О тех, кто нарушает сон

Сквозь сладкую дремоту он чувствует знакомую двойную чакру. Одна родная и успокаивающая, а вторая знакомая, но настораживающая. Одна нежно согревает своим теплом, а вторая больно обжигает. Чакра приближается и вот уже можно расслышать шаги. Мягкие, но шумные, как обычно. Этот «кто-то» останавливается совсем рядом, где-то около левой ноги. Ленивое и неспешное дуновение ветерка приносит запах омеги, запах мёда и грецкого ореха, обволакивающий, успокаивающий. Источник чакры и умопомрачительного запаха вздыхает, но не тяжко и обречённо, а скорее как-то насмешливо? Можно ли вздыхать насмешливо? «Неизвестный», с большой буквы «Н», доказывает, что можно. Какаши уже не спит, он внимательно прислушивается, но ничем не выдаёт этого. На лице лежит приоткрытая книга "Приди-Приди Рай", а на ноги, чуть пониже паха опускается тяжёлое, давит, но терпеть можно. — Какаши-сенсей. — Произносят знакомым до боли голосом, по слогам его, Хатаке, имя, а затем тяжесть медленно накрывает всю верхнюю часть тела. Руки складываются на его груди, а затем добавляется что-то ещё и становится тяжелее: Наруто упёрся в сложенные руки подбородком. — Я же знаю, что вы уже не спите. — Узумаки ведёт носом, втягивает запах Какаши, целует в подбородок, прикрытый маской. Мужчина кладёт руки на поясницу наглой омеги, заставляя вздрогнуть, позволяет стянуть с лица книгу и отложить её рядом, на траву. Приходится зажмуриться и привыкнуть к свету, а потом посмотреть на Узумаки. Солнце прямо над его головой, освещает неаккуратные, лохматые волосы, подсвечивая их золотым и создаёт что-то вроде нимба. Хатаке ухмыляется: что это, если не прямая подсказка вселенной? А Наруто не унимается, ёрзает в попытке улечься удобнее, тянется головой к шее, чтобы сильнее чувствовать запах альфы. Какаши пахнет кофе и нагретой древесиной, и Наруто ведёт, он принюхивается сильнее, глубоко вдыхая, задерживая дыхание на пару секунд, а затем медленно выдыхая. Какаши не сомневается, что Узумаки уже немного влажный. — Ты хотел что-то конкретное? — Руки мужчины опускаются ниже, ложатся на упругий зад Узумаки, заставляя того судорожно вздохнуть, закусывая губу. Хатаке ухмыляется, уже знает, что скоро у омеги течка, что сейчас он немного чувствительней, чем обычно, но то ли ещё будет. — Хотел… Хотел напомнить, что у меня скоро течка. — Формулирует наконец Наруто и снова целует альфу в подбородок. Ластится. — Я помню и я знаю. — Хатаке резко опрокидывает Наруто на землю, подминает его под себя, упирается коленом между чуть разведённых ног омеги, согнутых в коленях, а другой рукой ближе к голове Узумаки, так, чтобы можно было зарыться в мягкий беспорядок на голове. Сам тянется к шее омеги, ведёт носом от ключицы до местечка за ухом, зарывается носом в щекочущие, даже через маску, волосы и ведёт дальше, к макушке и снова вниз, к пульсирующей венке на шее. Туда, где запах отчётливее и гуще. Наруто дрожит, цепляется руками за плечи альфы и откровенно раздвигает ноги шире, наклоняет голову, открывая доступ к шее. Хатаке касается губами шеи, местечка аккурат рядом с мочкой уха. — На-ру-то. — По слогам произносит мужчина, смакуя имя омеги на языке. — Мы в роще. Возьми себя в руки. — Бормочет Какаши куда-то в сгиб плеча и шеи, пониже от брачной железы, где омежий запах совсем густой и четкий. Наруто скулит его имя и смотрит, умоляюще так, помутневшим взглядом. Альфа вздыхает тяжко, сам не хочет отстраняться, сам чувствует и хочет прижать к себе ближе, чтобы без одежды, чтобы горячо, мокро и громко. Он подхватывает дрожащего омегу на руки и, как может, незаметно и быстро бежит по крышам к своему дому. Проходит через всегда открытое окно, кладёт свою ношу на кровать и теперь уже плотно закрывает окно, задёргивает шторы, немного неловко, потому что пальцы подрагивают. Первым делом снимает с омеги сандали, проходясь от худых щиколоток до коленей и внутренней стороны