Отпуск

Ему нравилось думать, что это отпуск. На самом деле, он не помнил, что такое отпуск, он много чего не помнил, но в найденном в подземке бесхозном журнале была очень большая статья. Про отпуск и «как правильно». В статье (на шесть страниц, Господи, на целых шесть страниц) с обилием красочных фотографий рассказывалось про городские отпуска (он рассматривал снимки узких европейских улочек, иногда казавшихся до боли знакомыми, площадей и широких, заполненных людьми и верандами кафе бульваров), про активный отдых (это заставило его поморщиться от сочувствия к герою фото в зимней куртке и полном альпинистском снаряжении и проникнуться завистью к герою другого фото в плавках рядом со старой доской), про пляжный отдых — и мили белоснежного песка, все оттенки синего и голубого в морской глади даже на фото вызвали горестный вздох и приступ совершенно неуместной, но абсолютной зависти. Пляж ему не светил. Ну, не такой. Это знание не помешало поехать на Кони-Айленд и долго пинать песок носками тяжелых ботинок. Он думал, что когда-то знал, как это — отдыхать. Он хотел вспомнить. Он много чего хотел. Это отпуск — решил он для себя, и дни стали интереснее, красочнее. Они наполнились впечатлениями и странными мелочами, черное термобелье сменилось на футболку I <3 NY, кожа куртки и штанов на потертую, выбеленную джинсу. Ботинки он оставил. На третий день он стащил рюкзак, к концу второй недели передний карман покрылся значками, а узкие очки сменили зеркальные авиаторы на пол-лица. Образ туриста стал полноценным. Даже заговаривающие с ним прохожие тянули слова и очень четко проговаривали звуки, похоже не ожидая, что он их поймет. Справедливости ради, он понимал не всегда. Справедливости ради, он не всегда мог ответить. Дело в том, что он не знал, кто он такой. Да, город казался знакомым, но далекие города других континентов и стран в фото в том журнале тоже казались знакомыми. Да, он говорил по-английски, но не по-английски он говорил тоже, и тоже бегло, и тоже без акцента. Он обошел весь город — никто его не узнавал. Он украдкой смотрел фото пропавших без вести в газетах и на сайте полицейского департамента, да, даже на сайте ФБР, но его и там не было. Его нигде не было. Не человек. Призрак. Впрочем, отпуск. Он мог с этим работать. Ему это… нравилось? Он даже подумывал найти работу, но работа плохо сочеталась с концепцией отпуска, и он продолжал заимствовать. Воровать. Заимствовать. А, к черту! Собственно, в этот день он шел по Таймс-сквер неспешным прогулочным шагом, и позаимствованные триста долларов грели душу, свежекупленный и свеженастроенный телефон приятно оттягивал карман, а еще теплый кофе прокатывался горечью-сладостью по языку. Можно сказать, что он был счастлив. Нужно сказать, что он совершенно не ожидал подставы. Фургон затормозил в переулке на девять часов. Он услышал визг тормозов, как много вещей, которые он не должен был слышать, которые не слышал никто кроме него, но он слышал, и он услышал фургон, услышал топот ботинок по асфальту (таких же, как у него самого, утяжеленных и усиленных), услышал голоса и шипение связи. — Объект движется по Таймс-сквер, — услышал он. — Нужна чистая операция, ты понял меня, агент? — услышал он другой голос. — Чистая! — Есть, сэр, — ответил, видимо, агент хрипло. Ну. Он двигался по Таймс-сквер. Он был не уверен, что это за ним, но решил перестать двигаться по Таймс-сквер. Это было исключительно взвешенное и разумное решение. Он исключительно взвешенно и разумно (хотя, возможно, и немного торопливо) покинул Таймс-сквер. Он замер в безымянном проулке, сосредоточенно допивая кофе, демонстративно уткнувшись в телефон и краем глаза наблюдая за видимой частью улицы. Сначала не было ничего, он даже подумал, что ему послышалось, что в какой-то квартире смотрели боевик, а он просто слишком нервный и мнительный идиот с дерьмом вместо мозга. Потом он увидел его. Он. Ну. Он бежал? Ладно, да. В