Я в порядке

"Жизнь хороша, тебе так повезло"- Чонгук улыбается, слушая щебетание матери в трубке разъебаного о стену смартфона-"мы всегда поддержим тебя, милый, ты только учись усердно". Три минуты, четыре...Чон не слушает, кладет трубку и смеется, закуривая самый дешевый Camel, сидя на кухонном полу. Его всегда поддерживали: подзатыльником за тройку, домашним арестом за драку, психиатром с колесами за гиперактивность. А потом гордо скажут:" Мы всегда о нем заботились". Заботой же и задушили, закопав в яме под названием "так будет лучше". Чонгук шею трет по привычке- наличие родительского поводка дышать не дает. Фильтр летит в жестяную банку, около голых ног вьется прогорклый дым. "Наш Чонгуки очень самостоятелен"- и подруга матери согласно кивала. И это правда, ведь вечерние смены в кафе, где тебя, пацана мелкого, с дерьмом мешают клиенты зажравшиеся- необходимая ступень взросления. Да и репетитор все же нужен был. А потом он поцеловал Ким Тэхена. На поле около школы поздно вечером, и впервые смог дышать. Мать твою, как же он его любил. Смех его, глаза янтарные и синеву в волосах боготворил. Подарки таскал, на репетитора забил, гуляя с ним после учебы и убойных смен. Фотографировал. Это все, что от Тэ осталось. Цвета на полароидной бумаге. Они, кстати, здесь, прямо на голой стене висят. Тэхена не стало 30 апреля. В тот день они лежали на крыше заброшенной тойоты у старой парковки и тот сказал: " Жизнь стоит того, чтобы ее жить". И засмеялся, целуя Чонгука в проколотое ушко. А через два часа вышел в окно. Никем не замеченная депрессия. Чонгук молчал- поводок натянули крепче, ведь репетитор звонил отцу и рассказал о прогулах. Пара шрамов от ремня до сих пор спину украшают. Чонгук рассказал маме о Киме и его поддержали снова: двумя месяцами в психдиспансере для "перевоспитания". На похороны он так и не попал. В палате лишь зверем раненным кричал, штукатурку со стен сдирая. Потом было больно ее куски окровавленные из-под ногтей доставать. И гораздо больнее- ремнями пристегнутым к койке лежать, не имея возможности даже руку к сердцу прижать и проверить, на месте ли оно. Пацан, что его соседом был, слушая крики Чона, смеялся. Как то медсестра сказала, что у него невеста в постели вскрылась ночью, и, проснувшись в луже крови и с окоченевшим телом под боком, он свихнулся моментально. А потом они говорили. Парень много молчал, в основном говорил Чонгук. О Тэхене, о маме, да обо всем вообще. Однажды ночью проснулся от тяжести на бедрах. Пацан сидел на нем и шептал воодушевленно так, словно секрет выдает: " Иногда я режу себя, чтобы не было больно. Когда больно, то не болит". Дикий смех, леденящий душу, и тело на соседней койке в 6:20. Не выдержало сердце. Врач сказал, что что-то пробудило сознание, и защита от ужаса того утра рухнула,вот тот и не вынес. И Чонгук знал, что именно. В комнате свет фонарей неровными пятнами по старому паркету. Чон и сам здесь пятно- темное и эфемерное. Третий кофе за вечер, Leel Peep в подборке на спотифай из старых колонок, и молчание. Оно не вокруг, оно внутри него. Такое невыносимо липкое и пустое- ребра раскрой и там лишь пустоту увидишь. Оно с ним со дня выписки. Поселилось в горле под лозунгом " Не делай людям больно". В школе все думали, что он к бабушке ездил, потому обошлось без проблем. Без проблем с недосыпом до обмороков выбивать первое место в рейтинге, без проблем посещать курсы японского на деньги с подработок, ставшими ежедневными. Прятать снимки Тэ- без проблем тоже. Он здоров, он в порядке. Поступление в универ и переезд в Сеул- " Гуки, не заставляй волноваться". Денег сыну много присылать не надо, мама же лучше знает. Потому и квартира на окраине, с окнами на ЖД пути и убитым ремонтом. Холод из старых окон идущий- окей, закаляет. Чонгук сильный. Его слабость- лишь фото Тэхена над комодом и сигареты из ларька. Показывать, что устал на учебе- нельзя. Показывать, что в рот ебал до ночи старосте