Ты никогда не был достаточно хорош для меня

      В доме Чиаки всегда было уютно, тепло и по-особенному домашне. Она ходила в милой розовой пижаме в виде зайца и выглядела вечно сонной. Комаэде нравилось проводить время в её комнате, которая была сплошь увешана плакатами, что иллюстрировали различные аниме, релизы игр и прочее. У девушки даже был картонный Томоэ — любимый персонаж одного аниме. На удивление, в этом аниме главную героиню звали Нанами, что жутко льстило самой Чиаки. Этот персонаж ей жутко нравился, но было одно «но»: он не реальный. Да, пожалуй, распространённая проблема у большинства любителей японских мультиков. Однако девушка нашла альтернативу: она купила ушки, хвост и кимоно под размер Нагито и нарядила его во всё это. Попытки исправить вихрастые волосы юноши кончались неудачей, и она просто вдобавок купила парик. Что ж… Её реакция была чуть более оживленной, чем думал Комаэда.       По этой реакции несложно было понять, что Нагито один в один как Томоэ.       Однако было то, что Чиаки любила больше любых аниме и Томоэ, и этим были игры. Комаэда часто заходил к ней на игру, и они до вечера засиживались у большого компьютера в зале, к которому была подключена консоль. Родители Чиаки не сильно хорошо относились к такому бесполезному виду занятий, однако поддерживали любое начинание дочери. Благодаря их частым разъездам по работе и командировкам Нанами и Нагито удавалось часто проводить время за игрой, а если быть точнее, хотя бы один выходной в неделю. Так случилось и в это воскресенье, когда они засиделись аж до полуночи.       Комаэда чуть не поперхнулся слюной, когда увидел время на циферблате часов. И пусть Хината сказал, что будет дома поздно— вроде как, пошёл выпить с друзьями или вроде того, — Нагито не мог с абсолютной уверенностью сказать, что это «поздно» ещё не наступило. Белобрысый не был ревнивым и со спокойной душой отпускал его, пусть повеселится, отдохнёт. Но всё равно, время-то позднее… Нельзя так долго засиживаться в гостях. А вдруг Хината волнуется?       — Нанами-чан, я, пожалуй, пойду, — Юноша неловко улыбнулся и поправил зелёный свитер. На улице было холодно ,— как никак, конец октября — поэтому Чиаки настоятельно рекомендовала ему надевать тёплую одежду и перчатки с шапкой, на что Комаэда отвечал, что она не должна беспокоиться о ком-то таком, как он.       — Шапку надел? — спросила девушка, не отлипая от экрана. Она взяла второй гемпад и начала доигрывать уровень за Нагито.       — Коне-е-чно.       Он не надел шапку. И он абсолютно точно знает, что Чиаки сейчас распознаёт ложь в его голосе.       — Надень. Иначе из дома не выпущу.       Ох, это очень даже весомый аргумент. И Комаэде не остаётся ничего иного, кроме как напялить эту злополучную шапку с дурацким белым помпончиком. Хотя… Ее выбирал Хаджиме, поэтому ни она, ни сам помпончик ни капли не дурацкие.       — Ладно, я пошёл. Пока!       Чиаки лишь кивает в его сторону, доигрывая уровень, а Комаэда счастливый уходит, прикрыв за собой дверь.       На улице — лёгкая изморось. Ещё совсем чуть-чуть осталось до первых снегов, которые как-то задержались в этом году. Пусть всё ещё и была осень, но достаточно поздняя для того, чтобы снег уже выпал.       Комаэда шёл с некоторым удовлетворением на душе. Ему было весело и легко в этот час. Он счастлив, у него есть шикарная подруга и не менее шикарный парень, что может быть лучше?       Чиаки по праву можно было назвать лучшей подругой Комаэды. Она был асексуалом и аромантиком одновременно, поэтому проблем с тем, что она может влюбиться в Хинату или Нагито не возникало. Но даже если бы и влюбилась… Нагито бы принял. Он просто слишком дорожил ею, чтобы так просто отпускать. Пусть сначала и пытался оттолкнуть от себя, говоря, что он ужасный друг… Но Чиаки помогла преодолеть и это.       