Котёнок

      Какая наглая и беспринципная сволочь может порвать трехлетние отношения в особенный день? Пусть и особенный он только для Чимина, ведь и день рождения сегодня только у него. Но он ждал чего-то такого…       Нет, он просто ждал. И это оправдано. Это же не очередной день из их с Луханом однотонных будней. Сегодня Чимину исполнился двадцать один. Долгожданное совершеннолетие. Теперь они совместно могут ходить в бары, заказать там по паре коктейлей и не скрывать, что вместе. С этого дня двадцатипятилетнего Лухана никто бы не осудил за связь с несовершеннолетним.       И Чимину, наконец, перестанет быть стыдно за то, что он такой…       недостаточный.       Недостаточно взрослый. Недостаточно успешный. Недостаточно красивый. Недостаточно…       подходящий такому, как Кан Лухан.       Но Чимин старается. Честно и самоотверженно старается быть таким, каким должен быть по мнению общества и отдельным пожеланиям своего парня. Он подготовился к незабываемому вечеру. Сам составил меню, призвав всё своё скудное кулинарное мастерство, чтобы наготовить любимых блюд Лухана. Несколько раз принял душ, расковырял почти заросшие в ушах дырки, чтобы вдеть подаренные ему когда-то серьги-гвоздики, освежил цвет волос, заново сжигая корни, пару раз обновил макияж и почти шесть часов проходил с неудобной пробкой в заднице, чтобы его любимому не пришлось возиться с ним лишнее время. Хотя, если откровенно, Лухан не очень заботился о таких вещах, как растяжка и предварительные ласки.       Но Чимину это необходимо. Он любит нежности. Ему их катастрофически не хватает. К своему стыду, он тактильный слишком. Любит держаться за руки, млеет, когда гладят по волосам, и готов пустить слезу от самых простых объятий. Для такого, как Чимин, это естественная потребность. Он и сам жаждет дарить свое тепло. В любое время готов поддержать, согреть, приласкать. Он просто такой. Наверное, слишком капризный и требовательный. Потому что ему всегда мало. Мало тепла, мало заботы, мало Лухана. И он снова ждёт ласки. Хотя бы сегодня чуть больше, чем обычно.       Хотя, наверное, уже пора понять, что все его ожидания приводят к разочарованию. И винит он в этом тоже только себя. Потому что, как гласит мудрость из интернета — не разочаровывается тот, кто ничего не ждёт. У остальных, видимо, участь плачевная.       Звучит не очень оптимистично. Но Чимину всё равно. Он, как юная романтичная натура с тонкой душевной организацией, ждал, что его парень совершит поступок, перед которым померкли бы все славные рыцарские подвиги. Представлял, как откроет дверь, за которой с огромным букетом белых, так любимых Чимином пионов, стоит на одном колене мужчина его грёз и произносит те самые долгожданные.       Стоит ли стыдиться того, что в свои двадцать один Чимин всё ещё верит в «истории без конца» и «долго и счастливо с одним единственным»? Наверное да, потому что, как показала плачевная практика, у каждой истории конец неизбежно наступит. Порой неожиданный, совершенно непрогнозируемый и местами хронический. Нужно быть достаточно зрелым, чтобы осознавать это и быть готовым принять.       Только вот Чимин не готов, он — мечтатель. И уже сам понял, что ни к чему хорошему его это не привело. Он, наверное, даже и злиться на своего парня не должен. Потому что сам наградил его особенностями, которыми тот не обладал. Влюбился в свои фантазии и ждал того, чего ему давать никто не собирался. Смириться с тем, что всё было лишь в его собственных мечтах, никак не выходит.       В действительности Лухан не может стоять за дверью с букетом именно белых пионов по самой банальной причине: за все три года их отношений он ни разу не поинтересовался, какие цветы любит Чимин.       В действительности же наивный и доверчивый Пак Чимин сейчас с трудом сдерживает обидные слезы, сидя за накрытым столом и смотрит, как медленно плавится воск на зажжённых на торте свечах.       В действительности всё совсем не так, как хотелось бы Чимину, потому что они с Лу разные совершенно, и с этим ничего не поделать. Лухан прагматичен, смотрит на жизнь через призму заранее построенных планов и, в отличие от мечтательного Чимина, он слишком реалист.       Но Чимин упрямо ждал сюрприза и завершения этого дня чем-то особенным.       Сюрприз оказался неожиданным.       Совершенно не таким и совсем не особенным. Его просто бросили в день рождения после трехлетних отношений, которым он отдавал всего себя.       Он оправдывал Лухана, каждый раз говоря себе, что его любимый устает на работе. Прощал их вялый безжизненный секс и почти полное отсутствие диалога в последние месяцы. Чимин убеждал себя, что такое бывает. Лухан добавлял, говоря, что конфетно-букетный период не может длиться вечно.       Но ведь когда-то у них было всё красиво и романтично. Лухан ухаживал, добивался, он был старше на четыре года и, в отличие от Чимина, имел опыт отношений. Пак отдал свое наивно-невинное сердце почти сразу. Да и кто бы в свои восемнадцать устоял перед красивыми поступками и нежными словами. Потом был робкий поцелуй, трепетный первый раз. И конечно же взаимное признание в большой и чистой.       В итоге они сняли совместную квартиру, обставили её мебелью и завели кота. По крупицам собирали все те скучные бытовые вещи, которые сближают. Наращивали общие воспоминания, строили планы. Тогда Чимин ещё отчаянно ждал предложения и кольца, думал, что ради любви стоит пожертвовать своими мечтами, ведь мечты и планы теперь должны быть общими, а не его личными.       «Это эгоистично» — всегда говорил Лу. И наверное, он прав. В отношениях не стоит ставить на первое место только свои желания. Куда важнее стоять рядом, держась за руки, и шагать в ногу. Только вот Лухан делал то, что считал нужным, не всегда обговаривал свои поступки, не всегда спрашивал мнение Чимина. Потому что он старше, умнее, важнее.       Чимин верил. Ведь всё так и есть. Лухан старше, умнее, важнее.       Господи, какой он дурак.       Пожертвовал своими мечтами ради этих отношений. Не закончил учёбу, сменил работу на более скучную, но более оплачиваемую, чтобы не быть обузой. Старался разделять интересы Лухана, узнавал, что ему нравится, к чему привязан, какие у него привычки. Он делал всё, чтобы не разочаровать своего избранника, вкладывал всего себя в эти отношения, пытался соответствовать.       Но с каждым днём всё больше чувствовал свою ненужность. Это его убивало, Чимин не готов был с этим мириться, убеждал себя, что накручивает лишнее и усиливал старания стать тем самым. Идеальным для Кан Лухана.       Но, кажется, Лухану это больше не нужно.       Всё чаще он стал приходить с работы позже обычного, редко отвечал на звонки, перестал писать трогательные смс, выглядел уставшим и отмахивался, когда Чимин просил внимания.       Чимин не выдержал. И дело не в том, какой сегодня день, он просто сорвался, потому что действительно устал терпеть и молчать.       Устал навязывать свою любовь.       Когда Лухан пришёл домой с опозданием в четыре часа, Чимин наговорил много лишнего, обвинил его в равнодушии и выбросил растаявший торт в мусорное ведро. Пак очень надеялся, что любимый прижмёт его к себе, скажет «не накручивай, всё у нас хорошо, я ведь люблю тебя». Разве он не видит, не понимает, что эти слова ему сейчас жизненно необходимы?       Лухан не видел или не хотел видеть. Устало потёр шею, стоя в дверном проходе, смотрел долгим взглядом, словно решал для себя что-то. Был спокоен, пока Чимин трясся от льющихся из него эмоций и, как умирающий цветок ждет дождя, жаждал объятий.       — Я не держу тебя, Чимин.       Говорят, словами нельзя ударить и их не причисляют к физическому насилию, но почему тогда было так больно?       Ужасно обидно и противно до слёз. Его надо всего лишь успокоить, чуть крепче прижать к груди, сказать что-то тёплое, ласковое. Он поверит. Всегда верил. Но Лухан переложил ответственность на него, дал выбор. Что значит эта фраза?       Можешь идти, это ведь тебя постоянно что-то не устраивает? Или останься, но перестань быть таким требовательным?       «Я не держу тебя».       Так говорят тем, кто больше ничего не значит.       Всё это совершенно не правильно и совсем не то, чего он так ждал весь вечер.       Все три года.       Скрывая слезы и истерику, которая грозится стать сильнее, Чимин натянул старую кофту поверх дизайнерской любимой футболки, накинул куртку, сунул в карман кошелёк с мобильным и торопливо вышел из их квартиры, чтобы не сделать ещё хуже. Колючей шрапнелью в спину прилетело «прости» перед тем, как он закрыл за собой дверь. И стало ещё больней.       Его словно оглушило. Чимин не хочет верить и не будет искать смысл этого «прости». Он даст им обоим время остыть и хорошенько над всем подумать. Он отказывается верить, что это конец.       Наверное, мысли и правда материальны, потому что в эту же секунду, пока Чимин мысленно искал оправдание поступку Лухана, ему пришло смс. Замерзшими пальцами он провел по экрану, тая́ в душе надежду, что Лу ищет его, волнуется и сожалеет о ссоре. А потом буквы на экране слились во что-то непонятное. В подобие фразы, которую говорят в самом конце.       И замёрзли уже не только руки. Кажется, мысли тоже и всё внутри.       «Я не смогу сделать тебя счастливым. Давай на этом закончим».       Даже буквами с экрана эта фраза казалась равнодушной, сухой и безжизненной. И ещё одно «прости», как контрольный в голову.       Чимин осел на асфальт, прямо там, на тротуаре, глядя невидящим взглядом перед собой. Он отказывался понимать и верить, что это действительно конец. И что теперь?       Кто-то из прохожих спросил, всё ли у него в порядке, а он не знал, что ответить.       В порядке?       Да. Он ведь не умирает. Ему не поставили летальный диагноз, не удалили конечность, его не сбил автомобиль и ни одной раны на теле нет. Ему прицельно выстрелили в голову и ампутировали надежду. Хоть следов пороха нет, как и предательство не оставляет следов на теле. Только внутри. Кровоточит лишь сердце. Но он в порядке, никаких видимых изменений и треска разбитого сердца. Просто не знает, как дальше быть. Потерян, растерян.       Брошен.       Господи. Его на самом деле бросили!       Вот так всё и закончилось? Он больше не нужен? В нём что-то не так? Не красивый, не интересный?       Ничей?       Он просидел так несколько часов или минут, пока залитое слезами лицо не начало колоть от холода, а зад и коленки совсем онемели. Вопросов всё ещё много, а ответ один.       Он больше не нужен.       Идти к Юнги, Хосоку или Тэхену совсем не хочется, ведь им придётся всё объяснять. Сказать о расставании с Луханом вслух, значит признать это. Чимин не готов ни признать, ни понять, ни поверить. Да и слушать Тэхеново «я же говорил…» сейчас сил нет совсем. Хоть он и правда говорил. Каждый из них Лухана недолюбливал. И только Чимин верил, что они его просто не знают. Что он не такой.       Идти к Намджуну страшно. Они все друзья, и каждый из них поддержит, примет и не даст погрузиться с головой в тоску. Но Намджун сделает это не просто на словах. Он рассудителен, умен, поклоняется искусству, эстет и немного философ. А ещё он из тех, кто также рассудительно и спокойно приедет к Лухану домой, молча сунет кляп ему в рот, затащит в багажник своей машины и будет катать по ночному городу. Потому что «действия всегда говорят громче любых слов, Чимин, запомни. Да и мудень твой давно заслужил». Ким Намджун иногда пугает. К нему Чимин не пойдёт точно.       Только куда теперь идти? Что делать? С чего начать?       Когда плана нет и связных мыслей в голове тоже, тело действует по инерции, поэтому Чимин просто встал и пошёл прямо. Бездумно, без мыслей и целей. Не важно куда. Прямо сейчас он замерзает от холода внутри самого себя, ему нужно согреться. И лучше бы совсем ни о чём не думать, потому что… «для него ты был лишь удобным вариантом» «ты больше не нужен» «просто умри»       Каждой такой мыслью сам себе прицельно бьёт в сердце и их лучше заткнуть.       Он заходит в ночной клуб в трёх кварталах от их с Луханом квартиры, плюёт на то, что цена за один шот тут равна половине стоимости арендной платы за месяц, и заказывает сразу три. Ему нужен алкоголь, чтобы согреться, и шум, чтобы не думать. Потому что «их с Луханом» больше нет.       А он оказался к этому не готов.

