Хозяин сидит на скамейке — конечно, неправильно, как делает всё в этой жизни: улегшись на сиденье и закинув ноги на спинку. Как ещё ему, неправильному, сидеть?..
Нет, никто не говорил, что он неправильный. Сам сказал — и полностью с собой согласился. Не стал кому-либо писать в надежде на переубеждение — потому что не хотел переубеждаться; выпил чаю и лёг спать. А во сне отправился сюда, в город, название которого не запомнил.
Но так ли уж важно название? Главное, что никто не прогоняет: ты, мол, чужак иномирный, какое право имеешь здесь находиться? Впрочем, кто среди ночи станет прогонять?.. Разве только сам город.
И добрался без особых проблем, хоть раньше осознанные сны толком не давались, а про путешествия в них и говорить нет смысла. Впрочем, сложно было не добраться: во время прошлого визита, когда сидели в кустах сирени, Гость привязал к этому городу тонкую, едва ощутимую нить, чтобы внимание не привлекала, жителей не беспокоила, но путь указывала. Вот Хозяин по ней и дошёл, почти как вслед за волшебным клубком из сказок.
Дошёл — и сидит на скамейке. Не отцвела бы сирень — снова залез в кусты, чтобы только вдыхать, выдыхать и ни о чём не думать. Но вокруг то ли конец лета, то ли начало осени, где ж тут сирени быть?.. Приходится сидеть на скамейке — и крутить в голове надоевшие мысли.
Мысли о своей неправильности, конечно. О чём же ещё?
Взрослый, казалось бы, человек — а куда себя приткнуть, так и не понял. Мог бы работу какую разнообразия ради найти, хоть за первую попавшуюся взяться, чтоб с чего-то начать, — но смелости не хватает. Кто б сказал, что меняться, выползая из паутины внушённых взглядов и правил, так страшно и сложно! Может, тогда бы и вовсе...
Назвался Хозяином своей жизни — и что, помогло прозвище? Да куда там! Как был мальчиком Димкой, во всём на свете запутавшимся, так и остался.
«Как же я себя ненавижу», — вздыхает Хозяин. Не в отчаянии, не смакуя пропитавший эти мысли яд и не думая о спасительной смерти. Спокойно, попросту констатируя факт: он себя ненавидит. И поводов для ненависти, как видно, предостаточно.
Гость бы утешил, подобрал слова, убедил, что не так уж всё плохо. Наверное, стоило не в сон убегать, а всё-таки написать ему? Но тогда показалось — и кажется до сих пор, — что любые утешения будут ложью. Да и раз заснул сюда и улёгся на скамейку — к чему теперь вскакивать и просыпаться? Переживёт, не сломается от пары-тройки самоуничижительных мыслей — которые, может, наконец заставят взяться за ум.
На самом деле, не заставят. Но хочется в это верить.
Где-то вдалеке звучат шаги — неужели кому-то ночами не спится? И слезть бы да сесть по-нормальному, но если ты ночью выходишь на улицу, ты в теории должен быть готов увидеть парня в футболке и трусах, лежащего на скамейке, правда? Ночь — на то и ночь, чтобы пугать и удивлять нечаянных прохожих.
И Хозяин остаётся лежать с задранными к небу ногами. И нарочно глаза прикрывает: ни в коем случае не видеть, чьи шаги становятся ближе и ближе.
Кто бы там ни был, останавливается он ровнёхонько у скамейки. Не возмущается, ничего не спрашивает — а просто садится рядом, словно бы незнакомый полуголый парень ни капельки его не смущает.
Хозяин упрямо жмурится и дышать почти забывает — пока не усмехаются:
— В своей реальности не страдалось, так ты сюда решил заснуть?..
Самое время со скамейки свалиться — после таких-то заявлений! Откуда знают, что он тут спит? Или это шутка: ты, мол, полуголым валяешься, так и я тебя в ответ чем-нибудь удивлю?..
Хозяин распахивает глаза — и второй раз чуть-чуть не сваливается: это что, Гость?!
Стоит проморгаться и приглядеться, как теплеют уши: не похожи они совсем, почему перепутал? Этот — высокий, волосы каштановые с проседью, лицо совершенно другое. Из-за тёмного пальто, что ли, почудилось?
И из-за вопроса: кому ж ещё, кроме Гостя, знать, что Хозяин здесь чужой?..
— Да, решил, — с вызовом щурится Хозяин. — А что, нельзя сюда засыпать?
— Можно, можно, — успокаивают с лёгкой улыбкой. — Только лучше бы не ради страданий это делать: толку через сны добираться, чтобы полежать на скамейке и подумать о ненависти к себе?
Нет, вы поглядите, он ещё и мысли читает?! Но... Гость ведь не рассказывал, что это за город; вдруг здесь в порядке вещей читать чужие мысли и знать, кто приходит из снов?..
