Не вешай голову

Привет, мой дорогой. Надеюсь, моё письмо дойдёт до тебя, потому что я так долго этого ждал. Мне стоило написать тебе раньше, но руки, понимаешь, никак не доходили. Работа на полставки и завалы в учёбе не дают вздохнуть свободно, но, тем не менее, думаю, что скоро избавлюсь от этого лишнего груза и проведу время с тобой. В конце концов, я стремился к этому последние полгода, верно? А ведь я даже не подозреваю, вспоминаешь ли ты обо мне тоже. Если бы ты видел, как солнечно на улице, ты бы вновь закрутил шарманку об отвратительной погоде, но все мы помним, как ты любил нежиться под тёплыми лучами. Когда просыпаешься совсем один на огромной кровати, то воспринимаешь её необыкновенно чужой и холодной. Помнишь, как мы разваливались на простынях по выходным? Я никак не мог взять в привычку заправлять постель, а ты мыть посуду после обеда, и, тем не менее, именно бардак мог запечатлеть самое счастливое время. Скучаю по тому, как ранним утром мог увидеть тебя на кухне с двумя чашками кофе и сгоревшими тостами, пока на фоне радио транслировало песни двадцатого века. Твоё лицо, такое непривычно спокойное в свете ноутбука: похоже, сегодня кое-кто встал с верной ноги. Молчание между нами не считалось гнетущим и неестественным, и потому под неразборчивое пение Майкла Джексона думали о своём, отвлечённом от внешнего мира. Гложит чувство, будто октябрь не дал насладиться этими днями сполна, обокрал, пока я спал, оставив этикетки от снотворного в утешение. Я вложил их в портмоне, но этого чертовски мало, чтобы забыться. Почему ты, сукин сын, забрал его у меня? В чём я провинился? Как и многим парам, нам не всегда удавалось понять друг друга, порой это расстраивало, а порой доходило до ссор. Тебе нравились спокойные мелодии, пока я пританцовывал под громкие басы, ты предпочитаешь просыпаться к восьми, а я закутаться в одеяле до обеда. Тебе нравилось спорить до конца, а я уступал тебе с первых минут, из-за чего ты заводился ещё сильнее и переходил к рукоприкладству. Выхватывать из твоих рук орудия убийства, чтобы прижать брыкающееся тело к груди, становилось чем-то обыденным, но каждый раз сердце моё наполнялось необычайной нежностью при прощупывании расслабленных мышц под ладонями. Казалось, рассудок покидает мою голову. Но давай согласимся — это твоя вина. Едва улыбающийся в ответ на похвалу, тяжело дышащий от поцелуя в ключицу, рвущий на голове волосы после ночного кошмара — передо мной ты представал в самых различных образах, которые, словно на фотоплёнке, запечатывались в мыслях. Больше никто не смог бы увидеть тебя таким, и от осознания вскипала кровь. Прикрытые веки, дрожащие руки, глубоко вздымающаяся грудь — какую цену я должен заплатить, чтобы пожить этим моментом подольше? Теряющие блеск глаза и неуловимое дыхание заставляют этой ночью остаться с тобой. Ты не проронишь ни слова, но меня не нужно просить лишний раз. Не проронишь ни звука и на утро. И на следующий день. Словно человека выдернули из реальности, и я бы желал, чтобы это оставалось метафорой. Ни в новостях, ни в сплетнях, ни в знакомых местах не мелькает твой образ. Могу ли я всё ещё надеяться на ответное письмо? Я помню всё до малейшей детали: родинки на плечах, заикание при волнении и привычку взъерошивать волосы. Только последние месяца совсем выбились из памяти. Помню, как ты ненавидел, когда я пропадал в куче книг. Помню твой страх до подгибающихся колен перед больницами. Помню перелив зелёно-голубой радужки на свету и постукивание пальцем по столу. Чёрный чай с двумя кубиками сахара, красный цвет, середина зимы, со вкусом яблока, шерстяные носки. Помню, что должен помнить, помню по мелочи. Конечно