Этот вечер, а точнее уже ночь, была холодной, но Нагито не сильно торопился. Тут слишком тихо, слишком умиротворенно и спокойно, чтобы пропускать момент полюбоваться этакой красотой. Нагито любил одиночество, но в то же время ненавидел его. Оно убивало его изнутри… Именно поэтому он был либо рядом с Хаджиме, либо с Чиаки. Да, можно назвать это несамостоятельностью… Но такой уж он человек. Хоть так и не кажется, пока он в гордом одиночестве шагает по дороге, подставляя лицо и голову под потоки холодного воздуха. Он приятно освежал и голову, и лицо, что успело устать после долгого сидения перед телевизором. По телу разливалась лёгкая усталость, ощущающаяся более приятно, нежели наоборот. Где-то там, за поворотами, кипит жизнь и мерцают вывески популярных брендов, гуляют богатые люди и простые подростки в компаниях, звучно смеясь, проносятся мимо машины. Завидовал ли им Нагито? Скорее нет, чем да: ему было комфортно и в своём островке уединения и интровертного уюта.       Чем ближе был дом, тем сильнее на парня накатывала усталость. Хотелось завалиться на кровать, прижаться к тёплому телу рядом, слышать нежные слова от партнёра и смущенно и сонно хихикать в ответ, плавясь от приятных прикосновений. И уснуть… Желательно до обеда, в потом проснуться довольным и выспавшимся.       Эти мысли чуть подбадривали Комаэду, а желание поскорее прийти домой дало ему сил. Он взбежал по лестнице, что вела к его квартире, вставил ключи и прокрутил их пару раз, заходя в темное помещение.       «Скорее всего, Хаджиме ещё не пришел,» — подумал Нагито, снимая с себя ботинки и проходя дальше по коридору, пока странный звук не заставил его резко остановиться.       Это был стон?..       Нет, это какая-то ошибка, подумал Нагито, останавливаясь и вслушиваясь. Но реальность, к сожалению, была бессердечна.       Это и правда был стон. Причём женский стон.       Нагито хочется верить, что он во сне, но он проходит к той комнате, из которой идут звуки. И как же больно осознавать, что это спальня.       Их с Хинатой спальня.       Нагито приоткрыл дверь, почти бесшумно, и тут же почувствовал мерзкий ком в горле и слёзы на глазах. Он такой беспомощный в этой ситуации… И это так ужасно.       Хаджиме заметил его, и Нагито резко отошел за дверь, закусывая губу. Ему больно, но… У Хинаты же должны быть разумные причины объяснить это, верно? Он же не мог… Не мог…       Через несколько минут из-за двери выбежала та самая девушка и поспешно извинилась, надевая куртку и сбегая из дома. И как Нагито не заметил этот ярко-красный пуховик ещё на входе?..       — Я могу всё объяснить…       — Да, я знаю… — Нагито улыбнулся, немного вымучено и так по-страдальчески, — Я верю тебе. Что бы ты ни сказал, я…       — Нагито, — тон Хинаты серьёзен, отчего названный резко вскидывает голову на Хаджиме, — Знаешь, я подумал… Ты никогда не был достаточно хорош для меня.       Эти слова проникают в само сознание, заставляя сердце пропустить удар, ещё один и ещё. Нагито не знает, что ответить… Да не то, что ответить, его тело забыло, как двигаться. Конечно, как он мог забыть… Он же никчёмен. Хаха, а ведь ему так долго давали надежду на то, что он хоть чего-то стоит…       — Хината-кун, ты же…       — Я не шучу, Нагито. — Хаджиме скучающе вздохнул, оттягивая воротник в сторону. — если честно… Я просто устал. Устал от твоих разговоров про надежду, устал от тебя…       — Да… И трахался ты со мной потому что тебе было скучно? — Нагито на удивление хорошо сдержал слёзы, но голос его предательски дрогнул на этой фразе.       — Не говори об этом так, — цокнул Хината, переведя взгляд на Нагито. И тому больно, ведь Хаджиме до краев наполнен пренебрежением.       — Да… Да. Конечно. Как я мог забыть, что я простое ничтожество. — усмехнулся Нагито. Его голос обречён, но он звучит на удивление холодно и нерушимо. Даже слез нет…       — Я не говорил так! — от нетерпения рявкнул Хаджиме. Очевидно… Он немного пьян, потому что от него несёт алкоголем. И, пожалуй, даже не немного… — хотя… наверное, ты прав.       Эти слова режут больнее ножа. Да, Хаджиме пьян, да, это может быть ложью, но… Почему же тогда сердце так сжимается от этой фразы?       — Да… Прости. Я уйду.       — И куда ты собрался?       — К Чиаки.       Это ложь. Нагито не позволил бы себе прийти к Чиаки, пусть та и приняла бы его и выслушала.       Точнее, теперь бы никогда в жизни не пришел бы к ней.       Всё то, что строилось Нагито долгие годы резко свалилось, как карточный домик на ветру. Комаэде хочется плакать, но… Он и так жалок. Он не хотел показать себя ещё более жалким перед Хинатой…       На улице всё так же холодно, но теперь это не приносит ровным счётом ничего. Нагито уже давно не дома, и он назвал бы себя не чувствительным, но это не так. Он страдал каждой частичкой своего тела.       Сейчас он разрывался от двух двояких чувств: искренней ненависти и такой же искренней любви к Хаджиме.       О да, даже после всего того, что наговорил Хината, Нагито любил его. Любил ещё с первой встречи на острове, и с каждым днём эти чувства увеличивались. И даже сейчас его сердце стучало как сумасшедшее, пока он сидел на крыше дома и плакал, а его руки обнимали его самого.       Всё вернулось на круги своя. Как и было раньше… И почему Нагито вообще думал, что он заслуживает всей этой любви? Почему он позволил Хаджиме быть его парнем? Почему он, черт возьми, позволил себе влюбиться в него?..       Всё это было ошибкой с самого начала. Нагито же всегда считал себя никчемным мусором. Ему просто дали надежду, что это не так, а потом быстро ее сломали.       Слёзы безудержно текут по лицу, не засыхая даже от холодного воздуха. И это бесило. Хотелось оказаться дома, но… Куда теперь пойти? В том-то и дело, что некуда. К Хаджиме он не вернётся под дулом пистолета, потому что зачем? Его использовали. А потом взяли и выкинули, как стал ненужным. К Чиаки он не пойдет, потому что… Просто потому что не хочет.       Сидя на крыше своего же дома — бывшего дома — Нагито захлёбывается в слезах. Он хотел бы ничего не чувствовать в этот момент, но… Он хочет вернуться к Хинате. Попросить прощения, пусть ничего и не сделал, утереть слёзы и обнять его.       Господи, как же он сейчас жалок для самого себя.       Слабые руки бессильно лежат по сторонам, измазанные в крови. Нагито помнит лишь обрывками, как он с бился костяшками о кирпичную стену с жгучим чувством ненависти к себе.       Нагито осознаёт, что на этом всё кончится…       Что он облажался.       Что все отношения с Хинатой, которые он строил так долго, были фарсом. Что он никогда не был любим, что он и правда ничего не достоин в этой жизни.       Наверное… В его жизни в последнее время было слишком много удач. Пришло время платить по счетам?       Белобрысый не против. Теперь не против. Он просто, хах… Продолжит жить своею жизнью?..       На улице было холодно. Наконец пошёл первый снег… Япония столько ждала его прихода, но никто не видел в эту ночь, как он выпал. Ни одной живой души не было на улице.       Ни одной живой души не было.

Холодных слёз заклятый дождь Замёрзнет льдом, бросая в дрожь, Хитря, что всё во благо нам, Пока сползает по щекам. В тот миг, хотя любили мы, Разлучены потоком тьмы. Итог истории одной зимы.

