Ночь…
От стены к стене…
Я иду в забытом сне…
Туда…
*В поиске себя…
С резким истеричным вдохом открываю глаза и сажусь. «Где я?» Не видно ничего. Вокруг — абсолютная темнота. Подношу ладони к лицу и… ничего. Не замечаю даже малейшего очертания собственных пальцев. Чувствую как веки опускаются вверх и вниз — моргаю, значит глаза открыты. Кажется, я ослепла. Воздух густой и вязкий. Неприятно. Кожа покрывается мурашками. Тревожно. Пытаюсь выровнять дыхание. Вдох-выдох… Вдох-выдох… Звук дыханиях отзывается гулким эхом в пространстве. «Что происходит?» Прислушиваюсь… Вокруг — абсолютная тишина, ни единого шороха. Кажется, что в этой тишине можно услышать даже то, как падает пылинка. Слышу только лишь свое дыхание да мелкие шорохи своей же одежды. «Что это за место?» Ощупываю поверхность, на которой сижу. По ощущению похоже на бетон. Холодный и шершавый. Сколько времени прошло? Не думаю, что в таких условиях вообще возможно ориентироваться во времени — оно здесь такое же вязкое и тягучее, как воздух. Или его вовсе нет. Интересно, у этой темноты есть предел? Можно ли дойти до края? А есть ли край? Возможно, это закрытая бетонная коробка. Тогда ясно, почему воздух такой густой. Просто кислород заканчивается, и скоро будет совсем нечем дышать. Замедляю дыхание, но не знаю, есть ли в этом смысл. «Что делать?» Невозможно ведь просидеть здесь целую вечность. Некомфортно, хочется забиться в угол. Медленно поднимаюсь на ноги. Неизвестность пугает, но лучше сделать шаг, чем просто сидеть и дожидаться чего-то. Какая уже разница, что меня там ждет. Хуже ведь некуда. Один… Выставляю руки перед собой и делаю первый шаг, аккуратно прощупывая пол впереди себя, словно я слепой котенок. Впрочем, сейчас так и есть. Начинаю считать шаги. Два… Руки хаотично движутся вокруг в поисках опоры, но хватают лишь воздух. Семь… В детстве все играли в игру на доверие. Один завязывал глаза, а другой говорил, куда идти, куда повернуть, как перешагнуть кочки и ямы. Подчинение никогда не было моим коньком, потому среди игроков меня не было. Но сейчас наличие такого штурмана очень помогло бы. Двенадцать… В абсолютной тишине каждый шаг гремит как раскат грома. Хочется заткнуть уши двумя руками, да только толку от этого нет. Двадцать пять… Темнота подстегивает воображение. Перед взором появляются яркие цветные пятна. Они то вспыхивают фейерверками, то расплываются бензиновыми пятнами, а затем складываются в пугающих переродков, которые обступают со всех сторон и скалятся, предвкушая добычу. И нет никакой разницы, открыты глаза или закрыты. Тридцать восемь… Кончики пальцев натыкаются на что-то в пустоте, резко дергаю руку назад, будто от огня. Сердце заходится в бешеном ритме и прячется где-то в пятках, от страха не могу даже вдохнуть. Цветные вспышки снова плывут перед глазами. Очевидно, надежды на то, чтобы что-то обнаружить здесь, не было. Может вообще показалось. Медленно протягиваю руку обратно. Снова нащупываю нечто холодное и шершавое. Видимо, тот же материал, что и под ногами. Подхожу вплотную, ощупывая все большую площадь. Это стена. Ровная, отвесная и… черная. Да твою мать! Прижимаюсь к ней лбом, силясь разглядеть хоть что-то. Ну пожалуйста! Эта чернота невыносима. Разворачиваюсь к стене спиной и сползаю вниз, на пол. Так немного спокойнее. Стараюсь угомонить сердце и дыхание. Вдох-выдох… Вдох-выдох… Сижу долго… Очень долго. Слушаю свое сердцебиение и размеренное дыхание. Ощущаю бетонную поверхность спиной. Вдох-выдох… Вдох-выдох… Кажется, мы становимся единым целым с этой темнотой. Я растворяюсь в ней. Засыпаю вновь. В кромешной тьме…***