бедра пальцами. Наруто снова дрожит, разводит ноги шире и уже становится понятно, что течка начнётся прямо сейчас. Когда омега чувствует сильного альфу, которому доверяет, рядом, течка может начаться раньше на день или два, это обычное дело и это как нельзя на руку. Проще всё начать сейчас и закончить до очередной миссии. Хатаке снимает с себя повязку, свою Наруто уже снял вместе с привычной чёрно-оранжевой олимпийкой, оставшись в штанах и этой блядской сетчатой футболке, которая сводит Какаши с ума, показывает набухшие горошинки сосков и порозовевшую, нежную, карамельного оттенка, кожу. Но и сетчатая, развратная часть гардероба вскоре летит куда-то в неизвестность. Наруто загнанно дышит, а альфа и сам не лучше, снимает с себя жилетку и водолазку с перчатками, быстрыми рваными движениями, стягивает с омеги штаны вместе с бельём, только потом снимает остатки одежды с себя. Всё как и было задумано: горячо, близко, мокро. Густой запах омеги забивается в лёгкие и альфа наслаждается этим, вдыхает с упоением, он уже сам весь пропах Наруто. Природная смазка Узумаки стекает на простынь, делая кровать мокрой и с этим определённо нужно что-то делать. Так что Хатаке больше не медлит, мокро целует изнывающего от возбуждения и желания омегу, входит сразу двумя пальцами, разрабатывая набухший анус, Наруто блаженно и облегчённо стонет ему на ухо, сам вылизывает шею мужчины, чуть прикусывает. — Какаши… — Сиплым и дрожащим голосом произносит омега, проглатывая вздохи. — Я… Я хочу метку. Твою метку. Брачную. — Альфа замирает на секунду и тогда Наруто скулит, пытаясь создать трение внутри, елозит на постели. — Ты уверен? — А-абсолютно-о! — Вскрикивает Наруто, когда отмерший Хатаке находит пальцами набухшую простату. Мужчина улыбается, просто и открыто, оставляя багровые отметины на ключицах, спускается ниже, чтобы взять в рот набухший сосок. Узумаки выгибает, бьёт крупной дрожью и Какаши вынимает пальцы, мажет ими по второму соску, дует на него, вырывая очередной звонкий стон. Сил терпеть становится всё меньше, Хатаке пристраивается удобнее меж разведённых ног омеги, притирается головкой к набухшей по краям дырочке и наконец входит в Наруто, быстро, сразу до основания. Омегу всего выгибает, прошибает словно током, но Хатаке придерживает Узумаки за спину и сразу берёт быстрый темп, чувствуя, как узел, медленно и постепенно, набухает. Член Наруто течёт, влажно хлопает по мокрому, от предсеменной жидкости, животу при каждом толчке мужчины. Наруто тянется за поцелуем и Какаши нагибается, приникает к искусанным в кровь губам омеги, проникает в его рот языком, пересчитывая зубы, поглаживая клыки и нёбо, сплетается с языком Наруто, тот стонет в поцелуй от очередного толчка. Каждое движение внутри отзывается дрожью во всём теле, прошибает словно током, а Какаши входит глубоко и быстро, аж до закатившихся глаз. Хатаке толкается внутрь и задевает простату, проходясь по ней головкой, Узумаки зажмуривается, громко вскрикивает и ловит фейерверки перед глазами, больше не выдерживает и кончает первым, себе на живот, сильно, почти до хруста, выгибаясь в спине, забывая, как дышать и судорожно сжимаясь, чувствуя постепенно набухающий узел и пульсирующее, горячее возбуждение своего альфы. Тот продолжает втрахивать Узумаки в матрас, но теперь медленней. Наруто, пребывающий в посторгазменной неге, постепенно приходит в себя, его член уже возбуждён, и вот он, второй заход, в котором Какаши поставит ему метку. Руки цепляются за скользкие от пота плечи альфы, пальцы чуть впиваются короткими ногтями. Хатаке покрывает плечи, ключицы и, в некоторых местах, шею, поцелуями-укусами, оставляет засосы, водит удлинившимися клыками по коже, заставляя табуны мурашек прокатывается по телу и сводит Наруто с ума: клыки и предвкушение возбуждают до невозможного, заставляя метаться по простыням и скулить в ожидании связи и разрядки. Альфа толкается сильно, уже