      Снег. Белый, как облака, белый, как чистейший сахар, белый, как… Волосы Нагито.       На этом белом отчетливо контрастируют люди в чёрных одеждах. Почти все плачут… А если и не плачут, то смотрят с сожалением вперёд. Туда, где труп Нагито.       Хаджиме стоит среди этой толпы. Ему кажется, что все взгляды исключительно на нём, и это — глупая игра его разума, которая никак не прекращается. Сердце словно сжимают тисками — настолько оно болит. Хаджиме знает, что всё произошло из-за него…       И самое ужасное, что он всё помнит с той ночи.       Да, он думал, что Нагито странный… Но никогда бы не сказал ему этого. На трезвую голову. Он думал, что он слишком несамостоятельный и полагается на Хинату больше, чем надо, и Хаджиме хотел бы помочь ему. Но он только всё испортил. И этот глупый спор с друзьями… Зачем, зачем он вообще тогда переспал с другой женщиной?.. Он же знал, что Нагито этого не выдержит, но простит.       Нагито всегда прощал. Нагито был слишком мягкосердечным. Был.       Хинате хочется кричать из-за того, насколько отвратительно он себя чувствует. Ненависть прожигает лёгкие, не давая нормально дышать, и это настолько мерзко, что хочется вырвать сердце из грудной клетки и отдать его Нагито. Потому что он, а не Хината, заслуживает жить.       Хинате кажется, что все знают о том, что произошло. Он первым увидел тело Нагито, когда выходил освежить пьяную голову… И тогда похмелье сразу спало.       Его тело было холодным и лежало в снегу, окрашенным красным. Он уже был мертв… Хаджиме хотел бы его спасти, но было слишком поздно.       Он упал на колени перед Нагито, пытаясь растрясти его, но лишь испачкался ещё не застывшей кровью. Хаджиме дрожал перед телом, молясь, чтобы всё это было сном. А потом не смог подняться до тех пор, пока прохожие не нашли его в таком состоянии.       Хината не смотрел, как все, на холодный и бледный труп того, кого так сильно любил. Любил… Вряд ли кто-то скажет, что он любил его после того, что сказал, но он дорожил Нагито. Во всем виноват чертов алкоголь. Не выдержав этой отвратительной, гнетущей атмосферы, Хината развернулся, собираясь уйти, но кто-то остановил его, схватившись за руку.       Это была Чиаки.       Одна из тех, кого Нагито видел последним перед собственной смертью.       — Хаджиме, мы можем поговорить? — на удивление спокойно произнесла она. Ее глаза смотрели так, будто ничего не произошло, но Хината знал, что ей сейчас не лучше его. И он не мог смотреть ей в глаза.       — Прости, но…       — Это не займёт много времени. Пойдём ко мне домой.       На сей раз Хината не мог отказаться. Это было бы… Предательством с его стороны? Кивнув в ответ, он опустил голову вниз, дожидаясь конца церемонии. Хаджиме смутно помнил, как хоронили Комаэду… Да и вряд ли бы хотел это помнить. В память врезалась та картина окровавленного тела и спокойного лица, даже слишком спокойного для того, кто был такой неординарной личностью.       Когда всё закончилось, Нанами вывела из транса шатена касанием руки до плеча. В её глазах все ещё читалась холодное спокойствие. Ей почему-то хотелось верить… Хотелось рассказать обо всем. Казалось, что она не осудит так сильно, как Хината осуждал самого себя.       До дома дошли молча. Шатен не видел ничего, кроме снега, а Чиаки не прерывала его раздумий, пусть Хаджиме и ни о чем не думал. Его разум был пуст, как скорлупа ореха. Возможно, это было лучшим исходом в этой ситуации.       Хината не обратил внимания на все плакаты в доме девушки, когда зашёл в комнату. Не то, что ему было это не интересно… Просто сейчас было не до этого.       — Ты что-нибудь знаешь?       Хаджиме поднял голову на неё. Чиаки смотрела на него спокойно и так, будто она говорила, что всё хорошо. Врать было бесполезно, да и Хаджиме понимал, что сейчас врать бы не смог.       — … Да… — вздохнул он, чувствуя, как сердце вновь удушается, — всё из-за меня.       — Давай по порядку, — произнесла девушка, уже запасаясь салфетками. Да, Хината парень, но и парни могут себе позволить рыдать.       И Хината рассказал всё. О том, как он по пьяне переспал с девушкой, о том, что наговорил Комаэде… О том, как потом нашёл его труп. И ни разу не поднял глаза на Чиаки, боясь, что та начнёт осуждать.       Но Чиаки не перебивала. Дослушав рассказ до конца, она спросила:       — Зачем ты это ему сказал?       — Я же говорю, я был пьян, — Хаджиме вытер своё лицо от усталости.       — Хината-кун, что у трезвого на уме — у пьяного на языке.       Хаджиме задумался. И правда… Его словам было логическое оправдание.       — Я хотел… Чтобы он был самостоятелен. — вздохнул парень, пытаясь хоть немного расслабиться, — он… постоянно полагался на меня, ты знаешь, и…       — И ты сказал ему это в такой грубой форме, — закончила за него девушка, чуть кивая. Хаджиме тут же поник. — Я понимаю тебя. Нагито странный, необязательный и совсем не любит себя. Он несамостоятельный, неуверенный… Был таким.       Воцарилась пауза. Был… Хаджиме даже на мгновение забыл, что Нагито больше нет.       Что ж, что имеем — не храним, потерявши — плачем.       — Но все начинало налаживаться. Он принял себя, пусть и не до конца, он позволил тебе быть с тобой, не зацикливаясь на своей удаче и неудаче… Он позволил тебе любить его, Хаджиме.       Хината сжал губы в тонкую линию, закрывая руками глаза. Было больно оттого, насколько же Чиаки права… Нагито только начал полноценно жить, и Хината тут же всё испортил.       — Я… Я такой кретин… — всхлипнул тот, больше не сдерживая слез, — Нагито, Нагито, мне…       — Да, ты поступил глупо. Но думаешь, Нагито хотел бы видеть тебя таким?       Хаджиме не поднял голову, стараясь скрыть все слёзы от Нанами.       — Пусть его больше и нет, но… — Чиаки пододвинулась ближе, убирая руки с заплаканного личика и глядя в глаза. — Он останется с тобой вот тут.       Девушка приложила кулачок к месту, где находилось сердце, а Хаджиме почувствовал горечь и отчаяние в сердце. Оно билось быстро от того, что… Хаджиме понимал, что никто после Нагито не будет заменой.       — Я сказал ему, что он никогда не был достаточно хорош для меня, — проговорил тот, стиснув зубы, — я просто хотел… Чтобы он перестал цепляться за меня, но… Это я никогда, никогда не был достаточно хорош для него.       Чиаки прикрыла глаза, обнимая Хинату.       — Он простил тебя, Хаджиме. Простил.       — Он не должен меня прощать, — Хината ещё громче всхлипнул, утыкаясь в плечо Нанами, — я отвратительный, я сделал с ним это…       — Все мы совершаем ошибки.       — Я не хотел говорить этого всерьёз.. Я не знаю, почему вообще это сказал, почему я такой идиот?.. — Хината срывался на крик, рвя волосы на голове, — с чего я вообще взял, что он недостаточно хорош для меня?..       После Хаджиме уже не мог говорить. Он знал, что Нагито не хотел бы, чтобы он плакал, но Хината во всю жизнь не простит себя за эти слова. Слёзы текли по щекам, не переставая, и боль не утихала ни через три минуты, ни через пятнадцать. Только тогда голова разболелась сильнее, а сил плакать уже не осталось, Хаджиме отстранился и принял у Чиаки салфетку, вытирая слёзы с щёк.       — Ты хочешь увидеть его?       — Я… Не готов. — произнес Хината, закусив губу.       Чиаки кивнула, смотря ему в глаза.       — Тогда приди тогда, когда будешь готов.       За окном шёл дождь, что ложился на щёки и тут же замерзал от холодного воздуха. Хаджиме шёл домой, понимая, что больше его никто не встретит дома мягкими объятиями и поцелуями.       Что теперь он совершенно один в этом гребанном мире.       И что Хаджиме никогда не сможет попрощаться с чувством одиночества в пустой квартире на пятом этаже.

Пусть всё с тобой, теряя цвет, Однажды вдруг сойдёт на нет, Пройдя спираль из вечных дней, Ты будешь жить в душе моей. Пусть не сказал «Прощай!» тогда, Пойду вперёд я сквозь года. Со мной ты здесь всегда.