Нью-Йорке встречались бегающие люди, очень много бегающих людей, по-разному бегающих: кто-то в парках, кто-то из-за спешки, кто-то от полиции и незаконных дел. Но, как правило, эти люди выглядели не так. Они были хотя бы в кроссовках. Хотя бы в обуви. Потом он услышал топот тяжелых ботинок, и топот приближался к нему. Он легко выкинул опустевший стакан. Он с сожалением избавился от нового телефона. Он быстрым шагом — не побежал, а быстрым шагом! — пошел прочь. Топот не исчезал. Пожарная лестница оказалась весьма кстати. Он сидел на ней, свернувшись едва ли не в комок, наплевав на пятна на светлых джинсах, просто сидел и прислушивался к каждому шороху. Город был очень шумным, города всегда были шумными, но в этот раз топот, удаляющийся и приближающийся, вычленялся из этого шума легко. Он не мог разобрать их слов, но слышал шаги, слышал сухие щелчки кобуры (кто-то нервничал), слышал шипящие, обрубленные приказы. Он надеялся, они пришли не за ним. Он не знал, почему вообще подумал, что они могут прийти за ним. Он слез с лестницы. На самом деле, он не собирался ничего делать, он хотел просто вернуться на проспект, купить еще кофе, потратить немного позаимствованных денег на очередной новый телефон, а может, подобрать в проулке тот, если его еще не утащили такие же любители позаимствованного или честно найденного. Он не ожидал, что мимо пробежит тот же босоногий идиот. Он совсем не ожидал, что как-то на автомате, за шкирку, втащит его к себе и почти швырнет в стену, прижимая к ней собственным телом. И совсем-совсем он не ожидал, что пока идиот будет восстанавливать дыхание, а он сам пытаться сообразить, за каким хреном вообще это сделал — те, в тяжелых ботинках, протопчут мимо. — А, — сказал идиот, когда стук тяжелых ботинок об асфальт окончательно растворился в городском гуле, глядя на него и потирая правой рукой шею. — Хей! Он смерил идиота долгим взглядом, запрокинул голову и тяжело вздохнул. А, к черту! *** Все началось так: он открыл глаза. Вокруг пищало, скрипело, кричало. Он открыл глаза и увидел свет, потом он увидел людей в странной форме пастельных тонов (позже он узнал, что это медицинская), потом железную палку с отделкой из пожелтевшего пластика, на которой видел пакет. В пакете была жидкость. В пакете была трубка, трубка шла к его правой руке и иглой входила в кожу. Он попытался открыть глаза шире, но не смог, а когда смог — свет был приглушен и людей почти не было. А еще у него горела рука. Там, где входила игла, и он выдернул ее, едва поморщившись от резкого укола боли и отстраненно удивившись, что вторая — рука, не игла — блестела. Он встал, комната немного накренилась, но головокружение быстро прошло. Он вышел из той комнаты. Он нашел себе пастельную форму по размеру и тяжелые черные ботинки. Он нашел странную кожаную форму и выкинул пастельную. Он вышел из здания — и мир накренился снова. На улице было ярко. На улице было шумно. На улице были люди. — Мне нравится твой стиль, чувак! — крикнул ему один из этих людей. — БДСМ-Шик! — крикнул второй. — Спасибо, мудак! — крикнул он им в ответ как-то на автомате, и они рассмеялись. Он это запомнил. Первую ночь он провел под мостом в компании трех бездомных кошек. Потом он нашел кошкам дом, но не нашел его себе и ночевал в парке. На третий день он спустился в подземку. Нет. Не так. На третий день он позаимствовал из рюкзака какого-то бездомного смену одежды вместе с рюкзаком и спустился в подземку. И нашел журнал. И решил, что у него отпуск. Тогда стало легче. Он все еще не знал, кто он, все еще не мог ответить на вопрос, как его зовут, но жадно впитывал мир в себя и учился, учился, учился. Он прочитал про амнезию. Он прочитал про Нью-Йорк. Он прочитал учебник истории, забытый детьми в одном из вагонов. Он научился воровать. Он нашел заброшенный и пыльный чердак, на который вела безбожно скрипящая лестница. Это стал дом. Его устраивало. Он смазал и немного починил