***

      Спустя всего пару часов Чимин впервые пьян настолько, что стаскивает с себя куртку, бросая её на пол. Купленные по случаю на сэкономленные деньги брендовые джинсы смотрятся нелепо с растянутым свитшотом и принтом «кошачьи лапки». Чимину это уже неважно. Он глупо хихикает, когда бармен ставит перед ним вазочку бесплатных закусок. Улыбается просто потому, что это рефлекс его хорошего воспитания и алкоголь. Он забрался на высокий барный стул, пока ещё мог контролировать координацию своего тела. Куртка так и осталась валяться под ногами, а забыть и не думать всё ещё никак не выходит.       Пока самый красивый бармен незаинтересованно слушал его несвязную речь и подливал алкоголь в его бокал, Чимин успел излить ему душу, рассказать про испорченный торт и даже немного всплакнуть, вытирая рукавом покрасневший кончик носа.       — Вот что я за идиот такой, скажи? Ждал его каждый день, ждал. Как дурак. И что? «Я устал, Чимин, давай не сейчас». «Подождитерпи, Чимин, еще немного, я ведь для нас стараюсь». «Не будь таким навязчивым, Чимин», — пьяно подражает манере чужого голоса, коверкая интонацию Лухана. — Ждал, терпел, ага. А потом «Давай на этом закончим, Чимин… Потому что ты отвратительный, жалкий и никому не нужный».       Произносит уже тише, глядя на свой бокал и снова хлюпает носом.       — Так и сказал? — возмущенно подняв бровь, с сомнением спрашивает бармен.       — Ага, — утирает влажные глаза и сморкается в протянутую барменом салфетку. — Почти. Но смысл тот же. Я всё ради него, представляешь? Учёбу бросил, друзей тоже. Работаю страховщиком. Терпеть этого не могу, врали они все. И я врун. А ведь раньше с Хосоком танцами занимался. Тоже бросил. Нахлебником быть не хотел. И цвет волос этот дурацкий. Выглядит, как солома, и на ощупь уже такие же. Всё, как любит Кан Лухан… Любил, точнее. О бывших ведь только в прошедшем времени, да? — кивнув самому себе, запрокидывает голову, чтобы залпом влить в себя остатки коктейля, и чуть не падает со стула. — Я и правда жалкий.       Не слишком вслушиваясь в подробности его путанных, несвязных речей, которых за смену сотнями наслушается, бармен дует на стакан, обтирая его полотенцем, и выдаёт что-то вроде "парень, забудь о нём и посмотри на себя, ты красавчик, а красавчики не грустят долго в одиночестве, поверь моему опыту". Чимин захихикал глуповато и икнул, не успев прикрыть рот. Бармен и правда настолько красив, что хоть сейчас на первое место во всемирный список красавчиков, только к Чимину это не относится, но суть его слов натолкнула на одну пьяную и совершенно шальную мысль.       Выход есть.       Лухан ведь всегда и всё сводил к сексу. Да, метод так себе, но древнейший и действенный. Когда у них всё было хорошо, вечер обязательно заканчивался сексом. Если Лу был зол — тоже секс. Спонтанный, быстрый и грубый, но секс. Когда сам Чимин хотел поговорить о будущем, Лухан тоже затыкал его сексом. Довольно посредственным последнее время, но это работало. Он просто был так счастлив ощутить хоть какую-то ласку своего любимого, что забывал обо всём на свете.       Ну конечно! От коварного замысла шкала настроения пусть и со скрипом, но поползла вверх. Чимин даже тост мысленно произносит, когда допивает коктейль. Поздравляет себя с тем, что он окончательно свихнулся и готов на любое безумие.       Ему нужен секс или хотя бы подобие этого, чтобы заткнуть собственные корявые, как сучья высыхающих деревьев, мысли. А главное, чтобы не считать себя списанным со счетов дерьмом, выброшенным за ненадобностью.       Да, именно так. Нужно срочно научиться не думать. Хотя бы сегодня. Или последние деньги, что он спустил на алкоголь в этом клубе, чтобы забыться и набраться смелости, будут потрачены зря. Проблема лишь в том, что он слишком пьян, выглядит жалко с испорченной укладкой, поплывшим макияжем и в растянутой кофте. Вряд ли с ним в таком потрёпанном виде кто-то захочет связываться. Но он ведь в стриптиз-клубе, а на карте ещё осталось немного средств. И потратить их на личного стриптизёра кажется сейчас Чимину куда более выгодным вложением, чем поиск нового жилья.       Он упирается ладонями в барную стойку, чтобы не упасть и сфокусировать взгляд, мелко встряхивает головой, морщась от размытости картинки перед глазами, и просит бармена принести ему ещё коктейль. Его изрядно шатает, чтобы идти танцевать, язык немеет от алкоголя, поэтому Чимин решает, что «жертву» вполне может обнаружить и взглядом, не вставая со своего места.       — Это последний шот, красавчик, думаю, с тебя уже хватит, — бармен ставит перед ним узкую длинную рюмку с мутно-голубоватой жидкостью (Чимин даже не спрашивает, что там) и пододвигает ещё одну вазочку с бесплатными закусками, подсыпая туда орешков. — Может лучше вызвать тебе такси?       — Некуда мне ехать, — Чимин щурится, чтобы прочитать имя на его бейдже, и тянет по слогам. — Сок-джун… хён?       — Джин, — поправляет его бармен. — И да, для тебя хён.       — Лучше скажи мне, Сокджини хён, где тут у вас найти стриптизёра? Очень надо, — уткнувшись щекой в стойку, Чимин попытался сделать эгьё, приложив ладонь к лицу. Он хотел казаться милым, чтобы ему ответили, но не рассчитал и ударил себя по щеке.       Ким ухмыляется с теплотой, кивает и указывает куда-то в сторону.       — Ваа, — восторженно тянет Чимин, глядя на стоящего совсем рядом мужчину, в которого буквально уткнулся взглядом, стоило ему чуть развернуть голову. — Красивый.       Он одет во всё чёрное, высокий, в меру накачанный, с закатанными на рубашке рукавами, обнажающими жилистые руки и дизайнерские тату. Не похож на посетителя, потому что не шарит взглядом по залу в поисках развлечений, да и вообще выглядит незаинтересованным происходящим. А раз не отдыхает, значит работает — делает как ему кажется логическое умозаключение Чимин. Он точно стриптизёр, наверняка самый лучший и дорогой в этом клубе. Похож на дикого зверя, которого никто и никогда приручить не сумеет, и аура от него исходит подавляющая, властная. То, что надо. Сейчас Чимину как раз нужен кто-то действительно сильный, чтобы помочь не думать, не загоняться и не нажить новых комплексов из-за расставания.       Ему просто необходим этот мужик.       Мужчина просит бармена налить ему как обычно. У Чимина от его утробного с хрипотцой голоса реакция по всему телу. Просто звук, а в животе мурашки и внутри так тепло и приятно. Хочется слушать его, заливать в себя этот голос, как дорогой алкоголь, и пускать по сосудам. А ещё волосы потрогать. На вид они мягкие, густые и пушистые, хоть и забраны в небрежный низкий хвостик. Манят зарыться в них пальцами или носом и потереться, как котёнку о любимую плюшевую игрушку.       В такого и влюбиться с одного взгляда не стыдно. Если бы он не был столько лет влюблен в Лухана, точно бы сейчас по уши влип в этого стриптизера.       С тоскливым выдохом Чимин снова вспоминает Лухана и зачем-то сравнивает его с этим до чёртиков сексуальным Атлантом, пусть и неосознанно, но дотошно и въедливо разглядывая его с ног до головы. Стриптизер облокачивается на стойку, не поморщившись потягивая большими глотками крепкий алкоголь. Красивый, как дьявол. Пугающий немного своей энергетикой. И такой же притягательный. Выглядит, как полная противоположность всегда вежливого и сдержанного Лухана, который предпочитает консервативный стиль. Точнее, выдержанную классику, что совсем не делает его кем-то вроде Кристиана Грея из разрекламированной, но по мнению Чимина совсем нелепой истории. Скорее Лу похож на строгого, расчетливого и немного занудного клерка, кем, в принципе, и является.       Мужчина же перед ним тоже в классических брюках, ботинках, созданных по индивидуальному заказу, и в рубашке, от которой Чимин может позволить себе только пуговицу или ярлычок и то при условии, что будет работать пару лет без выходных. Но даже в таком строгом стиле он кажется опасным и неуправляемым. Рубашка туго обтянула плечи, мощная шея венчается ключицами в открытом на несколько пуговиц вороте, грудь бугрится от мышц и, кажется, пуговицы на ней держатся из последних сил. Чимин тоже. Он бы захлебнулся собственной слюной, если бы не был сейчас так обездвижено пьян.       Лухану с таким не сравниться. Чимину такой не светит, не его лига. Но один танец он может себе позволить, пусть на это и уйдут остатки всех сбережений.       Смелый из-за выпитого, Чимин молча протягивает к нему руку, дотрагивается пальцами до локтя незнакомца и осторожно поглаживает, обращая на себя его внимание. Мужчина не удивлён; к нему, наверняка, цепляются не впервые. Он только слегка поднимает бровь и окидывает лежащего лицом на барной стойке Чимина вопросительным взглядом.       — Вы тут работаете? — с размазанной по губам пьяной улыбкой тянет Чимин, обводя ладонью крепкое предплечье.       — Что-то вроде того, — поворачивается брюнет всем корпусом, делая глоток янтарного напитка.       Чимин полулежит на стойке, улыбается довольно. Вот это ему повезло, будто пару очков в свою копилочку заработал. Стриптизер мог бы его проигнорировать или послать, но разглядывает с ответным любопытством.       — Руки у вас красивые такие… — водит пальцем по чужим тату, очерчивая подушечками витиеватые узоры, — сильные.       — Тебе нравятся татуировки?       Стриптизер улыбается, у него невероятная улыбка, а Чимин плывет, как влюбленная школьница, от такого изгиба губ, пусть и в глазах мужчины насмешка. Зато руку не убирает, позволяет трогать. Пьет себе спокойно из пузатого бокала, пока Чимин его лапает.       — Ваши очень, — смотрит на своего стриптизера из-под капюшона и нисколько не сомневается в том, что собирается ему предложить. — Станцуйте для меня, пожалуйста. Я заплачу.       Мужчина поперхнулся своим напитком и спросил Чимина не под кайфом ли он. Чимин совсем не под кайфом. Скорее «под горем». Его бросили вообще-то.       — Правда, заплачу. Мне это сейчас нужно, — морщит нос и надувает губы Чимин, нисколько не заботясь о том, как странно звучит его просьба.       — Малыш, не слишком ли много ты выпил? Алкоголь уже разрешён? — брюнет склоняется чуть ниже, чтобы разглядеть его, стягивает с головы капюшон, которым были скрыты только сегодня выкрашенные в светло-русый волосы. Лухану нравился этот цвет. Чимин для него старался, а сейчас хочется всего себя капюшоном накрыть, чтобы никто не видел, какой он нелепый.       Чонгук разглядывает в стельку пьяного паренька, и желание выкинуть его из клуба мгновенно рассеивается. Он кивком останавливает подошедшую к мальчишке сзади охрану. Отправляет их обратно, показывая, чтобы его никто не трогал. Малыш их и не замечает, Чонгук от него глаз оторвать не может. Кукольно-красивый мальчик смотрит на него бездонными карамельными омутами, губы непристойно совершенной формы, которых Чонгук ещё в жизни не встречал, покусывает, водит мягкими лапками по его руке, мурлычет что-то неразборчиво. И уверяет, что взрослый совсем.       — Сегодня мне всё можно, — со второй попытки Чимин выпрямляется, приняв шатко-сидячее положение. Но даже сидя на высоком стуле он ниже стриптизера, который стоит уже совсем близко. Настолько, что Чимин чувствует аромат его парфюма, немного алкоголя и горячего мужского тела. Пак бездумно подается корпусом вперед, ведя носом и втягивая в себя его запах. Вкусно до мурашек. — Двадцать один мне уже, всё могу, — шепчет, глядя в дурманящие глаза, и почти тычется носом в чужой подбородок.       — С кем ты здесь? — стриптизер выглядит заинтересованным, допивает залпом и ставит на стойку пустой бокал. Сокджин тут же заменяет его на новый, не дожидаясь, когда его об этом попросят.       — Какое тебе дело с кем я? Говорю ведь, уже всё можно, — ворчит Чимин, выпятив нижнюю губу.       Он вообще теперь ни с кем. И ничей. Зачем давить на больное?       — Не груби, тебе это не идёт.       Тон стриптизера напоминает Чимину голос его бывшего ректора в вузе, поэтому он машинально кивает, распрямляет плечи и слегка приходит в себя. Он не собирался хамить, ему просто нужна помощь, и он честно готов за неё заплатить.       Стриптизер поднимает уголок губ, видя, как послушно реагирует мальчик.       — Один пришёл, правда. Так ты станцуешь? — Чимин проводит ладонью по его груди, цепляя пуговицы и глядя умоляюще-трогательно.       — Не думаю, — двумя пальцами брюнет сдавливает его подбородок, изучающе смотрит и зачем-то поворачивает его голову в стороны, рассматривая с каждого угла.       — Ну пожалуйста, я тебя выпивкой угощу. Можешь даже не до конца раздеваться. Просто танцуй, двигайся, а я смотреть буду, — Чимин закрывает глаза от блаженного чувства прикосновения тёплых пальцев к своему лицу, а от поворотов кружится голова. Ещё больше захотелось увидеть, как грациозно и плавно может двигаться этот обладатель потрясающих рук, как маняще будут перекатываться мышцы под кожей его шикарного тела.       Чимин, видимо, глупый совсем, но ему так хочется согреться в этих руках незнакомца. В его глазах желание, как цветок расцветает, которое он сейчас и сам от себя бы скрыть не смог.       — Малыш, ты понимаешь, о чём просишь? Я не раздеваюсь просто так.       Стриптизера, кажется, веселит его просьба, и Чимина это злит. Пак брови сводит, хмурится, напоминая Чонгуку рассерженного котёнка.       — Я — человек слова, — дует губы с обидой, понимая, что даже работник клуба считает его никчемным. — Не веришь, что заплачу?       — Верю, конечно, — стирает подушечкой большого пальца расплывшуюся подводку под его глазом. — Со мной лучше не шутить, я шутников на завтрак съедаю. Веришь?       — Верю, — благоговейно тянет Чимин, наслаждаясь звуками волшебного голоса и совсем не осознавая угрозы в чужих словах. Он же искренен, как никогда, а значит и угрожать ему не за что.       Чонгук думал это какой-то розыгрыш, и парень хочет таким нелепым образом привлечь к себе внимание, но, похоже, он вполне серьёзен. Смешной. Пытается подкупить выпивкой того, кто только этим утром отказался от миллионной сделки, посчитав условия не выгодными. Хотя Чонгуку что-то подсказывает, что сделка с этим мальчиком может принести ему больше удовольствия, чем удачно заключённый контракт или новое партнёрство.       Чимин сейчас слишком отчаян и смел, чтобы отступать, пусть в любой другой день ему с таким стриптизером и рядом не стоять.       — Тогда что не так? Не нравлюсь? Или это потому, что я толстый? Или потому, что у меня глаза разные? — тычет себе коротким пальцем в правое веко. — Так ты не смотри просто.       Лухан часто обращал внимания на его недостатки: его травмированный в детстве глаз, говорил про его пухлые щеки и намекал, что Чимин плох в выборе одежды. Он стал носить оверсайз стиль, чтобы скрыть свое тело. Не выходил из дома без макияжа и копил деньги на пластику глаза и услуги стоматолога, чтобы исправить передний зуб. Теперь ещё и стриптизер от него будет нос воротить?       — Красивые у тебя глаза. Очень. Таких я ни у кого не видел. Но вес да, можно и поднабрать. Тому, кто о тебе заботится, надо кормить тебя лучше, — проводит костяшками пальцев по его почти впалой щеке Чонгук. Кто вообще заставил поверить этого котёнка, что он толстый?       Чонгук его рассматривает до мельчайших подробностей. Мальчик красивый настолько, что одним этим мог бы города брать. Его красота особенная, не поддающаяся стандартам, оттого уникальная.       Чимин чужими касаниями наслаждается, хоть в слова не верит, только неуверенно моргает, и губы искривляются в горькой усмешке.       — Да кому я такой… Сам о себе забочусь, — прикусывает нижнюю губу, давит из себя улыбку. — Давай сегодня позабочусь и о тебе, как клиент о стриптизере. Руки распускать не буду, честно, — для убедительности выставляет вперёд ладошки.       Чонгуку мальчик кажется милым до хруста в сердечной мышце, а крохотные пальчики с колечками и маленькие ладошки на самом деле напоминают кошачьи лапки. Он всё ещё сомневается, что это не розыгрыш. Его много кем считали: от щедрого мецената до кровожадного убийцы. Его слава бежит впереди и не всегда соответствует действительности. Но совершенно точно никто и никогда не принимал его за стриптизера и не использовал эгьё, чтобы уговорить его раздеться. Уже не важно, кто перед ним — наивный мальчик или расчетливый лжец, устроивший спектакль ради поиска sugar daddy. Чонгук им сегодня станет.       — Так станцуешь, а? — Чимин закусывает пухлую губу, в этом нет наигранного липкого кокетства, только надежда и предвкушение. Наивность мальчика подкупает.       — Здесь точно нет. Для этого есть отдельные комнаты. Уверен, что тебе это нужно?       Чон останавливает его руку, когда воодушевлённый его словами мальчик снова тянется к своему коктейлю, и просит бармена принести ему сок.       — Очень. Я хочу забыть его, понимаешь? Я для него всё… Я им жил, а он… — Чимин переводит грустный взгляд в сторону нетронутого коктейля, — смс-ку прислал, дурак.       Чонгук не такого ответа ждал, разочарование заставляет поджать губы, рука тянется к заново наполненному бокалу.       — Собираешься отомстить своему парню? — делает большой глоток Чон, смакуя горькую жидкость на языке и намеренно проводит кончиком по губам, слизывая остатки.       Чимину бы рассмеяться в голос от такого заявления, но вместо этого он зависает на чужих губах, влажной полоске, оставленной языком, сглатывает вязко. Сердце лихорадочно стучит по ребрам, совсем не до смеха.       — Бывшему парню. И не отомстить. Разве мстят за любовь? Это глупо. Мы просто… расстались сегодня. Хочу не думать о нём. Вообще ни о чём не думать. Поможешь? — голос Чимина такой сиплый, что ему самому стыдно.       Чонгук его разглядывает, как кажется Чимину, мучительно долго; анализирует, с ответом тянет. Чимин едва ладони в умоляющем жесте не складывает. Он этого стриптизера сегодня добьётся, твёрдо для себя решил, не отступит, даже если ему придётся заложить все свои органы.       — Твой бывший изменил тебе?       Наконец выдаёт стриптизер, и Чимин почти выдыхает с облегчением, не осознавая, что вопрос о Лухане уже не так его тревожит, как сам факт того, что этот шикарный мужчина его не отверг.       — Возможно, он делал это постоянно. Какая теперь разница?       Чонгук проводит пальцем по его пухлой нижней губе, слегка надавливает. Котёнок шумно втягивает в себя воздух, щеки покрываются румянцем. Мальчик чувствительный, это видно.       И какой-то кретин его уже упустил.       — Он идиот, котёнок. И не достоин такого, как ты.       — Помоги мне его забыть.       Голос мальчика мелодичный, тоненький, в нём столько тоски и боли. Упивается потерей какого-то душнилы, который его не ценил, внушил кучу комплексов. Малыш себе цену не осознаёт, в этом клубе он мог бы быть самым дорогим зрелищем. Но будет лакомством только его личным. Таким за один раз не наешься, делить его ни с кем уже сейчас желания нет. Чонгук планирует оставить его себе.       Можно было бы начать ухаживать за ним, потратить время на свидания и узнавание друг друга. Только это нужно тем, кто сомневается. Чонгук не сомневается с тех пор, как этот котёнок ему в глаза посмотрел. Мальчик сам к нему пришёл, сам взывает о помощи, сам в руки просится. Упустить его — преступление.       — Джин, сделай малышу свой особый кофе, как ты умеешь. И скажи, чтобы приготовили мою комнату наверху.       Чимин улыбается совершенно по-идиотски с влажными глазами, полными надежды, слыша слова про комнату, чуть в ладони от счастья не хлопает. Для него будет танцевать самый сексуальный мужчина, и он уже чувствует слабое напряжение в паху от одного только предвкушения. Краснеет тут же, стыдится своих ужасных мыслей и реакций, понимает, что рядом с таким Атлантом любой будет способен забыть всё. Даже собственное имя.       Пусть и на несколько часов.       Пусть, пожалуйста, так и будет.       — Не надо кофе, я не хочу, — Чимин торопится, терпения в нём ни капельки. Он попытался слезть со стула, но его остановили крепкие руки, взяв за талию, слегка приподняв и усадив обратно на место.       — Придётся захотеть, тебе протрезветь хоть немного не помешает.       — Ну неееет, — тянет капризно. — Я все деньги на эти вкусные коктейли потратил, впервые в жизни так напился, не порть веселье. Пойдём сразу в комнату, — делает умоляющий взгляд Чимин.       — Не пойдём, пока ты не выпьешь свой кофе.       Чимин полон азарта и предвкушения, кровь в нем бурлит, заходится волнами по сосудам. Он взволнованно упирается ладонью о стойку, привстав на стуле, кричит Сокджину, чтобы тот вылил на фиг кофе.       — Хён, лучше неси самое дорогое шампанское и себе бокал, у меня повод есть!       Джин его слова игнорирует, ставит дымящуюся чашку перед носом и, подмигнув, с широкой улыбкой уходит обслуживать других клиентов. Чимин хочет быстрее покончить с напитком, чтобы, наконец, пойти уже в ту самую обещанную комнату. Он обжигается и шипит, делая большой глоток. Его стриптизер, похоже, самый на свете упрямый, а Чимин не хочет тратить время на споры.       — Не спеши, котёнок, кофе горячий, — облокотившись о стойку, брюнет наблюдает за ним внимательно, изучая, взвешивая, раскладывая по полочкам что-то в своей голове. Чимин от такого взгляда в лужицу. Он бы по стулу стёк и в однородную форму не собрался, но упрямо заливает в себя горькую гадость, вызывая таким нетерпением улыбку стриптизера.       — Не менее горячий, чем ты, — произносит, как запоздалый тост, со стуком ставя чашку обратно на стойку. — Всё, я готов, пойдём.       — Для начала имя своё мне скажи, — снова тормозит его Чон.       — Пак Чимин. Пойдём уже.       Чимин более чем уверен, что горячий стриптизер вряд ли запомнит его посредственное имя. Он неловко спрыгивает с высокого стула, едва не падая с него вперед, шатается, хоть кофе и правда немного отрезвил, но до состояния полного контроля над своим телом ему ещё далеко. Он слегка качается и находит опору на груди стриптизера, упираясь в неё ладонью и пьяно растягивается в улыбке.       — Впервые кто-то будет танцевать только для меня, представляешь? Здорово, что именно ты будешь моим первым, да? — язык ещё заплетается, но мысли уже яснее.       — Да, — поддерживает его за талию Чонгук.       Чимин рад до чёртиков, ему совершенно не терпится. Он определённо собирается насладиться предстоящим зрелищем. И не осознает, что мысли о Лухане остались забытыми на дне недопитого бокала с голубым коктейлем.       Только в отличие от него стриптизер не торопится совсем. Зачем-то оттягивает волнительный момент, смотрит пристально, изучающе.       — Уверен, что хочешь этого, котёнок? Поднимешься со мной наверх, и я тебя больше не отпущу, — Чонгук накрывает ладонью его руку на груди, переплетая маленькие пальцы со своими.       — Да, очень хочу, я же сказал. Всё таки не веришь, что заплачу? — Чимин возмущённо надувает губу. Он ведь сказал, что заплатит, наверное, его потрепанный вид вызывает у стриптизера сомнения или зачем тогда эти предупреждения?       — Сомневаюсь, что завтра ты не будешь жалеть.       Чимин понимающе улыбается. С чего ему жалеть? Ему хочется поддержать красавчика-стриптизера, подбодрить.       — Ты справишься, я верю в тебя. Посмотри на себя, как говорит Сокджини хён, красавчики не грустят долго в одиночестве. А ты красивый, я не позволю тебе сегодня грустить, и не буду жалеть ни об одной потраченой на тебя воне. И вообще ни о чём жалеть не буду. Пойдём? — Чимин серьёзен, как никогда, обещает взять ответственность на себя и не замечает, как Чонгук скрывает смех, кашлянув в кулак.       — Значит, Сокджин сказал?       — Да, у него опыт.       Чонгук переводит взгляд на бармена, в глазах вопрос «что ты ему ещё наплёл». Джин просто пожимает плечами, загадочно улыбаясь, и дальше продолжает обслуживать нетерпеливых клиентов.       — Сокджини хён, включи, пожалуйста, в мой счёт его выпивку тоже. И скажи, чтобы принесли шампанское туда… — переводит затуманенный радостью взгляд на стриптизера, — а куда?       — В мою комнату.       — В его комнату, — важно повторяет Чимин бармену, будто тот сам не слышал, и поворачивается к брюнету. — Ты любишь шампанское? Хочу тебя угостить, — Чимин очень надеется, что да. Так хочется сделать приятное этому милому стриптизеру.       — А ты? — Чонгук возвышается над ним на голову, смех с трудом сдерживает. Мальчик нетерпелив и так трогательно откровенен в своём желании позаботиться о нём. Кажется, за двадцатидевятилетнюю жизнь владельца сети ночных клубов, пятизвездочных ресторанов и элитных отелей Чон Чонгука впервые кто-то хочет не использовать, а наоборот.       — Люблю, конечно, — кивает Чимин. — С мороженым его обожаю, но сегодня пить больше не буду. Буду смотреть на тебя. Хочу помнить завтра твой танец. Хочу навсегда этот момент запомнить.       — Тогда и я не буду, — Чонгук гладит большим пальцем его маленькую ладонь, подносит её к лицу и мягко проводит губами по костяшкам, заглядывая глубоко в глаза напротив. — Мне же нужно «отработать» так, чтобы ты навсегда запомнил.       У Чимина колени подкашиваются от обещания в жадном взгляде и лёгком прикосновении чужих губ к пальцам. Это уже так волнительно, так обжигающе сладко. Что будет, когда стриптизер снимет рубашку, когда откроется и будет принадлежать только ему, танцевать только для него? Чимин правда растрогался, давно к нему так никто не относился. Хочется отблагодарить за это уже сейчас.       — Хочу угостить тебя чем-нибудь, правда. В знак моей благодарности заказывай всё, что тебе тут нравится, — делает щедрый жест Чимин, понимая, что теперь ему придётся голодать до конца года, как минимум. Да разве это имеет сейчас хоть какое-нибудь значение.       Чонгук улыбается совсем иначе. Тепло и открыто. Чимин чувствует себя так, словно это его раздевают, без рук и прикосновений, вот так взглядом и одной желанной улыбкой.       — Угостишь меня кофе, котёнок. Позже.       Пак выглядит счастливым. Будто бы божество только что лично принял его дары.       — Хорошо, — быстро кивает Чимин.       Подошедший к ним Сокджин улыбается стриптизеру, вытирая салфеткой заляпанную стойку.       — Как тебе в роли шуга-детки, Чонгук? За тебя тут впервые кто-то собирается заплатить.       Чонгук на него не смотрит, не отвечает. Глаз от Чимина оторвать не может. Конечно, впервые, обычно платит он, все хотят от него что-то получить: партнёры выгоду, любовники карту с безлимитным счётом, репортёры горячих подробностей личной жизни. Как и многих в этой сфере бизнеса, его пытались задобрить, подкупить и склонить на свою сторону щедрыми подношениями. Но эта обещанная котёнком чашка кофе кажется сейчас самым дорогим подарком, что он получал когда-то.       — Клааасс, — по буквам растягивает услышавший слова бармена Чимин. — И правда, сегодня ты моя шуга-детка. Я позабочусь о тебе, — смеётся, ища руками опору и прижимается крепче, упираясь лицом в широкую мускулистую грудь своей «детки». А потом неожиданно даже для самого себя смелеет настолько, что легко шлепает стриптизера по притягательной попе. Упругая, даже руке больно. Похоже, он много времени проводит со штангой.       — Кто-то обещал держать руки при себе… сладкий папочка, — произносит Чонгук с нажимом, делая акцент на последних словах, и Чимин конфузится мгновенно, покрываясь густым румянцем.       — Да, прости, — мямлит покрасневший Чимин, стыдливо опустив взгляд. Вот он облажался, конечно, а ведь они ещё даже не приступили к приватному танцу. — Не сдержался, ты очень красивый. Обещаю, с этой минуты не прикоснусь к тебе.       — Посмотрим, — как-то загадочно отвечает брюнет, но Чимин не зацикливается, ему бы быстрее в ту самую комнату.       Чонгук морозит смеющегося бармена взглядом. Сокджин тут же стирает улыбку с лица, давится застрявшим в горле смехом и молча продолжает работу, оставив все саркастичные комментарии по поводу безнаказанного шлепка при себе.       Чимин опьянен не только алкоголем, но и предчувствием чего-то особенного. Тянет свою "детку" за руку, но, как оказалось, им совсем не в ту сторону. Взяв за острые плечи, Чонгук разворачивает его обратно, ведёт к закрытой двери клуба, помогает подняться по широкой, горящей неоном лестнице, и задерживает ещё у одной двери только тремя этажами выше. Тут не слышна музыка, никого постороннего нет и атмосфера более домашняя.       — Это и есть приватные комнаты для танцев? — Чимин озирается по сторонам, разглядывая помещение, больше похожее на смесь рабочего офиса и огромной квартиры-студии.       — Тут только одна рабочая комната. Я её почти не использую, и кроме нас здесь никого не будет, расслабься.       — Вообще никого больше нет? — не то, чтобы Чимину нужны были зрители, он не хочет, чтобы кто-то ещё глазел на его стриптизера, но отсутствие других работников кажется немного странным.       — Боишься, что я тебя съем?       От улыбки с прищуром, которой его наградил стриптизер, облизывая взглядом с головы до ног, Чимин на самом деле почувствовал себя глупым котёнком, добровольно пришедшим в логово волка.       — Нет, — привстаёт на цыпочки, чтобы так же дерзко заглянуть в глаза, сегодня он смелый, в нём алкоголь с адреналином превалируют. — А ты не боишься, что это я тебя съем?       Чонгук пытался выдержать его смешной взгляд, раз мальчик угрожает ему игрой в гляделки, но не сдержался, громко рассмеявшись. Он не планировал сегодня заканчивать вечер вот так и вообще, когда этот мальчик предложил станцевать для него, собирался выставить его за дверь клуба и вызвать своего водителя, чтобы вернуться домой. Но что-то пробудило в нём интерес. Возможно, это его наивность, которая в их потребительском веке продажных отношений заслуживает не меньше, чем поклонения. Возможно, это полные губы незаконно соблазнительной формы, нуждающийся взгляд или вид потерявшегося котёнка, которому необходима забота. Возможно, тут нечто совсем другое. Он разберётся с этим позже.       Чонгук прижимает его к двери своего смежного с комнатой отдыха кабинета, обхватывает большими ладонями лицо в намерении наконец узнать вкус этих манящих губ.       — Ты чего? — Чимин распахивает глаза, хлопая пушистым ресницами.       — Поцеловать тебя собираюсь. Ты против?       Чимин этого не ожидал, но он совсем не против. Он всеми фибрами трепещущего сердца «за», только…       — Я не целовал никого, кроме Лухана, возможно, ты будешь разочарован, — закрывает рот ладонью, боясь что разозлил своего стриптизера отказом.       Чонгук понимающе улыбается и с нежностью целует его пальцы, накрывшие пухлые губы.       — Мы с этим справимся, котёнок, не волнуйся. Убери руку, хочу знать — такой же ты сладкий на вкус, как и на вид.       От комплимента Чимин зарделся до самых кончиков ушей.       — Это входит в стоимость стриптиза? Иначе столько денег у меня точно нет, — от широкой улыбки под ладонью глаза Чимина превращаются в очаровательные щелочки.       — Хочешь сказать, поторопился я с выбором богатого папочки? — игриво поднимает Чонгук брови.       — Немного, — смеётся Чимин и пьяно икает. — Но за танец я точно заплачу и за напитки тоже.       — Тогда это за счёт заведения, — Чонгук осторожно убирает его ладонь от лица и накрывает пряные от алкоголя и кофе губы, дурея от их мягкости. Мальчик податливый, нежный. Он беспрепятственно пропускает язык Чонгука, восторженно встречая и переплетая его со своим. Стонет в чужой рот приглушенно. Чонгук бы его прямо здесь у двери сожрал. Один поцелуй в нём лютый голод пробуждает. Мальчик вкусный до тумана перед глазами, сладкий, отзывчивый. Снова стонет, когда язык Чонгука обводит контур его губ и продвигается глубже внутрь, мягко скользя по нёбу.       Чонгук обвивает его талию, большими ладонями прижимает к себе плотнее. Они целуются мокро и долго, пока Чимин не начинает слабо хныкать в чужой рот. Чон насильно разрывает поцелуй, у него самого взгляд не менее пьяный от кайфа. Он ведёт подушечкой большого пальца по губам Чимина. Мокрым, горячим и мягким. Не прикасаться к таким невозможно.       — Вкусный, как я и думал, — Чонгук не удивлён. Малыш действительно впечатляет. Даже такой пьяный, даже в огромном худи, которое скрывает его тело, возбуждённый и зацелованный, он выглядит, как самый ценный приз, за который стоит побороться со всем миром.       Чимин сам тянет к нему губы, разочаровано мурлыча из-за прекратившегося поцелуя. Ему мало, он только во вкус вошёл, только понял, каково это, когда тебя вот так целуют. Тёплые ладони сдавливают его хрупкое тело, спускаются со спины ниже, проскальзывают в задние карманы джинсов и сжимают половинки его на удивление округлой попы. Чимин от таких касаний блаженно глаза закатывает, на ослабших ногах с трудом держится.       — Давай ещё поцелуемся, — он пьян настолько, что совсем плевать, каким глупцом сейчас выглядит. Он знает только то, что ещё никогда поцелуй и прикосновения через одежду не делали его таким слабым и жадным одновременно. — Пожалуйста, ещё разочек… — хнычет.       Просящий тон малыша, его мелодичный голос и нуждающийся взгляд вставляют Чонгука сильнее любой дури. Он целует снова, поглощает чужой рот, в губы опухшие зубами впивается. Оставляет влажную дорожку из поцелуев на острой линии скул, подбородок прикусывает, целует тонкую кожу под ним, спускается вниз по шее, снова слегка прикусывая, зализывая, и нетерпеливо возвращается к открытым для него губам. Мальчик настолько его завёл, что хочется каждый участок его хрупкого тела пометить. Везде следы своих губ оставить, как знак его принадлежности для других. Пусть все видят, чей он. Пусть каждый от зависти подыхает, не отдаст.       Съедая чужой стон, Чонгук открывает дверь и проталкивает их обоих в помещение с приглушенным мягким светом. Чимин не видит, куда его ведут. Он согласен на что угодно и обнимает широкие плечи, когда стриптизер подхватывает его под бёдра, закидывает на себя и уносит в смежную с этой комнату. Они снова целуются, снося что-то неважное по пути. Сейчас всё неважное. Оторваться друг от друга ни у одного из них сил нет.       — Никто не делал этого для меня. Чувствую себя особенным, — Чимин проводит дрожащими от нетерпения пальцами, убирая со лба брюнета густую челку, когда стриптизер несёт его вообще непонятно куда. Такой подход к клиенту определённо стоит любых денег. О них он сейчас не думает. О Лухане не вспоминает. Ни о чём не думает, кроме губ, которые умеют творить такое.       — Ты особенный. Никогда в этом не сомневайся, — Чонгук не обманывает. Он видит людей насквозь, интуиция это или издержки жизненного опыта. Мальчик действительно особенный, таких он не встречал. Доверчивый, наивный, открытый, чистый.       