᛭᛭᛭
Блондинистая макушка с изящной укладкой мелькает в разных, беседующих кучках дерьма. Она в них - как выточенная океаном, драгоценная жемчужина - лишняя. Ей не идут светские унылые диалоги и милая, прелестная пассия, прильнувшая к боку. Но юноша даже не думает ревновать. Сколько у них было? Три месяца сумасшедшего, сладко-романтичного, искреннего безобразия с наблюдением за метеоритным дождём, дурацким пари в парке аттракционов и ленивым утренним сексом, где "Гукки" стонал под сильными бёдрами как мягкий, состоящий сплошь из патоки и карамели "Малыш"? Час аккордно-финальной, первой и последней ссоры, когда Паку какие-то самаритяне-ноунеймы предоставили доскональное досье со всеми грехами на его "визави"? Для наёмников-коллег подобное - метод, чтобы добиться цели. Для проросших розовыми стеблями с бархатными бутонами клапанов брюнета - это предательство. И, скорее всего, Чимин с его аортальным органом солидарен. После такого он имеет полное право, с уничижением мимолётно глянув на нагло припёршегося, отныне заклятого врага, царственной походкой рассекать по залу. Искряще улыбаться своей леди, отвешивая комплименты, и изредка порхать губами по её зарумянившимся щекам. Игнорировать паршивый, чужеродный, лживый элемент, прекрасно зная, зачем тот явился. За чьей кровью пришёл. Щурясь сквозь хрусталь фужера, Чон замечает кое-что: его ангел и палач в одном флаконе тоже умеет врать. Блистает, будто на сцене театра, но в нюансах непроизвольно фальшивит. Ладонь на талии, обтянутой шёлком платья, застыла небрежно. Н е б е р е ж н о. Короткие пальцы прежде оплетали гуков живот гораздо нежнее, лукаво щекотали косые мышцы, аккуратно прижимали за пояс к своему так, чтобы даже миллиметра между телами не оставалось. А теперь между парой, обсуждающей что-то с послом, целая пропасть, если сравнить. Янтарные полумесяцы не зажигаются в ответ на восхищённый, женский взгляд. Они даже на полумесяцы-то мало походят: не изгибаются суженным серпом, не собирают во внешних уголках морщинки. Словно спутник не отражает апельсиновый свет центральной звезды, преломляя его до завораживающего перламутра. Странно, а для затменного, агатового солнца луна всегда сияла ярко. Да и касания эти... Так обычно, по маминому велению, брезгливо чмокают прикатившую из глубинки, троюродную тётку, от которой за версту несёт кошатиной, и поэтому хочется поскорее отшатнуться. От "не-могу-ничего-с-собой-поделать-твоя-мордашка-с-бэмби-глазками-так-и-просится-на-поцелуи" отлипать наоборот ни в какую не хотели. Нет, всё-таки, юноша ревнует. Поэтому и воображает себе то, чего нет. Но его сердце всё равно бьёт тревогу. Только не бьёт, а пьёт. И не тревогу, а шампанское. Цедит по капле, ибо пьянеть на миссии - высшая степень некомпетентности. А на деле желает в вине утопиться. Игристом или чувстве - какая разница? Просто попускать пузырьки со дна, а по истечении срока годности лёгких и объёма приватизированного ими кислорода всплыть затылком кверху. Киллер уже подсуетился: один из официантов в купе с закусками передал на подносе заранее подготовленную записку. В ней всё ёмко: маршрут и время. Точка икс - один из кабинетов на втором этаже особняка. Текст печатный, но Чимин всё поймёт. И, нет сомнений, придёт. Задеты гордость и честь, у него эти черты выкованы сталью, за них, наверняка, уже чешутся кулаки, дабы вмазать по смазливой физиономии. А под модным пиджаком от известного кутюрье ремень хранит любимый, памятный браунинг. Уязвимость и беззащитность - это не про блондина. Когда промежуток до эпилогового свидания разменивает десять минут, тот самый официант внезапно сталкивается с напряжённым парнем. Тормозит, рассыпается в причитаниях и суёт в руку письмо. Чонгук с подозрением резко вцепляется в запястье, шепча грозное: "От кого?!" Стафф сконфуженно кивает на одну из дальних колонн. Привалившись к ней, в расслабленной позе штормится слегка весёлый джентльмен. Искусно имитирующий состояние "подшофе". Ким Сокджин, противник босса, на которого тот не храбрится разевать пасть и тявкать - чревато. Шатен спокойно принимает суровый, чёрносмородиновый взор, подмигивает, кивает на послание и салютует бокалом. Завизжавшая в мозге паранойя заставляет не медлить: адресат выуживает из конверта небольшой лист с минимумом строк. Загребает их разумом и на мгновение столбенеет. Ему не нужно перепроверять сообщение. Месседж до тупой, ноющей боли лаконичен. Без уточнения причины и механизма. Его смысл, если перефразировать, в том, что Намджун не сдержал обещания. А если не перефразировать: Джонхи мертва уже как четырнадцать дней. За ресницами щиплет. В носу свербит. Пульс, словно запутавшись, потеряв ритм, замолкает. Титановый, выпаянный волей стержень внутри крошится, как графит в постоянно падающем со стола карандаше. Такой заточить практически невозможно. Будет ломаться, пока на стружку не искромсается вся древесина. Но это длится всего несколько секунд. За которые брюнет окончательно уверяется в изначальном решении сегодняшнего вечера. Обсидианы обращаются к циферблату, и их хозяин горько усмехается. Пора подниматься в установленную комнату. Пора идти прощаться.᛭᛭᛭