лестницу, он научился находить себе еду вовремя, а не когда живот сводило болезненными спазмами, черт, да у него даже появилась любимая еда. И любимые места. И дом. И три кошки, потому что он забрал их из их нового дома в свой новый дом. Иногда он думал, что это не очень похоже на отпуск, но тогда он просто переставал думать и ложился спать. Кошки мурчали. Ему нравилось, когда они мурчали. Нравилось. У него была — видит Бог! — очень простая, понятная и налаженная жизнь. Босоногий идиот в нее ну совсем не вписывался. И все же, он привел его к себе, толкнул к брошенному на пол одеялу и сказал: — Садись, — и тот сел. — Подожди, — добавил он и ушел. Он немного надеялся, что идиот сбежит. Он думал, что ему не может так повезти. Он игнорировал странную печаль в груди, когда лез обратно на свой чердак с набитым новыми вещами рюкзаком. Он совершенно не ожидал найти идиота именно там, где его оставил, а идиот, судя по просветлевшему, но все еще болезненно-обреченному взгляду, совершенно не ожидал, что он вернется. Идиот. — Это тебе, — пробурчал он и бросил в идиота рюкзаком. — Стив, — сказал идиот невпопад. — А? — Меня зовут Стив, — терпеливо повторил идиот по имени Стив, теребя в руках лямку потрепанного рюкзака. Он кивнул. — Понятно, — сказал он. Дело в том, что у него все еще не было имени. — А ты… — начал Стив, и он раздраженно фыркнул. — Ты слишком много говоришь, — перебил он, где-то под рукой согласно мяукнула кошка. Стив кивнул. Вот как-то так оно и началось. *** На самом деле, Стив был не так уж плох: быстро учился, мало говорил, подхватывал любую идею и, в общем-то, недурно для двухметрового качка сливался с толпой. Жрал, правда, многовато, но это была их общая проблема. Заимствовать приходилось чаще. В первый раз Стив неодобрительно назвал это воровством. В третий — густо краснея протянул ему честно позаимствованные у кого-то деньги. Он одобрил, кошки, одаренные по такому случаю тунцом, одобрили втройне. Он все еще не знал, зачем привел Стива с собой, но разделенный на двоих отпуск отчего-то стал веселее. У них было много общего. Казалось, у Стива тоже амнезия, ну, или его — заразная, потому что недавний босоногий идиот, перестав быть босоногим, остался идиотом. Стив смотрел на дома, магазины и рекламные щиты с открытым ртом, Стив долго ругался при виде ценников и впал в натуральный ступор над телефоном. Но, да, быстро учился. Поэтому телефон пришлось конфисковать из-за крайнего пристрастия не-босоногого-идиота к мобильным играм. Не то чтобы он знал, зачем еще им телефон. Не то чтобы ему кто-то звонил. Не то чтобы в этом телефоне был хоть чей-то номер. Неделю спустя он рискнул отвести своего нежданного со-отпускника в кино, и, в целом, все прошло хорошо и даже весело, если не считать открывшегося факта: их искали. Они уже возвращались к дому-чердаку, когда Стив, вдруг резко дернул его в один из переулков и замер там с болезненно-искаженным и так и замершим лицом. — Что? — спросил он. Стив резко дернул головой, тяжело вздохнул: — Женщина. Я ее видел, она была там, когда я проснулся. Наверное, если бы он был любопытнее, он бы спросил, где — «там». Но он не был любопытным. И он был в отпуске. Поэтому он промолчал, и повел Стива домой очень сложным и очень обходным путем. Поэтому они сменили дом. Поэтому они сменили дом снова. Поэтому они сменили город. Иногда, особенно бессонными ночами, он думал, что в этом отпуске есть что-то босоного-идиотическое: таскать с собой в невесть куда парня, которого разыскивают невесть кто, и трех кошек. Но ему нравилось. А еще Стив вполне неплохо научился угонять машины, да и лицо у него было такое, ну, честное и располагающее, так что заимствовать иногда не приходилось. Им и так все давали. Они добрались до Монтерея, и отпуск заиграл новыми красками. Им повезло, натурально повезло. Они нашли полузаброшенный дом недалеко от дикого пляжа, и в окнах был песок и океан, ровно как на тех