Чон заносит его в спальню, порог которой до этого кроме него никто не переступал. Он не водил сюда никого, потому что и сам бывает здесь не чаще, чем раз в месяц, и даже тогда не задерживается больше чем на десять-пятнадцать минут, пока слушает отчёт финансового директора и управляющего клубом. Похоже, сегодня его день, раз он решил задержаться, чтобы выпить по бокалу с Сокджином, с которым знаком уже около десятка лет.       — Хочу предложить тебе кое-что большее, чем танец, котёнок. Именно потому, что ты особенный.       — О чём ты? — в интенсивной попытке работы опьяненного возбуждением мозга Чимин сводит тонкие брови и, кажется, начинает понимать. Стриптизёр привёл его в комнату, где никого нет, чтобы предложить ему не танец, а…       секс?       Это помещение совсем не похоже на комнату для приватных танцев, хоть он и не знает, как выглядят такие комнаты, но точно не так шикарно, как эта. И пилона здесь нигде нет, и музыки нет, и пошлого красного света для создания интимной атмосферы тоже. А вот сама атмосфера есть. Очень интимная, раскаленная до покалывания в кончиках пальцев. Чимин ему обман заранее прощает. Не важно стриптизер он или нет. Да хоть личный водитель бармена, плевать. Он тот, с кем сейчас до умопомрачения хорошо.       — Ты просил меня о помощи… — Чонгук всё ещё держит его навесу, прижимая возбужденный пах мальчика к своему торсу, проводит носом по бледной шее, от него пахнет цветочным шампунем и собственным сладким ароматом. Вставляет до одури. — Я сделаю всё, что ты хочешь.       — Ты ведь не стриптизер, да? — Чимин склоняет голову на бок, улыбаясь и морща нос, ещё больше напоминая котёнка.       — Нет, — Чонгук осторожно сажает его на край широкой кровати и сам устраивается рядом на корточках. Их лица почти на одном уровне, и Чимин, кажется, не замечает, что все ещё бессмысленно перебирает пальцами пуговицу на его рубашке.       — И мы пришли сюда не для танца?       Чонгук отрицательно мотает головой, внимательно следя за его реакцией.       — Ясно, — соглашается Чимин, заранее принимая любой ответ.       — Ты заинтересовал меня, малыш, — Чонгук протягивает руку, чтобы прикоснуться к его лицу и погладить костяшками пальцев по нежной коже щеки. — Заинтересовал так, как никто и никогда до тебя этого сделать не мог. Не знаю, какая колдовская сила меня, как магнитом, к тебе тянет. Не хочу тебя отпускать, но и не трону, если ты против. Останешься со мной?       Чимин кивает не раздумывая, он ещё там у барной стойки решил, что такого, как этот мужчина, никому отдавать не хочет. Может и правда это что-то за гранью его понимания, может что-то совсем от него не зависящее. Он не уйдёт. Останется, пусть это и одноразовая акция только на сегодня.       Чимин совсем не поклонник спонтанного секса и более того — у него вообще секс был только с Луханом, причём не самый разнообразный. Опыта в этом не много, зато много шансов облажаться перед «нестриптизером». Тут поводов сорваться и убежать хоть отбавляй. Остаться — ещё больше. Потому что шанс быть с таким мужчиной один на миллион, потому что тянет к нему и правда, как магнитом, потому что впервые в жизни своим желаниям отказать не может. Его хочется до боли. Во всех смыслах хочется. Пусть хоть весь мир его после осудит за одноразовую связь с первым встречным, пусть сама полиция нравов для него ямы роет. Плевать. С кем-то годы нужны, чтобы себя обманывать и верить в то, чего нет. С ним хватило одной чашки кофе и ласкового «котёнок».       Чимину не стыдно за желание быть раздавленным этим божественным телом, потому что желания в нём хоть отбавляй, только…       Чем он сможет его удивить? Чем такого, как он, впечатлить может? Он же Пак Чимин, тот, от кого все отказываются, потому что он такой…       недостаточный.       — Волнуешься? — Чонгук читает в глазах его страхи, обещая себе разобраться с тем, кто их в него поселил. Склоняется и ведёт по его губам своими, не целует, просто хочет ещё раз почувствовать их мягкость и трепет. А ещё соблазнить их хозяина, ведь мальчик начал сомневаться.       — Немного, это пройдёт скоро, — горячо выдыхая в чужие губы, шепчет. Он не позволит своей неуверенности испортить эту ночь.       — Всё будет хорошо, Чимин. Я позабочусь о тебе, обещаю.       — Ты правда поможешь? — зачем-то спрашивает Чимин, уже напрочь забыв о том, с чем ему помощь была нужна. Скорее это мольба не оставлять. Такая вот робкая, чиминовская. Ему ласки всегда не хватало и получив её, он теряется с непривычки. А ещё вынимает из ушей серьги-гвоздики, которые никогда не любил и носил лишь потому, что это подарок, бросает их на пол и прощается с последними мыслями о том, кому здесь больше не место.       Чонгук всё видит, всё понимает.       — Я буду заботиться о тебе, котенок. Никто тебя больше не посмеет обидеть, верь мне, — Чонгук мягко ведёт губами по его щеке, переходит на шею, чувствуя, как часто пульсирует кровь в жилках под тонкой кожей, и как сбито дышит Чимин. — Давай узнаем, как быстро ты забудешь всех тех идиотов, кто был раньше и как громко будешь кричать моё имя.       И без того возбужденно-розовые щеки Чимина заливает густым румянцем, но глаза обволакивает пеленой. Какой же он пьяный дурак, как он мог не спросить его имя?       — Твоё имя? — Чимин поплыл совсем, он уже глубоко в предвкушении и даже вопрос сформулировать не может, выдав только его окончание.       Сокджин ведь называл его по имени, но Чимин не услышал. Стыдно, что он был настолько им увлечён, что напрочь отключил мозг.       — Чон Чонгук.       — Чон Чонгук, — перекатывает слова на языке, пробуя на вкус каждую букву. Сладко. — Тебе идёт, Чон Чонгук.       — Повтори, — властно просит Чон мгновенно охрипшим голосом, ещё больше заводясь от того, как звучит его имя из уст Чимина.       — Чонгук, Чонгуки, Чон божество Чонгук, мой самый красивый хён, — растягивая буквы, произносит Чимин самым сладким тоном на который способен.       — Дьявол, какой же ты соблазнительный, — Чонгук давит ему ладонью на грудь, заставляя лечь на мягкую постель полностью и нависает над ним сверху.       Чимин будто заново слышит сказанное Чонгуком чуть раньше «поднимешься со мной наверх, и я тебя больше не отпущу».       Кажется, он нуждается в том, чтобы его больше не отпускали.       Они целуются снова. Целуются так долго, что Чимин трезвеет и заново пьянеет от чужого вкуса. Такого нужного сейчас и желанного. Он совсем немного скован, когда сильные руки стягивают с него одежду. Прикосновения нежные, дарят почти забытые ощущения нужности, но в то же время властные, без возможности отступить. Нет, он и не собирался, но привычка стесняться своего тела давно пустила в него костлявые корни. Бывший не так часто говорил ему о несовершенстве его внешности, и всё равно этого вполне хватило, чтобы раздавить хрупкую самооценку.       Но Чонгук…       Он прикасается осторожно, будто сам не меньше волнуется, раздевает его аккуратно, хоть и не давая шанса возразить, касается так, словно Чимин нечто хрупкое в его руках и очень важное. И ещё он смотрит. Нет, не разглядывает с любопытством.       А смотрит.       Как эстет, как коллекционер, влюблённый в бесценный предмет искусства. Это смущает. И греет.       Смешно. Казалось бы — взгляд незнакомца и греет. Но так и есть. Чимин совсем не чувствует в Чонгуке незнакомца. Но каждое его касание ощущает слишком остро и близко к чему-то, просыпающемуся в груди. Внутри что-то плавится под таким обжигающим восхищенным взглядом. Хочется прикрыть себя руками и одновременно раскрыться.       Хочется быть самым красивым в его глазах.       — Расслабься, котёнок. Я могу быть не таким напористым, если тебя это пугает, — Чонгук берет его небольшого размера ладони в свои руки. Сейчас, когда он снял с Чимина всю одежду до пояса, этот поддерживающий, успокаивающий жест кажется нелепым и до жути трогательным.       — Я не девственник, Чонгук, не волнуйся об этом, — Чимин совсем раскраснелся и замялся. Чонгук выглядит, как парень с большим опытом, он уверен в себе. А Чимин тот, кто с трудом удовлетворял своего бывшего и всегда оставался недостаточным.        — Сильно опытным ты тоже не выглядишь, малыш. Это не важно. Я покажу и научу тебя всему, что захочешь, — Чонгук снова улыбается, и Чимин от этой улыбки тает. И ещё больше от родинки под нижней губой, к которой тут же легко прикасается своими. — Нервничать нормально, просто доверься мне, котёнок.       Вместо ответа Чимин переплетает их пальцы, прикладывая его руку к своей груди, к месту, где сердце колотится так ненормально часто и резко, что грозит оказаться в ладони Чонгука.       — Я смогу, Чонгук, со всем справлюсь. Просто… ты скажи, если я буду неловким или сделаю что-то не так.       Эта фраза кажется Чонгуку совсем неуместной, странной и лишней между ними. Похоже, мальчик совершенно не верит в свои силы, а ведь он чертовски сексуален. На вид и вкус, как самая сладкая конфета. Чонгук вообще-то сладкое не ест, но его сегодня проглотит с удовольствием. Такого малыша облизать хочется с ног до головы, смаковать по глотку, как дорогое вино, полностью поглотить и всё равно голодным остаться. Его бывший действительно ублюдок. Надо было неплохо постараться, чтобы уничтожить самооценку такого парня.       — Ты самый красивый, Чимин. Из всех, кого я когда-либо встречал, с тобой никто не сравнится. Ты не можешь сделать что-то «не так», делай всё, что тебе хочется. И то, что ты сейчас так волнуешься, чертовски заводит.       — Обещаю, я буду стараться, Чонгуки, — Чимин прижал руку к его щеке, доверчиво глядя в глаза. — Изо всех сил буду, поверь. Я ни за что тебя не разочарую.       Пиздец.       Он милый. И такой до чёртиков сексуальный. Взрывоопасная смесь. Чонгук буквально поплыл перед ним, как школьница.       — Черт, Чимин, я ведь сорвусь. Я действительно сейчас сорвусь и уже не смогу остановиться с тобой, котёнок, — звучит предупреждающе, но мягко.       Чимин кивает. Страх, что он не справится, страх, что бывший будет незримым призраком присутствовать в комнате и в мыслях, отступает под жадным взглядом Чонгука. Чимин ему во всём верит, ведь такой взгляд не способен на обман. Он под ним чувствует себя сейчас нужным. Даже, если это иллюзия. Видят боги, он в ней нуждался.       — Ни за что не останавливайся. Даже если просить буду, не отпускай меня. Хочу быть только твоим сегодня, Чонгук… Пожалуйста.       Получив окончательное согласие, Чонгук стягивает с него брюки, попутно целуя острые колени и тонкие икры. Укладывает его на ворох подушек и снимает с себя рубашку и брюки сразу вместе с нижним бельем. Чимин всхлипывает, не успев прикрыть от восхищения рот. У него перехватывает дыхание от вида совершенного тела. Хочется снова касаться его. Касаться не переставая. Хочется почувствовать жар кожи. Провести пальцами и языком по каждой рельефной мышце, губами коснуться, взглядом облизывать, каждую выпуклую венку и тату поцеловать. Кто вообще мог создать настолько совершенного человека? Кто мог представить, что в Чимине от одного его обнаженного вида такой голод проснётся.       — Котёнок, не смотри так. Иначе всё закончится очень быстро, — у Чонгука стоит ещё с их первого поцелуя, и от взгляда малыша, который, глядя на него не стесняясь слюни пускает, желание становится болезненным.       И в этот момент Чимину стало оправдано стыдно за себя. Ведь он совсем не идеальный, как Чонгук, и сейчас обнажен полностью так, что даже прикрыть себя нечем. Он до шеи натягивает шёлковое покрывало, стараясь спрятаться, но Чонгук подползает по кровати к нему, ставит колено между призывно разведенных для него ног, упирается руками по обеим сторонам его головы, собой фиксирует и останавливает его попытки укрыться.       — Не нужно стесняться меня, Чимин.       — Так мне комфортнее, я набрал вес за последние месяцы, — сконфуженно прячет Чимин взгляд. — Переживал, потому что больше не чувствовал себя нужным и… вот.       Каким же жалким Пак себя чувствует, признаваясь в таких вещах.       Чонгук склоняется над его грудью, целуя выступающие ключицы и проводя дорожку поцелуев по таким же натянувшим тонкую кожу ребрам. Чимин изгибается, стонет протяжно, мечтает, чтобы эти поцелуи никогда не заканчивались, и забывает про покрывало и всё остальное ненужное больше и неважное.       — Перед тобой цветы должны вянуть от зависти, первые красавицы мира головы склонять, само понятие «совершенство» должно носить твоё имя. Ты мне веришь?       Чимин кивает, стараясь не допустить слёз от того, как сильно его тронули эти слова. Как они были необходимы.       — Не смей думать иначе, — проводит Чонгук ладонью по его мягким волосам, зарываясь в них пальцами и слегка оттягивая назад. — В тебе нет ничего лишнего. В тебе всё прекрасно. И ты чертовски сексуальный, Чимин. Я не знаю чего хочу сейчас больше. Съесть тебя или кормить с руки лучшими блюдами и смотреть, как ты ешь.       Чонгук все ещё не может понять, как малыш с выпирающими рёбрами, впалым животом и по-детски тонкими руками может считать себя полным. Как Чимин вообще может считать себя некрасивым? Только ли это заслуга одного его бывшего, или тут постарался кто-то ещё? Чон делает себе в голове мысленную пометку — выяснить о нём всё.       В тусклом свете Луны, льющемся из окна и окрашивающим и без того бледную кожу Чимина, он выглядит неземным и ангельски красивым. Чонгук целует его тело, от розовых мягких губ до крохотных мизинцев ног, оставляя следы на нём, самыми вкусными местами не сдерживаясь и прикусывая их до отметин. Судя по стонам Чимина, ему это нравится. Какой приятный сюрприз, его нежный мальчик не против, когда погрубее. Он сжимает в кулаках простыни, его голова уже мечется по подушке, а аккуратный член болезненно напряжен, покраснел и сочится предэякулятом.       — Чонгука, пожалуйста, хён, — Чимина уже потряхивает, он мелко дрожит и не может это контролировать. Совсем больше не в силах ждать и связано мыслить. Он никогда не был возбужден настолько сильно только от поцелуев.       — Подожди немного, котёнок, — Чонгук отрывается от него буквально на секунды, чтобы достать из ящика прикроватной тумбы всё необходимое. Чимин тут же тянет его к себе и сам впивается в губы. До ожогов горячо и мучительно сладко.       У Чонгука искры перед глазами от этого чувствительного, отзывчивого на каждое прикосновение мальчика, от его отдачи и невероятно музыкальных стонов. Он разрывает поцелуй, чтобы хрипло выругаться себе под нос и быстро выдавить смазку на ладонь. Склоняется над бёдрами Чимина, заставляя развести его ноги шире, покрывает их щекочущими мокрыми поцелуями. Шепчет в пах «приподними для меня попку, котёнок», невольно улыбается, когда Чимин выполняет просьбу незамедлительно. Языком проводит по мягкой дырочке, всасывает между губ тонкую кожицу, вгоняет язык глубже, вылизывая скользкие стеночки. Сладкий предэякулят тонкой ниточкой стекает по члену, Чонгук слизывает всё, берет на всю длину, мычит от вкуса, которому никаких аналогов в этом мире нет. Чон хочет вылизать его всего и проглотить всё, что Чимин может ему дать. Чимин поспешно ладонями себе рот затыкает, чтобы не закричать в голос, в потолок распахнутым удивлённым взглядом упирается. Ничего перед собой, кроме ярких неоновых вспышек, не видит. Только дёргается и пищит, не в силах ни единого связного слова из себя выдать, сказать, чтобы Чонгук остановился, и чтобы он никогда больше в жизни не прекращал.       — Тише, тише, котёнок, ты чертовски чувствительный, но нужно расслабиться, хорошо, — Чонгук проводит пальцами по влажной расщелине, намазывает лубрикантом и давит на пульсирующую дырочку большим пальцем. — Тебе будет приятнее, если ты перестанешь так сжиматься, обещаю.       Чимин уязвим. Он возбужден до крайности, сил и поплывшего сознания хватает только кивнуть.       — Посмотри на меня, Чимин, — обхватывает его лицо ладонями, заставляя сфокусировать взгляд. — Я постараюсь не причинить тебе боли, но если ты почувствуешь что-то, что тебе не нравится, не терпи, просто дай мне об этом знать, ладно, — мягко прикасается к приоткрытым губам своими. — Доверься мне.       Чимин снова кивает, и Чонгук выдавливает еще лубрикант на ладонь, растирает его между пальцами, согревает, чтобы Чимину было комфортнее. Малыш узкий совсем. Как бы не хотелось накинутся на него, сожрать и затрахать, придётся быть осторожным и сдержанным.       — Я готовился, хён. Сегодня была бы наша с Лу годовщина, я подготовил себя для него ещё утром. Я… нормально… пожалуйста давай… Не могу больше ждать, — сбитое дыхание и запредельное возбуждение срывает голос, говорить сложно, думать ещё сложнее.       — Кто сейчас трахает тебя, малыш Чимини? — упоминание о его бывшем выводит Чонгука из себя. Чимин произнёс его имя так естественно, находясь при этом под ним. Злость пронеслась яркой вспышкой и тут же погасла, когда Чимин громко выкрикнул его имя после того, как Чонгук резко протолкнул в него первый палец.       Чимин не так уж и готов. Он до одури тугой, и Чонгуку невероятно тяжело сдерживать себя, но мальчик нуждается в растяжке, что бы он там не говорил.       — Ты, ты меня трах… ах… хён, — Чимин изворачивается под ним, стонет, сам глубже на палец насадиться пытается, из глаз слезы от нетерпения. Он не должен был упоминать Лухана, говорить, что готовил себя для него. Не сейчас. Не когда Чонгук трахает его пальцами так остервенело, что Чимин почти задыхается от нахлынувших ощущений и забытых вздохов. Вообще никогда.       — Кто? Тебя? Сейчас? Трахает? — на каждом глубоком толчке спрашивает, не позволяя Чимину отвернуть лицо и скрыть закатывающийся в удовольствии взгляд. — Ответь мне, я жду.       — Ты! Чон… Боже, Чонгук. Агх, пожалуйста! Хватит, я не могу больше, не… О боги, — спина изламывается с хрустом. Чимин уже почти готов кончить, под закрытыми веками алые пятна танцуют, он уверен, что в глазах лопнул каждый сосуд от напряжения.       Чимин стонет невероятно звучно. Звучит как ангел, который молит о грехе. Блять, у Чонгука срывает от него крышу. Бесповоротно.       Он снова врезается в пухлые губы своими, целует его умопомрачительно жадно. Чимин уже на пределе, он взорваться и рассыпаться яркими искрами готов. Хнычет не сдерживаясь, хрипит, стонет. Даже стены этой комнаты должны покраснеть от таких непристойных звуков.       — Всё хорошо? — Чонгук целует подрагивающий в предоргазменных судорогах низ его живота, упиваясь мурлыкающими стонами.       — Божечки мои, да. Я… да… — цепляется за широкие плечи, впиваясь в них ногтями, тянет на себя, нуждаясь в нём больше, чем в кислороде. — Пожалуйста Чонгук, пожалуйста… ты нужен мне там… ах, прошу…       Голова Чимина неудержимо мечется по подушке, он сжимает волосы на затылке Чонгука, царапает его кожу, рвёт до багровых отметин. Похоже, он окончательно не в себе, но ему до жути нравится это безумие.       — Потерпи, мой хороший, — безостановочно целует его взмокшее лицо и шею короткими быстрыми поцелуями Чонгук, который и сам уже на пределе. — Ещё совсем немного, котёнок. Ты все ещё слишком узкий, тебя надо по-хорошему растянуть для меня, — сам не помнит, когда последний раз был возбужден настолько. Терпеть и не войти в него одним резким толчком невыносимо, особенно, когда Чимин так сладко умоляет взять его.       — Не могу больше. Не могу, Чонгук. Аах, — выкрикивает Чимин, вгрызаясь в его плечо, и тут же откидывается назад, изгибаясь и упираясь затылком в подушки, когда Чонгук добавляет ещё палец, повинуясь его зову. Чимин начал сам двигать бёдрами, насаживаясь и подстраиваясь под ритм. Он весь покрыт потом и смазкой, с губ слетает что-то нечленораздельное, прошибающее Чонгука током до самых позвонков. В распахнутых глазах Чимина чистейшее безумие и оголенная жажда. Это так нереально вставляет. Он нетерпеливый, словно такое удовольствие для него что-то новое, абсолютно до этого непознанное.       И боже, спаси его грешную, навеки теперь отданную душу, всё так и есть. Никогда прежде…       Будто бы и не жил до этого дня.       Чонгуку пришлось добавить ещё смазки, чтобы безболезненно ввести третий палец и ускорить ритм. Растраханная дырочка становится податливее и мягче, он оглаживает пальцами стенки, разводит их чуть шире в стороны, попадая и ударяя по чувствительной точке.       Чимин уже готов кричать в голос, громко и до хрипов молить Чонгука о… чём-то. Он не знает о чём. Прекратить или не останавливаться, но сделать хоть что-то, чтобы он перестал балансировать на грани самой прекрасной смерти. Чимин откровенно плачет, не замечает, как тонкие хрустальные нити скатываются по вискам из-под закрытых век, ощущая лишь, как Чонгук их тут же сцеловывает. Никогда он не кончал без прикосновений к себе, никогда не получал такой безумной концентрации ласки и удовольствия за пределами его понимания. Чонгук слишком умело и близко подвёл его к грани. Разрядка от одних только пальцев внутри постыдна и желанна до белых пятен вместо мыслей. Чимин готов выругаться матом и зачитать наизусть молитву, лишь бы Чонгук его трахнул.       — Чонгук. Малыш. Хён. Ну же. Я. Хочу теб… блятьпожалуйста-а-а!       С таким Чимином Чонгук себя больше сдерживать не в состоянии. Целует чувствительную кожу на его бедре перед тем, как плавно вынуть из него пальцы. Чимин хнычет от пустоты внутри себя, пока Чонгук закрывает его рот жадным поцелуем. С трудом себя от него отрывает и, выругавшись себе под нос, Чон достаёт из-под подушки квадратик презерватива, откусывает и отплевывает уголок упаковки в сторону, быстро раскатывает его по болезненно напряженному члену и подводит головку к нуждающейся в нём дырочке. Они оба вспотевшие и голодные. Оба доведены до черты.       — Ты уже близко, малыш.       — Да, да я знаю, войди в меня, Господи ты скорее уже, боже.       Чимин движет бёдрами ему навстречу, пытается сам насадиться, внутри него всё горит, зудит и на член просится. Он больше не может. Хватает Чонгука за волосы, на себя тянет и впивается в его губы, с мольбой и стоном вылизывая чужой рот. Чон наваливается на него всем телом, придавливает их обоих к влажным простыням, не давая ему и шанса пошевелиться.       — Тшш, котёнок, потерпи, не шевелись. Я не хочу причинить тебе боль.       — Быстрее!       Несмотря на желание и просьбу Чимина, Чонгук на неё не ведётся, входит мучительно медленно, не желая его травмировать.       Чимин вскрикивает. Болью обжигает так неожиданно, отгоняя возбуждение. Чонгук целует его, проглатывает стон и входит ещё медленнее, он снова льёт смазку, чувствуя, как болезненно тесно внутри Чимина.       Ожидаемое и такое нужное наслаждение не приходит. Чимин морщится и вскрикивает, потому что совсем не был готов к боли. Раньше никогда не было так. И даже в первые разы было лишь почти больно. С Чонгуком иначе. Он больше в размере, и Чимин отчётливо ощущает, как сам растягивается до невозможного, пытаясь принять его в себя. Чон чувствует, как стенки обхватили головку его члена, что медленно, но настойчиво продвигается глубже.       Кажется, Чимин уже полностью протрезвел.       — Чонгук… больно.       Чон останавливается мгновенно.       — Прости, ты узкий, котёнок, слишком узкий. Потерпи немного, — Чонгук целует его лёгкими касаниями в открытые губы и подбородок, выскальзывая плавно, чтобы не навредить резкими движениями.       — Нет, не останавливайся. Давай продолжим. Я потерплю.        В голосе Чимина паника. Он уже жалеет, что пожаловался, не нужно было. Стоило промолчать и перетерпеть. Он не хочет прекращать. Не так и не сейчас. Не хочет чувствовать себя пустым и оставленным.       Только не снова.       — Успокойся, маленький, всё хорошо. Мы просто поменяем позу, чтобы тебе было комфортнее, — Чонгук поглаживает пальцами его острые скулы, смотрит глубоко и успокаивающе. Он вышел из Чимина полностью, но все ещё придавливает своим весом. — Если ты перевернешься, и мы продолжим в догги-стайл, тебе будет легче. Готов?       Чимин повинуется сразу, укладывается на живот, тут же обнимая подушку, утыкаясь в неё лицом и поднимает для него зад.       — Чёрт, это восхитительно. Ты словно мой подарок на Рождество, котёнок, — благоговейно шепчет Чонгук, не в силах оторвать взгляд от открывшейся перед ним картины: разъехавшихся по простыням дрожащих ног, раскрытой для него круглой попки и растраханной пальцами блестящей от смазки розовой дырочки.       Чимин довольно урчит, чувствуя, как Чонгук быстро поцеловал его в обе половинки, провел по сжимающейся дырочке широким мазком языка, пока он сам весь мурашками покрывался и снова уперся в неё горячей головкой.       — Готов, малыш? Я буду входить медленнее, чем первый раз.       — Хорошо, — Чимин кивает и напрягается, ожидая вновь болезненное проникновение. Чонгук добавляет смазку, проталкивает её пальцами внутрь, смазывает припухшие стенки и член.       Чимину все ещё больно, хоть и не так, как до этого. Он чувствует, как растягивается, как плотно обхватывает проскользнувшую внутрь головку, закусывает уголок подушки и кивает, когда Чонгук спрашивает, как он. Движения Чона плавные и осторожные. Он входит до конца, замирает, даёт время привыкнуть. Целует лопатки и мажет языком по позвонкам, прося прощение за боль, пока Чимин приводит в норму дыхание.       — Я полностью внутри тебя, котёнок. Всё хорошо? Скажи, если не будешь справляться, чтобы я сразу остановился.       — Да, ты… Ты можешь… двигаться, хён, — Чимин сам слышит слезы в своих словах и сам ругает себя за них. Наверное, он в корне неправильный, возможно испорченный совсем, потому что ему нравится всё. Удовольствие, что дарит ему болезненное проникновение, сметает все мысли и страхи. Боль незначительная совсем, потому что Чонгук делает всё, чтобы заменить её на блаженство.       — Ты хорошо справляешься, котёнок, — Чонгук целует его шею сзади, прикусывает загривок, зализывает место укуса, чтобы отвлечь, когда начинает двигаться интенсивнее. Сначала плавно и постепенно увеличивая темп. Он больше не пытается быть осторожным, чувствуя, как попадает по нужной точке, когда Чимин начинает стонать громче, уже совсем не от боли.       Чимин срывает голос спустя всего несколько минут, он пытается подстроиться под его ускоряющийся темп, и ничего не выходит. Успевать за Чонгуком невозможно. Его необузданная энергия поглощает, ей подчиняешься с радостью. Чон меняет угол проникновения, сбавляет скорость и тут же набирает её снова. Входит глубже, до упора или дразнит выходя до самой головки. Он будто пытается выбить из Чимина весь дух, и у него это получается отменно. Чимин может лишь хрипеть и стараться не задохнуться собственными стонами. Он пытается заткнуть себе рот, закусывает ребро ладони, чтобы быть тише. Чонгук не позволяет, убирает его руку, чтобы Чимин себя не сдерживал, и вбивается ещё жёстче.       Чонгук потянул его голову вверх, обхватив широкой ладонью тонкую шею. Давит на подбородок, заставляя шире открыть рот, проталкивает два пальца, зажимая между ними его язык.       — Оближи их, котёнок. Отсоси их так, будто это мой член, — шепчет на ухо хрипло и отрывисто. Поднимает Чимина, помогая ему разогнутся. Теперь они оба стоят на кровати на коленях. Чонгук вдалбливается в него, покусывая шею, облизывая мочку ушка.       Чимин откидывает голову ему на плечо, у него перед глазами плывёт, но он берёт пальцы глубже, сосёт и облизывает, старается так, что по запястью Чона уже стекает горячая слюна, дуреет от того, что Чонгук в нём. Везде. Внутри, во рту, в мыслях и сердце. Занял каждый стремящийся ему навстречу атом и собой покрыл.       Чимин насажен на член и пальцы одновременно, от заполненности восторгом захлебывается, буквально ощущает полет. Будто он не на земле, а парит где-то в невесомости и держится только за счёт обхвативших его рук. Боли нет больше, ни отголосков, ни намёков, только безграничное удовольствие на грани той самой бездны, в которую стоит лишь раз провалиться, чтобы больше никогда не захотеть из неё выбраться. Чувствуя его, ощущая как самого себя, понимая все его желания, Чонгук больше не сдерживается, показывая свою жёсткую сторону.       Чимину нравится это до сумасшествия. Никто не сходил с ним с ума настолько. Никто не сводил его с ума так. С Чонгуком они оба безумны. А думать о бывшем любовнике сейчас совсем не больно и совсем не хочется. Весь прошлый интимный опыт забыт, перечеркнут, будто его и не было никогда. Чонгук всё, что «до» собой заменил, как и обещал. Чимин отдаётся полностью, до последней капли, мгновенно испаряющейся на разгоряченных от пота телах. Он позволяет Чонгуку управлять, и ему нравится это. Понимает, что ему так легче, лично для него правильнее. Он жаждет дарить Чонгуку удовольствие и справляется лучше, когда тот говорит, подталкивает и показывает, как и что нужно делать. Чимину действительно нравится, когда Чонгук подавляет его.       — Повернись, мне нужно видеть твоё лицо, — Чонгук выходит из него только чтобы развернуть, уложить на подушки и войти снова. Грубо, порывисто. Одним жадным рывком.       Чимин изгибается каждым позвонком, вскрикивает. Упирается затылком в подушку, в его глазах скапливаются слезы. Хочется до отчаянного желания расплакаться или рассмеяться и рассыпается в восторге. Сейчас за это совсем не стыдно, эмоции яркие настолько, что их в себе не удержать. Он обнимает Чонгука, гладит его взмокшую широкую спину, зарывается пальцами в волосы, кусает и целует плечи. Он снова на грани. В другой реальности, где их только двое, и мир вокруг замер. Где они никогда не расстанутся, потому что эта ночь никогда не закончится. Где они принадлежат только друг другу, а прошлое навсегда осталось забытым.       Чонгук сжимает его до отметин, держит бёдра так крепко, что оставляет следы, и Чимину нравится даже это. Он будет хранить эти следы не только на теле. Он проталкивает руку между их влажными телами, желая прикоснутся к себе.       — Не трогай. Кончи от моего члена внутри себя. Я должен это увидеть.       Чимин хнычет, будто ребёнок из-за отобранной игрушки. Ему нужно лишь немного надавить на свой член, одно поглаживающее движение — и он взорвётся ярким фейерверком. Он больше не может терпеть. Удовольствие — сладкая пытка, когда его запредельно много. Когда его в тебе столько, что не вмещается больше.       Чонгук берет его руки в свои, переплетает пальцы, поднимает их вверх, закидывая за голову Чимина, мажет языком по искусанным губам. Делает несколько глубоких грубых толчков с оттяжкой и приподнимается, все ещё фиксируя руки Чимина, чтобы смотреть, как он кончает. Красиво и, черт возьми, эстетично. Ни одно порно, даже самое дорогое, снятое голливудскими режиссерами, не сравнится с ним. Никто не кончает настолько красиво. Эротика в каждом звуке Чимина, в распахнутых глазах, влажных ресницах, искусанных губах и кончике языка. Блять, Чонгук впечатлен настолько, что сердце в груди клокочет, мечется и болит. Как невероятно его мальчик выгибается, протяжно выстанывая его имя. Как Чимин уплывает за край небес, распахнув совершенно пьяный от оргазма взгляд и будто сам поражен своими ощущениями. С надрывом и блаженством Чимин повторяет его имя, облизывая пересохшие от стонов губы, заливает свой живот спермой и совершенно обессиленный обмякает в его руках. Чонгука срывает окончательно. Он кончает следом, пока Чимин ещё сжимается и пульсирует вокруг его члена.       Чон изможденно падает на него сверху, придавливая собой. Он тяжёлый, а Чимин слишком хрупкий, поэтому он сразу перекатывает их обоих на бок, целуя мокрый лоб пытающегося отдышаться Чимина, прижимает теснее, закидывая его стройную ногу себе на бедро.       — Ты в порядке? — Чонгук не привык быть нежным сразу после секса, раньше ему этого не требовалось и нужным не казалось, но с этим малышом хочется стать именно таким. Хочется держать и баюкать его в своих руках. Он сцеловывает ниточку слезы, стекающую по виску Чимина, и легко шлепает его по попе. — Откуда слезы, котёнок? Не разбивай мне сердце, я ведь не был настолько плох, — отшучивается, зная, что разнеженного затраханного мальчика сейчас стоит отвлечь от ненужных мыслей, возвращающихся в его голову.       Чимин смеётся охрипшим от стонов голосом и прикусывает шею под кадыком старшего. Хочется быть игривым, хочется оставить свой след на самом видном месте, хочется не думать о том, что он не имеет права позволять себе быть сейчас по-собственнически жадным. Чонгук и без того уже сделал для него слишком много.       — Ты был ужасен, хён. Я чуть не засну… Ай.       Вскрикнув от нового, более увесистого шлепка, Чимин хохочет счастливо и громко, а потом вдруг становится серьёзным, убирает со лба Чонгука мокрую чёлку, глядя на него с искренней благодарностью.       — Спасибо, Чонгуки, — искусанными губами он легко прижимается к щеке Чонгука. — Я, наверное, кажусь тебе легкомысленным, ведь только сегодня порвал трехлетние отношения, не боролся за них ни минуты и сразу оказался в твоей постели. Звучит странно. Но я на самом деле ни о чём не жалею и рад, что оказался здесь. С тобой. Я не думал о ком-то другом. В этой комнате были только мы: ты и я. Даже стыдно, что я так быстро… будто это я предал. Потому что мне ещё ни с кем не было так хорошо, как с тобой. Это магия, да? — завершает свое откровение улыбкой.       — Магия моего члена, котёнок, — самодовольно упирается языком в щеку Чонгук.       — Только не шути сейчас про волшебную палочку, иначе мне придётся поменять о тебе мнение.       — Я же не настолько мудак, Чимин, — склоняет голову, чтобы легко прикоснутся к его губам. — Главное, что тебе понравилось. Мне тоже, — поглаживает его мягкую щеку большим пальцем.       Ластившийся к нему Чимин с трудом держит глаза открытыми, сам себе заснуть не позволяет, впитывая каждую черточку прекрасного лица, чтобы каждую родинку и морщинку навсегда запомнить.       Кто бы мог подумать и главное объяснить ему, как это работает. Несколько часов назад он корчился от боли в разбитом сердце, а сейчас понимает, что мир не вертится вокруг его бывшего, чьего имени он даже мысленно произносить больше не хочет, пока его обнимают тёплые заботливые руки Чонгука.       Умиротворенно засыпая в его крепких объятиях, Чимин чувствует лёгкие нежные прикосновения губ к своим, жмется к нему теснее. И понимает, что прошедшие три года было не жалко потратить ради одной ночи с Чонгуком. Он бы не оказался в клубе, если бы не был брошен, не оказался бы в этой спальне, если бы его не предали. Мысль, что с Чонгуком он больше не увидится, делает больнее, чем воспоминания о бывшем возлюбленном. Наверное, стоит когда-нибудь сказать спасибо тому, кому он зря поклонялся столько времени, и кто, как оказалось, больше совсем ничего не значит.       А вот Чонгук да. Но об этом он подумает позже.

