Show me

Они встречаются в спальне где-то под утро, когда свет от монитора ноутбука ещё горит: малыш всю ночь монтировал новое видео. Горячие поцелуи рывками сменяются ожиданием Куроо из душа, и Кенма ещё сильнее начинает по нему скучать: предвкушает долгожданную встречу с нежностью, теплом и наслаждением — неторопливостью, хотя хочется сразу, жёстко и страстно, чтобы стоны перебивали глухие удары спинки кровати о стену, чтобы пошлые шлепки, чтобы задыхаться и на разъезжающихся ногах пытаться устоять. Но так Куроо крышу не срывает. Срывает по-другому, особенному, где в мыслях без конца всплывают отрывки из видео, где Кенма ласкает себя пальчиками, подписывая короткое видео-сообщение на двенадцать секунд: «Скучаю, папочка». Он делает так часто: дразнит, когда муж находится в долгих разъездах по командировкам, но своё обязательно получает — Куроо всегда на взводе, когда возвращается. Сейчас — особенно. Особенно медленно сходит с ума, лишая рассудка и Кенму, когда полностью обнажённый заходит в спальню и, садясь в кресло, что рядом с кроватью, по-блядски ухмыляется, произнося: — Покажи мне, как ты играешь с собой, когда меня долго нет дома. И шоу, которое устраивает Кенма, в развратности своей великолепно. Куроо даже держаться не пытается. Накрывает член рукой, откидываясь на спинку кресла, и смотрит на малыша неотрывно, внимательно следя за каждым его изводяще пошлым движением. Кенма гладит себя, ёрзая по простыни от возбуждения. От плещущего похотью взгляда никуда не спрятаться, и от этого становится очень жарко — от осознания, что любимый с чрезмерным удовольствием наслаждается зрелищем. Ладони скользят по разгорячённому телу. Пальчики оглаживают сосочки, слегка их сжимая: несильно, но достаточно, чтобы рвано застонать и свести бёдра. Кенма опускается к нежно-голубеньким трусикам, в которых уже мучительно тесно, и запускает в них руку, немножко оголяя член, показывая Куроо розовенькую головку. Он касается пальцами губ, обводит их языком и следом посасывает, собирая слюну, а после — скользит ими по уздечке, свободной рукой оглаживая ствол. Куроо зачарованно за ним наблюдает, чувствуя, как от желания взять этот идеальный член в рот сводит мышцы. Он дрочит себе так неаккуратно, неритмично, будто впервые делает с собой что-то подобное, будто не знает своего тела вовсе, а Кенма, замечая эту неловкость в движениях мужа, дразнит его ещё больше. Трусики изводяще медленно скользят по бёдрам, наконец-то позволяя увидеть всё, что под ними спрятано. Кенма осторожно стягивает их, поворачиваясь к Куроо попкой и, привставая на локте, раздвигает ягодицы, массируя их у самого колечка. — Папочке нравится? — спрашивает он и при этом игриво улыбается. У Куроо аж сбивается дыхание. Он завороженно кивает, прикусывая губу, а когда Кенма касается себя пальчиками там — коротко стонет в нетерпении вбиться внутрь малыша. И то, что было показано на видео, оказывается лишь малой частью неземной эйфории, наступающей моментально от одной только мысли. То, как Кенма делает это с собой дальше, способно вогнать в состояние первобытности, когда животные инстинкты полностью подавляют человеческие. Он толкается пальчиками в себя, демонстрируя всю готовность к жаркому сексу: растянут достаточно хорошо, чтобы сейчас же с рыком ринуться с места. Но Куроо выдерживает. Справляется с дурманящим голову возбуждением, жадно наслаждаясь тем, как Кенма трахает себя пальцами, стараясь войти ими как можно глубже. Малыш выполняет просьбу слишком старательно. И играет крайне