Я умру за тебя

За окном уже пять часов мелькают только поля и леса. Серафима в пятый раз крутит карту, надеясь отыскать что-то новое. Ольга вздыхает. — У них нет схемы. Время просто удобное. — Да это бред, люди никогда не жили хорошо, а у демонов всё равно были схемы. — Возможно, эти убийства просто не связаны. — А возможно, у нас слишком большая страна, чтобы найти связь через сотни километров. — И что, предлагаешь уехать в Европу? — Нас не пустят, — с губ срывается нервный смешок, — Давай я поведу. — Нет, тебе нужно поспать. — Да не могу я! Всё, я уже отдохнула, теперь ты спи. — Не мне срывает крышу от ненависти, стоит листку не так шевельнуться. Серафима вспыхивает, но не даёт негодованию вырваться, просто отворачивается к окну. Никто не смеет так с ней говорить. Но Ольге всегда прощается. Ольга единственная, кто по-настоящему знает её. Серафима не любит других охотниц и, в особенности, охотников. Никто из них не считает, что «бешеная рыжая» может справиться с делом и не покалечить всех вокруг. Кроме Ольги. И пусть Серафима отталкивает всех, её она не отпустит, её уже не вытравить из головы, из тела, из крови. Ольга всегда и везде рядом, как дешевый дым, въевшийся в машину и их одежду ещё несколько лет назад и теперь не убирающийся никакими средствами. Иногда от этого запаха раскалывается голова. Но он им необходим больше чистого воздуха. В мыслях об их жизнях, Серафима всё же засыпает под облегченный вздох Ольги и тихо шумящий по радио рок. *** Ольга целый час пыталась найти квартиру, в которой можно было бы пожить недельку. Но все отправляли её в гостиницу, а светить паспортом не хотелось. Накупив газет, она возвращается в машину, вдвоём с Серафимой, может, откопают какое объявление о сдаче хотя бы комнаты. Та уже читала одну газету. Ольга присматривается: руки Серафимы дрожат. — Оль, мы уезжаем. — Почему это? — она привыкла не удивляться неожиданным решениям Серафимы. — Посмотри, — Ольга с минуту изучает поданную ей газету со своей фотографией на всю страницу, — Мы не будем охотиться в месте, где охотятся за тобой. — Это всё ерунда, Серая, у нас тут демоны шастают, — Ольга целует её в губы и ерошит волосы, — А фотография красивая, и когда успели снять? — Ты красивей всяких фотографий, — она всматривается в карие глаза, потом глубоко вздыхает и закрывает свои, знает, что не сможет сказать ни слова против, глядя на неё, — Пожалуйста, уезжай. — Ты дура, Разумовская? — Я всё сделаю сама. — И перебьёшь пару человек мимоходом. Серафима дёргается, как от удара. Ольга умеет отлично драться, но ещё лучше у неё получается бить по самым слабым уголкам души. — Я сама решаю, как мне поступить, — её глаза вспыхивают Ольга хмурится и сжимает челюсти. В голове тут же вспыхивает воспоминание. Пара месяцев назад, очередной снятый дом на краю города, садящееся солнце. Серафима точно так же заявляет, что сама всё знает и может, только голос гремит раза в три сильнее. Ольга тогда не сдерживается, не может. Кидается на неё, прижимает спиной к стене, чуть ли не рычит. А Серафима ударяется головой и заливается смехом. — Не закапай кафель. Ольга сразу опускает руки и делает шаг назад. В глазах плещется одновременно и море обиды, и море сожаления. Выходит во двор и не возвращается до ночи. Тот день врезается в память слишком отчетливо. Сейчас Ольга не кидается. Молча идёт собирать сумки на охоту. Обе их сумки. *** — Что не стала ждать, пока этот вампирёныш не перегрызёт мне горло? — Я бы не оставила тебя в логове. Ольга хмуро отпихивает отрубленную вампирскую голову в яму, в которой Серафима поджигает останки нечисти. — Ага. Серафима удивлённо приподнимает бровь. Она ей не верит. Неужели снова не верит? — Не оставила бы, — повторяет упрямо. — Я на втором месте твоих приоритетов, не надо мне врать. — Не выдумывай. — Ой, блять, ты даже не можешь возразить, глядя мне в глаза. Я не уйду от тебя, но иди нахуй со своими пустыми заверениями. Серафима наклоняется к огню и смотрит куда-то вглубь. С таким освещением её волосы, что она распустила сразу