быстрее, выходя почти до конца и снова толкаясь по самые яйца с влажным, пошлым шлепком кожи о мокрую от смазки кожу омеги. Наруто подмахивает ему бедрами, как может в таком положении: лёжа на спине с закинутой на чужое плечо ногой. Стонет громко и протяжно, срывая голос, скулит и хрипит, подставляет шею. Толчки становятся быстрее, беспорядочнее, узел набухает сильнее, Хатаке тяжело дышит, капельки пота скатываются по красивому лицу со шрамом, который нисколько не уродует. Его шаринган светится красным в темноте комнаты. Наруто чувствует, что скоро кончит, чувствует, что Хатаке скоро кончит и уже слёзы скатываются по щекам, от скрученного внизу живота, давящего возбуждения. Альфа резко наклоняется и кусает рядом с бешено бьющейся на шее венкой в брачную железу. Наруто задерживает дыхание, ощущения разом наваливаются, будто он попал под мощную ударную волну и он буквально чувствует на подсознательном уровне, как у них образовывается связь, как две ниточки сплетаются, переплетаются воедино и кончает от ощущения всего этого разом, сильно, так, что вдохнуть невозможно. Какаши отпускает шею, выходит из омеги и кончает тому на живот, их семя смешивается, тоже переплетается, словно только что укрепившаяся связь. Лёгкие жжет от недостатка кислорода у обоих, и оба глубоко дышат, Какаши, навалившийся на Узумаки сверху чуть смещает вес в бок, дотягивается до своей метки и зализывает её, слизывая стекающие вниз по шее и на простыни струйки крови, он чуть ли не мурчит от удовольствия и счастья, а Наруто это чувствует, чувствует через себя и через связь, потому что сам ластится под бок своего альфы, поворачивается в объятиях так, чтобы Какаши мог и дальше вылизывать брачную метку своего омеги, оставлять нежные поцелуи везде, куда может дотянуться. — Наруто, ты ведь знаешь, что у обычных пар связь либо очень слабая, то есть через неё нельзя почувствовать ощущения партнёра, можно лишь определить, есть он или нет, в смысле мёртв. У некоторых пар связи и вовсе нет. А я чувствую твои… Чувства. — Лениво и медленно, в своей обычной манере повествует Хатаке, оторвавшись от своего занятия. Попутно сгребает Наруто в охапку и сразу всё встаёт на свои места, приходит ощущение покоя и равновесия. — Какаши-сенсей, я знаю про истинных, мы это проходили ещё с Ирукой-сенсеем и Извращённым отшельником. — Наруто зевает, вытягивается во весь рост, сперма неприятно липнет и стягивает кожу, но он просто не дойдет до ванной. — Считайте, вам просто повезло, с таким учеником, как я. — Омега хитро улыбается и смотрит в глаза. Какаши становится интересно, как отреагирует его неповторимый ученик, когда узнает, что их запахи теперь смешаны. В данном случае — древесина и мёд. Странное сочетание, но Хатаке думает, что ему всё равно. Потому что теперь Наруто полностью и бесконечно его омега. *** В кабинет Хокаге врывается голубоглазое, светловолосое стихийное бедствие и, судя по запыхавшемуся виду и блеску в глазах — это по его, Хатаке, душу. — Какаши-сенсей, когда вы собирались мне сказать?! — О, вот оно что, кто-то из друзей Узумаки заметил изменения в запахе. Что-то они припозднились, три дня уже прошло. Странно, что на брачную метку никто внимания не обратил. Ну теперь уже все всё знают. — О чём? — Альфа приподнимает брови, с самым невинным видом. — Как о чем?! Почему вы не сказали мне, что после брачной метки запахи смешиваются и меняются! — Выкрикивает Наруто с самым обиженным видом, подходя к Хатаке, сидящему в кресле Хокаге. — Ну во-первых — ты не спрашивал. А во-вторых — ты сказал, что вам всё объяснили в академии и Джирайя-сама тебе об этом рассказал. — Спокойно заявляет Хатаке, притягивая ошарашенного Узумаки к себе на колени, зарываясь лицом в сгиб шеи, аккурат рядом с брачной меткой. — Что б вас, Какаши-сенсей — Обиженно бормочет Наруто. — Спасибо, Наруто-кун, я тоже тебя люблю. — Омега заливается краской, неловко обнимая Хатаке руками за шею.