***
- Тебе продолжать жить с этим. Жан был спокоен. Размеренно вдыхал и выдыхал, привычным жестом убирая лезущие в лицо волосы назад. Даже мысли его были не об этом - больше беспокоила проблема с прической, которую давно пора было решить. Он вел себя как обычно, будто не слышал только что слов об истинной смерти Марко. Только в глаза больше не смотрел. Ни Райнеру, ни переживающему Армину, ни Конни, сжимающему его плечо. - Жан, я знаю, как вы были близки, поэтому решил... - Браун пытался оправдать. Себя, свой эгоистичный позыв рассказать, совершенный непростительный поступок. Хоть что-то из этого. Но Жан не слышал. Не слушал и не хотел слушать, не хотел знать, не хотел снова вспоминать ужас тех лет, когда воздух казался ядом, а пальцы пахли гнилью. Не желал снова видеть перед глазами то тело. - Тебе с этим жить, Райнер, - повторяя, Жан снова дёрнул ладонь наверх, поправляя спадающие локоны, борясь с желанием заткнуть уши. - В отличии от Марко. Быть может пару лет назад он накинулся на Брауна с кулаками, целясь прямо в лицо. Продолжал бы бить до тех пор, пока у него не замедлится регенерация, попутно выкрикивая слова ненависти. Он смог бы избить его, выплеснуть свою агрессию, кричать, срывая горло. Но Марко это уже не вернёт. - Если тебе стало легче, то, считай, этот разговор имел смысл. Но не думаю, что это на самом деле так. Больше Кирштайн не говорил, только снова и снова зачесывал волосы, которые все ещё попадали в глаза, раздражая. Пальцы с завидным упорством цеплялись за пряди, оттягивая их в стороны, пока ладонь на плече не заменилась объятиями. Конни сжимал его настолько сильно, насколько только мог это сделать, пока на светлой рубашке растекались мокрые следы. Жан не плакал ни в день его смерти, ни после. Даже когда воспоминания накатывали на него с такой силой, что было больно. У него просто не было сил для этого - каждый день был битвой, войной за право существования, за право жить. Он сражался, чтобы смерть Марко не стала напрасной. Ненужной. Сжимал тяжёлое оружие, перерезал шеи титанов, лечил собственные раны, лишь бы доказать, что он сможет добиться того мира, о котором мечтал Марко. Ради которого он остался в Разведкорпусе. Ради которого его тело сгорело вместе с кучей других. А теперь крупные капли стекали по его лицу, впитываясь в плотную ткань, пока чужие подрагивающие руки сжимали все крепче. Он наконец-то вспомнил то, ради чего продолжал сражаться, свою мечту на пару с Марко. Но никак не мог вспомнить его лицо. Лишь запах гнили снова появился на ладонях.***
22 августа 2021 г. в 01:11
- Мы ведь даже не смогли поговорить!
Райнер снова в ужасе распахивает глаза, судорожно дыша. Этот чертов сон снится ему все чаще, как по часам. Ни раньше, ни позже. Стоит закрыть глаза - и взор вновь утыкается на крышу одного из полуразрушенных, из-за него же, домов, под обломками которого ещё слышны болезненные стоны. А на ней, прямо напротив него самого, Марко. Шокированный, кричащий во всю глотку, молящий, со слезами и надеждами на то, что перед ним все ещё люди. Те самые, защищающие их хрупкий мирок плечом к плечу. С которыми он всегда сидел за одним столом, сражался, спал на соседних койках.
Райнер желал бы не помнить - но сознание штука непредсказуемая, не щадящая никого. Особенно его. Поэтому и спит он меньше, и руки поглубже в карманы прячет, чтобы дрожь явную никто не видел. Чтобы сам он ее не видел.
Но Марко кричит, каждую ночь, настолько, кажется, оглушительно, что иногда бронированный верит, что даже силы титана не спасут его слух. Не только от чужого голоса - от четкого треска костей, разрывающихся тканей и скрипа тяжёлых огромных зубов, пережевывающих кусок человеческой плоти.
Райнер желал бы не слышать - но солдат снова кричит, кричит, кричит, а Брауну остаётся только затыкать уши. Это не помогает, только шум дико заходящегося сердца становится громче. Оглушающе.
Страшнее было предполагать, что кто-то узнает. Раскроет ещё больше его мерзкую сторону, созданную марлийцами. Эгоистично боялся, что взгляды, направленные на него, будут сочиться презрением. Ненавистью. Непониманием, как глаза Марко каждую ночь.
Очевидно, что Армин знал. Райнер думал об этом периодически: все же Бертольд тоже был там - тоже участвовал в этом, - и воспоминания его волей не волей унаследовал Арлерт. Если знал он, могли узнать и другие. Если знал он, рано или поздно узнает и Жан. А если узнает Кирштайн, - Райнер уверен в этом больше всего в последнее время, - его не остановит никто. Не потому что не смогут. Не посмеют. Только не его, ни в отношении Марко.
Жан был тем, кто нашел его. Он был единственным, кто смог опознать обглоданное наполовину тело, уже начавшее гнить. Он собственными руками покрывал его тканью, несмотря на едкий запах разложения, торчащие кости и копошившихся в нем насекомых. Ткань почти сразу впитывала в себя этот аромат, как и мозолистые ладони, сжимавшие с тех пор оружие за двоих. Марко, - нет, то тело, - сожгли в одной куче с другими погибшими. Жан уже не видел этого, но задыхался от темных клубов, которые не доходили до их корпусов. Отмывал руки от несуществующего запаха и драл горло из-за невдыхаемого дыма.
Больше не мог дышать свободно, будто внутри что-то мешало.