Nemici/Amici

Ноэ вызывал у Лайи раздражение с самых первых дней своего появления в замке. Она сразу заметила, что он не понравился Носферату — недаром ведь говорят, что у кошек особое чутьë на людей (как выяснилось, и не только людей). Ну а настороженное отношение Влада к гостю, представившемуся его старым другом, лишь укрепляло подозрения. Лайя очутилась в чужом и зачастую враждебном к ней мире совершенно неожиданно для себя. И её новые друзья послужили тем якорем, который позволял ей держаться в штормящем море событий. Однажды Лайя поняла: она даже рада, что её судьба сложилась именно так — ведь она обрела любовь и близкую подругу. А Ноэ… Когда он начал донимать всех своими провокационными речами, которые он изрекал с таким пафосом, будто они были жемчужинами вселенской мудрости, Лайе едва удавалось сдерживать негодование. Лайя всё больше убеждалась, что Ноэ прибыл в замок специально ради того, чтобы сеять раздор между его обитателями и отравлять их существование. И тем обиднее было осознавать, что Милли поддалась его чарам. Лайя бесилась: неужели этому змию-искусителю достаточно пары лучезарных улыбочек и приторных комплиментов, чтобы сестра развесила уши и купилась? Раздражал даже аромат апельсиновых цветов, некогда ей любимый. Ведь отныне этот терпкий горьковатый запах играл роль невидимой таблички «здесь был Ноэ» или «Ноэ будет здесь в течение минуты». После ссоры с Владом Ноэ исчез из замка, и Лайя вздохнула с облегчением. Но облегчение это продлилось недолго — уже спустя пару дней всей их компании пришлось сражаться с разномастной нечистью. Когда после стычки с очередным монстром Лайя вдруг обнаружила себя привязанной к дереву, её сердце сковал страх. Который моментально вытеснила ярость, стоило ей узреть виновника еë и не только еë злоключений. Ноэ. Конечно же, Ноэ! Он беззастенчиво раскрывал перед ней все свои карты в лучших традициях киношного злодея. Насмешничал, глумился, плевался ядом при каждом упоминании о людях, рассказывал что-то про Влада и его историю, но Лайя воспринимала его слова с трудом и не знала, верить ли им. Не сомневалась она лишь в одном: это представление пора заканчивать. Этот плут мог обвести вокруг пальца кого угодно, но только не еë! Когда на выручку Лайе пришëл Влад, гневное «Скорее расправься с ним!», казалось, само слетело с еë губ. Её ошарашила собственная вспышка, но о сказанном она не пожалела. Как бы то ни было, вскоре Ноэ перестал быть главной проблемой. Дальнейшие события вспоминались Лайе как вереница мелькающих кадров: наполненное чёрной водой озеро, тянущиеся из трещины в скале щупальца, вонзающиеся в шею Лео клыки, монструозный облик Влада… А Ноэ наблюдал за происходящим с неизменной самодовольной ухмылкой, изредка вставляя свои комментарии — пока змей не схватил его. И куда только подевались его лоск, его заносчивость, его апломб? С широко распахнутыми от ужаса глазами он кричал, как простой смертный, умоляя о помощи. Невзирая на протесты Лайи, Влад всё же не позволил чудовищу утащить Ноэ, и тот, по своему обыкновению, бесследно исчез. Убытие (или, как позже скажет Ноэ, бегство) Лайи из Румынии не уменьшило количество её проблем. Свалившееся на её голову наследство от незнакомца, попытка похищения уже в новом замке, всё новые и новые загадки… и воссоединение их компании. Мысль о том, что она не будет справляться со всем этим в одиночку, успокаивала её. Но решение вопроса с часовней осложнялось отсутствием фонда — и вдруг в зале материализовался тот, кого Лайя желала видеть меньше всего на свете. Ноэ. В её голове набатом гремело: «только не он!». Какую пакость он замыслил на этот раз? Однако, как выяснилось, Ноэ принёс благую весть об учреждении фонда, через который должно было осуществляться пожертвование. И впридачу кипу документов — оформленных