Уходя, выключите в городе свет

      Строго говоря, в штабе никогда не было оглушающе тихо. Несмотря на то, что он располагался на одном из верхних этажей небоскрёба, сюда даже периодически долетали звуки улицы — их можно было услышать, если открыть окно — и шелест птичьих крыльев, а компьютеры, установленные по всему периметру штаба, тихо потрескивали и жужжали даже в выключённом состоянии.       Это создавало иллюзию жизни.       Всё лучше, чем лежать на кровати в абсолютной тишине, не зная, что хуже: заснуть и снова провалиться в кошмары или не спать всю ночь, мучаясь воспоминаниями, как тяжестью в животе после переедания.       Ниа сидел на полу, в главном зале, терпеливо достраивая замок из карточек. Вокруг было темно, только один-единственный включённый экран освещал конструкцию белым, оставаясь неживым. Кто сказал, что белый это цвет чистоты и невинности? Белый — точно такая же пустота, как и чёрный. Только обманчиво дружелюбный, потому что у людей нет боязни света, у них только боязнь темноты. На взгляд Ниа, и то, и то могло представлять или не представлять опасность. Пустота безопасна, пока остаётся пустотой.       И очень одинока.       Быть гением тяжело, если ты привык слишком много думать. Ты не можешь заставить мозг отдохнуть, не можешь отвлечься на глупые шоу, ты думаешь, и думаешь, и думаешь, и думаешь, и думаешь… Почему-то всегда только плохое, только худшие варианты, только самые кровоточащие воспоминания, заставляющие сердце сжиматься от боли. А хорошие воспоминания словно гаснут, потопленные в темноте. Впрочем, даже днём лучи солнца не могли расцветить в памяти чёрные, тяжёлые блоки. Это только снаружи всё было белым-бело: рубашка, штаны, носки, волосы — маска, притворство, что внутри не растекается нефтяным пятном отсутствие жизни. Впрочем, в нефтяных пятнах много цветовых разводов, здесь скорее чёрная дыра. Дед инсайд, как говорил Мэтт.       Ниа поставил две карты диагонально друг к другу, потом ещё две, а сверху положил туза. Конструкция была ненадёжной, но когда в его жизни была хоть какая-то стабильность?       Ниа вздохнул и поставил перед собой три пластиковые фигурки. У него были фарфоровые, но он их разбил однажды, задумавшись (1), порезался, и с тех пор Халле бдительно следила за тем, чтобы фигурки делали из безопасных материалов. Это было бы мило и смешно, если бы можно было забыть, что всё его существование подвержено опасности каждый день. И фигурки здесь не причём.       Позади что-то хлопнуло и зашуршало, будто случайная птица залетела в штаб, ошибившись. Ниа повернул голову, не пытаясь вглядеться в темноту, дожидаясь появления неизвестного объекта. Зашелестели крылья, потом всё смолкло, и наконец, звонко, неторопливо стуча каблуками, в пятно экранного света вышла девушка. На вид ей было примерно восемнадцать, а может, и меньше, но что-то подсказывало Ниа, что ей намного, намного больше. Густые чёрные волосы смешанной копной окружали бледное узкое лицо, на котором ярко сияли чёрные подведённые глаза. Ниа прошёлся взглядом по всему силуэту: незнакомка была одета в майку и кожаную куртку, ноги, плотно упакованные в джинсы, заканчивались сапогами на невысоком каблуке. На шее девушки висел серебряный анкх.       И ещё: она была вся чёрная, словно просто отделилась от сгущающейся за спиной темноты, только белая кожа позволяла ей не сливаться с пустотой. Ниа знал этот оттенок: такой цвет кожи бывал у тех, кто не выходит на солнце. Или на улицу. Такой был у него самого, у Мэтта и даже временами у Мелло.       — Здравствуй, Ниа, — голос оказался приятным, дружелюбным, а последовавшая улыбка была искренней. И это, пожалуй, удивило первого преемника L. Ему никто никогда не улыбался искренне, кроме тех двоих людей, которых он похоронил два месяца назад. Была ещё третья, но она не могла навещать его. Эта девушка не была похожа ни на одного из них, но почему-то Ниа чувствовал, что она ему знакома. — Ты знаешь, кто я?       