помогать-нельзя. Компания друзей всегда улыбчивого Гука в худи и берцах- всегда под его защитой. Смешно блять, самого бы кто спас от кошмаров ночных и зависимости от седативов. И его спасают. Чимин с параллели мил и улыбчив. Танцор. Год отношений и фраза по скайпу : "Прости, я не чувствую, что ты меня любишь". О, милый, он тоже не чувствует. Сидит у комода и думает, в Киме ли дело? Уже нет, давно нет. Та боль забыта и под слоем прошедших лет похоронена. Чонгук сильный, он не ревет от расставания, не напивается и не шлет СМС. Он то, что в груди болит, в узел закручивает, в пустоте своей пряча. Универ, лето в родительском доме, где на одной из прогулок здание лечебницы видит. И понимает, что там себя и оставил: на грязной скрипучей койке в запахе медикаментов растворился, под смех соседа сгнил, ремнями руки в мясо растирая. Смеется сам, почти так же- потому что с тех пор футболки не носит. И снова квартирка, где этажом ниже парень с отцом заселились. Крики ночные через картонные стены стали саундтреком к бессоннице. Сердобольные соседи ментов вызывали, и скорую. Однажды Чонгук парня на лестнице встретил. Красивый, небольшого роста брюнет с маленькими щечками и лисьими темными глазами на белоснежной коже. "Все в порядке" , "не беспокойся" , "скоро будет легче"- шепот Юнги в постели Чона при свете луны. И поцелуи горячие. Мин к нему переезжает с одним рюкзаком, в жизнь тихо проникая. На полароиды глядя и не спрашивая, но понимая все. На кухне в его толстовке курит в ожидании Гука с учебы. И улыбается губами конфетными. Таким его Чон запомнил- тихой нежностью в пустоте расцветающей. Отец до смерти избил его в один вечер, подкараулив, когда тот из магазина шел. Чонгук пьет и квартиру крушит, толстовку ту обнимая и даже не крича- Юнги тишину любил. Маме в трубку ровным голосом про учебу рассказывал, а после снотворным закидывался, пока помогать не перестало. А потом вспоминает ту фразу, в палате ему доверенную. В такой же тишине в сознание прописанную. Болит так, что ничего не спасает, потому ржавым лезвием в ванной по руке ведет, сквозь приступ тошноты слыша, как кожа под сталью лопается. Горячо. Мерзко. Работает. До утра над унитазом просидев, он руку бинтует и к друзьям идет помогать с переездом. Он нашел лечение. Он в порядке. Он лечится. Через год имена перестает запоминать, да и фразы уже привычны:" холоден", " не любишь", " бесчувственный". Это так. Над комодом еще висят фото, а под ними толстовка лежит. Но не больно, нет. Терапия безупречна. Чонгук диплом красный получает и в Пусан возвращается. Как-то снова набрел на больницу- закрыта и полуразрушена. Он впервые идет к Тэхену. На сером камне лучи солнца переливаются, имя когда-то любимое лаская. Травой заросла земля, тело в себе схоронившая. Чонгук кладет фото те самые у подножья и уходит. Отпускает. Он сильный. Он сможет. Одну лишь в кармане держит, пальцами ледяными сминая. Дома пахнет выпечкой и кофе. Гук идет в ванную, вдыхая запах любимый, почти выветрившийся с ворота и закрывает дверь, на пол сползая. Вчера психиатр тишину его разорвал, в душе копаясь. Ведь мама сказала, что ему нужна помощь. Боль, годами внутри береженая, в кровь влилась и в кости вгрызалась. Ему помогли, в нем разобрались. Не совсем, но это пока что. Ему станет лучше. Он тату набьет на руке изуродованной, вещи прошлого уберет в коробку на чердаке. Он сильный действительно- настолько, что боль свою ложкой выпьет до дна, протрезвеет и будет жить дальше. И больше не будет молчать. Молчать, как Тэхен о своей депрессии, как Юнги о побоях. Как он сам о проблемах, лишь раз ошибившись в слушателе тогда, еще пацаном. Начнет заново дышать учиться и слышать себя, а не пустоту. Потому что единственное, в чем права мать- он молодец, и он будет собой гордиться. Когда-нибудь. И если вдруг станет тише- будет кричать, пока не услышит хоть кто-то. Выдыхая, выходит ужинать. Чон Чонгук. Время смерти- 22:40. Причина- мир оказался глухим.