Всего лишь сон

Обломок арматуры, чем-то похожий на древнее копьё, летел очень медленно. Оскар хорошо видел его движение и понимал, что не пройдёт и пары секунд, как этот кусок железа пронзит его насквозь, но уклониться было невозможно... или он просто не хотел? Наверное, уже не хотел, даже если бы тело и повиновалось. Так всё и должно было закончиться: смертью предателя от рук другого предателя. Всё логично, и что с того, что он терпеть не мог логику и всю жизнь поступал вопреки ей? Да нет, он не предатель. Его мятеж – не предательство. Разве может быть предательством вызов? Кайзеру нужен достойный противник, и он готов им быть. Смерть от руки такого противника, как Лоэнграмм, была бы достойным финалом карьеры, но он просчитался, и сражаться пришлось с другом. Волк – сильный противник, но они равны, и шансы на победу тоже были равны, пока это ничтожество, Грильпарцер, не решил вмешаться. Его выстрел поставил точку в споре, которого не должно было случиться, во всяком случае, не между ним и Волком. А смог бы выстрелить Волк? Наверное, смог бы – он действительно предан Лоэнграмму... или всё же попытался бы захватить живым? Вот этого Оскар бы точно не хотел. Друг наверняка вспомнил бы десантное прошлое и пришел лично, а он не мог допустить плена и нового унижения. Но драться один на один с Волком? Действительно, лучше умереть вот так, от летящего куска железа. И в последнюю, неимоверно долгую секунду Ройенталь смещается навстречу гибели, чтобы арматура ударила в сердце, а не в плечо. Чтобы сразу – и насмерть. Удара и боли он уже не чувствует, только вспышка перед глазами – и падение в темноту. – Ройенталь... – голос знакомый, но это не Волк, и не Лоэнграмм, – вы слышите меня? Взгляд пока ещё плывёт, но чувства постепенно возвращаются. Он понимает, что лежит, скорее всего, в госпитальной палате. Не то чтобы он верил в Вальхаллу, но прийти в себя за столом, где пьют павшие в бою, было бы менее странно, чем вот так – просто на койке, даже не в наручниках. – Оскар? – голос становится более настойчивым. Голова кажется залитой свинцом, не оторвать от подушки, можно только немного повернуть, хотя на это уходят почти все силы. Их уже не остается на то, чтобы удивиться, увидев на соседней койке человека, которого тут быть не должно, потому что он... – Кирхайс, вы? – слова даются с трудом. Ройенталь все никак не может понять, на каком он свете и откуда здесь мог взяться этот человек. Если они оба мертвы, то им, пожалуй, полагается разное посмертие. Или же чувство юмора богов просто непостижимо для людей. Рыжий адмирал улыбается и кивает. – Да, нас положили в одну палату. Медикам, наверное, так удобнее, но вы же не против моего соседства? – Нет, – он всё же воздерживается от вертящегося в голове вопроса. – Ройенталь, – голос Кирхайса становится серьёзным, – я должен вас поблагодарить за своё спасение. Если бы не вы с Миттельмайером, я бы не справился с Ансбахом. Пока вы спали, приходил Лоэнграмм, он сказал, что Ансбах был под сайоксином, отсюда и его неистовство. Пока Зигфрид говорит, в голове как будто что-то проворачивается, и Оскар вспоминает, как они с Волком бросились на помощь раненому Кирхайсу. Да, верно, это луч из кольца Ансбаха попал Ройенталю точно туда, куда целило копьё из видения. Всё же наркоз и анальгетики порой подбрасывают занятные сюжеты. Какое счастье, что это был лишь кошмар и ничего непоправимого не произошло в реальности. – Да не за что, вы поступили бы так же, – у него наконец-то тоже получается улыбнуться.