Выбираюсь из своей палаты и тихонько выглядываю. Мне запрещено подниматься с кровати, так как швы от очередной операции еще не зажили. Да только как можно просто лежать, когда за дверью решается судьба самого близкого для тебя человека. Поднимаюсь, тихонько опускаю ноги и сползаю с кровати. Швы неприятно натягивают кожу, но терпеть можно. Крадусь к двери и прикладываюсь к ней правым ухом, вся обращаясь в слух. — ….перспективы дальнейшего пребывания……. ……в серой зоне…. ….бесконечно… Узнаю голос врача. Он спокойный и ровный, а потому мне плохо слышно, что он говорит. Нужно подобраться ближе. Тихонько отворяю дверь. К моему счастью, это отделение было отстроено совсем недавно. Здесь все новое, поэтому дверь открывается мягко, без скрипа и прочих предательских звуков. Словно воришка, выбираюсь из палаты и подхожу к углу, за которым буквально в паре метров от меня стоят эти «вершители чужих судеб». Пока возилась с дверью, пропустила часть разговора, но сейчас мне все слышно идеально. — Вы вообще меня слышите?! — Да, доктор, я Вас прекрасно слышу. Но то, что Вы говорите — совершенно бесчеловечно. — Нет, миссис, это не так. Я оперирую исключительно фактами. Вы ведь тоже медик. — Она — живой человек! — Вы сами прекрасно знаете, что год в вегетативном состоянии — это точка невозврата. Она — комнатное растение. Вы его тщательно поливаете и удобряете, купаете и разговариваете с ним. Но оно никогда не заговорит с Вами в ответ. Как он может говорить такую мерзость… Сколько денег он получает за ее лечение, а после этого еще высказывается, не стесняясь в формулировках. Уму непостижимо! — Выбирайте выражения! — Я понимаю все Ваши чувства, но никакие деньги и никакой уход не поможет вашей дочери. Медицина здесь бессильна. — И что же вы предлагаете? Затаиваю дыхание… Я уже заранее знаю, что сейчас прозвучит, но… — Я рекомендую Вам отключить системы жизнеобеспечения. Нет… Нет-нет-нет! Пожалуйста, скажи ему, что еще рано. Скажи, что мы не согласны… Почему?! Почему ты молчишь… Горькие непрошенные слезы ручьями потекли из глаз. Прятаться за углом и подслушивать больше невозможно. — Я не позволю вам убить ее! — мужчина и женщина в коридоре оборачиваются на меня. Он спокоен, а на ней нет лица. У нее всегда были большие глаза, но сейчас они, кажется, увеличились вдвое. В них шок, страх, неуверенность. Мне жаль ее… А ещё жаль, что папы нет рядом. Он бы не допустил даже мысли о таком. — Вернись в свою палату немедленно — спокойно, но твердо говорит врач. Я делаю шаг назад и мотаю головой из стороны в сторону. Он делает шаг мне навстречу, а я разворачиваюсь и бегу по больничному коридору, не разбирая дороги. — СТОЙ! А мне хочется спрятаться от всех, забиться в самый дальний угол. По щекам текут слезы, перед глазами все плывет. Забегаю за какую-то дверь и оказываюсь в техническом помещении. Темно. Странно, что дверь была открыта. Кто-то потом получит выговор за то, что оставили медицинский инвентарь в свободном доступе. Забиваюсь в самый дальний угол. Даже не стоит пытаться сдерживать рыдания и прятаться — все равно найдут. Просто хочу побыть одна хоть немного. В голове набатом стучит: «…комнатное растение…» «…точка невозврата…» «…растение… ” «… отключить…» Дверь плавно открывается, освещая комнату. Так быстро? Но раз верхний свет до сих пор не включен, а я не слышу гневную