же, я запомнил, как ты исчез. Подумал бы, что это обычный плод больного воображения, но фотографии в рамках скажут обратное. В безработные дни взаправду хочется проснуться и понять, что ты — мой кошмарный сон. Ждать тебя невыносимее, чем вспоминать лучшие дни. День перед прощанием выдался особенно сумбурным. Приоткрыв дверь, я застал тебя за странным занятием, но, что уж там, мой парень всегда полон сюрпризов! Возможно, не припомнишь те события, потому что выглядел несколько нездорово: цианистая кожа, ослабшие ноги, да и вид в целом несколько потрёпанный; наверное, снова страдал от бессонницы. Пришлось немного повозиться, чтобы спустить тебя на землю. На мои оклики ответа не последовало, так что стоило уложить тебя спать: в конце концов, люди всегда вымотаны под конец недели. Мы могли обсудить все детали на утро. Мы могли бы, однако, ты так и не разомкнул глаз, а только холодел с каждым часом. Чёрт. Чёрт. Чёрт. Чёрт! Заплетающимися пальцами набрал номер скорой, одновременно уверяя себя, что это лишь подстраховка и на деле всё хорошо. «Всё ведь хорошо?» — спросил я тогда людей в белых халатах, а они лишь покачали головой и едва не сняли шапки с головы. Стоял за дверью, хлопал ресницами, пытаясь переварить случившееся, понять, к чему вакханалия, куда они, чёрт возьми, забирают тебя? Те незнакомцы что-то говорили мне тихим голосом, и я рад бы ответить, правда, не слышал ничего, кроме белого шума, не чувствовал ничего, кроме тошноты и раздражения, не видел ничего, кроме удаляющихся с носилками врачей. Терять сознание — единственное, на что я был способен тогда. Твоё бледное лицо так безмятежно на фоне копошащихся людей, и я счастлив, что не разглядел его под пакетом. Проснись, и всё будет как прежде. В следующие дни меня возили по отделениям, расспрашивали про какое-то мёртвое тело и косились недобрыми взглядами. В окружении четырёх серых стен чувствуешь себя слишком маленьким и недостойным внимания, будто ребёнок, потерявшийся в супермаркете и не понимающий, куда идти, что делать дальше? Бормочу что-то невнятное, пока это записывают в тетрадь. «Всё равно, что вы предпримете, только, если вам не сложно, снимите петлю с потолка». За хлопком входной двери дом наполняется непривычным опустошением, не столько духовным, сколько физическим. Из спальни не доносилось сонное «с возвращением», подушки не оказались зажаты между чьих-то локтей, да и у плиты не баловались с интернет-рецептами. Пусто. Такие же ощущения испытываешь, когда проходишь вдоль улиц ближе к утру, по которым не спешат прохожие и не проезжают машины. Словно чего-то не хватает. Будет тяжело день за днём просыпаться в одиночестве, ожидать знакомого звонка или сообщения про выписку из санатория, куда тебя направили отдохнуть и набраться сил, прислушиваться к малейшему шороху со стороны двери. Отдалённые уголки разума шептали мне, что это последняя наша встреча. В это сложно поверить. Неужели те слова ничего для тебя не значили? Клялись друг другу в беспрекословной защите, будучи наивными детьми. Переживали вместе то, что, казалось, пережить психологически невозможно, будучи побитыми подростками. Привязались сердцем, сами того не желая, в юношестве. Твоё плечо прижималось к моему, а ты всё говорил и говорил: «Обещай, что не оставишь меня». Жизнь — нелёгкая штука, и мы это понимали, но ты содрогался в всхлипах, а я обещал, снова и снова, снова и снова, пока ты не засыпал, самые разные глупости… Вчера пришло приглашение на твои похороны. И меня сейчас стошнит. Надеюсь, ты найдёшь путь домой, и, может, не к обеду, но позвонишь мне, когда-нибудь, когда-нибудь, когда-нибудь… Ведь я так люблю тебя и жду ответного письма.