Бабочки на снегу

Нежно-оранжевые облака расплывались по горизонту. Небо сегодня необычайно красивое - не такое серое и холодное, каким должно быть в текущее время года, а наоборот, такое тёплое, можно даже сказать, весеннее. Если бы наша жизнь была фильмом, я был бы уверен, что сегодня, именно в это время, в парке гуляют молодые влюблённые парочки, чьи чувства ещё не поддались пороку, а где-то в самом центре у фонтана, в котором радужным светом переливаются лучи солнца, обретают счастье те, кто долгое время мучился от жуткой боли в груди, те, кто уже отчаялся стать счастливым. Но увы, наша жизнь - совсем не такая светлая, какой её привыкли изображать. Я играю на фортепиано. Тихие, гармоничные аккорды льются из-под моих тонких пальцев, которые легким касанием уже заставляют клавиши петь. Пиано. Через раскрытое окно я смотрю на тот самый парк, который в том самом фильме должен был наполнится чувствами счастливых людей. Помню ещё вчера, во время холодных ливней, я клянусь, что несмотря на хлыстающие звуки, которые издавал при соприкосновении с моим худеньким тельцем толстый кожаный ремень, который забыл отец после того, как шесть лет назад решил без слов покинуть нас с мамой, и который всё чаще служил мне розгами, несмотря на всё это, я слышал, как смеются дети, лет восьми, которые, как я догадывался, сейчас шлёпали по лужам, промокая всё больше и больше, до нитки. Вчера я не оправдал ожиданий своей матери, снова не оправдал. Каждый день под строгим её взором, я играл ей на фортепиано и каждый день ошибался, боясь, что если допущу хоть одну оплошность - буду избит этим большим тяжёлым ремнём. Я боялся. Чем больше я боялся, тем больше ошибался. Только сейчас я понял, что страх лишь только ведёт к провалу. Я играю совершенно простую, но красивую мелодию. Крещендо. Сейчас, я с горечью вспоминаю те моменты, когда я люто ненавидел свою мать. Мне было больно и непонятно. Непонятно от того, что мои недалёкие сверстники постоянно смеялись надо мной, над ужасными моими синяками, выкрикивая вслед жестокие оскорбления. "Твоя мама тебя бьёт, потому что ненавидит" - с невинной улыбкой как-то раз проговаривала мне девочка, с белокурыми волосами. У всех детей невинные лица. Они просто не понимают. Как губки впитывают всё то, что предоставляет им окружающее нас общество. Больно от того, что я чувствовал жуткую несправедливость, смотря на тех же сверстников и замечая их счастливые улыбки в то время, как их любящие родители брали на руки своих детей, обнимали, прижимали к себе, говорили им ласковые слова. В тот момент мне казалось, что я самый одинокий человек на свете. Такой маленький и не значимый, да к тому же ещё и одинокий. Я просто не замечал, как из окна моего дома, за мной наблюдает моя мама. Не знаю зачем, но наблюдает. Просто следит за мной, вдыхая при этом этот губительный сигаретный дым, не смотря на то, что месяц назад врачи поставили ей диагноз - рак лёгких. Мама сейчас лежит в постели, ели дыша и слушает мою игру. Моя элегия об умирающих бабочках, которые несмотря на крепкий мороз, всё ещё пытаются спастись. Я не понимал, как они оказались там, во время зимы, ведь видел я их лишь только летом, или же в последние месяцы весны. А ещё, как-то раз, в самом начале осени, я увидел бабочку и подумал тогда, что это, возможно, моя последняя увиденная бабочка за этот год. Я перешёл на яростное форте, пытаясь изобразить всё отчаяние прекрасных умирающих насекомых. Насекомые. Помню, когда мне было года четыре, я, однажды увидев на кухне таракана, настолько испугался, что позже не мог часа два вылезти из-под одеяла. Тогда мама села рядом и сказала, что это всего лишь маленькое насекомое, которое боится меня ещё больше, чем я его. Не знаю почему, но это меня успокоило. Мне нравилось это воспоминание, от него мне становилось тепло на душе. Тогда я ещё подумал, что мама - это мой ангел-хранитель, защитник. И сейчас, вспомнив это, я наконец-то улыбнулся. Мама попросила меня улыбаться. Она умирала, лёжа в кровати. "Зачем, мама, ты просишь меня улыбаться, когда я понимаю, что скоро тебя не будет рядом?" - вертелось у меня в голове. Но я не смел прерывать свою игру, ведь играл я для матери. В последний раз она слышит, как я играю. Я снова перешёл на пиано. Моё выступление скоро должно было подойти к концу. Элегия маленькая, всего на две страницы. Всё слабее я нажимал на клавиши старого фортепиано. Чем слабее, тем меньше был слышен звук в маленькой сырой комнатушке. "Улыбайся, Эраст. Когда ты счастлив - счастлива я". - от этих слов моё сердце сжалось ещё сильнее. - "Ты сегодня настолько хорошо играешь. И поэтому, сегодня я тебя не накажу". Я больше не мог сдерживаться, из моих глаз ручьями потекли горячие слёзы. "Прости меня, мама" - я никак не мог выдавить эти слова. Прости меня, мама, я не выполнил твою просьбу. - И ты меня прости. - еле-еле проговорила мама. Глаза её уже были закрыты. Через мгновение, жизнь покинула её. Я сыграл последний аккорд. Посмотрев в окно, я понял, что сгущаются тучи. Будет гроза.