В самое сердце

Тонкие изгибы талии, плавные движения и легкие шаги босых ног по старому, деревянному паркету. Антон забывает как дышать, когда видит его впервые. Здесь в танцевальном зале, в приглушенном свете, среди алых полотн ткани, в страстном танце кружился ОН. Тонкая, сатиновая ткань легко покачивается от плавных движений рук, обволакивает изгибы стройного тела, когда танцор проходит под ними, легко струятся по коже и выглядят ярко на фоне её бледности. Антон, кажется, начал верить в любовь с первого взгляда в тот миг, стоял около двери, не дыша, боясь издать хоть какой-то посторонний звук, просто любовался. Очнулся Шастун только в момент соприкосновения их рук, прямо на середине зала, Арсений мягко коснулся его ладони пальцами и проскользнул вверх к локтю. Это легкое, не к чему не обязывающее движение, вызывает мурашки. Руки его теплые, бархатные, их прикосновение напоминают прикосновения тонких крыльев бабочки. Он увлекает за собой в танец и всё вокруг исчезает, видимыми остаются лишь сатиновые полотна, теплые, нежные руки и голубые глаза. Попов ведет какую-то свою игру, прячется за тканями, тихо смеется, а его взгляды – это флирт без слов и необъятная нежность. Антон готов поклясться, что на дне чужих глаз он видит красные искорки адского пламени и это самое пламя сейчас разгорается в его груди. Поцелуй был такой же неожиданный, как и приглашение на танец и такой же нежный и невесомый, как первое прикосновение. Чужие губы касаются мягко, едва прихватывают нижнюю губу, а следом верхнюю, будто пробуя на вкус, ладони мягко касаются плеч. Танцор вынужден приподняться на носочки, чтоб дотянуться. Руки Антона, сами ложатся на талию старшего, прижимают ближе горячее тело, этот жар он чувствует через толщу одежды и почти теряет от него рассудок. Поцелуй становится откровение, затягивает в водоворот страсти, что узлом завязывается внизу живота, а когда Попов касается его волос, парень готов в голос застонать. Толстовка Шастуна первой летит прочь, сразу следом за неё и футболка преподавателя и руки блуждают уже по оголенной спине, что нежнее даже самого дорогого шелка и горячее раскаленных углей в печи. В какой-то момент они оба теряют точку опоры и валятся на пол, срывая ткани, подвешенные к потолку. Это было настолько неожиданно, что они даже не пытались смягчить падение, выставив руки или что-то ещё, но это вроде и не понадобилось, складывалось ощущение, что упали они не на жесткий, деревянный пол, а на мягкую, пуховую подушку. Шастун открывает глаза, не помнит в какой момент их закрыл, но то, что он увидел сейчас снова сдавило легкие, перекрыло доступ к кислороду. Арсений лежит на алом сатине, его светлая, почти мраморная кожа усыпана созвездиями родинок, темные пряди лежат волнами, немного растрепаны и спутаны, зрачки в голубых глазах расширены до предела и в них уже не просто едва заметные искорки, а настоящий пожар. Если бы Антон мог рисовать, он бы мигом взялся за кисти и написал бы картину полупрозрачной пастелью. – Тоша, чего замер? Я настолько прекрасен? – легкая ухмылка на лице, дорисуй рожки и можно сказать, что перед ним сам Люцифер – владыка ада. – Да, Вы просто не представляете, насколько прекрасны, – голос свой не узнает, он стал хриплым и низким, с ноткой металлического скрежета. Очередной пылкий поцелуй окончательно туманит разум, заставляя окунуться в этот сладкий омут с головой. Хочется ещё ближе, чтобы и тонкую, шелковую нить нельзя было протянуть между их телами. Арсений, кажется, хочет того же, потому что жмется ближе, зарывается пальцами в волосы и громко стонет прямо в губы Шастуна, когда тонкие, длинные пальцы сжимаются на его бедрах. – Антош, умоляю, я больше не выдержу, – дурманящий шепот, от которого у Антона дрожь в кончиках пальцев и звезды перед глазами. Он целует тонкую шею, кусает и тут же лижет это место, получая в качестве вознаграждения очередной сорванный, прерывистый стон. Оставляет россыпь поцелуев на гладкой груди, изучает губами каждую родинку. Антон готов делать это вечно, а родинок на теле мужчины так много, что действительно хватило бы на целую вечность. Горячие, практически обжигающие кожу, ладони ложатся на скулы, заставляя поднять голову и посмотреть на партнера. – Антон, пора просыпаться, – этот голос не похож на голос Арсения. Картинка перед глазами становится не четкой и через секунду сменяется темной пеленой. – Антон, ебать его в зад, ты вставать собираешься?! Я не хочу из-за тебя опаздывать, придурка кусок. Я говорил тебе ложись раньше, но кто ж меня слушать будет, – орет Позов, закидывая в свою сумку тетради и сменную одежду для тренировок. – Твою мать! – Антон ругается вслух. Всего лишь сон. Это был всего лишь сон, но до чего же он был реалистичен. Антон впервые, после окончания переходного возраста проснулся с каменным стояком и мокрым пятном на трусах. А перед другом стыдно как, не дай бог увидит, издеваться ещё не один месяц будет. – Поз, ты это, иди без меня, я догоню, мне всё равно ещё одеваться, чего ты и правда будешь из-за меня опаздывать, – отмазка так себе, но ничего лучше в его голову сейчас не пришло. Антону срочно нужно в ванну и срочно нужно спустить, потому что уже аж в ушах звенит. – Слышь, а я че до университета пешком топать должен? Сегодня ты меня подвозишь вообще-то. Давай, я тебя внизу жду, у тебя пять минут. Антон матерился и бегал по комнате, пытаясь одновременно одеться и собрать вещи, о завтраке и речи не шлось, некогда даже бутерброд сделать не то, что полноценно поесть. Он ударялся о все углы, даже несколько раз падал пока натягивал брюки, умудрился снести торшер, что стоял в углу комнаты и опрокинул всё, что было на тумбочке перед входом. Конечно, потом за это он получит от Димы, потому что только он наводит порядок в их берлоге. – Слава богу, успели, – выдохнул Позов. У них первым занятия по хореографии, поговаривают, что новый препод неземное божество, в чем Антон сильно сомневался, учитывая, что прошлым преподавателем была вечно недовольная женщина лет пятидесяти в ужасно безвкусной, плесированной юбке и зализанным на макушку пучком. – Доброе утро, студенты, – Антон, рывшийся до этого в сумке, в поиске влажных салфеток, замер. Этот голос кажется ему знакомым, даже слишком знакомым. – Меня зовут Арсений Сергеевич, я ваш новый преподаватель хореографии, очень рад работать с вами. Осанка просто идеальная, руки сложены за спиной, ноги в третьей позиции. Шастун медленно поднимает взгляд выше. Подтянутую грудь плотно обтягивает тонкая, черная футболка с глубоким вырезом из-под которого виднеется россыпь веснушек на фарфоровой коже. Черные волосы волнами спускаются на лоб и контрастируют с ледяной синевой глаз мужчины. – Арсений…– эти голубые глаза он не мог перепутать с другими. – Я тоже рад тебя видеть, Антон…