по всем правилам, со всеми подписями и печатями. Как ему удалось всё это устроить — было неведомо даже Владу, но главное — Ратвену оказалось не к чему придраться, и все бюрократические препоны были устранены. Лайя не могла поверить в то, что перед ней реальность, а не очередное видение. Человек (точнее, нечеловек), который постоянно творил хаос, впервые показал себя оплотом порядка. Тогда от неприступной стены, которую Лайя возвела между собой и Ноэ, будто бы откололся какой-то камешек. В подсознании даже мелькнула идея извиниться перед ним, но она задавила её в зародыше ещё до того, как она успела оформиться в полноценную мысль. Да и как это звучало бы? «Ноэ, прости, что хотела тебя убить, теперь я этого не хочу»? Ноэ решил вопрос с часовней, ловко сбил спесь с Ратвена и его помощника, провернул коварный манёвр с назначением Лайи арт-директором… Сама Лайя даже не успела отследить тот момент, когда привычная мысль «что же он учудит на этот раз», возникавшая у неё после каждого витка его кипучей деятельности, начала вызывать уже не досаду, а любопытство и волнующее предвкушение. А однажды она услышала (сказать прямо — подслушала), как Ноэ убеждает Влада в искренности её намерений и способности исцелить его от тьмы. Тем не менее, эти откровения никак не повлияли на пренебрежение, которым были проникнуты короткие беседы Ноэ с Лайей. Она не в силах была определить, что задевало её сильнее — сухой официальный тон или извечные насмешки, — Ноэ умело чередовал первое со вторым. Между тем Лайя всё чаще замечала, что ей интересно слушать его речи, когда он находится в их кругу. Теперь цели перессорить всех между собой перед Ноэ уже не стояло, и он углублялся в события прошлого, в искусство, в философские вопросы — демонстрируя широкие познания в самых разных сферах, вворачивая остроумные ремарки и порой выдавая поистине глубокие изречения. Иной раз — страшно даже вообразить — Лайя ловила себя на мысли, что начинает понимать тех, кто попадается в его сети. В конце концов, харизмы и обаяния у Ноэ было не отнять — только вот на Лайю они, как назло, практически не распространялись. Спустя некоторое время вслед за этой мыслью родилась ещё более пугающая: она почувствовала, что немного завидует Владу. Тому, что у него есть такой друг, тому, что с ним Ноэ откровенен. А они… Им не то что друзьями не стать — с враждой не покончить! Как там говорил сам Ноэ — холодная война?.. Более подходящего определения и не подберёшь. Иногда Лайя почти порывалась объясниться с ним — но всякий раз останавливала себя. К чему это приведëт? К тому, что Ноэ осыплет её очередной порцией издëвок, а потом ещё и начнёт припоминать ей эту попытку примирения при каждом удобном случае? Нет, проще двигаться по накатанной колее. Лайя платила Ноэ той же монетой, и их дежурные обмены колкостями, без которых редко обходилось даже мимолëтное приветствие, стали традицией. Коренной перелом наступил на долгожданном празднике Субботы огней. Обойдя уже подготовленный к торжеству парк, Лайя и Сандра двинулись к Тропе памяти — дорожке из зажжëнных свечей. Сандра выбрала свечи в память о матери и отце, а распоряжавшийся церемонией священник начал рассказывать об истории этой традиции. Подошедший к ним Ноэ принялся иронизировать над целесообразностью данного обряда. Ему возразил священник, затем Юстин, и Лайя, не желая дожидаться окончания диспута, пошла за подругой. Самой ей было не за кого ставить свечу — ведь все её близкие, к счастью, были живы. Но тут Лайя вспомнила старого смотрителя музея в Брашове и его жуткую гибель, свидетелем которой она стала, и решила всё-таки отдать дань его памяти. Вернувшись к стенду со свечами, она с удивлением обнаружила Ноэ беседующим со священником. Тот одобрял его знание священных текстов, называл достойным