Шэнь Цзю медленно проходит по пустующим дворцовым коридорам.
Мерзким холодом веет от стен "дома" императора, словно это не место
обитания повелителя трёх миров и его обширной семьи, а покинутый всеми,
заброшенный город, ставший теперь тюрьмой для бывшего лорда пика Цанцюн.
Цинцю не знает как, но ему чудом удалось избежать линчевания и пыток от своего некогда не самого сильного, но... несомненно, невероятно одарённого ученика. Кто знает, что творилось в голове у зверя, когда он выпустил учителя из подземелья и вместо цепей облачил его в красные шелка, скрыв ненавистного человека на долгие, мучительно одинокие года за тяжёлыми дверьми небольшой комнаты. Может, нечто подобное было сродни наказанию? Однако даже одиночество в отдалённых стенах дворца не значило, что он теперь стал « не нужным императору ». Ло Бинхэ знал, как не только погрузить человека в отчаяние, но и как больнее унизить своего бывшего учителя. Как растоптать последние крохи гордости заклинателя, которые углем всё ещё тлели в его прогнившей груди. Он чертовски хорошо знал, куда следует надавить, чтобы сделать хуже, чем было прежде. Теперь некогда сильный и уважаемый заклинатель пика Цанцюн стал подстилкой императора в его грязных постельных утехах. Со своими жёнами в гареме зверь наверняка обращался как с королевами, уважал их и уделял каждой своё драгоценное время... Учитель же для него был как игрушка для истязаний. Император Ло очень редко думал о том чтобы заботиться о комфорте своего пленника или о его желаниях в пределах шёлковых простыней, срывая на нём свою злость и гнев. Руки и ноги... всё тело было постоянно испещрено укусами и красными мерзкими пятнами, которые Цинцю никогда не мог смыть с себя, даже раздирая себя на части. Не удавалось содрать кожу, на которой постоянно жгли эти следы. Разум заклинателя медленно погружался в пучину отчаяния, словно тина грязных болот, состояние предсмертной меланхолии затягивало его вглубь смоляной души. Дни теряли свои очертания, недели сливались в одну бесконечную череду закатов и восходов. И даже тех не всегда удавалось лицезреть. А месяцы и вовсе исчезли из жизни. О них иногда напоминал Ло Бинхэ, принося своему учителю какую-то слишком вкусную для заключённого еду. Попробовать, чтобы потом вновь вернуться к пресному рису, мягкой рыбе и чаю. От большего Цинцю отказывался, не желая брать что-либо ещё из лап зверя. Всё его существование переменилось, вывернулось наизнанку и перекрошилось под гнётом боли, пустоты не только вокруг, но и в душе. Шэнь Цзю привык подстраиваться под окружение, но сейчас это было труднее всего. К такому сложно... приспособиться. Но в этом роскошном и слишком одиноком дворце оставалась единственная, почти последняя отрада для потерявшего себя и всю свою жизнь Шэнь Цинцю – каллиграфия. В изящный движениях кисти мужчина мог передать безмолвному куску бумаги хотя бы крупицу той неутихаемой боли, которая роем насекомых трещала у него в груди. Рисование в маленьком, изящном внутреннем дворике, с распустившимися там, в саду, цветами, помогало справиться с болью в груди. На бумаге оставались не только иероглифы печальной прозы, но и окружение Цинцю. Красивые женщины императорского гарема и их пока что маленькие дети, которых Шэнь мог видеть только издалека, юркие тени слуг, мелькающие то тут, то там. Однажды Шэнь Цзю попробовал нарисовать даже самого императора. Но кисть застыла в фэне от бумаги, капая черными кляксами на поверхность. Сердце болезненно дрогнуло. В памяти вспышками пронеслись воспоминания их совместных ночей. Ночей, когда демон внезапно приходил в покои своего пленника и использовал его, как грушу для битья, выплескивая весь гнев, накопившийся за день, а может и неделю. Не может. Цинцю не может смириться с тем, что происходит. С тем, куда упала вся его жизнь. Вместо властного повелителя трёх миров, заставляющего сердце Шэня каждый раз разбиваться на тысячи осколков, на бумаге остались веками неприступные горы когда-то великой школы Цанцюн... Для Шэня во дворце был выделен небольшой, почти крохотный, садик, дабы жёны Бин-гэ не видели "противное лицо" ядовитой змеи-заклинателя. И сюда, кроме императора и некоторых служанок и слуг, в последние несколько лет никто не заходил. До одного дня. Последнего переломного момента в жизни бывшего заклинателя и некогда пикового лорда Цинцзин. День начинался по тихому обычно и размеренно. Шэнь Цинцю не сказал бы, что это... плохо. Он может спать и может есть. В его положении даже такое нужно беречь. Да и зверь в последнее время не сильно беспокоил своего пленника. Мужчина никуда не торопясь