самых, журнальных фото, и он долго вздыхал, глядя в эти окна, пока одна из кошек орала дурниной с ошалевшими, счастливыми глазами. Он видел в стекле еще и свое отражение. Он понимал, что недалеко ушел от кошки. Разве что не орал. Судя по улыбке, Стив это тоже понимал. А потом за ними пришли. В очередной раз. Он увидел их в городе, нескольких мужчин в тяжелых ботинках, и затаился, прислушиваясь. Они говорили сперва ни о чем, потом о ком-то в хлам ебанутом, из чьей головы выморозило остатки мозгов, потом о петляющих зайцах — он не понял, при чем тут зайцы — потом им позвонили. И это была самая полезная часть подслушанного им разговора. Он знал, что пора уходить, когда возвращался в очередное домой, но, во-первых, хотел еще хотя бы ночь под шум волн, а во-вторых, им надо было поговорить. Фу. Разговоры. Он почистил зубы, накормил кошек и привычно улегся на пол рядом со Стивом, который только вздохнул и благородно поделился одеялом. Он совершенно неблагодарно отпихнул одеяло обратно и закрыл глаза. — Они здесь, — сказал он, ничего не уточняя, но и так было понятно, что это за «они». Стив хмыкнул. — Ты — Зимний Солдат? — Зимний Солдат? — переспросил Стив. Он слышал в его голосе недоумение. Звучало действительно странно. — Они ищут Зимнего Солдата, — пояснил он с усталым вздохом. — Я слышал. Ты — Зимний Солдат? — Наверное, да, — ответил Стив после минутной паузы на раздумья. — Это логично, — совершенно непонятно добавил он. — Лед. Вспомнились «вымороженные остатки мозгов», но говорить про это он не стал. Но немного хотелось. — Хорошо, — умиротворенно сказал он вместо этого и прислушался к шуму океана. Размеренному. Расслабляющему. Такому приятному. — Если бы я был солдатом, — сказал он в пустоту, ощущая настоятельную (и такую непривычную) потребность высказаться, — я бы был летним. Ненавижу, блядь, холод. Стив справа сонно, но согласно замычал. Он улыбнулся и заснул с полным ощущением собственной правоты. *** Дом, в общем-то нашелся неплохой. Соседи тоже. Черт, да даже продавец в маленьком магазинчике и официантка в кафе на углу были настолько предельно милыми, что челюсти почти сводило от сахара. — Спасибо! — сказал ей Стив с широкой улыбкой, когда в придачу к заказу им принесли целых два молочных коктейля аж с двумя вишенками на каждом. — Большое вам спасибо! Официантка умиленно улыбнулась. Он скрипнул зубами. — Ебаная Санта-Барбара, — проворчал он, когда она скрылась за дверями кухни. Стив тяжело вздохнул вместо ответа. — Мы в бегах. Понимаешь, в бегах. — Я понимаю. — Быть в бегах, Стив, не включает в себя: помогать соседям, снимать кошечек с деревьев и запоминать имена всех официантов и окрестных детей. — Справедливости для, это была наша кошка. Он махнул рукой: — Несущественно! Стив засмеялся. Дело в том, что Стив был гребаным засранцем. Большим, очаровательным засранцем, отпуск с которым превращался в гребаное испытание для нервов. В целом, ему все нравилось. Черта с два он бы в этом признался. — Итак, — неразборчиво пробормотал он, заканчивая завтрак и присасываясь к подарочному коктейлю. Вкусно. — Ебаная Санта-Барбара. — Это хороший город, — не согласился Стив, тщательно обсасывая вишенку. Возможно, это вызывало некоторые реакции, в которых он был не готов сознаваться тоже. — Это ужасный город. Они придут сюда и их отведут к нашему дому под ручки и с коктейлями! — он негодующе втянул в себя коктейль. Стив фыркнул: — Ты заморозишь себе мозги, — «Было бы, что замораживать», — отстраненно подумал он. — И вообще, пусть приходят. Хватит бегать. Стив выпрямил спину и гордо расправил плечи. Иногда Стив бывал немного… ну… ебанутым. Нет, он все-таки не мог найти лучшего определения. Подраться с толпой вооруженных хрен знает кого — как бы очевидно не самая лучшая идея, но в голову Стива такие нюансы не приходили. Возможно, тот мужик, который рассказывал про вымороженные остатки мозгов Зимнего Солдата прямо знал, о чем говорил. — Стив… — начал