собеседником, а в конце добавил, что ему не хватает именно таких прихожан. Лайя прислушалась: судя по всему, Ноэ задумал устроить очередной спектакль с собой в главной роли. Подобные его проделки с некоторых пор начали забавлять и Лайю — что она, разумеется, тщательно скрывала. Вдруг она услышала, как Ноэ просит у священника две свечи. Лайя насторожилась, ожидая какого-то подвоха, но… его не было. Ноэ уточнил, что это мужчина и женщина, что они были молоды, и в голосе его слышались какие-то новые, незнакомые Лайе нотки. Потом он поразил её ещё сильнее, попросив священника прочесть над свечами молитву. Тот согласился, и вконец растерянная Лайя крадучись проследовала за ними. Слушая бормотание священника, Ноэ замер перед зажжёнными свечами, словно статуя, и в его глазах застыло выражение, решительно не вязавшееся с его персоной — затаëнной тоски и скорби. Нет, сыграть это было невозможно. Лайя смущëнно отвела взгляд, опасаясь, что Ноэ заметит, как она следит за ним. И поняла, что её страх открыться, её и без того шаткая уверенность в правильности их вражды тают, как те самые свечи. Ноэ выглядел настолько уязвимым в ту минуту, что едва походил сам на себя. Кто бы мог подумать, что у него — такого находчивого, такого самоуверенного, такого циничного — тоже была своя личная боль? «Это так… по-челове-ечески», — могла бы сказать Лайя, пропитывая последнее слово сарказмом, словно индеец — стрелу ядом кураре. Возвращая Ноэ его же реплику. Но она ясно осознавала, что не может, а главное — не хочет делать этого. Лайя твёрдо решила при первой же возможности объясниться с ним — лучше поздно, чем никогда. Празднество было в самом разгаре. Ноэ согласился выйти на сцену вместо зазвездившегося фокусника, успевшего перед выступлением поскандалить с организаторами. Лайя не подозревала, что он выберёт её в качестве ассистентки — точно в насмешку над ней. И всё же она поборола страх публики, держалась на сцене довольно сносно и даже заслужила одобрение Ноэ. Впрочем, окончанию своего звёздного часа Лайя радовалась недолго. Чванливый «маг» был взбешён тем, что Ноэ так лихо утёр ему нос, и попытался спасти своё положение классическим трюком с исчезновением. Ноэ горячо поддержал эту задумку и снова потащил Лайю за собой. Уже в ящике Ноэ высказал новую шальную идею — пропасть по-настоящему. Что ж, напугать Лайю после всех пережитых ею приключений было сложно. Когда горе-артист возвестил о начале номера, Ноэ сказал: «Извини, это вынужденная мера». И не успела Лайя удивиться, не успела спросить, к чему относились эти извинения, как он обнял её — порывисто и крепко, как обнимали её Лео и Сандра, — и всё вокруг закрутилось, будто она каталась на карусели. Она догадывалась, что этот жест нужен был Ноэ для его таинственных магических целей — но эти объятия были такими, словно она была для него самым дорогим в мире человеком. И хотя они продлились всего десяток секунд, Лайя успела осознать, что эта внезапная близость оказалась для неё не только неловкой, но и приятной. Ноэ разорвал объятия, и они очутились в чудесном саду, что стало сюрпризом даже для него самого. Ноэ беззлобно поворчал на Лайю, якобы виновную в нарушении его планов на телепортацию, уже всерьёз возмутился обнаружением ею памятной вышивки, поведал ей о происхождении сада… Когда он замолчал, погружённый в свои мысли, Лайя скомандовала самой себе: сейчас или никогда. И выпалила безо всяких предисловий: — Ноэ, объясни мне. Почему ты так холоден со мной? Он резко обернулся, но ничего не ответил, и Лайя продолжила: — Если ты осознал, что дружба и привязанность существуют, если ты поменял своё мнение обо мне — то почему по-прежнему это презрение? — О чëм ты? — вопрос Ноэ прозвучал так буднично, словно он осведомлялся, какой сегодня день недели. Лайя чуть не вскипела