после того, как разделалась с вампирами, совершенно неотличимы от языков пламени. Поэтому Ольга не сразу замечает, что длинные рыжие пряди горят. — Ты больная? — Ольга отдёргивает её за руку и льёт на голову воду, хорошо, что они всегда берут с собой канистру на место розжига, — Серьёзно, Разумовская, пошла бы ты нахуй! Серафима хочет засмеяться, но только хмыкает. Ольга действительно испугалась. И снова зовёт по фамилии, всегда так делает, злясь. В доме, при свете лампы, Ольга аккуратно обрезает сожжённые волосы, стараясь хоть немного подравнять концы. Серафима с улыбкой смотрит в зеркало на падающие на плечи локоны, давно собиралась изменить прическу и вот он шанс. Серафима обычно засыпает первая, но в этот раз наоборот до двух часов ночи гладит чёрную макушку, довольно греясь под чужими руками. Чтобы не происходило, их пути всё равно переплетены. *** Сложнее всего на охоте в Союзе не дополнительное количество нечисти благодаря лесам и деревенькам, а огромное количество этой гадости в политике. Идеология и тоталитаризм — любимые места обитания многой нечисти. — Ликуй и смейся: помрём рука об руку. Ольга заходит в квартиру и тут же закрывает за собой дверь на ключ и на цепочку. Серафима молчит, ждёт объяснений неожиданным планам на смерть. — Демонам не нравится, что мы с вампиров и леших переключились на их вид. В партии каждый второй или душу заложил или ещё что интересное сделал. Так что мы теперь враги этой области номер один, Сер. — Давай просто уедем? В этой заброшенной квартирке нас не будут искать. Вызовем такси, а машину нам потом кто-нибудь перегонит. — Во-первых, кто с тобой связываться захочет, а во-вторых, разбираться с этими демонюгами господу богу оставим? Серафима утягивает подошедшую Ольгу к себе на матрас и крепко сжимает её ладонь. Отвечать она не будет, и так понятно, что предложение сбежать больше не рассматривается. По крайней мере, у них есть пара часов, чтобы отдохнуть. Рассвет только-только начинается, на их третьем этаже ещё темновато. Ольга вдруг целует девушку в шею, грудь, руки, спускается к животу и бёдрам, словно это её последний шанс разрисовать всё тело Серафимы своими поцелуями-укусами-засосами. Та негромко стонет, сильнее сжимая ладонь. Если их всё же поведут на расстрел, они всё так же будут держаться за руки. *** — Моя любовь, сегодня нам придётся умереть, — весело кричит Серафима, когда дверь выбивают несколько человек в форме, — Надо же, даже без демонов отправили! Ольга выходит из ванной уже с пистолетом и тут же встречается глазами с одним из вошедших. Холодные, ненавидящие глаза. Даже когда Серафима смотрела на монстров, которые испортили ей жизнь с самого детства, её глаза не были такими злыми. Даже тёмные, карие глаза Ольги, когда она срывается в яростную драку, не веют такой тьмой. Ольга вырубает двух человек и закрывает Серафиму своей спиной. Та смотрит на Ольгу и думает, что в такую девушку нельзя было не влюбиться. Она мрак, который можно любить. В открытую дверь врывается ещё с десяток человек. Серафима понимает, что тут они бессильны, и хватает Ольгу за руку. — Считаю до трёх, — у дверей появляется демон, зайти не может, на потолке и над дверью защита, — Если они не выходят, расстреливаем здесь. — Но по… — В документе напишите сопротивление и нападение на сотрудников. Люди в форме кивнули и направили оружие на девушек. — Не бойся, дорогая, от пули умирают быстро. Демон одобрительно хмыкает словам Серафимы. — Один. На пол падает зажигалка и он, предварительно политый горючим, вспыхивает. Серафима тянет Ольгу к окну и, зажмурив глаза, прыгает вниз. — Господи, Сер, ты больная, — стонет Ольга, с трудом вылезая из мусорки и отряхиваясь, — Я, кажется, сломала ногу. — Я донесу, — Серафима смеётся сквозь боль во всём теле. — Ага, полметра? — Я машину подогнала в кусты. — Тебя могли бы убить ещё до того, как я вышла в коридор. — За тебя? Хоть умереть. Затащив Ольгу в машину и кое-как усевшись сама, Серафима вырубается от боли и шока. Ольга, всю дорогу до убежища держит её за руку.