы, улыбку и слушать весёлый смех до слёз, но не иметь возможности влиться в её жизнь, обнять, поцеловать, прижать к себе, защитить и согреть. Когда нельзя огладить тыльной стороной ладони край уха и потом медленно поглаживать большим пальцем её щёку, пока она лежит на одной с тобой полке в вагоне, многие вещи становятся легче, чем кажутся.

***

Шаг. Ещё шаг. Она вслушивается — по лужам быстро, но размеренно шагает человек. Сердце в очередной раз рвётся выпрыгнуть, когда она узнает его силуэт безошибочно, ещё до того, как становятся видны очертания лица и одежды. Вот он подходит ближе, всю одежду на нем она знает, видит новое пятнышко, затёртый рукав толстовки. Он высокий, смотрит на нее и радостно улыбается. — Здравствуй! — Он неловко перекатывается с носков на пятки. На его приветствие она легко улыбается и склоняет голову. Потом поднимает взгляд и укоризненно, но всё же весело, смотрит ему в глаза. Он с дурной улыбкой дёргано пожимает плечами. Нет уже никакой меланхолии — только счастье рвётся наружу, так, что оба не могут сдержать улыбки, и лёгкая неловкость повисает, но они уже привыкли к этому и легко прогоняют её. — Извини, мы… — Он удивлённо расширяет глаза, будто бы сам только что понял, что хочет сказать, но продолжает. — Мы вызывали скорую отцу, он сейчас в больнице… Ну там, короче… — Он заминается и отмахивается рукой, а она внимательно и серьёзно изучает его взглядом, ища любые признаки того, что ему сейчас тяжело и нужна поддержка. — Ну сейчас всё нормально же? — Не найдя того, что его (и её, следовательно) могло бы тревожить, на всякий случай уточняет девушка. — Да, да, всё нормально… — парень окидывает её взглядом, — Ты давно ждёшь? Он замечает и запоминает каждую новую черту её лица, одежду, новое характерное движение, а также малейшее изменение, не только внешнее, но и внутреннее. Ее душевные перемены он может увидеть с закрытыми глазами, услышать, даже если она ничего не скажет — он просто это чувствует — другие ноты эмоций исходят от неё, и он это ощущает, как часть своего тела — легко, понятно и естественно. Мокрые волосы, искрящиеся глаза, более вытянутый лоб. Красивая. Она повзрослела, стала более спокойной и умиротворенной. Теперь от нее исходит больше домашнего уюта — того, что нужно всем мужчинам в своей безумной скачке за яркими впечатлениями. Но она стала как будто надломлена, словно свежая ветка осины. Тот, кто работал с этим деревом знает, что сломать осиновую ветку легко — она с громким хрустом, будто лопается от обычного сгиба. Тоже и с ней, её загнула жизнь и она хрустнула, и сломалась, и теперь снова пытается сростись. — Я не долго жду. — Выбитый из колеи неприятным открытием, он пропускает ложь мимо ушей. Ему жаль, что его не было рядом, что он не смог поддержать, послушать, понять и помочь. Ему жаль, что он даже ничего не знал… А ещё страшно, что это из-за него, что он виноват в её состоянии, но эти мысли юноша прогоняет. — Хм… Хорошо… — Они смотрят друг на друга, пожирая взглядом, наслаждаясь любой возможностью получить еще больше впечатлений друг от друга, вырезать в голове каждую деталь, запомнить швы на одежде, морщинки, любые слова, скрытые за молчанием и стать ближе. — Вот, — она протягивает коробку в своих руках, — не сломай, как обычно. Там что-то важное. Он переключает внимание на коробку и берет ее из рук. На секунду юноша касается ее руки пальцами. Их обжигает холодом. — Ты замёрзла, — укоризненно качает головой он, и она немного радостно улыбается и пожимает плечами. Он накрывает ее руки своими ладонями. В этом нет ничего страшного, нового или поразительного — они с упоением обнимались, окрыленные успехом выступления. Много танцевали вместе на сцене в спектаклях. На репетициях вкладывали в танец ту любовь, которую чувствовали и… Кто-то порой шумно выдыхал на ухо другому, дыхание тогда сбивалось, становилось жарко, и никогда ещё слова «дыхание обжигало» не было столь реальным. Кожа горела и желала больше чужих вздохов на себе, прикосновения губ, мурашки бежали от шеи по всему телу… Следующий вдох был один на двоих, границы стирались, и следующее движение было легче, тела сильнее сплетались друг с другом, было уже не страшно и не стыдно скользить руками по рукам, и хвататься за плечи, закрывать глаза, зажигая танец новыми эмоциями. От близости кружилась голова, и стоило только открыть глаза как почти всё исчезало… И сейчас, одно простое прикосновение его руки — и сердце подскочило, стало тепло и солнечно, как мало им нужно для счастья. Он греет её руки, медленно растирает пальцы, перебирает каждый с усердием и наблюдает. Тяжелый вздох. — Спасибо… — выдыхает она, — спасибо… — она осторожно поджимает пальцы и опускает руки. Он улыбается глазами. — Ладно, пойду я домой, а то там сейчас… — он мотнул головой и слегка поморщился, взъерошил волосы и снова перекатился с пятки на носок, — тяжело… — Да, конечно. Надеюсь все будет хорошо. Напиши, ладно? — Да, разумеется! — он сует руки в карманы, затем с улыбкой да-кого-мы-обманываем подаётся вперёд и обнимает её, и она чувствует его руки на талии, сама обхватывает шею и на секунду позволяет себе кончиком носа коснуться его волосы и вдохнуть этот запах, который теперь ассоциируется с домом и теплом. Они отстраняются друг от друга, еще раз прощаются, она машет рукой, когда он оборачивается, смеется, когда — спотыкается и чуть не падает в лужу. Он на прощание ласково улыбается. Их сценическое прошлое уже пару лет как позади, неизвестно, когда они опять пересекутся. В их жизнях слишком много других забот. Через день приходит SMS:

«Всё хорошо)»