Ниа скользнул глазами по серебряному анкху и кивнул:       — Теперь понимаю. Ты Смерть, судя по символу, висящему у тебя на шее. И ещё по тому, что система безопасности не сработала.       — Мне всегда нравились твои выводы, — хихикнула Смерть и подошла ближе, усаживаясь рядом. От неё приятно пахло хлебом, а в гнезде волос Ниа заметил пару крошек. Он потянулся и вытащил их. — Спасибо. Извини, что я пришла к тебе в таком небрежном виде, обычно я не позволяю себе такого, но была уверена, что ты поймёшь.       Ниа снова кивнул и намотал прядь волосы на палец, начиная покручивать её:        — Понимаю. Откуда у тебя хлеб?       — Кормила голубей, — девушка уселась по-турецки и скинула куртку, сковывающую движения, — это как наркотики, один раз попробуешь, и уже не остановишься.       Они немного посидели в тишине, Ниа построил ещё один этаж карточного домика, не обращая внимания на пристальное наблюдение чёрных глаз. Потом Смерть вздохнула:       — Слушай, я ведь тут по делу. Сначала я хотела просто, как обычно, забрать, но мне тебя так жаль…       — Богами смерти ты управляешь? — Ниа, пропустив мимо ушей отрывок последней фразы, повернулся к ней, с интересом глядя на девушку. Та покачала головой:       — Я сама по себе, они сами по себе. Они лишь убивают людей, как это делают и некоторые смертные, я же забираю души в бессолнечные земли. Не даю им заблудиться.       — А зачем тебе зонтик? — Ниа показал подбородком в сторону появившегося рядом с ней зонта. Естественно, чёрного. — Там нет солнца.       — Я просто люблю зонтики, — пожала плечами Смерть и улыбнулась. — И Мэри Поппинс. Ты когда-нибудь смотрел этот фильм? Старый-старый, по вашим человеческим меркам. (2)       — Нет. Только читал.       — Ясно.       Они ещё немного посидели, не ощущая неловкости. Ниа нравилась Смерть. По крайней мере, она была честна и не устрашающа. Даже наоборот. Приятная. В голове проскользнула мысль, от которой словно острой иголкой укололи в сердце, и Ниа впервые в жизни спросил прежде, чем успел подумать:       — А к ним ты тоже приходила?       — Приходила, — Смерть поменяла позу, аккуратно вытянув вперёд ноги, чтобы не разрушить карточный домик, — знаешь, Мелло очень ругался на тебя, даже приказал мне, чтобы я, цитирую, приглядывала за тобой, потому что ты балбес и с тебя станется умереть от рук Киры. Забавный молодой человек. А Мэтт велел передать, что они тебя ждут, но просят не слишком торопиться. Но, как видишь…       — Я могу узнать, от чего умру? — спросил Ниа, склонив голову набок, на колено. Он сидел вполоборота к Смерти, притянув одну ногу к груди. Девушка погладила его по голове:       — Какой-то новый бог смерти записал тебя в Тетрадь. Не знаю, есть ли у него к тебе претензии, или ты должен был жить ещё восемьдесят лет, но как-то так. От инфаркта, через час, потому что он решил сжалиться и дать хотя бы написать записку для твоего штаба. Они мне тоже нравятся. Так что… Ниа встал, дошёл до ближайшего ящика, достал лист бумаги и ручку, постоял, подробно расписывая всю произошедшую ситуацию и добавив в конце, что он был очень рад работать с ними и письма рекомендаций от имени L лежат во втором ящике. И ещё, что период работы был лучшим временем в его жизни, за исключением двух лет, когда он ещё не был кандидатом в преемники L. Смерть тихо наблюдала за ним и, когда он вернулся, снова погладила его по голове:       — Есть ещё немного времени. Я могу ответить на вопросы, которые, думаю, у тебя есть.       — Ты сказала, что уведёшь меня в бессолнечные земли. Это Небытие? В которое попадают люди, которых записали в Тетрадь? — Ниа снова намотал прядь на палец. — Я читал правила.       — Не совсем. Небытие это одно из названий, в вашем мире.       — Значит, я… смогу с ними встретиться?       — Сможешь, с обоими. Твоего друга Мэтта тоже записали в Тетрадь, поэтому он умер так ужасно, — кивнула Смерть и усмехнулась, — правда, не гарантирую, что ты не встретишь там, например, Лайта Ягами. Бессолнечные земли очень велики, но не бесконечны.       Она улыбнулась ему, и Ниа улыбнулся ей в ответ. Совершенно искренне.       — Это малая цена.