отповедь, то это не медработник. Дверь закрывается обратно. — Ты пронеслась мимо меня фурией. Даже и не скажешь, что лежачий больной. А что, постельный режим уже отменили, Солнышко? — Не называй меня так. — рефлекторно огрызаюсь я. Он подходит и тихо опускается рядом. От него не пахнет привычным перегаром — в больницу не пускают, а не навещать ее он не может. — Что случилось? Истерика накрывает с новой силой. Хеймитч сгребает меня в охапку и прижимает к себе. Меня трясет и говорить трудно, но все же выдавливаю: — Они… хотят… ее… отключить… — после каждого слова громкие всхлипы и вздохи, но, видимо, Хеймитч все понял. Чувствую, что он напрягся всем телом. Хотя голос все такой же спокойный. — Ну-ну, без паники. Мы ведь этого не допустим, да? Не переживай так сильно, я поговорю с ними. — молча киваю в ответ. — Я устала. — Все будет хорошо. Сил больше нет. Я и так-то не отличалась пышностью форм, но сейчас совсем обессилена бесконечными операциями и регенерациями. Сон настигает меня здесь и сейчас, на полу в этой каморке с ведрами и швабрами в сильных руках Хеймитча Эбернети. Засыпаю. В кромешной тьме…***
Возле входа в палату стоит женщина. Она нервно теребит край белого медицинского халата. Ее лицо болезненно бледное, глаза смотрят, но не видят. Она погружена в свои мысли. Когда к ней подходит мужчина, держащий на руках ее дочь, она вздрагивает и спешно открывает перед ними дверь, позволяя мужчине занести девочку внутрь. — Спасибо, что вернул ее, Хеймитч. Мы многим обязаны тебе. Все мы. — она поднимает одеяло, чтобы освободить кровать. — Всегда пожалуйста. — он осторожно кладет девочку и укрывает одеялом. Он отходит от кровати, пропуская женщину и внимательно смотрит, пока она подходит к дочери, оставляет нежный поцелуй на щеке, убирает растрепавшиеся пряди волос со лба, ещё раз поправляет одеяло. Затем поднимает взгляд на мужчину. — Она подслушала разговор с врачом. — Я это понял — мужчина разворачивается и выходит из палаты. Женщина следует за ним. Не стоит вести эти разговоры здесь, дочь может снова проснуться. Они молча идут до вестибюля, а оттуда в комнату для курения. Женщина достает из кармана сигарету, делает нервную первую затяжку и с выдохом опускается в кресло. Мужчина встаёт рядом, чуть присев на подлокотник, скрещивает руки на груди и смотрит прямо перед собой. — Я не собиралась соглашаться, если ты вдруг сомневаешься. — женщина первой нарушает молчание. Мужчина коротко кивает в ответ. — Врач действует согласно протокола. Год в «серой зоне» считается точкой невозврата. — продолжает она. — Дальше мы либо продолжаем поддерживающую терапию, либо отказываемся от нее. — Я знаю. Да, он действительно был уверен, что эта женщина никогда не потеряет надежду. Но в стрессовой ситуации может повести себя самым непредсказуемым образом. Это у них семейное. И все же, что бы ни говорили, она — хорошая мать. Жаль только после всего того, что стало с ее детьми, начала курить. — Ей бы не понравилось это. — он каждый раз осуждает ее за дурную привычку. Женщина смотрит в противоположную стену невидящим взглядом и в этот раз никак не реагирует на его замечание. Они долго сидят в тишине, думая каждый о своем, но в целом об одном и том же. — Хеймитч, прошел целый год. — женщина снова первой нарушает молчание. — Ради сестры она вернётся даже с того света, я точно уверен. Нужно только дождаться. — Женщина коротко кивает в ответ. Они одновременно поднимаются со своих мест и покидают комнату.