***

      — Нет, Чимин, ты только представь, какой же он урод. Бесполезный гандон. Хрен вонючий. Как он, блять, может ещё хвастаться своим предательством? Юнги сказал, что прикончит его. Ты знаешь хёна, сказал, значит сделает, а я буду снимать это на камеру, чтобы каждый день смотреть перед обедом расчленёнку с его участием. Упырь заслужил.       — Намджун тоже видел те фото? — спрашивает Чимин с таким спокойствием, что самого себя сейчас удивляет.       — Нет, слава богу! В перерывах между убийствами хён по выставкам своим любимым ходит. Сейчас как раз на одной из них.       — Тебя послушать, Тэ, так Намджуни хён киллером кажется. Не говори о нём так.       — Может он киллер и есть, никто не знает, чем он занимается, но все мы в курсе, что твоему бывшему гамадрилу лучше сейчас не высовываться.       Тэхен почти кричит ему в трубку. Его друг всегда был слишком эмоционален. Сегодня Чимин сам увидел в инсте сториз Лухана с его новым парнем и подписью «наши сто дней».       Лухан мерзавец, и Чимин сейчас совсем не удивлён. Оказывается, у него уже был кто-то довольно давно, и теперь он не скрывает этого. Тэхен в бешенстве. А Чимин расстроен лишь тем, что о предательстве Лу узнали его друзья, которым только после этого и пришлось рассказать о расставании.       Во многом сейчас Чимин винит только себя. Он разбит и не может есть, почти не спит, но не проронил даже слезинки, когда фото нового парня Лу всплыло в рекомендациях. Просто было пусто.       Сухо до трещин. И… больно оттого, что измена Лухана совсем не имеет отношения к его состоянию.       — Перестань, Тэхен. Забудь о Лу и о его… В общем просто не думай о них, — Чимин сидит на полу, скрестив ноги, прижимает плечом телефон к уху и продолжает рвать альбом с их совместными фото. Он все ещё живёт в этой квартире, где теперь всё кажется чужим. Лухана уже не было там, когда он две недели назад утром вернулся из клуба, точнее — трусливо сбежал, пока Чонгук ещё спал. Он боялся того утра. Мучился от похмелья и понимания, что не может оторвать взгляд от спящего лица Чонгука. Что не сможет себя от него оторвать. Поэтому он и не смотрел. Запрещал себе это делать, когда тихонько выбрался из постели, натягивая свои разбросанные по полу вещи, и выскочил за дверь. Осторожно закрыв её за собой, он ещё несколько минут простоял там, прижавшись затылком к двери и уговаривал себя уйти. Вот это было по-настоящему сложно. А вернуться в свою квартиру нет. Пусть он не знал, как посмотрит теперь в глаза Лухану, но больше он совсем не боялся и, наконец, понял смысл того сообщения Лу.       «Я не смогу сделать тебя счастливым»       Сейчас Чимин это понимает. Всё познаётся в сравнении. Теперь, узнав Чонгука, Чимин точно осознает — Лухан прав, он бы не смог.       И всё равно на душе было паршивое чувство, когда вернувшись под утро Чимин увидел, что в квартире совершенно пусто. Не было ни вещей Лухана, ни их кота.       Чимин тогда просто осел по стене и громко до слез смеялся. Жалко было вот так вот отдать кота. Сейчас, спустя две недели после их расставания он готов съехать сам, оставить ненужные вещи и по-настоящему отпустить. Не своего бывшего, а всё, что с ним связано. В том числе и нажитые за три года комплексы. Это не просто. Но Пак Чимин упрям, справится, пусть для этого и потребуется время.       Лухан больше не часть его жизни и хочется изменить всё. Нелюбимый цвет волос, опостылевшую работу, ненавистную одежду и даже квартиру с общими воспоминаниями.       Уже неделя, как Чимин перекрашен в розовый цвет, который Лухан не любил, а вот Чимин очень. И покрасился он не в дорогом барбершопе, куда по мнению Лу и должен ходить мужчина, поддерживающий себя в форме и стиле. А купил простую краску в аптеке и, как и мечтал когда-то давно, заляпал всю ванную, пока творил со своими волосами всё, что вздумается. Он, наконец, вернул зеркало в ванную и перестал думать о том, что у него ужасная улыбка. Его передний зуб особенный. Сам Чон Чонгук называл его уникальным, так что пошло оно всё. Осталось только вернуть себе уверенность и перестать носить безразмерные вещи.       Пора перестать ненавидеть себя.       — Забыть? Чимин, ты, блин, Будда, что-ли? Может ещё и простить его? Этот гандон вонючий бросил тебя по смс после того, как ты три года на него потратил. Ты ради него всё что можно поменял, от работы до привычек. Да он даже кота твоего украл. Какого хрена я должен его прощать? Его вместе с его сучкой убить мало, — Тэхен уже орёт в трубку, поэтому Чимин переключает на громкую связь и кладёт телефон у ног. У него правда скоро заболит ухо от праведных возмущений Тэ. — Пусть уебок молится, чтобы его хёны не встретили. Пусть мне на глаза не попадается. Потому что я лично оторву его крохотные яйца.       Чимин улыбается, слушая друга. Лухану действительно стоит какое-то время не сталкиваться ни с кем из его друзей. Сейчас многое переосмыслив, Чимин задаётся вопросами, которые должен был спросить сам у себя намного раньше. Как он мог предпочесть им парня, который этого не стоил? Как мог оградиться от друзей и всего своего прежнего окружения ради того, кто совсем его не ценил? Как мог не понимать и не видеть, что рядом с ним терял сам себя? Он что, был слеп всё то время?       А главное, как он позволил себе позабыть, что когда-то они с Тэхеном могли проводить сутки напролёт вместе, обсуждая совершенно разные, такие же как и они противоположные вещи? Делились друг с другом всем на свете. Носили одну на двоих одежду. Как признавались друг другу, когда поняли о своих ориентациях. Как попробовали друг на друге свои первые поцелуи и после этого, отплевываясь, вытирали себе рты, поклявшись, что об этом никто и никогда не узнает. Да они же те, кто в день знакомства подрались из-за пельмешек в школьной столовой, и с того времени стали лучшими друзьями.       Как мог Чимин оставить Тэ одного и думать, что у него что-то не так в отношениях, углубляться в себе и считать это более важным, чем бессонные разговоры в Kakao talk ночами напролёт со своим соулмейтом? Как давно он не говорил, что любит его и скучает. Стоит сказать ему об этом прямо сейчас.       — Хватит столько материться и угрожать всем смертью. Ты с хёнами банда что ли? Какой пример подаёшь Ёнтану? — это почти то же самое, что Чимин и собирался сказать. Да.       — Никому нельзя обижать нашего коротышку.       — Да сам ты… Ой ладно. Тэхени, можешь приехать? Помощь нужна.       — Конечно! Я уже все купил. Соджу и закуски. Буду через двадцать минут. Ты главное держись, Чимин, — тон Тэхена противоположно меняется на заботливый и более тихий.       — Да я в порядке, правда. Мне нужен не алкоголь, а твои руки и машина. Вещей не много, но я всё собрал и нашёл новую квартиру несколько дней назад. Сегодня хочу переехать.       Квартира и правда нашлась слишком быстро и подозрительно легко. Дорогие апартаменты на верхнем этаже жилого комплекса в элитном районе. Сначала Чимин решил, что это мошенники, когда на его запрос в онлайн-агентстве пришёл такой вариант аренды жилья. Оказалось, хозяин квартиры не использовал её со времени приобретения, просто несколько лет назад инвестировал свои деньги в только начавшееся тогда строительство. Аренда безумно высокая, и Чимину она не по силам, но за квартирой нужен присмотр и вместо того, чтобы постоянно нанимать кого-то из клининговой службы, арендодатель просто решил сдать её за бесценок. Выглядит немного фантастично, но Чимину, наконец, повезло оказаться первым в числе претендентов, и этот шанс он не упустит.       Тэхен помог ему перевезти вещи на своей машине и, спустя всего несколько часов они всё-таки напились уже в новом жилище Чимина. Вообще-то Чимин обещал себе, что с алкоголем в таких дозах покончено, но… Как же давно он не позволял себе вот так просто расслабиться с лучшим другом. Как он скучал по нему, чёрт возьми.       Они сидят на полу, в окружении коробок с вещами, между ними две открытые бутылки соджу, пластиковые стаканы из-под выпитого кофе, которые используются как рюмки, и куча разбросанных контейнеров с закусками.       — Вот я серьёзно не понимаю, как ты можешь быть так спокоен, — тычет в Чимина палочками для еды Тэхен.       — Да я не то что бы… — пожимает плечами Чимин, не зная, как объяснить другу, что Лухан для него больше совсем не потеря, скорее — пройденный этап и плачевный опыт.       Он сам себе не может объяснить, как всё так быстро случилось. Как вообще так вышло, что целых три года он жил, думая, что ничего важнее, чем их с Лу отношения, для него нет. Вкладывая в них весь свой эмоциональный ресурс, оказался в итоге разбит, брошен и думал, что загнётся от страданий. Но забыл обо всём меньше чем через сутки. Вот так просто, как по щелчку пальцев, понял, что всё было не важным и ненужным. Что из-за этого не стоит не то, чтобы плакать, а даже расстраиваться не надо. Безумие. И как объяснить это Тэ?       — Не знаю, Тэхена. Я просто впервые в жизни ни о чём не жалею. Вообще ни о чём, представляешь? Странно да?       — Странно, что ты не понял этого раньше. Давно нужно было бросить ушлёпка.       — Ага. Только это он меня бросил. Вот так взял и как забросил. Прямо в стриптиз клуб улетел, — Чимин пьяно смеётся и почти заваливается назад, падая на спину. В свои двадцать один он так и не научился ровно стоять на ногах во время смеха или не падать со стульев.       — Ты был в стриптиз клубе и без меня? — искренне возмущается Тэ. — Расцениваю это как первую трещину в наших с тобой отношениях, Пак-любитель-поглазеть-на-мальчиков-в-стрингах-Чимин, — он вытирает ладонью жирный подбородок и забрасывает куриную косточку в открытую коробку. — Оп, трёхочковый. Юнги бы оценил.       — Эй, там вообще-то мои вещи! — возмущается Чимин, но бросок был и правда красивый. Тэхен всегда незримо пытался впечатлить своего краша, и эта куриная косточка однозначно была так удачно заброшена в честь Юнги.       У него лучшие друзья.       — Зачем ты вообще притащил сюда всё это? — протянув руку, Тэхен достаёт из коробки несколько абсолютно одинаковых свитшотов, различающихся только принтами и цветом. — Они даже громиле Намджуну велики будут, как ты носил такое?       — И правда, — кивает Чимин глядя, как Тэ берет одну из его коробок, пошатываясь идёт к окну, вышвыривает всё её содержимое с тридцать седьмого этажа и с равнодушным видом садится обратно, чтобы снова наполнить их «бокалы» соджу.       — Красиво твои трусишки разлетелись, все серенькие такие, одинаково-скучные, — выдаёт вердикт Ким Тэхен с очень серьёзным видом. Только он умеет так держать лицо, говоря что-то абсолютно гениально-нелепое. — Там на асфальте сейчас прям пятьдесят оттенков серого.       Оба смеются, едва ли не прыская друг в друга содержимым полных ртов, и плюют на неразобранные вещи, которые не стоило забирать с той квартиры.       — Завтра приеду к тебе с Ёнтаном, он эти коробки быстро разберёт. У него тонкий вкус, всё что ему не понравится, будет сгрызено и пущено на тряпки. Хотя нет… — достаёт из другой коробки пушистый розовый кардиган, который Чимин так ни разу и не надевал, потому что у Лухана был пунктик на «вульгарные» вещи. — Вот это заберу, Юнги хён будет миленько смотреться в розовом.       — Может просто выкинуть всё?       — Ну или так. Теперь давай о важном. Что там про стриптиз клуб, рассказывай?       — На самом деле я скучаю по нему. Вообще, да? — складывая в кучу пустые контейнеры из-под закусок, признается Чимин в том, за что ему действительно неловко.       — Лучше уточни, что ты сейчас про клуб, а не про того долбоеба, или я звоню Намджун хёну с заказом, — угрожающе сощурив глаза, замахивается на него куриной ножкой Тэхен.       — Я про Чонгука.       — Что ещё за чел такой, о котором я подозрительно впервые слышу, мой скрытный друг, а? — возмущённо воззрившись на Чимина, Тэхен всё таки бросает в него остатками куриной ножки, оставляя на груди жирное пятно.       — Айщ, Тэ, не отстирается ведь! —стирая пятно бумажной салфеткой, ворчит Чимин.       — И правда потеря. Один из сотни одинаковых прикидов тоже придётся выкинуть, ужас какой. Про Чигука рассказывай говорю.       — Чонгука. Чон Чонгука. Я с ним в клубе познакомился, и… ну… это… — Чимин краснеет до самых ушей и отпускает лицо, делая вид, что трёт чистейший пол салфеткой.       — Ты с ним переспал, что-ли?! — Тэхен поперхнулся недопитым алкоголем, на этот раз действительно брызнув в лицо Чимина.       От праведного стыда Чимин не может поднять голову и посмотреть другу в глаза, поэтому просто кивает, стерев рукавом брызги с лица.       — Ах ты, маленький шлю…       — Тэхен!       — Ты две недели молчал! Как ты мог вообще? Я, значит, думал, что мой Чимини самая на свете скромняшка, бабушек через дорогу переводит, котиков голодных на улице пачками собирает, а ты просто послал своего ушлёпка к хренам собачьим, пошёл в стриптиз клуб и трахнул там проститута?       — Чонгук не проститут! — выкрикивает Чимин, жалея что куриных ножек, которыми бы он мог ответно швырнуть в друга, больше нет.       — Да? Тогда кто он? — так же на высоких тонах возбуждено кричит ему Тэ.       — Я не знаю!       — Капец.       Оба смотрят друг на друга несколько секунд не моргая, пока Тэхен не выдает резкое и бескомпромиссное «рассказывай» так, что оба понимают — Чимину не отвертеться.       — Тут такое дело, — продолжая вяло водить салфеткой по уже отполированному кафелю, Чимин собирается с духом, чтобы рассказать всё.       Он начал с того дня, когда понял, что у них с Луханом что-то пошло не так, и остановиться уже не мог. Выдал всё, о чём раньше не мог поделиться даже с лучшим другом, потому что стыдно было признать, каким глупцом он был. Признался, что за последние полгода перестал чувствовать себя нужным, отсюда куча комплексов. А он к ним с детства предрасположен. Лухан это знал. Рассказал, как был уверен, что с ним что-то не так. Что он не достаточно хорош для Лухана. Что проводил ночи с котом, потому что стыдился своего тела и стал спать отдельно. Что выбросил из ванной зеркало, наврав Лу, что случайно его разбил. Признался Тэхену, что больше не ест любимое мороженое, чтобы не набрать в весе, и это его угнетает. Вот правда, отказаться от того, что приносит радость — это прям потеря.       А Лухан нет.       Он больше совсем не потеря, потому что и радости давно уже не приносил. Кан Лухан скрытый абьюзер и мудак, а Чимин идиот, раз любил его, убивая себя. И стоило прожить с ним целых три года, чтобы понять, что ни в коем случае нельзя возводить на пьедестал кого-то, кроме самого себя.       Ничьи интересы не могут быть выше твоих собственных.       