Но и у Сережи жизнь не сахар тоже

Сережа не назвал бы себя падким на сплетни человеком или любителем покопаться в чужом грязном белье да поподсматривать – он вообще подобное всегда презирал, считая, что таким занимаются лишь низкие ограниченные люди, однако… в этот конкретный момент, когда он осторожно крадется в мужской туалет, он понимает, что сейчас соберет в себе всё это воедино. И в пору было бы скривиться лицом, одуматься и вернуться на свое рабочее место, но он просто не мог. Он говорит себе, что хочет лишь удостоверится в глупости офисных сплетен и в глупости собственной; что это долгое отсутствие секса заставляет его придумывать везде подтекст; говорит себе, прямо как молодая мамочка своему ребенку, – что желает для него лишь лучшего. Он говорит себе, что просто идет в туалет, в конце-то концов. Просто и непринужденно идет справить нужду, как и еще кто-то из их отдела мог бы. А тот факт, что перед ним туда практически незаметно прошмыгнула парочка парней, а Сережина нужда состоит лишь в удовлетворении нездорового любопытства, – вообще ничего не значит. Сергей еще раз повторяет, что делает это лишь для чужого блага, и, вздохнув, распахивает дверь туалета. И если бы жизнь Матвиенко была тик-током, то сейчас бы все замерло и посерело, а потом русским дубляжом из «Мегамозга» прозвучал вопрос, как он докатился до жизни такой. Но его жизнь все еще не тик-ток, хоть порой по уровню идиотичности к нему стремится, поэтому он, округлив глаза, просто стоит и смотрит, как его напарник, тот, кого он всего за несколько месяцев работы записал в друзья, чьим мышлением и отношением к жизни (до этого самого момента) в тайне восторгался, резко отскакивает от этого… Шастуна из отдела разработчиков, с которым в наглую сосался. Что ж… Сережа в ахуе. И, в принципе, ему бы следовало не исключать подобный исход, еще когда он только решил пошпионить, но предполагать в теории и получать прямое доказательство в лицо – разные вещи. Потому что… потому что в глубине души от Арсения он такого все-таки не ожидал. …Арсений Попов к ним в офис устроился не так давно, но практически сразу завоевал уважение и доверие как начальства, так и сосуживцев: он был умным, обходительным и имел необычный подход к работе – у них это ценилось. Вкупе к перечисленным качествам прилагались также стройная фигура и красивое лицо, что начало цениться еще и у Сережи: к нему в кабинет (а точнее к ним, они теперь сидели с Арсением вдвоем) стали захаживать девушки из бухгалтерии. И пусть захаживали они явно к Попову и по максимально дурацким вопросам, Сережа мог хотя бы попытать удачу и таки охомутать одну из них. Захаживали дамы, однако, недолго – ровно до момента, пока Арсению не надоело с ними любезничать, решая проблемы по типу специально выдернутого штекера от принтера, и он не ткнул им в лицо свой безымянный палец с простой печаткой, произнеся резко, но с некой гордостью: «Я замужем». На Сережин оглушительно громкий смех и последующее исправление он лишь серьезным голосом ответил, что всё сказал правильно и он действительно замужем. Смешки Матвиенко сразу утихли, молодые бухгалтерши, погрустнев, ушли, а Арсений стал у них первым открытым геем, считай легендой. Правда, открытым лишь в рамках Сережи и четырех девушек, при которых и камаутнулся, – остальным он попросил особо не трепаться. А Сережа трепаться бы и не стал – ему было важнее перестать ощущать шок и неловкость каждый раз, глядя на Арсения, и, задвинув подальше все свои вопросы, придумать, о чем теперь с ним говорить. По ощущениям, они будто откинулись назад в день первого знакомства, когда им нужно было как-то найти точки соприкосновения для совместной работы. Что тогда, что сейчас – все эти точки нашел сам Арсений, сказав: – Извини, конечно, что так неожиданно вывалил это на тебя, но сил моих больше нет терпеть обхаживания этих дамочек! – и, чуть помолчав, спросил: – Все ведь нормально, Сереж? Матвиенко гомофобом никогда не был (без учета периода своей школьной юности, но тогда он был откровенно отбитым и агрессивным, а с тех пор многое изменилось) – он просто