iL faut

Становится сыро. Смеркается. Мало освещённый дом великолепно смотрится среди угрюмых вязов, что начинают аллею, ведущую в глубину парка к озеру. Вдоль небольшие фонари, что зажигаются вечером. Красивые тени. Над оранжевым светом кружатся мотыльки, трещат сверчки. Небо тёмное, но не так как ночью, ближе серое. Стоит запах цветущей липы, поют ночные птицы, шелестит трава и молодые листья, в воздухе ещё чувствуется прохлада. Вдали слышится стук, иногда грохот, изредка голоса - ночные поезда отправляются от местной станции, она недалеко, буквально в двух верстах. Изредка шлёпает что-то по воде, будто большая рыба. На кухне раздаётся глухой звон посуды - готовится ужин, в гостиной кто-то играет на пианино, слышатся разговоры и женский смех. Всё говорит о раннем лете - и прохладная погода, и знакомые люди, и нежное настроение. Евгений Сергеевич вальяжно расположился в кресле. Одной рукой он поддерживает голубоватую книгу, другая, что с золотистыми часиками на запястье, покоится на резном подлокотнике, и только изредка поднимается, чтобы перелистнуть страничку. Мопассан "На воде". На нём брючный костюм молочного цвета, белая рубашка. На шее повязан маленький атласный шарф, в кармашек жилета вставлен кусочек ткани, под цвет ему. Очки его чуть спущены на нос, глаза медленно блуждают по строкам, периодически поднимаются на стул вдали комнаты - на нём, оставленная Ириной Николаевной шаль. Она, как по велению судьбы, так прекрасно подходит под его сегодняшний костюм - вязанная и тоже молочного цвета. Изумительная... Баловать романистов и привлекать их к себе Аркадина уже час сидит на террасе. Там прохладно, а она даже без шали. Он наблюдает за ней поверх книги. А между тем их любят. Итак... Прикрыв на секунду глаза, Дорн захлопнул книгу, не запомнив страницы. Слишком сложно давался сюжет, когда на террасе виднелась такая знакомая фигура. Покатые плечи подрагивали от вечерней прохлады, особой причёски нет, кажется, волосы просто собраны в низкий пучок, светлое платьице в пол с изысканными рукавами и открытыми ключицами, на шее кулон с янтарным камешком, помнится она рассказывала, что купила его в Харькове, на гастролях. Она пьёт зелёный чай с розовым вареньем, всматривается в небо. Звёзды уже проявляются, но не так отчётливо. Она думает что-то своё так красиво. Она слушает природу, но до неё доносятся мелодии пианино. Она изредка вздыхает - это заставляет доктора вздрагивать. Совсем отложив книгу, он теперь смотрел лишь на неё, пользуясь тем, что женщина этого не замечает. Его губы тронула нежная улыбка, глаза чуть прищурены. Он беззвучно усмехнулся. Видны только её отдалённые очертания, а он, казалось, ощущал её прямо перед собой, как будто бы она стоит напротив. Я вновь перед тобою... С кухни уже тянуло вишнёвым пирогом, пианино то затихало, то раздавалось неожиданно и во всю мощь, будто гром. И непонятно сколько Дорн бы мог так просидеть, если бы она не оглянулась. Он сконфуженно попытался притвориться, что читает, а Аркадина, то ли не заметила, то ли не захотела замечать его прежнего положения. - Евгений Сергеевич... - Да-да? - Вы не могли бы подать мою шаль? Она там, на стуле, кажется... я что-то замёрзла... - Конечно. Поднявшись с кресла, он отложил на него книгу, после забрал с журнального столика шляпу. Осторожно стягивая со спинки стула вязанную шаль, он порывисто надел головной убор, всё же вспоминая о предупреждении Полины Андреевны, и ступил на террасу. Прохладная свежесть тут же ударила в лицо. Небо совсем потемнело, затихли соловьи, а ветер наоборот усилился. Доктор аккуратно накинул