Чимин это понял как-то совсем неожиданно и умолчал лишь о том, кто и как подвёл его к этой мысли.       Тэхен слушал его очень внимательно, импульсивно сжимая стакан с недопитым соджу, но не перебивая, видя, что для Чимина пришло время высказаться. Но когда часть про Лухана была досказана, перечеркнута и завершена точкой, позвонил бывшему Чимина со словами: «Мне будет сложно найти твои крошечные яйца, но я возьму лупу и нож, и если ты, мудила, хоть раз приблизишься к Чимину, я ими воспользуюсь».       Всё. Занавес.       На этом история с Кан Луханом закончена.       — А с Чонгуком что, и как вообще вышло, что вы переспали?       Чимину пришлось набрать больше кислорода в лёгкие, потому что говорить о Чон Чонгуке… Это как рассказывать сюжет ненаписанной книги. Где история начата совершенно нелепо и комично, но, не смотря на это, бездонная, с глубочайшим посылом и смыслом, который поменял для Чимина очень многое. Признался, что провел ночь с тем самым мужчиной, которого в жизни можно встретить лишь раз. Который перевернёт всё твоё существование с ног на голову, поможет разложить всё нужное по полочкам и избавиться от всего лишнего. Чонгук мелькнул в его жизни лишь коротким эпизодом, но самым важным и нужным, без которого история не могла бы быть завершённой. С ним Чимин понял, что значит быть особенным.       Подарив своё внимание, не оттолкнув и проведя с ним одну единственную ночь, Чонгук заставил поверить Чимина, что он может быть нужным.       Поверить, что он уникальный.       Прости, Тэхени, но как же мало ему надо, чтобы глубоко и окончательно. И в Чонгука. Так мало, что это становится запредельно много и безгранично важно. Несколько ласковых слов, пара прикосновений, от которых в глазах мутнеет и то самое. Ощущение, что ты искал его всю жизнь, нашёл и теперь не знаешь как дальше без.       Божечки, как же Чимин в него…       Сильно.       — Охуеть, — кусая остатки последней куриной ножки, на выдохе выдал Тэхен, чьи бездонно шоколадные глаза становятся все шире.       — А утром я уехал. Не извинился за то, что вёл себя, как скотина. Приставал к нему пьяный, упрашивал станцевать. Представляешь, у него часы как эта квартира стоят, а я ему денег предлагал, чтобы он передо мной разделся. Вот я извращенец. В постель его затащил, использовал его, ныл, чтобы он мне помог забыть Лухана. И утром сбежал, как трус. Спасибо не сказал даже. Наверное, он теперь меня ненавидит, — стирает рукавом кофты слезы, которые не заметил, когда лить начал. Они вовсе не от обиды и боли, а от воспоминаний и эмоций. В Чимине их теперь много. — Тэхен, я, кажется, в него… Ну. Это.       — Охуеть, — открыв ещё одно соджу, повторяет Тэ, запивая курочку алкоголем и протягивает Чимину салфетку, чтобы стёр слезы и высморкался.       — Знаешь, что на самом деле странно? — задумчиво произносит Чимин, будто самому себе. — Лухан не слышал того, что я ему говорил. Даже, когда я кричал о своей обиде. А Чонгук услышал… Хоть я и молчал. Вот как-то так получается, — жмёт плечами Чимин.       Сейчас Пак рад, что спустя две недели у него всё ещё болят содранные той ночью колени, которые, похоже, навсегда вышли из строя. Потому что они напоминают ему Чонгука и то, как нежно он их целовал после. Всего его целовал. Он снова всхлипывает, но улыбается воспоминаниям.       — Вообще ничего кроме имени его не знаешь? — шепчет шокированный услышанным Тэхен.       — Вообще, — кивает, забрасывая скомканную сырую салфетку в одну из ненужных коробок. — Может он и в клубе том не работает вовсе. Может, ну я не знаю… к Сокджин хёну приходил, может он вообще его водитель. Джин хён красивый, как боженька, ему без личного водителя и охраны на улицу опасно, пристанут ведь сразу. А Чонгук, ну… он бы защитил. Он сильный.       Тэхен хмурится, почесывая подбородок и анализируя услышанное.       — Не думаю, что парень с часами дороже, чем эта квартира, будет работать личным водителем. А того красавчика нужно с Намджуном познакомить. Вот кто всех от него отпугивать будет.       — Ну да, — грустно улыбается Чимин, представляя себе эту эксклюзивную парочку. Парень с лицом на миллион и его бойфренд с ямочками, в которых и похоронит каждого, кто покусится на его святыню. Определённо нужно дать Намджуну адрес того клуба.       — И что теперь собираешься делать?       Глядя на Чимина, который всё ещё отходит от абьюза, сохраняя на себе его видимые отголоски, но постепенно возвращается к старым привычкам, Тэхен заранее одобряет того парня проститута, что помог его соулмейту. И пускай Чимин ещё в старой кофте, зато у него уже новый цвет волос, на нем рваные джинсы и вручную расписанные кеды. Постепенно Чимин вернёт самого себя, он уже на верном пути.       — Жить, Тэхени. Теперь я начну жить, как должен был все прошедшие годы. Для себя. И знаешь, с чего я начну? Заберу у Лухана своего кота. Потому что это мой кот.       — Звучит как тост, мой дорогой друг. И дай уже своему коту имя, — Тэхен делает большой глоток соджу прямо из бутылки, передав её после Чимину.       — Я не собираюсь выслушивать это от того, чьих рыбок зовут Рыбка Номер Один и Рыбка Номер Два, — взяв протянутую бутылку, Чимин с широкой улыбкой салютует ею другу и так же прикладывается губами к горлышку.       — С возвращением, соулмейт.

***

      Спустя ещё неделю после переезда Чимин выбрасывает последнюю ненужную коробку с вещами и заказывает всё в интернет-шопах, кое-что самое необходимое покупает в магазине. Он тратит не так много, но больше не экономит и не собирается. Те деньги, что он копил на стоматолога и пластику правого века, он отдает с улыбкой и лёгкостью. Они не нужны ему больше. Он уникальный и особенный, кто бы что ни говорил. К тому же, ему теперь не нужно тратиться на продукты, которые доставляют на дом. Это нонсенс и неожиданный бонус. Оказывается, доставка продуктов в таких квартирах включена в аренду, а раз там кто-то теперь проживает, её снова возобновили. Уже неделю Чимин кушает свежие овощи и безумно дорогую, но невероятно вкусную корейскую говядину. Несколько раз даже привозили шампанское с ведёрком любимого им мороженого. В простые будни неожиданно стало возвращаться то, что приносит радость. Вот как, оказывается, живут состоятельные люди или такие везунчики, как Пак Чимин. Поначалу он складывал все продукты в холодильник, не трогал их и звонил в службу доставки, чтобы её прекратили. Но каждый раз слышал «не беспокойтесь, всё оплачено. Желаете что-то ещё?». Он бросал трубку боясь, что тут какая-то ошибка и рано или поздно ему предоставят счёт, но отказать себе в ведёрке мороженого не мог и смакуя ел его, глядя мультики на огромной плазме. Принимал джакузи с привезённым шампанским и ни разу не подумал о том, что когда-нибудь это время закончится. С некоторых пор он знает, что от жизни нужно брать всё, чтобы не жалеть об упущенном шансе…       даже, если это разовая акция на одну ночь.       С ненужной работы он тоже уволился неделю назад, сразу после разговора с Тэхеном. Вернулся в танцевальную студию Хосока и загоняет там себя до полусмерти. После преподавания остаётся в зале один и продолжает отрабатывать танец до мозолей и изнеможения.       Но это совсем не помогает не думать о нём.       Даже во время танца он ловит себя на мысли, что представляет, как движется для Чонгука, и как восхищённо тот смотрит своим плавящим взглядом, под которым чувствуешь себя особенным.       Уже дома в ду́ше продолжает представлять, чем бы закончился его танец и как бы жарко становилось в студии, когда Чонгук снова ставил бы его на колени, на жёсткий пол и…       В такие моменты он, как наяву, слышит рокочущее «котёнок» прямо над ухом и хочется просто улыбаться.       Сегодня по пути в студию он встретил в метро Лухана, и тот зачем-то извинился сразу после короткого «привет». Чимину это больше не нужно, но всё равно стало легче. Он сказал, что не держит на него ни зла, ни обиды, и это не потому, что он прямой потомок всепрощающего Будды, как говорит Тэ, а потому, что больше ничего к нему не чувствует. И даже рад, что всё закончилось, рад что не потратил на него в пустую ещё несколько лет и благодаря ему встретил особенного человека. Бывший парень выглядит немного потрёпанным и уставшим, вроде как парень его бросил и на работе что-то не складывается. Уволили уже с третьей должности. Чимин не сильно вслушивался, ему не интересно. Стало как-то свободнее, обменялись всего парой фраз, а внутри теперь гармония.       И дышится легче.       Оставил ему свой новый адрес, чтобы Лу вернул кота, и, простите его за мелочную месть, не без злорадства сказал, что если он этого не сделает, то за котом приедет Намджун. Хён любит его кота, он к животным добрее, чем к людям, Лухан это знает, и по его побледневшему лицу было ясно, что котика привезут в ближайшее время. Кан был удивлён его спокойствием, высокомерием и уверенностью в себе, сказав, что Чимин действительно изменился за такое короткое время, и окинул таким взглядом…       Как раньше.       Раньше Чимин бы отдал всё, чтобы поймать на себе такой его взгляд, а сейчас только пожал плечами. Всё познаётся в сравнении.       Вот у Чонгука взгляд…       Там звезды.       Чонгук на самом деле помог ему. И не просто забыть всё лишнее, а вернуть прежнего себя, любить собственное отражение и ценить свои желания настолько, чтобы больше от них не отказываться ради кого-то другого.       Вот так вот странно быстро, за одну долгую ночь. Пришло время признать, что Чимин никогда не любил Лухана. И никто в этом не виноват. Просто первая подростковая привязанность, которую он принимал за нечто большее.       С Чонгуком кажется нечто большее, которое он не хотел принимать.       Потому что ведь не бывает, чтобы так быстро и сразу так сильно.       Но тоскующее сердце вообще не слышит доводов рассудка.       И вот в конце концов что он теряет? Сколько мучить себя ещё будет? Пойти снова в тот клуб страшно до коликов в животе, но трусом он быть больше не хочет. Да и он ведь не потеряет ничего, если будет отшит своим «нестриптизером», потому что невозможно потерять того, кого ещё не имеешь.       Чонгук ведь ещё не его. Но Чимин попросит его им стать. Надо будет, встанет на одно колено и скажет те самые заветные.       Для этого нужно просто набраться решимости или быть фатально влюблённым и отчаянным Пак Чимином.       Он решает всё в один миг. Нет смысла тянуть и искать причины отговорить себя. Действовать нужно сейчас, пока смелости в нём столько, что он и правда может сделать Чонгуку предложение. Потому что скучает так, что сил больше нет, и готов на любое безумие. Он заканчивает тренировку на полчаса раньше, отпускает группу и забрасывает мокрую от пота футболку в спортивную сумку, выключает музыку на портативной колонке, гасит в студии свет, принимает душ за рекордные семь минут и вызывает такси до клуба, работнику (или посетителю) которого задолжал чашку кофе.       Чувствует себя ужасно неловко, подлетая в таком растрепанном виде к барной стойке, где сегодня, слава богу, посетителей снова обслуживает Сокджин хён.       Обычно улыбчивый и свежий даже к концу смены, Джин сегодня выглядит дерганым и уставшим, а ещё он неожиданно выдаёт очень странную фразу, как только замечает Чимина.       — Ради всего святого, ты где был, Чимин? Не представляешь, через что мы тут все проходим. Три недели, понимаешь? Задолбались, жизни никакой нет. Я терпеливый человек, но ещё один такой день, и я подсыплю яда в его напиток. Он всех достал. Раньше раз в месяц появлялся, теперь торчит тут целыми днями и жрёт по одному работнику. Он уволил половину персонала. Иди, успокой этого узурпатора, или я нахрен клянусь…       Бармен кидает на стойку бумажное полотенце и отходит к другому клиенту, что-то рявкая ему по поводу того, куда он может засунуть свои вонючие чаевые.       Сокджин правда зол. Кажется, у него накипело.       У Чимина тоже.       Он второпях извиняется перед Сокджином, не понимая за что, но вину чувствует. Не думает о том, что бармен запомнил его самого, и его имя. Не думает о его странных словах. Не думает, как найти Чонгука, ведь тот не стриптизер и не охранник точно. Искать его в зале или на сцене бессмысленно. Поэтому он бежит к лестнице, запыхавшись поднимается на второй этаж и стучит в знакомую дверь с надписью «Director Jeon».       Коленки подкашиваются от понимания того, кого он просил станцевать для него стриптиз. И Чимин даже крестится перед дверью, прося Всевышнего придать ему сил и смелости. Потому что страшно стало ещё сильнее, но отступать он точно не будет. Пусть лучше его охрана за двери клуба вышвырнет, но он скажет Чонгуку, как сильно по нему скучает. Камера над дверью поворачивается в его сторону, угрожающе мигая красным огоньком датчика. Чимин скулит, осознавая, что всё, что он тут вытворял той ночью, наверняка зафиксировано, и как теперь ему за это стыдно. Он быстро кланяется одной головой, прося прощения у того, кто сидит за монитором камеры, и тихонько стучит в дверь, затаив дыхание.       На стук никто не реагирует, и Чимин молится, чтобы Чонгук был там и (пожалуйста) был там один, иначе если нет, то этого Чимин не переживёт точно. Он сглатывает вязко, давит в себе страх и впервые в жизни на что-то решается. Приоткрывает дверь и тихо шагает внутрь кабинета, обстановка которого кажется совершенно незнакомой, потому что в ту ночь на неё было плевать, но дверь в спальню справа от рабочей зоны навевает воспоминания, от которых щеки заливает красным.       Чонгук стоит к нему спиной, глядя в панорамное окно, и говорит с кем-то по телефону. Такой сухой властный тон, что у Чимина заново начинают дрожать колени. Кажется, Чон Чонгук умеет быть подавляющим и опасным. Кто бы сомневался. А ещё он такой же красивый, как Чимин помнит, и даже ещё красивее. Аж в груди спирает. Замерев и почти не дыша, Чимин ласкает взглядом каждую деталь его тела и забывает обо всём на свете, включая собственное имя.       — Зайди и закрой за собой дверь, — не поворачиваясь приказывает директор Чон, отключив звонок телефона.       Вздрогнув от неожиданности, Чимин, который думал, что его присутствие ещё не было замечено, повинуется не задумываясь. Он осторожно закрывает за собой дверь, как ему было сказано, и облокачивается на неё спиной, не стесняясь, пристально разглядывая хозяина кабинета.       И улыбается.       Так глупо. Будто вернулся домой, оставив все ненужное за дверью и просто…       Хорошо.       