слегка охерел, что два живущих в России мужика как-то поженились. Хотя, вполне очевидно, что они для этого выезжали в другую страну. Где там однополые браки легальны? В Штатах, наверное, или какой-нибудь Испании… Там и тепло еще, можно сразу медовый месяц отпраздновать. Кто кому, интересно, у геев делает… – Сереж? – А? Да-да, конечно, все хорошо, не переживай, – выплыл из внезапных раздумий Матвиенко. А потом, промямлив что-то вроде «А как вы… ну… типа…», он по незнанке подписал себе приговор на всю жизнь, потому что лицо Арсения, учуявшего чужой интерес, вмиг посветлело, брови умильно поднялись, и он начал бесконечно длинный рассказ про историю своих расчудесных отношений, своего потрясающего мужа и про их просто великолепную свадьбу в Германии, которую они отпраздновали в загородном доме своих давних друзей. Где-то через сорок минут болтовни у Сережи задергался глаз, и он, будучи не в силах больше слушать про неожиданно сказочную жизнь своего напарника, наглым образом слился в туалет. Он даже не был уверен, что Арсений это заметил: того будто выбросило из реальности, как только он начал рассказывать про своего мужика. Нет, Матвиенко был за Арсения счастлив: найти своего человека – бесценно. Просто слушать о чужом счастье было несколько угнетающе, особенно, когда сам уже который год не состоишь в длительных отношениях. Да и ни в каких вообще отношениях не состоишь. Но Арсений, почувствовав в себе небывалую свободу, а в Сереже незанятые толерантные уши, с радостью присел на них, каждый день продолжая и продолжая сообщать Матвиенко нахуй не нужную информацию о том, как он со своим супругом на выходных сходил в музей, и что на следующих выходных они вместе пойдут на футбол, и хоть Арсений футбол не очень любит, но приходится любить – таков у них уговор по распределению активностей. Сереже нахер не всралось их распределение активностей (и пассивностей тоже). Он уже восемь раз пожалел, что имел глупость однажды проявить любопытство – он хоть и не кошка, но его оно также погубило. Всякий раз, когда с громогласным «мяу» Попову прилетало скопом сообщений двадцать (этот дебильный звук у него стоял только на мужа, Матвиенко это понял почти сразу и своевременно попросил отключать на телефоне звук, но Арсений вечно забывал это делать), тот терял всю свою работоспособность, расплываясь влюбленной школьницей с глазами-сердечками, и строчил кучу сообщений в ответ. И вот спустя месяц после арсеньевской демонстрации своей голубиной занятости до гробовой доски и его просьбы не пиздеть об этом на каждом углу – тот неожиданно преисполнился в познании и, окончательно расслабившись, начал пиздеть сам. Матвиенко пошел искать его, когда тот не вернулся с затянувшего обеда, и увидел, как он на офисной кухне рассказывал Ирине с аналитического отдела о первом знакомстве родителей со своим фантастическим мужем Артемом (Андреем? Артуром? Попов так часто называл его простым «муж», что имя напрочь вылетело у Сережи из головы. Жаль, что все остальное не вылетело вместе с ним). – Арс, я капец как счастлив за твою крепкую семейную жизнь, но обед давно закончился, алё. Ты работать в этом квартале собираешься? – начал сразу с наезда Матвиенко. – Ты помнишь вообще о проекте, который вчера обсуждали? Вчера их поставили в известность, что они должны будут помогать отделу разработчиков реализовывать один проект, в котором без них, по словам начальника, «вот вообще никак». Пригнали их вдвоем в кабинет Позова с Шастуном, обложили бумажками, сказали: кумекать им над ним чуть меньше месяца. А Арсений уже начал злостно отлынивать, хотя еще вчера во время обсуждения был самой настоящей батарейкой и активно вбрасывал абсурдные идеи. – Все я помню, – отмахнулся Попов. – Видишь вот, я забирал у Антона документы. Он кивнул на зеленую папку в своих руках. – Ну ладно, пойдем, я и правда заболтался. Пока, Ирин, – оборачиваясь у двери, бросил девушке Арсений. Сергей быстро заглянул в благодарные глаза заколебавшейся Иры, кивком ответив ей: «Не за что», и ушел вслед за Арсением в их кабинет. – Клевые эти разработчики, скажи? – было