на плечи женщины шаль, цепляя пальцами тёмные волосы, провёл ладонями к локтям и обратно, согревая. Она подняла усталый взгляд. Эта игра теней на бледной шее... - Вы совсем продрогли. Может, зайдёте в дом? - В доме слишком шумно, а здесь мне хорошо... - Можно я составлю вам компанию? - Только если будете молчать. Он неопределённо кивнул, садясь рядом. Казалось, был готов на всё что угодно, лишь бы посидеть с ней вдвоём. Расскажите вы ей, цветы мои... Воздух пах сыростью. Ветер всё усиливался. Вроде бы моросил дождик, но он не задевал их. Виднелось озеро, покрытое небольшими волнами. Из-за туч совсем не видать звёзд и луны, поэтому все предметы были мало освещены и казались совсем чёрными. Тёмные, могучие вязы выглядели жутковато. Они были похожи на очень высоких, горбатых людей, которые тянули свои длинные руки к маленьким садовым фонарям и лавочкам. Совсем вдалеке было несколько домов. Наверное, дачных. Они были тоже тёмные, только в одном светилось жёлтое окошечко. Если проехать чуть дальше этих домов, будет поместье Заречных. Если двигаться в другую сторону, там поле, за ним станция товарных поездов, за станцией уже начинается дорога к городу. Евгений Сергеевич долго всматривался в эту темноту, пытаясь понять, что такого в ней видела Аркадина. И ему всё казалось, что это находится прямо перед глазами, просто увидеть было не суждено. С ней оказалось поразительно хорошо молчать. Дорн прекрасно слышал как она легко дышала, скорее чувствовал чем видел еле заметную улыбку на её губах, ощущал тепло её тела. - На озере волны кажется, слышите? - спросила она, прислушиваясь к отдалённым шумам воды. Они сливались со всевозможными уличными шорохами, поэтому расслышать именно их было невообразимо сложно.  - Да... - немного растянул гласную, после вынул с кармана табакерку, - Сегодня ещё душно было днём... Значит ночью будет гроза. Скорее всего сильная. Ирина Николаевна вновь глубоко вздохнула полной грудью, потом провела указательным пальцем по краям чашечки, это вызвало тихий свист. Музыка для ночной картины. Как чудесно с ней. Она лениво поёжилась, кутаясь в тёплую шаль, неспешно переводя взгляд на доктора, который уже смакуя покуривал сигару. - Вы кажетесь мне чертовски привлекательным, когда курите, - женщина усмехнулась в своей излюбленной, но до боли заезженной театральной манере, - помнится, двадцать лет назад, вы были местной знаменитостью и настоящим ловеласом...- Дорн смущённо опустил глаза, выпуская дым изо рта, - Но и сейчас вы не менее хорош. Евгений Сергеевич, а давайте с вами на чистоту. У вас же есть возлюбленная, не правда ли? Мужчина отвернулся, скрывая неширокую улыбку. Ирина Николаевна так точно чувствовала его нынешнее состояние, но казалось не видела самого главного. Предчувствия, догадки, старые приметы и славянские поверья, а возможно она всё давно поняла. - Улыбаетесь... Значит я не соврала. Она пряма и честна, как ночная темнота. Доктор слегка щурится, рассматривая обрамлённое тенью бледное лицо, изящные аристократические черты, неподвижные губы, с которых в одну незаметную секунду исчезла улыбка. Льнёт щекой к её ладони, что треплет волосы за его ухом, целует тонкое запястье, чувствует живое биение сердца своими губами. К ней невероятно хочется прикоснуться. Она актриса, у неё томный, с лёгкой надменностью взгляд. Она преданна своей профессии до невозможности, от неё пахнет театральной пылью и табаком, но она также невероятно проста: она плачет, не скрывая судорожного лица ладонями, прижимается щекой к мужскому плечу. Она проста и сложна параллельно одновременно. Она Аркадина.