Возразить нечего — но возражений словно бы и не ждут. Протягивают руку, нагло треплют по волосам — почти Гостевым жестом; и пробуждается в груди то неприятное, но сладкое желание потянуться, приблизиться, всем собой под ласку подставиться. Сколько времени прошло, а так и не привык, что ласки теперь — вдоволь, бери не хочу.
«Я же сплю, — закусывает губу Хозяин, — а значит, всё как будто не по-настоящему; а значит, я могу себе позволить...» Спускает ноги на сиденье, ложится на скамейку — как нормальным людям положено на скамейках лежать, — и двигается ближе к этому прекрасному незнакомцу, у которого тёплые руки и которому совсем нестрашно довериться.
И жалуется негромко, позволяя себе открыться:
— Я такой неправильный, я ничего в этой жизни не понимаю...
А в ответ гладят по голове:
— Да если б хоть кто-нибудь знал, как быть правильным; вот и живём как получается, и разве это плохо? — И, заглянув в глаза, предлагают: — Ты говори, говори; тебе высказаться надо, тогда и полегчает.
И Хозяин говорит — всё, о чём думал: как мается в попытках куда-нибудь себя приткнуть, как не может выбрать, что из прошлой жизни оставить, а от чего навсегда отказаться, как все вокруг давно с собой знакомы, а он не понимает, что за человек такой, что любит и в каком направлении хочет двигаться. Никаких утешений не ждёт, хватает и того, что по голове гладят; и — правда легчает, не соврал этот незнакомец, теперь не таким уж непоправимым всё кажется. Значит, и засыпать не обязательно было, мог бы Гостю высказаться — а Гость бы точно так же послушал да по голове погладил.
А вдруг не мог бы? Вдруг разговорился лишь потому, что видит этого незнакомца впервые в жизни, никогда перед ним не открывался, а вскоре и вовсе уйдёт, чтобы больше не встретиться? Синдром попутчика — или как оно там называется?..
***
«Повезло его миру с таким союзником», — думает Гест. Ничего не говорит — потому что мальчик, доверчиво устроившийся рядом и с горькой усмешкой рассказывающий о своих бедах, сам, кажется, об этом не знает.
И вовсе не в страданиях дело — не выглядит он как знающий: неуверенно мерцает его суть; а знал бы — горела бы ровным светом. Но и сейчас ясно: своему миру он даже по неосторожности не навредит, уж сознательно — тем более. Увы, всякие бывают люди; и хорошо, что этот мальчик — не из таких.
Гест дотягивается своей сутью до сути его: коснуться, поддержать, согреть — точно так, как согревает, кончиками пальцев волос касаясь. Знает: хуже не станет; и хоть мальчик вздрагивает, спотыкаясь на середине фразы, — это лишь от неожиданности. Вот он вдыхает-выдыхает, ёрзает неловко на скамейке — и буквально на глазах слабеют внутренние узлы. Окончательно распутывать их не стоит, а просто рядом побыть — почему бы нет? Ради того и пришёл.
Таким, как этот мальчик, всегда спокойно с такими, как Гест.
«Всё у тебя будет хорошо», — обещает Гест, гладя мальчика по голове. Внутренние узлы — штука неприятная, но не смертельная, у него так точно; тем более и затянуться толком не успели — ерунда. А уж когда он с самим собой познакомится, совсем замечательно станет: с горящей сутью и жить легче, и проявляться проще.
А душевные метания... Кто ж от них защищён, а?..
***
— Ну что, не такой уж ты неправильный?
Хозяин кивает. Помявшись, бормочет:
— Спасибо за... совет; и за то, что выслушали...
А незнакомец только плечами пожимает, мол, не самая сложная в мире работа; и предлагает вдруг:
— Хочешь, город покажу? Раз уж тебя сюда занесло.
И согласиться бы: кто ещё из местных вдруг предложит по этому городу поводить? — да навязываться неловко. К тому же какими они будут попутчиками, если сейчас пойдут вместе бродить по улицам? Сблизятся нечаянно — и как потом жить с мыслью, что знакомство началось с дурацкого нытья?..
Поэтому Хозяин качает головой:
— Спасибо, я лучше полежу немного — и к себе.
— Тогда доброй тебе ночи, — желает незнакомец; треплет на прощание по волосам и легко поднимается со скамейки. И Хозяин, чуть свесившись с края сиденья, наблюдает, как он уходит — словно бы шагая по небу, а не по земле.
Всё дело, конечно, в точке зрения — но до чего красиво.
И пускай не спросил его имя — нарочно не окликает: будет этот незнакомец нечаянным Гостем, пришедшим составить компанию в ночном сидении на скамейке — и вольно ли, невольно ли спасшим от ядовитого одиночества.
Каждому Хозяину нужен свой Гость, правда? Даже в другом мире.
Особенно в нём.