первым, что сказал ему Арсений, усевшись в кресло и уже улыбаясь чему-то в своем телефоне. В подростковом возрасте если такая улыбка появлялась на лице у Сережи, то его мама всегда спрашивала, не пишет ли ему девочка. Сейчас бы Сережа не отказался, пиши ему какая-нибудь девочка, потому что блаженный вид Арсения расшатал ему все его устои волка-одиночки. Тоже захотелось любви. – Почему? – очнувшись, недоуменно спросил Матвиенко. Разработчики как разработчики, ничего особенного. Он с ними крайне редко общался: с Позовым можно было только ставки на спорт обсудить, Шастун порол шутки, с которых сам и уссывался, а еще пару раз предлагал ему вместе выпить пиво, но они его так ни разу и не пили. – Да просто, – размыто ответил Арсений, который никогда не нуждался в нормальном ответе (даже если отвечать приходилось ему самому). И Сереже стоило бы тогда обратить внимание на это туманное «просто» и на улыбочку, с которой оно было произнесено, потому что в следующую неделю с Арсением начало твориться нечто… странное. Ну, странное по меркам того Арсения, которого Матвиенко успел изучить, и с большой скидкой на природную ебанутость его натуры. Тот… все так же ежедневно трещал о своем партнере («Я записался на йогу, а он согласился со мной ходить, Сереж, представляешь! Чтобы мне одному было не скучно, Сереж!»), но Сергея стало напрягать, что Арсений начал проводить с Шастуном слишком много времени. Нет, они, конечно, должны были сейчас работать все вместе, но не в перерывы же! И не до начала рабочего дня, когда Матвиенко только приходил, а эти двое уже сидели в их кабинете и кокетничали друг с другом. Кокетничали, подумать только! Антон Шастун поправлял одним пальцем Арсению челку, а тот глядел ему в глаза и улыбался! И это замужний-то Арсений, который сразу завалил Сережу планами на их будущий с супругом отпуск, стоило лишь Шастуну выйти за дверь. А на следующий день Сережа, возвращаясь с кружкой кипяточного кофе и бросив сухое приветствие выходящему из их кабинета Антону, увидел на заваленном бумагами столе Попова вазу с ромашками, а сам Арсений сидел и с необъяснимым теплом в глазах гладил эти ромашки по макушкам. Это… было странно. Странно и подозрительно. Еще подозрительней все стало, когда в один из дней общего разбора несостыковок, возникших в проекте, Сергей, чтобы ненадолго избавиться от бесконечных сальных переглядок этих двоих, наклонился поднять упавший на пол карандаш и под столом увидел ладонь Попова, сжимавшую колено Шастуна. Ему потом до конца собрания перед глазами мерещилась эта его рука с тускло поблескивающим кольцом. Нет, Матвиенко ни в коем случае не хотел влезать в отношения Арсения, это не его дело. Может, у них в паре вообще такой вот флирт с другими людьми считался приемлемым, но… лично для себя Сережа подобное приемлемым не считал. Хотя какая разница, что он там считал – это все еще не его дело. И даже когда он, зайдя к Позову узнать, как ползет их часть проекта, помимо того, что ползет она хорошо, узнал еще и то, что Шастун, оказывается, женат («Он постоянно пиздит о своем браке, я заебся слушать, как у него все замечательно. Сереж, переводись к нам, пожалуйста, я устал страдать один».) и вот так клеится к, на минуточку, тоже состоявшему в браке Арсению – это все еще оставалось не его делом. Его делом это стало лишь тогда, когда он услышал от Ирки, услышавшей это от Катьки, услышавшей это от Оксанки, что утром Шастун с Поповым якобы приехали на работу вместе и якобы даже поцеловались на прощание. Но не то чтобы это сразу прям стало-стало его делом-делом – так, на полшишечки: в их офисе любили иногда посудачить о том о сём да попускать слухи для развлечения. Сережа не хотел в них верить. И в своих собственных наблюдениях хотел сомневаться тоже: он не трахался тысячу лет, может, между левыми мужиками уже искры видеть начал. Однако вставить профилактических пиздов Попову ему все равно хотелось невыносимо – даже если он ни в чем на самом деле и не виноват. Сереже почему-то было необъяснимо грустно и мерзко от мысли, что человек, с таким трепетом и любовью упоминающий