нечестно, когда зовёт Куроо по имени, полностью падая на кровать. А в следующий момент — встаёт на колени, по-кошачьи выгибаясь, и до одури соблазнительно виляет бёдрами. — Хочешь меня? Срывается с его губ с усмешкой, и Куроо снова не может проговаривать слова. Снова кивает, надрачивая себе небыстро: наконец-то подбирает нужный темп. Кенма тянется к подушке. Достаёт из-под неё их любимую силиконовую игрушку и, зубами разрывая фольгированный пакетик, надевает на телесного цвета дилдо презерватив. Выдавливая на пальцы немного лубриканта, он смазывает твёрденькую головку и, переворачиваясь на бок, подставляет её ко входу. Но снова дразнит Куроо, который от сладкого изнеможения стискивает зубы, со звериным желанием засматриваясь, как игрушка скользит по дырочке. Мечтает, чтобы вместо неё был его член, однако всё ещё терпит: обожает наблюдать за Кенмой в эти мгновения, когда он изводит их обоих ради долгожданной разрядки. — Ну же, малыш, вставь его в себя, — не выдерживая, произносит Куроо. — Папочке стоит лучше просить, — издевается Кенма, провоцируя любимого на ужасно приятные вещи. И Куроо сдаётся. Проигрывает этой отравляющей нежностью интонации голоса, поддаваясь совершенно обратному: вместо «просить» — «сделай это за меня». У Кенмы глаза ещё ярче гореть начинают, когда остатки сдержанности расплываются по спальне темнотой, прячущейся по углам от солнечного света: первые лучи озаряют небо. Куроо нависает сверху, примыкая к любимым губам. Одной рукой упирается в матрас у Кенмы над плечом, другую — кладёт поверх его руки, входя игрушкой внутрь. Сам же задаёт темп, управляя чужим телом, как куклой. Куроо сцеловывает срывающиеся с губ тихие стоны. Облизывает их, затем проталкивая горячий влажный язык внутрь, властно лаская им язык Кенмы до тех пор, пока малыш не выдерживает. Пока не прижимает Куроо к себе обеими руками, позволяя ему делать с собой всё так, как он хочет. — Тебе хорошо? — шепчет любимый на ухо, вдыхая Кенму полной грудью. — Мгхм… ха… да… Куроо от его стонов аж всего распирает. После нескольких глубоких ритмичных толчков он вынимает из Кенмы игрушку и, резким движением переворачивая малыша на спину, наконец-то входит в него сам. Голова от ощущений идёт кругом. Куроо падает на локти, ладонями впиваясь в спинку кровати. Кенма обхватывает тело любимого ногами. Сцепляет их у него на пояснице и от острого ощущения кайфа, когда Куроо, поменяв угол, беспрерывно проходится головкой по бугорку, аж скулит. Накрывать начинает моментально. Круги перед глазами искажают пространство. Сознание мутнеет: яркие краски наслаждения смешиваются в одну, превращаясь во что-то химически несовместимое. Вот-вот взорвётся фейерверком. И Кенма, обнимая Куроо крепко-крепко, прижимаясь к нему всем телом, наконец-то получает эту разрядку от ощущения любимого внутри. Не от дрочки, где фоном сериал от «Нетфликс». Не от игрушки, даже близко не доставляющей таких эмоций. Не от голосовых сообщений, в которых муж описывает, как будет наказывать Кенму за адский пожар в штанах на совещании среди уважаемых спортсменов. Куроо, чувствуя, как пульсирует и сжимается колечко мышц, от удовольствия аж рычит. Губами впивается Кенме в шею, благодарно покрывая взмокшее тело поцелуями. И когда малыш шепчет на ухо признания в любви, Куроо, доставая член, кончает. Изливается на напряжённый, испачканный тёплым семенем живот и своим телом, наваливаясь, вжимает Кенму в матрас. И прежде, чем ответить на поцелуй, муж, счастливо улыбаясь, проговаривает: — С возвращением.