      Зима выдалась холодной и снежной, особенно для Японии. Холода были даже аномальными, а особенно бесконечные снегопады, из-за которых всю землю заворошило белым ковром. Многие слышали, что где-то в северной части России такое круглый год, но не верили подобным бредням.       Но этот день отличался особенным спокойствием погоды.       — Теперь ты готов?       Хаджиме выглядел усталым. Странно, но канон Рождества совсем не исправил его. Он похудел, осунулся, но было нечто хорошее в его внешнем виде, что заметила Чиаки.       В его глазах не было той беспросветной печали, которая засела там на протяжении двух месяцев.       Два месяца. Два месяца потребовалось для того, чтобы оправиться.       И это даже похвально, учитывая то, что у многих уходят годы.       — Готов, — коротко ответил Хаджиме, кивнув.       Они шли вместе по снегу, что скрипел под ногами. Чиаки с интересом осматривала новогодние вывески, а Хаджиме лишь изредка кидал на них взгляд и тут же отводил, пялясь себе под ноги. Ему не была интересна предрождественская суматоха, и Чиаки не пыталась обратить внимания Хаджиме на неё.       Никто не потянется на кладбище в зимний холодный день. Никто, кроме Хинаты и Нанами, потому что… Впрочем, сами увидите.       Хаджиме точно знает, куда идти, а Чиаки оставляет его наедине со своими мыслями, отходя чуть дальше. Это посещение должно быть приватным для него и должно решить все вопросы, что он проворачивал в своей голове в течении аж двух месяцев.       Вот и то место, где был похоронен Нагито. Могила в виде прямоугольного каменного столба, почти не отличающаяся от других похожих рядом. На ней выгравирована надпись на японском «Нагито Комаэда».       Хината вздохнул, чувствуя острое волнение в груди и сильно бьющееся сердце. Присаживаясь перед камнем, холодным, прямо как его кожа в тот самый день, Хаджиме взглянул на плиту.       — Привет, — тихо произнёс Хината, слабо улыбаясь, — я… Пришел.       В ответ — тишина, что и не удивительно. Только немного — совсем немного — больно.       — Прости, что пришел спустя такое долгое время. Я… Принёс тебе это.       Хаджиме положил у плиты букет белых лилий, которые так любил Комаэда.       — Я помню, ты очень любил эти цветы. Особенно когда их дарил я. Но они могут скоро завять. Хочешь, я буду приносить тебе новые каждую неделю?       Выжидая паузу, словно с ним взаправду мог кто-то говорить, Хината усмехнулся, отведя взгляд в сторону.       — Хорошо. Тогда я буду посещать тебя чаще. — Хаджиме вновь сделал небольшую паузу, закусив губу. — Знаешь, я… Очень скучаю.       Парень облокотился на могилу, чувствуя, как слёзы собираются на глазах. Но он даже не пытался их скрыть.       — Я… Не мог больше держать это всё в себе. И пришел, чтобы сказать, как сильно я тебя люблю.       Хината улыбнулся сквозь слёзы, чувствуя на сердце тяжелые оковы, которые медленно начинали спадать.       — И я очень виноват перед тобой. Я… Мне нет прощению, такому идиоту. Но я никогда не смогу забыть тебя, Нагито… Так же как и заменить кем-то другим.       Хаджиме вытер одной рукой слёзы и всхлипнул. Со стороны это выглядело… Очень жалобно. Хаджиме был опечаленным и стоял над могилой того, кого любил больше жизни.       — Я правда очень люблю тебя, — шатен прислонил два пальца к губам, а потом перенес их на надпись, стирая второй рукой остатки слез, — Спи спокойно, Нагито Комаэда.       Вставая с холодной земли, Хаджиме кинул последний взгляд на могилу. Это всего лишь холодный камень, но почему-то кажется, что он теплее кого бы то ни было. Что он тёплый, как его руки, которые всегда были так нежны и заботливы, как его губы, что ласкали с необычайной нежностью.       И Хаджиме готов был отдать всё, чтобы почувствовать это вновь.       Сердце неприятно покалывало, но со слезами вышли тоска и огромное чувство вины. Хината знал, что виноват и не пытался найти себе оправдания, но…       Он знал, что Нагито простил его.       Простил ещё два месяца назад, когда снег только начал падать.