своего партнера к месту и не очень, может хотя бы в теории ему изменять. Это Сережу заставляло, как говорил их офисный комендант-долбоеб, сидящий тут на первом этаже, «переставать верить в лубофь». Так что Матвиенко из-за сплетен сегодня был грустный в противовес окрыленному Арсению, который несмотря на всю свою окрыленность выглядел слегка помято-заебанным. Кто его заебал – Сережа предпочел бы не знать, чтобы не расстраиваться сильней. Пиздов он ему решил пока не отвешивать: снова подумал, что кто он такой, чтобы блюсти невинность Арсения (который, он уверен, уж сотню лет как не невинный). А еще он подумал, что ему, наверное, нехуй расстраиваться из-за чужих измен, и лучше сохранить остаток своих нервов и пойти попить чайку. На кухне он встретил такого же хмурого, как и он сам, Позова: наверное, слухи до него дошли тоже. На Сережино: «Ты слышал?..» он ответил: «Да пиздец вообще, не ожидал от Антохи». Сошлись на том, что въебать им обоим хотелось нестерпимо, и Матвиенко, заварив себе кружку чая, отправился обратно в кабинет, но не дошел: увидел прямо перед собой сладкую парочку, тихо идущую по пустому коридору. «Идут и идут, хер бы с ними», – мог бы подумать Сережа днем ранее, но утренние слухи, рука Шастуна на талии Попова и завершающий этот коридор туалет, что редко использовался, наталкивали на определенные мысли. Вряд ли эти двое, как школьники, шли туда покурить. Так что чай пришлось поставить на ближайшую плоскую поверхность (пол у чьей-то двери) и забыть о нем на долгие годы. Сережа абсолютно не хотел подсматривать – он вообще подобное презирал – и очень бы хотел оказаться неправ, но… …Он продолжает стоять и смотреть на Арсения, который секунду назад лобызался с Шастуном в десна и который не выглядит ни капельки виноватым, вот прям ни капелюшечки. И это так выводит Матвиенко из себя, что он решает: время для раздачи пиздов, что он хранил специально для Попова, – прямо сейчас. – Ты скотина, тварь, вонючка! – громко взрывается Сережа, заходя в туалетную комнату и захлопывая за собой дверь. – Как ты можешь вообще так поступать? Тебе самому не мерзко? Лицо Арсения сильно вытягивается – он в теперь тоже погружается в тотальный ахер. – Что? О чем ты вообще? И почему мне должно быть мерзко? Ты же сам в самом начале говорил, что с этим все окей, – хмурит брови Попов. – Это не окей, это очко! – Арсений пытается что-то вставить – что-то резкое, судя по его сузившимся в щелочки глазам и раздувшимся ноздрям, но Сережа не дает, продолжая: – Ты… ты… я даже не знаю, как тебя назвать! Ты просто упал в моих глазах! Почти полгода ходил срал радугой, какой у него муж спортсменка, комсомолка и просто красавица! А только стоило этому, – он кивает на замершего Антона, – к тебе клинья начать подбивать, так сразу прошла любовь, завяли помидоры! Арсений отпускает истерический смешок: в моменты особой злости Матвиенко всегда превращался немного в бабку, и жаргон у него становился такой же – бабуличий. Сережа и сам это знает. Но сейчас не о нем. – Сереж… – начинает Арсений. – Молчи лучше! Хотя нет, ответь, как тебе все это время было не стыдно с Шастуном на работе обжиматься, изменять в наглую, а потом болтать по телефону с мужем своим?! Любишь его, говоришь? Правда?! – Арсений снова пытается что-то сказать, но он своим поведением трепал нервы Матвиенко последние две недели, поэтому Сережа решает: пусть теперь слушает. – А ты? – он переводит свой гневный взгляд на Антона, у которого начали немного подрагивать уголки губ. – Совсем беспринципный! Женатый человек, куда ты полез? Если на свою жену плевать, то зачем Арсению семью портить? – Бля-я… Позов… – сдавленно тянет Антон, а потом не выдерживает и заходится диким смехом, заваливаясь на плечо к Арсению, который от сдерживаемых смешков тоже почти трясется. Сережа не понимает ни-ху-я. – Хули вы ржете, блять? – На это парни заходятся еще одной волной смеха. – Эй! Он бы даже кинул в них чем-то, но в руках досадная пустота. Сережа отрывает одно бумажное полотенце с держателя у стены и, плохо скомкав его, кидает в них – оно, вполне ожидаемо, не