Чонгук садится в глубокое рабочее кресло с высокой кожаной спинкой и подлокотниками из красного дерева. Выглядит устрашающе-властно. Чимин бы в таком кресле утонул или мог бы использовать его, как кроватку, Чонгук же занял собой всё пространство. Кажется, он даже полностью занял собой пространство этого кабинета и подавляет одного маленького трусливого Пак Чимина своей мощной аурой.       Чонгук разглядывает его долго и молча. Будто насквозь сверлит и к двери привинчивает, на ответную улыбку и намёка нет. Откидывается на спинку кресла, скрещивает руки на широкой груди, изламывает изящные брови. Злится, кажется.       Чимин мямлит:       — Прости…       Потому что перед таким Чонгуком неосознанно хочется извиниться и покаяться во всех грехах. Как-то даже немного стыдно перед собой, что в собственных фантазиях он врывался в эту дверь, как вернувшийся принц из дурацкой сказки, вставал перед ним на одно колено, протягивая кольцо, делая самое незабываемое предложение руки и сердца, и целовал до умопомрачения, услышав заветное «да». В действительности же он чуть не обмочился от одного взгляда Чонгука и поздравил себя с тем, что просто набрался смелости открыть дверь.       — Знаешь, сколько проживает в Сеуле Пак Чиминов?       Чимин отрицательно мотает головой, в груди разрастаются разноцветные мыльные пузыри, и в горле что-то мешает говорить. Что-то вроде слез и счастья.       — Много? — выжимает из себя он и грызёт нижнюю губу, чтобы не растечься в улыбке, которая не к месту в такой атмосфере. А улыбаться так хочется, хоть и напуган до чёртиков.       Чонгук едва заметно кивает, снова выдерживает паузу, от которой у Чимина уже ледяные мурашки под пушистой розовой кофтой.       — Больше тринадцати тысяч.       — Приношу свои извинения за то, что моя фамилия такая популярная, директор Чон, — теребит низ кофты пальцами, но глаз не опускает, выдерживает тяжёлый взгляд.       И снова тишина в несколько бесконечно долгих минут. Чимин сейчас словит что-то вроде паники, если Чонгук продолжит в том же духе.       — Зачем ты здесь, Чимин?       — Хочу угостить тебя кофе. Я ведь обещал.       — Чимин, — звучит сухо.       — Скучаю… — мгновенно отвечает, как послушный ученик перед строгим учителем, — так сильно, что больше не могу.       — Мне надеть рабочие стринги и сказать, чтобы подготовили пилон?       Колкая фраза ударила больно, но Чимин заслужил. Намёк понял. За прошлые выходки и побег ответить придётся.       — Нет. Я не по нему скучаю и пришёл, не чтобы уговорить тебя станцевать для меня и помочь забыть. Мне это больше не нужно. Я пришёл извиниться и позвать тебя на свидание, хочу пригласить тебя к себе домой, приготовить для тебя ужин, напоить шампанским, соблазнить и уговорить вместе искупаться в джакузи. У меня оно теперь есть. Большое, мы в нем оба легко поместимся, представляешь? Хочу выбрать и подарить тебе самое особенное кольцо, чтобы парное с моим, хочу… Хочу впечатлить тебя, хён.       *и сказать, как сильно ты мне нужен*       Чонгук склоняет голову, поджимает губы. Изучающий взгляд исподлобья и чувство, что Чимин перед доской учителя, только усиливается.       — Почему сбежал?       — Испугался, — честно признается Чимин, хоть признавать себя трусом ужасно стыдно.       — Чего?       — Своих чувств.       — И ни на минуту не задумался о моих.       «останешься со мной?»       «хочу предложить тебе кое-что большее, чем танец»       Господи, какой же Чимин дурак. Чонгук говорил это уже тогда. Неужели он тоже…       — Ты мне нравишься, хён. В смысле господин Чон. То есть директор.       — Просто Чонгук.       — Ты мне нравишься, просто Чонгук, правда. Я поэтому сюда и пришёл. Чтобы сказать это. Сказать... говорю... хотел, — взволнованно тараторит с придыханием Чимин, пытаясь убедить Чонгука в своих словах и заканчивает почти шёпотом. — Очень, — ну вот, он сказал это. Всё. Теперь будь, что будет.       Взгляд Чонгука продолжает его буравить, как на допросе, но становится чуточку мягче, и Чимин не сдержавшись выдыхает. Он правда так и обмочиться может. Прийти и признаться в своих чувствах без надежды на взаимность вообще не просто. Тем более, когда перед тобой Чон Чонгук, твой личный краш и мокрая фантазия со дня знакомства.       — Подойди.       Чимина ноги не слушаются, но он подходит к столу. Чонгук поднимает брови. Чимин понимает, что от него ждут большего, обходит стол, подходит к его рабочему креслу и упирается носками своих ярких кед в дизайнерские туфли Чонгука. Стоит перед ним, как нашкодивший мальчишка, и трясётся, потому что всё ещё страшно и обнять хочется так, что приходится пальцы переплести и сдавить сильно-сильно.       Чонгук толкается языком в щёку, будто в его голове ни на секунду не прекращается мыслительный процесс, и он сейчас думает, что стоит с ним сделать. А потом…       — Пак Чимин, двадцать один год, семья полная, есть младший брат. Переехал в Сеул из Пусана шесть лет назад, учился в университете Ханьянг, на факультете искусств, был в десятке лучших студентов, но не закончил, потому что засранец. Работал в танцевальной студии Чон Хосока, уволился, устроился в страховую фирму, снова уволился и недавно опять вернулся к своему другу. Преподаёт современное направление танцев детям в группах от семи до шестнадцати лет. Номер медицинской страховки E13576AG, к ответственности не привлекался, холост, детей нет… — Чонгук слегка изламывает губы в подобии улыбки перед тем, как продолжить. — Ничего не видит, когда смеётся, ведёт неравную борьбу со стульями, которые пока побеждают, и совсем не умеет пить.       С каждым словом Чонгука глаза Чимина становятся всё шире.       — Про пить, смеётся и стулья это тоже официальные источники? — не может сдержать счастливую улыбку Чимин, который бы возмутиться должен от такого количества информации, но не возмущается как-то нисколько.       — Личные наблюдения. Но самое главное, — Чонгук снова тянет паузу, Чимин от этого только дрожит сильнее. — В момент нашего знакомства умолчал о своём дне рождения, за что заслуживает ремнём по жопе…       Чимин едва не валится ему под ноги от облегчения.       — Я тогда так ждал, ты не поверишь. Весь день ждал чего-то особенного, будто чувствовал. И получил самый лучший подарок. Тебя, хён.       Чонгук тянет его за руку на себя и сжимает талию, когда Чимин неловко приземляется к нему на колени.       — Ты хоть знаешь, как сложно было найти тебя, котёнок?       Чонгук совсем не о том поиске, когда позвонил своему секретарю три недели назад и уже через пол часа знал о Чимине всё. Таких, как Чимин, вообще найти невозможно. Ему повезло, больше не потеряет.       — Но ты ведь нашёл, — старается не умереть от счастливых микроинсультов Чимин, услышав к себе долгожданное и такое тёплое. Для кого-то он обычный парень двадцати одного года, простой, ничем не выделяющийся и безликий. Для кого-то он оказался не тем, не таким и вообще недостаточным. Но только с Чонгуком он чувствует себя…       котёнком.       — В тот же день после того, как ты сбежал из моей постели, — Чонгук целует приоткрытые в удивлении пухлые губы, прикусывает не болезненно, но ощутимо.       Чимину мало. Поцелуи Чонгука вызывают зависимость. Он на них уже плотно сидит. Закусывает нижнюю губу, чтобы сдержаться, не накинуться на своего «шуга детку» и не зацеловать его, как и мечтал. До головокружения.       — Почему не сказал, что нашёл меня? Почему не позвонил? Или твои секретные спецслужбы не смогли найти номер одного из тринадцати тысяч Пак Чиминов? — дразнит, играясь с пуговицей на его рубашке.       — Смогли.       — Так и чего ты тогда не звонил? — возмущается, дуя пухлые губы, вспоминая свои бессонные ночи в мыслях о «нестриптизере». Да он же измучился весь.       — Дал тебе время со всем разобраться.       У Чимина слезы на глаза наворачиваются. Чонгук прав, это время ему было необходимо.       — Спасибо, — сквозь пелену счастливых слез шепчет Чимин.       — За что?       — За то, что не ругаешь, что я принял тебя тогда за стриптизера, приставал, уговаривал станцевать и сбежал под утро. Извини за то, что вёл себя, как пьяный подросток. Я больше так не буду.       Мальчик, который приставал к владельцу клуба с просьбой станцевать для него нагишом, сейчас извиняется словами «я больше так не буду». Очень по-взрослому.       — Совсем откажешься от алкоголя? — с сомнением сводит брови Чонгук, на лице которого, наконец, расцветает мягкая улыбка.       — Ну, не прям совсем, — склоняет голову на бок Чимин, лукаво глядя исподлобья. — Но творить пьяные глупости точно перестану.       — Не обещай того, чего не собираешься выполнять, — легонько шлепает его по попе директор Чон.       — Ладно, — мгновенно соглашается и каким-то уже привычным жестом убирает чёлку с любимого лба и не может перестать его трогать. Лицо, волосы, скулы. — Спасибо, что нашёл меня, хён, и за то, что дал время всё осознать и понять тоже спасибо.       — Одним танцем теперь не отделаешься.       Чимин расслабляется и по-настоящему смеётся. По-чиминовски. Так, что глаз не видно и нужна опора.       Чонгук — опора самая подходящая.       Чон прижимает его к себе, Чимина вообще надо держать крепче, чтобы не сбежал и не свалился от смеха. Как же он скучал по его смеху. По глазам чуть припухшим, мурлыкающему голосу, рукам небольшим, но изящным, по капризно сморщенному носу и надутым губам.       По Чимину.       Котёнок немного прибавил в весе за это время, Чонгук думает, что всё таки не зря посылает ему продукты в купленную им самим три недели назад квартиру, в которой Чимин сейчас живёт. Его мальчик перестал прятать себя в безразмерные серые вещи и носит теперь всё настолько яркое, наверняка, компенсируя этим прошедшие «серые» годы. Так же ярко улыбается и звонко смеётся. Красивый, как ангел. До боли в пальцах хочется обласкать все его мягенькие места, губами по ним пройтись. И отшлёпать беглеца по попе, по которой он так скучал целых три недели.       — Тебе идёт новый цвет, — Чонгук пропускает между длинных пальцев шёлковую забавно-розовую прядь. Чимину бы пошел даже пятнистый или все цвета радуги. Его мальчик безумно красив и главное начинает в это верить.       А если когда-нибудь снова начнёт сомневаться, Чонгук его веру в себя возродит. Потому что даже потерявшихся котят нужно положить в свой кармашек, оберегать и хранить в тепле и заботе.       Потому что больше не отпустит.       — Значит, собираешься подарить мне кольцо? — спрашивает Чонгук.       — Собираюсь. Примешь? — взяв его руки в свои, Чимин переплетает их пальцы, мысленно прикидывая размер безымянного.       — Приму. И приглашение на ужин тоже.       — Приготовлю для тебя самый лучший. Джин-рамён и бутерброды, — снова заливается смехом Чимин, уткнувшись в его плечо. Ещё три недели назад он бы постыдился признаться в своём неумении готовить, сейчас точно знает, что с Чонгуком ему стыдиться нечего. Они и в кафешках могут есть, и в уличных палатках, и вообще где угодно. Это на самом деле не так уж и важно.       — И что ты за sugar daddy, если собираешься кормить меня одними бутербродами? — наигранно возмущается директор Чон, который на самом деле не так уж и придирчив к еде, несмотря на то, что владеет несколькими мишленовскими ресторанами Сеула.       — Вообще-то я говорил тебе уже, что держу слово. Будешь послушным шуга деткой и получишь массаж в джакузи от своего папочки.       — Звучит восхитительно, — Чонгук подносит к лицу его руки, целуя небольшие пальцы своего будущего массажиста.       — Ты не злишься? — Чимин ластится к нему, трется кончиком носа о его шею, руками обвивает, пальцы в волосы привычно запускает и дуреет от долгожданной близости и накатившего, наконец, спокойствия.       — В тот день, когда ты сбежал, злился. Мне тоже нужно было время остыть. Не делай так больше, — горячие ладони Чонгука проводят по тонкой спине, спускаясь на упругие половинки, сжимая их, как любимую игрушку-антистресс.       — Простите, директор Чон, я всего лишь парень без инстинкта самосохранения.       — Ты мой котёнок.       — И твой котёнок.       Чонгук, наконец, его целует. Тягуче, сладко и через мгновение уже обжигающе, жадно до всхлипов. У Чимина слезы из-под закрытых век и улыбка в поцелуй. Он крепко цепляется за широкие плечи, когда Чонгук поднимается с кресла вместе с ним, открывает дверь в спальню пинком ноги и бросает Чимина на знакомую кровать.       Улыбка все ещё не спадает с лица Пака, когда он видит стоящую в углу огромную корзину белых, так любимых им пионов. Ему не нужны ответные те самые заветные слова. Чонгук сделал всё, чтобы он их почувствовал. А действия, как говорит Намджун хён, важнее любых слов.       Глядя на него, как на самое вкусное лакомство, Чонгук медленно расстегивает каждую пуговицу на своей рубашке, улыбается так обещающе, с вызовом и выдергивает ремень из брюк.       В глазах такой блеск.       Опасный.       — Шлепать будешь, да? — Чимин отползает к спинке кровати. Он вообще-то совсем не напуган, скорее взволнован. И точно уверен, что Чонгук не причинит ему боли. — Если что, у меня болевой порог так себе. Но если мой парень захочет иногда поиграть или быть немного погрубее, я не против, можно и ремнём.       — Котёнок, твой парень тебя даже к ремню ревнует. Такую попу только руками шлепать и только моими. А этим свяжу, чтобы не сбежал, — Чонгук на него надвигается, накручивая ремень на кулак, садится на край кровати, похлопывая ладонью по покрывалу рядом с собой.       — Не сбегу, — Чимин подползает по мягкому матрацу к нему, выставляет вперёд руку с оттопыренным мизинцем. — Давай пообещаем. Клятвы на мизинцах нарушать нельзя, а если нарушу то…       — Что? — Чонгук сжимает его ладонь подтягивая к себе и усаживая на свои колени.       — Мяукать научусь и станцую на твоих бёдрах приватный танец в латексном костюме кошки с пушистым ушами и хвостом в… — Чимин краснеет.       Кажется, обещание танцевать с анальной пробкой в виде кошачьего хвоста было лишним.       Чонгуку идея определённо зашла. В угольных глазах тут же вспыхивает жадный блеск, а по лицу плавно расползается широкая улыбка чеширского кота. Он забирается руками под футболку Чимина, не оставляя никаких сомнений в своих намерениях.       Чимин блаженно закатывает глаза, наслаждаясь долгожданной лаской, и думает, что латексный костюм кошки стоит заказать уже сегодня, а мяукать ему всё-таки придётся научиться. Не потому что сбежит.       А потому что однажды потерянный котёнок не захотел насмерть замерзать от одиночества и пошёл искать свой дом. Нашёл его на широкой тёплой груди и вместе с этим нашёл любимую плюшевую игрушку, с которой теперь собирается спать в обнимку до конца дней, и ещё нашёл личное безлимитное лакомство, которое хочется облизать уже сейчас.       И всё это в одном человеке.