Братец

Он в жизни не мог подумать, что стал бы бояться Денахи. По-настоящему бояться. А ещё убегать и скрываться, как от врага. Сквозь снежную бурю Кенаю слышится соколиный крик. Копьё, выроненное Денахи, исчезло где-то в снегу; брат смотрит с ужасом, с трудом держась на ногах, а ветер изо всех сил толкает и кусает его. Денахи думает — сейчас медведь нападёт. Но нет. Кенай подталкивает Коду, и они убегают. Обернувшись, Кенай видит, как Денахи делает шаг за ними и плашмя падает в снег. Не так сложно найти пещеру и перенести туда Денахи, как убедить Коду, что он не сошёл с ума. Да, это мой брат. Обычно он не такой, он совсем запутался. Его нельзя бросать. В пещеру залетает снег, и Кенай подвигается, заслоняя небольшой вход своей широкой спиной. Теперь внутри сумрачно, но зато будет теплее. Буря, наверное, будет долгой. Он аккуратно сграбастывает бессознательного Денахи и прижимает к себе. — Ты не оставил меня, и я не могу оставить его, — говорит Кенай, и тогда Кода замолкает. Он подходит к человеку, принюхивается к нему и рассматривает одежду, пытаясь представить, как же выглядел в человеческом облике Кенай. — Ты что, — понимает он, — тоже был лысым? Кенай фыркает и закатывает глаза. — Жуть, — постановляет Кода и притыкается к нему под бок. Тепло. Жестковато, но, главное, тепло. Денахи в полусне ворочается, в кои-то веки расслабленный и успокоенный. До тех пор, пока над его ухом не раздаётся тыхий рык. Денахи замирает, пытаясь не выдать себя, но медведь, конечно, уже почувствовал, что он проснулся. Его аккуратно кладут на твёрдую поверхность, и тогда Денахи быстро откатывается и плавным движением вскакивает на ноги. Медведь продолжает спокойно сидеть, только не сводит внимательного взгляда. Денахи быстро осматривается: пещерка совсем небольшая, медвежья туша почти полностью перегородила выход. Оружия нет. Камней или палок нет. Другого выхода нет. Словно поняв его, медведь сдвигается, позволяя разглядеть бурю снаружи. Когда он двигается, Денахи замечает мордочку медвежонка с блестящими от любопытства глазёнками. Он хочет выйти из-за бока медведя, но сильная лапа уверенно отпихивает его назад. Медвежонок явно недоволен, он что-то ворчит, но большой медведь только дёргает ухом. Денахи прислоняется спиной к каменной стенке, медленно съезжает вниз, сгибая ноги в коленях. Он с силой трёт своё лицо. — Неужели я правда трус? — бормочет он хрипло, в горле холодная сухость. Мороз пробирается под одежду, и Денахи обнимает себя за плечи. У него стучат зубы, а на месте носа уже кусок льда. От холода в уголках глаз скапливаются слёзы. Они с медведем встречаются взглядами, и Денахи кажется, будто это не человек и зверь, — две души смотрят друг другу в глаза. — Ты же просто пытался защитить его, да? Раньше у меня тоже были те, кого я был готов защищать. А теперь я один. Не старший брат и не младший. Просто Денахи. Середина ничего. Денахи жалко кривит рот и через силу продолжает говорить. — В детстве всё было проще. Помню, когда Кенай был совсем мал, я рисовал на земле следы животных, чтобы он учился их различать. А он верил, что они настоящие, и я вёл его к стоянкам животных и к водопоям, чтобы он их сам «открыл». Как-то он обжёгся, ору стояло. Я несколько дней траву какую-то для него искал, по совету шамана. Я только принёс её, показываю, что этим тебя лечить будем, он — хвать, и вцепился зубами. А потом опять крик. Уж Кенай охотник поорать. Горько ему, видите ли. А кто велел в пасть тянуть? Кенай помнил этот случай. Все эти болезненные дни с ним проводил Сидка, утешал и развлекал. Из-за лекарственных трав ладони поначалу разболелись только сильнее, а