от его наигранной — как она была уверена — непонятливости, но всё же успокоилась. — Ты прекрасно понимаешь. Избегаешь меня, вечно язвишь, сомневаешься в моих способностях… Ноэ недоумëнно пожал плечами. — Поверь, я общаюсь с тобой так же, как и со всеми прочими. А что до язв — неужели ты до сих пор не привыкла к моему стилю общения? — Ты можешь отрицать очевидное сколько угодно, но я чувствую этот лëд между нами. И я хочу положить конец этой неприязни. Ноэ внимательно рассматривал Лайю, как будто он был учëным, а она — какой-то бактерией под его микроскопом. — С чего вдруг такая разительная перемена?.. А-а, я понял, — Ноэ закивал на манер китайского болванчика. — Я стал для тебя удобным. Появился, как бог из машины, и теперь решаю ваши проблемы. И ты хочешь заручиться моей поддержкой, боясь, что я могу и передумать. Верно? Странно, правда, что так поздно… — Что ты несëшь? — от несправедливости обвинений Лайя вспыхнула, как спичка. — При чём здесь удобство? Я поняла, что ошибалась в тебе. Только раньше ты, знаешь ли, успешно оправдывал худшие мои ожидания! Да, я считала тебя угрозой! Как могла я не желать твоей смерти? — Ох, смертные. Как же легко вы распоряжаетесь чужими жизнями — или ведëте себя так, будто можете распоряжаться. Причём жизнями бессмертных. Это даже вообразить смешно! По губам Ноэ снова блуждала усмешка, однако желчи в его голосе не ощущалось — лишь снисходительность. Лайя сконфузилась, но продолжила. — А потом я увидела, что ты способен на искреннюю дружбу и на бескорыстную помощь. Поняла, что ты на самом деле можешь не только паясничать, но и высказывать умные мысли. А сегодняшняя сцена со свечами показала те грани, о наличии которых в тебе я никак не подозревала. Я не знала, что ты умеешь быть… таким. Серьёзным… печальным… От волнения Лайе не хватало воздуха, и она сделала паузу, чтобы глубоко вдохнуть. Ноэ не перебивал, сканируя её взглядом с абсолютно непроницаемым выражением лица. — И я хочу попросить у тебя прощения, хоть и не понимаю, в чëм конкретно заключается моя вина, — Лайя бросила эти слова почти со злостью. Злостью на свою неловкость, на свою открытость, на недели совсем ненужных, быть может, пикировок. — Даже если ты меня не простишь — просто хочу, чтобы ты знал. От своей тирады Лайя раскраснелась, но всё так же смотрела в разноцветные глаза Ноэ прямо и даже с вызовом. Она хотела высказаться — и она высказалась. Не поверит, будет насмехаться или презирать ещё сильнее — плевать. Главное — она больше не носит эти мысли в себе. Примерно с минуту Ноэ стоял неподвижно — вероятно, укладывая в голове сказанное Лайей. Затем сделал шаг к ней навстречу. — Отчего ты не сказала об этом раньше? — ни ухмылки, ни издëвки, лишь спокойное удивление. — Мне не позволяла гордость, — призналась Лайя, уже не пытаясь маскировать свою искренность возмущением. Ноэ тряхнул головой так энергично, что серëжка в его ухе подпрыгнула, тихонько звякнув. — Надо же… Оказывается, между нами есть кое-что общее. Я тоже превратился в её заложника. Лайя озадаченно нахмурилась. — В самом деле? — Да-да, я тоже хорош. Наивно было с моей стороны полагать, что после всех моих затей с нечистью ты будешь ко мне благосклонна. А я ещё и не объяснил тебе сам ничего толком… — Ноэ запустил руку в волосы, взлохмачивая их. — Гордыня же! Уязвлëнное самолюбие! А я ещё людей за это осуждал. Лайя, взбудораженная признанием Ноэ, не находила подходящих слов для ответа. Их вражда, будучи разобранной на винтики, оказалась такой простой, понятной и логичной. И эти винтики выглядели такими нелепыми и ненужными, что место им было только в помойке. Тут взгляд Ноэ выцепил что-то в глубине сада. — Здесь есть качели. Лайя, хочешь прокатиться? Лайя не качалась на качелях целую вечность, и охотно проследовала за Ноэ. Деревянное