Дверь бесшумно отворяется и в просторный кабинет просачивается второй его визитёр. Первый же окаменел перед панорамным стеклом, которое огнями окон напротив очерчивает его силуэт в окружающей темноте. Старший не различает шагов - не зря агент годами оттачивал поступь мягколапой, хищной пумы. Приходится обернуться. В слабом, кадмиевом потоке еле долетевших, разбавленных сумерками фотонов эмоции гостя угадываются проще. Чужие смятение, раскаяние и тоска когтями полосуют грудь, и Пак почти съёживается от саднящего ощущения, но не поддаётся. Вместо этого ныряет под полу смокинга и вытаскивает пистолет, с каким-то зарёберным отторжением направляя его на вошедшего. Тот отзеркаливает движение. - Здравствуй, Чимин, - связки слабеют и сипят на заветном имени. - Здравствуй, Чонгук, - получается не лучше. Следовало бы отчеканить холоднее, студёнее. Они не контактировали слишком мало, чтобы забыть образы, высеченные на подкорке. И слишком много, чтобы дико, неконтролируемо по друг другу соскучиться. Чайные чашки распахнуты во всю доступную им ширину. На сетчатке красными нитками вышивается облик бессовестного предателя. Того, который "Ты не разрешишь последний поцелуй, так?", натянуто улыбнулся, "Встретимся в следующей жизни, хён?", "Прости, хотя предполагаю, ты не сможешь. Да я и не заслуживаю", удаляющаяся спина, щелчок автозамка с доводчиком. Предателя, бывшего когда-то давно - целых четырнадцать дней назад, до получения компромата - родным и ценным. А теперь... Впрочем, так родным и ценным оставшегося. - У тебя новая девушка? Симпатичная... - Да, и, представляешь, к тому же честная. Рассказала, что занимается журналистикой, но при этом не копалась в моих документах и не залезала в ноутбук. Не обманывала, - яд льётся из каждого предложения, стараясь мстительно, посильнее ужалить. - Вы красивая пара, эффектно сочетаетесь, десятки охов и ахов от толпы словили, - без укора, с тёплой печалью произносит юноша. - Надеюсь, у вас всё по-настоящему сложится. Она обязана полюбить такого потрясающего мужчину, как ты, - магазин, стиснутый в пятерне, дрожит и маузер опускается, устремляясь вектором в пол. Палец отрекается от курка. Мёд перемешивает в радужках растерянность: - Что ты делаешь? - Наверное, у меня осталось не так много минут, - зрачки всполошенными стрижами снуют по рамам за чужими лопатками. - Минут для чего? - Объясниться... - Я изучил все страницы в твоей папке, белых пятен в биографии не... - Пожалуйста, - умоляюще выпаливает слёзный тембр. Нервы на пределе. - Не перебивай, ладно? - возникшая пауза расценивается как согласие. - Я из-за рода деятельности давно и беспробудно разочаровался в людях, тем более "высшего класса". Столько насилия, грязи, махинаций с властью и террора, а всё ради чего? Чтобы украсть как можно больше, обогатиться, пока у каждого не будет по золотому дворцу и золотому унитазу... Такая дорожка привела бы к тотальному краху. И, как бы трагично это не звучало, я боялся, что мир обречён... ровно до встречи с тобой. Но после с удивлением осознал: ещё не всё потеряно. Человечество не потеряно, пока у него есть ты... - Ага. И поэтому ты планировал меня убить, притворяясь влюблённым дурачком, - сарказм даже не старается травить желчью, нарастающее беспокойство тушит гнев. - Я не притворялся. Ни секунды, проведённой с тобой. Я не играл с твоими чувствами. И со своими тоже. Даже подавить их не пытался, потому что это было бесполезно. Блондин ошалело распахивает рот, но молчит. Вглядывается в космические, намокшие чернила и ищет подвох. Не находит. Совсем. Он и не подозревал, что его Малыш может так громко смотреть и так тихо, но непоколебимо говорить. Левой кистью Чон шарится в кармане и высвобождает из него крохотный передатчик. На это шевеление старший реагирует чутко, продолжая до жути халтурно и криво метить дулом в район солнечного сплетения напротив. - Ты ведь достаточно услышал? Я не справился с заданием, хотя в этом, судя по всему, ты убедился ещё две недели назад, - смелая реплика безукоризненно фиксируется микрофоном и доставляется прямиком в динамик выгнувшего бровь начальника. Его очередная марионетка ждёт команды на укутанной мраком крыше. - Что происходит?! - вот теперь луны светятся, но не самой приятной эмоцией: концентрированным испугом. - Не волнуйся. Моему боссу не выгодно убирать тебя сейчас: внизу множество свидетелей. Беловолосый Ян протестующе мотает головой, а его антрацитовая Инь максимально рискует полившимися откровениями: - В самом начале, когда меня только притащили с улицы и взяли под своё крыло, эта беспринципная организация упорно вдалбливала одно правило: если киллер не исполняет заказ и не отнимает жизнь у жертвы, то взамен платит своей. Грамотно распорядись сэкономленным мной временем, хорошо? - Постой, Гукки... - швырнув чёртов браунинг на паркет, дёргается было Пак, но юноша выкидывает руку вперёд в останавливающем жесте. - НЕ ПРИБЛИЖАЙСЯ! Ровно по центру на спрятанном чёлкой лбу расцветает лазерная точка. Она издевательски, коварно пляшет, но брюнету не страшно. Потому что перед ним стоит тот, кому он подарил скромный, но, всё же, шанс. Потому что он -