Проклятые Борджиа

Чезаре Борджиа часто посещали мысли о том, проклята ли их семья. Его Святейшество Александр VI носит гордое имя Родриго Борджиа, но от святости в нем одно только название. Всю свою жизнь Родриго шел к своей цели – стать Папой Римским, обрести всю полноту власти. Он не учел лишь одного – там, где власти много, аппетиты возрастают стократно, и уже трона Святого Петра может оказаться недостаточно. Особенно тогда, когда рядом с ним находится Чезаре Борджиа – его не менее, а то и более амбициозное зеркальное отражение, его плоть от плоти и кровь от крови. Он, Чезаре, всегда все делал на благо семьи. Подкупал врагов, убивал врагов, пусть не всегда своими руками, но кровь давно обагряла их. Нося ненавистную кардинальскую сутану, он лгал, давал взятки, прелюбодействовал. Делал и то, о чем его просил Папа, и то, о чем Папа мог только догадываться, но не останавливать своего отпрыска. В одном только Его Святейшество всегда останавливал Чезаре – от драки и разлада с Хуаном, любимым первенцем Родриго Борджиа. Его проклятье над ним возрастало еще и в той мере, что он любил свою сестру Лукрецию совсем не братской, но всепоглощающей любовью. И даже в разы сильнее той, когда мужчина любит женщину. Милая сестра, его маленький ангел росла на его глазах вместе с ним всю его жизнь. Их обоих отец обрек облачиться в разные одеяния: ему – сутану, ей – подвенечное платье в том союзе, который выгоден Папе. Или даже в нескольких выгодных Его Святейшеству союзах, действующих ровно столько, сколько это выгодно Папе Римскому. А уж средств, которые нужны ему как для заключения браков дочери, так и для их расторжения, у него в избытке. Чезаре всегда любил свою сестру. Чезаре всегда убил бы за свою сестру. – Нет, Хуан! Крик любимой сестры Лукреции все еще стоял в ушах Чезаре Борджиа, когда его пьяный братец схватил ее бастарда и держал его так высоко и ненадежно, что лишь скорость Лукреции позволила ей спасти своего сына. Чезаре успел примчаться только тогда, когда все кончилось. – Сколько зла он причинил и еще причинит нам, отец? Слезы Лукреции не помогали ей в том, чтобы убедить Его Святейшество. Но они всегда действовали на Чезаре Борджиа так, как действует огонь на пушечный фитиль. Чезаре Борджиа убил Хуана Борджиа ради Лукреции Борджиа. Все, ради чести семьи. Все, ради сестры. Всегда. И даже братоубийство с ее именем в сердце и практически на устах. Враги сестры – его враги, даже если это их родной брат. Единственное, что его порадовало, так это то, что наконец-то кардинальская сутана покинула его плечи... Папа Римский убит горем, оплакивая мертвого сына, а сестра готовится к новому браку. Его Святейшество своими собственными руками роет могилу для любимого сына Хуана, пока Лукреция танцует с будущим мужем Альфонсо на своей помолвке. Счастье Лукреции Борджиа означает счастье для Чезаре Борджиа, пусть даже его сердце медвежьей хваткой сжимает ревность. Никто не смеет так прикасаться к ней, никто, кроме него самого, но каждый раз он душит в себе свои порывы и молит Бога о том, чтобы Он дал ему сил. Она приходит к нему в свою первую брачную ночь, вновь замужняя и такая же прекрасная, как и всегда. – Наваждение ли я для тебя? Лукреция обходит брата по кругу, слегка касаясь его рукой, а он следит за каждым ее движением. – А ты для меня? Кто ты мне, Чезаре? – Лукреция… Чезаре Борджиа понимает, что слова тут не нужны. Они всегда понимали друг друга без слов. И сестра чувствует к нему то же, что и он к ней. Они одновременно падают на его постель, но Чезаре все еще держится за зыбкую иллюзию того, что они только брат и сестра. – Меня так трудно любить? Нежные пальчики Лукреции скользят по его обнаженной груди. – Нет, Лукреция, ты не можешь… – Я должна. Похоже, лишь Борджиа может по-настоящему любить Борджиа. Ее руки продолжают свои ласки, которые плавят решимость Чезаре оставить хоть какие-то, существующие уже только в воображении рамки. – О нас и так шепчутся по всей Италии. Зачем лишать себя удовольствия, за которое нас и так обвиняют? – Твой муж… Чезаре предпринимает последнюю попытку воззвать к голосу разума, своему или ее. – Этой ночью моим мужем будешь ты. Слова Лукреции, ее поцелуй разбивают последние крохи его решимости оставаться хоть в каких-то давно уже мнимых рамках. Лукреция Борджиа целиком отдалась Чезаре Борджиа, и ад уже наверняка ждет их с распростертыми объятиями, а пока… Пока руки Лукреции обнимают ее родного брата Чезаре. Пока Чезаре целует сестру в губы, в шею, касается ее груди. Греховная страсть захлестывает их, и их обнаженные и разгоряченные тела соединяются в едином порыве, словно так легче противостоять всему этому миру, что за стенами их дома. Их стоны, наверное, слышат во всем Риме, и у Лукреции с Чезаре одновременно появляется мимолетная мысль о том, что, возможно, те, кто слышат их стоны, с ненавистью плюют на землю и проклинают их за кровосмешение еще больше, чем уже прокляты Борджиа. Ангелы давно отвернулись от них, небеса закрыли глаза, чтобы не смотреть на их абсолютное грехопадение, но Чезаре считает Лукрецию своей, а Лукреция считает его, Чезаре, своим, даже если весь мир не признает их союз. Только Борджиа может любить Борджиа. Только Борджиа может убить Борджиа. Только Борджиа может похоронить Борджиа. И этот порочный проклятый круг никогда не разорвать.