сиденье не выглядело надёжным, но желание окунуться в детство пересилило тревогу. Ноэ качнул верёвку несколько раз, запуская Лайю в полёт. — А ведь если бы я захотел, то давно прочитал бы твои настоящие мысли и чувства. — Да с тобой опасно связываться! — замечание Лайи прозвучало задорно — к её собственному удивлению. Качели настраивали её на весёлый лад. — Так ты поняла это только сейчас? — Ноэ так же оживлённо засмеялся, но сразу посерьëзнел. — Да, это не составило бы мне никакого труда. Но я… попросту не задумывался об этом. Привык не обращать на тебя внимания. Я воспринимал тебя как этакий инструмент для спасения Влада. Как скальпель, как кислородную подушку… — Эй! Кто тут ещё подушка? — Это же я раньше так думал, — Ноэ улыбнулся такой знакомой хитрой улыбкой. — Признаюсь честно, сперва ты раздражала меня так же, как и я тебя. Я думал: почему все так носятся с тобой, как с писаной торбой? Что в тебе такого особенного? Потом-то я уже понял, что — но привычка осталась. Я говорил сам себе: все носятся, а я не буду! Лайя увеличивала амплитуду, и у неё захватывало дух. Разве смела она ещё хотя бы несколько часов назад помыслить о том, что она будет качаться на качелях в саду, где время вот уже восемь веков как остановилось, и вести непринуждённую беседу со своим недавним… если не врагом, то уж точно не другом? — Казалось бы, живу далеко не первый век, а вëл себя, как сущее дитя. — Ноэ, чем больше я узнаю тебя, тем сильнее убеждаюсь, что мне известно о тебе так мало. Ноэ поймал взгляд Лайи, когда она проносилась мимо него, и с загадочной усмешкой ответил: — Ничего, всему настанет своё время. Когда Лайя летела вперёд, то старалась запрокидывать голову в небо, а когда летела назад — смотреть себе под ноги. Детский восторг от полёта и тёплое чувство от их с Ноэ новообретëнного мира сливались воедино. Лайя была поражена: неужели это и вправду оказалось настолько просто? Скинуть маски, сбросить броню, закопать топор войны? — И знаешь… Пожалуй, я здорово разочаровался бы, если бы ты скрывала свою неприязнь ради какой-то мнимой вежливости. Хоть я и мастер иллюзий, но правду ценю — так же, как и Влад. Поэтому мне и нравится твоя открытость. Устав качаться, Лайя с воинственным кличем на полном ходу спрыгнула на землю. Ноэ поиграл бровями и лукаво прищурился. — А может, сущее дитя здесь и не я вовсе. Лайя еле удержалась, чтобы не показать ему язык. — Сколько же времени мы потеряли… — Ноэ осëкся и тут же поправил себя: — Точнее, главным образом ты. Меня-то течение времени практически не затрагивает. Но вы, люди! Ваша жизнь и так слишком коротка, а вы ещё и тратите её на всякую чепуху. Вздохнув, Ноэ прервал свою традиционную филиппику против человечества и обернулся к Лайе. Его взгляд потеплел. — Я рад, что ты действительно отличаешься от них. И ещё больше рад, что мы наконец разобрались. Лайю переполняли эмоции. Она попыталась разложить этот спектр на оттенки: радость, удивление, облегчение, вера в лучшее будущее, и… — Заболтались мы с тобой. — Ноэ прервал поток её мыслей. — У меня совсем из головы вылетело, что я планировал тебе сообщить. А всё ты, всё ты!.. Он окинул Лайю самым суровым взором, на какой только был способен, но теперь это недовольство было напускным. — И правда, нам пора, — спохватилась Лайя, напрочь потерявшая счёт времени. — Интересно, как там поживает наш Асмоде-ей? — Ноэ ехидно протянул громкий псевдоним незадачливого иллюзиониста. — Идём скорее посмотрим, как он рвёт на себе волосы от тоски по нам! Издав шаловливый смешок, Ноэ широко раскинул руки и сгрёб Лайю в охапку. После их беседы от её былой неловкости остались лишь смутные отголоски, и она даже слегка придержала его за локти. И, пока их вновь вертела неведомая карусель, Ноэ успел прошептать ей в ухо: — Мы с тобой ещё поговорим.