было он, но Стив упрямо дернул головой и хлопнул по столу ладонью. Пустые тарелки слегка подпрыгнули. — Нет. Мы в отпуске. Я хочу нормальный отпуск. Я хочу пойти на пляж, я хочу погулять по этому городу, я хочу, черт возьми, спокойно спать по ночам! Пусть приходят! Стив встал из-за стола и слишком ровным, слишком медленным, слишком агрессивным шагом пошел на улицу. — Ебаная Санта-Барбара, — обреченно проныл он, допил коктейль и пошел платить за завтрак. «Добро пожаловать в Санту-Барбару!», — издевательски подмигивал прилепленный к кассе магнит. Он купил и его тоже. Он купил. Он превращался в ужасно законопослушного гражданина, и во всем был виноват гребаный Стив. Гребаный Зимний Солдат. Он негодующе фыркнул, вышел из кафе и толкнул засмотревшегося на море вдали Стива локтем в бок. — А? — сказал Стив, хлопнув глазами. — На! — в тон ответил он, прихлопнул магнит к широкой, обтянутой футболкой I <3 NY груди, и пошел вперед. По правде говоря, он обернулся. По правде говоря, Стив продолжал хлопать глазами и неуверенно улыбался, глядя на магнит в своей руке. По правде говоря, эта улыбка вызывала странное чувство в его груди. По правде говоря, ему нравилось это чувство. *** Разумеется, они пришли. Он был к этому готов, давно готов, он даже не сомневался, что это случится, и мог только радоваться, что им досталось целых две недели спокойного отдыха среди солнца, моря, испанской еще архитектуры и вкусной еды. Еще он радовался, что, когда они пришли, Стива не было. Не-босоногий идиот шлялся где-то в городе или на пляже, он как-то даже не спросил, куда тот собирается, когда они лениво завтракали, глядя в окно и неактивно защищая от вездесущих кошек свои тарелки. Да и не надо было, один телефон в какой-то момент превратился в два, и в обоих теперь было ровно по одному контакту. На один больше, чем раньше. Целая пропасть. Он слышал их шаги и думал, что Стив — Зимний Солдат — попался. Он думал, что ничего не сможет сделать, думал, что это, в общем-то конец. Потом они вошли в комнату. Их было трое, и у них в руках было оружие, и их лица, открытая часть их лиц была покрыта потом, потому что тактическое снаряжение, ну, прямо не лучший выбор для лета в Калифорнии. Он стоял у стены и смотрел на них, а они смотрели на него, держа его в перекрестье прицелов. Он медленно, очень медленно начал поднимать руки. А потом один из них пнул жалобно мяукнувшую кошку. А потом он увидел красный цвет. А потом отпуск закончился. Это был не он, но что-то в нем. Что-то в нем ловило пули блестящей рукой — протезом — на который Стив никогда не обращал внимания, на который он сам не обращал внимания, потому что никогда не считал его чем-то внимания заслуживающим. Что-то в нем холодно, тремя движениями, выбило AUG из рук одного из пришедших, что-то в нем почти равнодушно сделало два выстрела. Целых два. Всего два. Он надеялся, кошки не будут лакать растекающуюся по полу кровь. Что-то в нем опустило дуло к полу, наступило тяжелым ботинком на плечо обезоруженного третьего и посмотрело вниз. Кажется, третий обоссался. Он мог его понять. Что-то в нем, что-то, что годами называли Активом и Солдатом, что не знало страха и даже не понимало самой его концепции — не могло. — Я, блядь, в отпуске, — сказал Зимний Солдат, глядя в перепуганные глаза присланного за ним агента. — И радуйтесь, блядь, что я не требую отпускные. Ясно? Агент кивнул. — Уебывай, — добавил Солдат. — И приберись за собой. Дуло AUG-а он согнул руками, особо не напрягаясь. Пляж манил. На пляже был песок и море, и Стив, и покой, очень, очень много покоя. Он туда хотел. Он все еще почти ничего не помнил, но он не хотел вспоминать. У него все еще не было имени, но это не имело значения. — А! — сказал Солдат уже в дверях, агент жалобно пискнул. — И лотки убери. Агент согласно закивал, Солдат вздохнул и побрел к пляжу. Отпуск. Солнце, море, тепло, Стив, песок и никакой работы. Он подумывал уволиться.