Денахи шутил, что их придётся отрезать, и Кенай тогда здорово на него обиделся. Он не знал, что Денахи уходил искать ему лекарства. Или просто позабыл? Денахи утирает тыльной стороной ладони глаза и продолжает говорить. Про то, как тайно мастерил для Кеная его первое копьё, несмотря на то, что старейшины пока запрещали ему упражняться с оружием. Как зашивал одежду, в то время как Кенай не слишком об этом заботился. И о том, как они жили после смерти родителей. — Сидка каждую ночь рассказывал нам истории о них. Подозреваю, что часть он сам выдумал, но его было так хорошо слушать. Я у мамы с похоронной одежды стянул бусину, большую такую, красную. У всех у нас был её след на стене, но мне хотелось оставить что-то, что будет только у меня. Кары от духов не было, наверное, она была не против. Ну а потом… Он мог не продолжать. На этот раз Кенай помнил. Ему постоянно снилась мама, и от этого сна он всегда просыпался в ужасе, вспоминая её мёртвое белое лицо. Он не знал, отчего она приходит и попросту смотрит на него и ничего не говорит, хотя он сам изо всех сил пытался до неё докричаться. Они ночевали все втроём — птенцы, лишившиеся родительского крыла, которое бы укрыло от невзгод. Сидка ушёл в темноту, чтобы принести ему горячий отвар, оставив их вдвоём. «Она тебя очень любит, поэтому и приходит поглядеть, как ты без неё», — втолковывал ему Денахи, а он не верил и дрожал. Через несколько дней Денахи сказал, что шаманка обратилась в матери с просьбой оставить что-нибудь Кенаю в доказательство своей любви. И протянул ему блестящую алую бусину. Лицо Денахи постепенно изменяется, когда он говорит о брате — столько там любви. Словно цветок на скале, она пробивается сквозь маску скорби, вросшую в его лицо. — У него тотем — любовь, — вдруг рвано добавляет Денахи. — Он из-за любви к Сидке пошёл на медведя. Что же это, я не так люблю его, раз ничего не сделал? Может, я действительно трус? Больше всего я боюсь, что это правда. Кенай торопеет и не может шевельнуться, никак не реагирую на тычки любопытного Коды. Неужели это его собственные слова так повлияли на брата? Денахи глубоко в душе знал, что младший братец не прав. Кенай видел, как тот иногда колебался, если представлялась удобное положение, чтобы убить медведя. Но боль заглушила благоразумие и рассудительность, превратив его собственный тотем в бесполезную деревяшку. Как он искорежил себя, искрошил. Пропали морщинки у извечно смеющихся глаз. Кенаю вдруг пришло, что Денахи всегда оставлял возможность посмеяться им вместе, и только Сидка это понимал. Как же Кенай не замечал, что Денахи так любит его? Кенай медленно, чтобы не испугать, ложится на пол и тянется к Денахи. Тот сначала испуганно отодвигается, упираясь в стену спиной, но Кенай быстро проводит языком по его руке и кладёт голову на лапы, смотря снизу вверх. Он всем своим видом пытается показать, что не причинит вреда и, должно быть, он перенял от Коды этот полезный навык — строить печальные глаза, так что Денахи успокаивается, хотя всё ещё остаётся настороже. Кенай снова облизывает его ладонь и тычется в неё носом. Он не знает, как иначе показать свою любовь в этом обличии. Он не может сказать Денахи, сколь тот для него важен и какой он храбрый. В Кеная словно вливаются силы. Он дойдет до горы духов, где огни касаются земли, сделает всё, что угодно, чтобы вернуть себе человеческий облик. И тогда он первым делом бросится к Денахи, чтобы обнять его. Откуда-то пещеру наполняет золотой свет, а по стене ползут тени, напоминающие крылья огромной птицы. И снова Кенай слышит, как кричит сокол, прежде чем его всего окутывает искристое сияние.