Цветы, напоминающие о другом

      Дилюк не был сентиментален, поэтому часто избавлялся от вещей, которые бы другие назвали памятью о прошлом. Вот только почему-то от одного сорняка, росшего на винокурне, он избавиться не мог, но и толку от него не было. Из самого туманного цветка делать напиток было слишком опасно: тот привлекал слаймов, а такое могло нравиться только сумасбродным обладателям Глаза Бога, которых было не так много, и делать такое вино нерентабельно. К тому же цветок придавал винограду поблизости неприятный привкус, из-за чего его тоже нельзя было использовать. Но он рос, и его цветки часто срывались самим Дилюком, когда никто его не видел, хотя все знали, кто это делал, ведь другие обитатели винокурни не рисковали даже подходить к туманному цветку — получить обморожение не хотелось никому.       Дилюку же нравился цветок: от него веяло прохладой, причем не обычной — она совсем не походила на ветерок или прикосновение кусочком льда, это был тот же едва заметный, но при этом пробирающий до костей холод от тех, кто был вознагражден ледяным Глазом Бога. Мысли о том, что туманный цветок напоминает ему о Кэйе Дилюк усердно от себя отгонял: он полностью порвал с названным братом и никаких былых чувств и эмоций он у него не вызывает.       Иногда же путешествуя по Мондштадту и выискивая магов Бездны, Дилюк краем глаза замечал венчик туманного цветка, и в каком бы состоянии он ни был, он возвращался после боя в то место и срывал цветок. Дилюку почему-то не хотелось, чтобы цветок затоптали маги Бездны или хиличурлы, которые почему-то часто владели огненным элементом.       Когда же маги Бездны затихали, — а такое бывало, пусть и редко и совсем ненадолго, — Дилюк после выполнения всех дел на винокурне шел размять ноги, часто окольными путями доходя до города и только у ворот понимая, что он выглядит так, словно собрался к кому-то на свидание с шикарным букетом цветов. В этот момент он за секунду, стараясь не смотреть на стражников у ворот, которые чуть заметно ухмылялись, удалиться в сторону северных ворот, где любопытных глаз было куда меньше. И уже оттуда добирался до таверны, где Чарльз, не говоря и слова, готовил для цветов вазу и оставлял их на одной из бочек в таверне. Иногда же Дилюк замечал на другой бочке похожий букет пылающих цветов, но кто их собирал, он никогда не спрашивал, потому что не хотел думать о том, что это мог быть его брат. ***       Была поздняя ночь, недавно прошла гроза, поэтому не было видно даже поздних гуляк, которых в Мондштадте всегда было в избытке. Дилюк был немного мокрым, грозу-то он переждал в одной из хижин хиличурлов, которых оттуда пришлось выкинуть, но все равно с несколькими туманными цветками. Привычно войдя с северных ворот города, Дилюк отправился в таверну, и только дойдя до фонаря около нее, заметил второго позднего посетителя.       Кэйа. Это был последний человек, которого Дилюк хотел сейчас видеть: тот же наверняка начнет иронизировать.       — Это мне? — спросил Кэйа с легкой улыбкой, которая так бесила Дилюка.       — Нет.       — Жаль. Значит, наш полуночный герой влюбился либо в Эолу, либо в бармена «Кошкиного хвоста».       — Тоже нет. Диона же ребенок.       — Ага, а Эолу ты почти не знаешь, потому что она пришла в Ордо Фавониус уже после твоего ухода. Значит, я.       — Допустим, — спорить с Кэйей было бесполезно, тот слишком хорошо его знал. — В таверну заходи, пока снова дождь не начался.       — Какая забота, — ухмыльнулся Кэйа, но совету последовал, и только тогда Дилюк заметил в его руке пылающий цветок.       — А сам-то…       — Я, знаешь ли, никогда и не отрицал, что скучаю по брату, которого у меня больше нет…       Дилюк предпочел сделать вид, что не слышал последнюю реплику и не видел удивленного лица Чарльза и счастливого Венти, который именно в этот день решил посетить «Долю Ангелов». Что ж, теперь придется точно налаживать отношения с Кэйей, ведь завтра уже весь Мондштадт будет слушать песни про цветы и двух братьев, которые не могут быть вместе, но судьба сводит их. Да и этот шебутной Архонт от них теперь не отстанет, а они ведь все ещё считают его божеством.