долетает. Антон пытается успокоиться и взять себя в руки: вытирает уголки глаз и, кашлянув, слабым после смеха голосом произносит: – Я, кхм, напиздел Диме про жену. И остальным тоже. Давно, еще когда только в свой отдел устроился. – Шастун слитным движением зачесывает набок свою кудрявую челку, упавшую во время внезапной истерики на лоб. – Чтоб вопросы ненужные не задавали и бухгалтерши не клеились. А так я не женат, – Антон кидает на Арсения теплый со смешинками взгляд, который Попов тут же перехватывает и отправляет свой такой же в ответ. – Я замужем. – Сережа выпучивает в удивлении глаза – где-то он такое уже слышал. – Вот за этим, – заканчивает Антон, кивая на Арсения. – Чего-о? – Сережа чувствует какой-то наёб, и неважно, что наёб этот уже реализованный – он его осознал только сейчас, и ему обидно. – Как так получилось? – Ну в смысле, Сергуль? Я ж тебе восемь раз рассказывал: мы познакомились на третьем курсе университета… – недоуменно начинает Арсений. – Не-е-ет, я не хочу слушать это снова, – страдальчески протягивает Матвиенко. – Как так получилось, что ты все это время говорил мне про Шастуна, а я не понял? – Все вопросы к твоей когнитивной деятельности, Сереж, – отвечает ему за Арсения Антон, и Матвиенко недобро зыркает на него. Вообще-то все у Сережи с когнитивной деятельностью отлично! Просто урод Арсений делился тонной бесполезной информации из своей личной жизни, всегда упуская самое главное. – Прости, – говорит Попов – наконец-то хоть кто-то из них решил перед ним извиниться! – Я думал, что ты все срастил, мы же в последнее время прям совсем перестали скрываться – трудно было не понять. – Ты мудак, Попов, – беззлобно подытоживает Матвиенко, испытывая, однако, огромное душевное облегчение, что надуманная хуйня и правда оказалась лишь надуманной хуйней, а Арсений не пиздуном, а порядочным человеком (что любит обжиматься в туалетах в рабочее время, да). – Так тяжело что ли было об этом заикнуться? Я переживал пиздец, даже на чай ромашковый перешел. И за мужика твоего фантастического я переживал тоже. Сережа смотрит на Антона, пытаясь совместить в своей голове тот факт, что этот самый мифический идеальный муж Арсения и есть Шастун. Это даже немного смешно, и Сережу теперь тоже пробивает на ха-ха. Он разом вспоминает все нелепые истории, что Арсений рассказывал про своего мужа – теперь Антона, а не АртемаАндреяАртура – и понимает, что такая чухня и правда могла бы произойти лишь с Шастуном. И как до него только раньше не дошло… – А с хера ли тогда вы только сейчас такими смелыми стали? – спрашивает Матвиенко, пытаясь подавить в себе тысячу и одну шутку про этих голубков, которая молниеносно возникла у него в голове и которую теперь нестерпимо захотелось озвучить. – Поняли, что свое отбоялись, – легко произносит Арсений. – Да и люди тут вроде нормальные работают. «Ага, нормальные, все утро только про вас и пиздят», – морщится Сережа. Но говорит он: – Понятно. Охренительно рад за вас конечно, но вас еще ожидает злой Позов, и вряд ли он будет милосерднее меня. – Не милосерднее, но может хоть сообразительнее, – говорит ему Шастун, но Сережа-то знает: нихуя не сообразительнее, он совсем недавно с ним разговаривал. Тот же вообще думает, что Антон женат. Как и все остальные в офисе. Теперь пусть разгребают, как хотят. – Бля-я-я, – внезапно протягивает Матвиенко. – Что такое? – заинтересованно спрашивает Арсений, поясницей облокачиваясь на раковины, у которых они с Шастуном все это время и стояли. – Да ничего, просто вдруг мелькнуло перед глазами, как вы тут сосетесь стоите. Брр, – Сережа мелко передергивает плечами. – А что, понравилось, Сережк? – ухмыляется Антон, нахально закидывая руку на арсеньевские плечи и притягивая того к себе почти вплотную. Матвиенко показательно кривится, говоря им: «Фу, какой кошмар», и, уходя, добавляет: «Удачно объясниться с Позовым», а также: «И не смейте тут трахаться!». А сам думает о том, что ему обязательно нужно найти девушку, и лучше бы в ближайшую неделю – из-за этих двух неразлучников тоже ужасно захотелось любить и быть любимым в ответ.