завязывает волосы в конский хвост. Каким бы выносливым заклинатель не был, всё же против природы не пойдёшь: волосы стали более ломкими, сухими, пусть всё ещё сохраняли свою прежнюю длину. В них не было привычной красоты и Цинцю безразлично проводит по ним рукой, стараясь не вспоминать времена, когда что-то было иначе. Раньше это было бы потерей, но сейчас... сейчас это просто волосы. Они должны были стать такими рано или поздно. Заклинатель вздыхает и поднимается с кровати. В груди тёмным беспокойством сплелось нечто отягощающее, но подобное чувство уже стало привычным для мужчины, и пусть раньше оно было в меньшей степени заметно. Шэнь Цинцю продевает худые руки в грузные рукава тёмного ханьфу, которое вновь лежало где-то внизу, у кровати. Мало что перестраивалось в ритме жизни заключённого: вещи лежали на привычных им местах, ни один предмет интерьера не менял своего положения в пространстве. Зеркало у стола снова отражало исхудавшее тело и осунувшееся лицо бывшего заклинателя. На зеркальной глади, в правом углу, виднелись паутинки трещин. Да, у Шэнь Цзю были и плохие дни. Но даже такие "изменения" быстро приедались уставшему взгляду. Мужчина вздохнул, поправил одежду, натянул сапоги и подошёл к столу, стараясь не поднимать взгляд на отражение. Он быстро вытащил из ящика стола свои сокровища кабинета. За эти вещи пришлось... постараться, засунув свою ядовитую гордость глубоко в глотку. Но это действительно того стоило. Особенно Цинцю нравилась одна кисточка, которая приятно ложилась в ладонь и мягким касанием ворсинок оставляла на пергаменте тёмную тушь. Спрятав её и остальные сокровища в рукава ханьфу, Цинцю вышел из комнаты, тихонько прикрывая дверь. Коридоры дворца, по которым заклинатель шествовал, никогда ему не нравились. Они угнетали его своими высокими потолками, вычурными украшениями. Словно хозяин дома старался скрыть за этой тошнотворной роскошью нечто... нечто, что не интересовало Шэнь Цзю. Плевать он хотел на безвкусный выбор цветов, убогую планировку. Будто он может на что-либо из этого повлиять. Намного приятнее было, что зверь, взобравшийся на трон императора, оставил своему пленнику маленький садик. Красивый, ухоженный, с одним единственным деревом и небольшим каменным столом. Но даже такого вполне хватало Шэнь Цзю. Именно здесь он разложил драгоценности кабинета, постелил небольшое покрывало на холодную скамью, бережно наполнил тушечницу и поднял кисть. Вдохновения особого не было, да и откуда ему появиться. Однако... главное было начать, остальное придёт со временем. И рука, чуть дрогнув, опустилась к пергаменту. Цинцю нравилось рисование, оно позволяло отрешиться от мира, погрузиться в эфемерный мир искусства. Аккуратный взмах кисти и на белом полотне отпечатывается первая деталь будущей картины. Второе движение руки и вот уже в голове видны очертания диковинного цветка, который бывший лорд Цинцзин как-то раз нашёл во время путешествия. Мысли всё дальше и дальше уходят в недры разума, воскрешая перед глазами образы давно ушедших дней. Но отчего-то сегодня было что-то не так. Предчувствие? Не был ясен источник этого чувства, но что-то выдернуло Шэнь Цинцю из приятного созерцания цветов. Пусть уже и не самый острый, но чуткий слух мужчины уловил чьи-то шаги. Торопливые, будто их хозяин бежал от кого-то. Цинцю нахмурился, лишь смутно узнавая характер такой поступи. Он отложил кисть на стол и повернулся в сторону прохода в сад. Шаги всё приближались, заставляя заклинателя напрячься. Внезапно из тёмного коридора выбежал маленький мальчик. Ребёнок ошарашено застыл на месте, смотря прямо на Шэнь Цзю. Тот сидел в углу сада, за столом, скрытый тенью распустившегося хайтана. Мальчишка был одет богато, тёмно-синие одежды с небольшими золотыми вкраплениями сразу бросались в глаза. Волосы завязаны в конский хвост шёлковой лентой, а на лбу виднелась маленькая, скорее всего, киноварная точка. «Неужели отпрыск императора» - промелькнула мысль в голове Цинцю. Но сосредоточиться на ней он не успел. Мальчуган сорвался прямо к нему и через мгновение юркнул под стол заклинателя, скрываясь под его подолами тёмно-зелёного ханьфу. Шэнь непонимающе отодвинул ногу и посмотрел на гостя. Ребёнок взглянул красными глазами на мужчину и приложил палец к губам. Тут, следом из того же коридора, выскочила девочка. По виду она была на года два младше парнишки, сидящего под столом. Её большие, серебристые глазки с озорством осматривали неизвестный сад. И только через какое-то время она заметила сидящего в тени кроны дерева человека. Быстро двигаясь на своих маленьких ножках девчушка подбежала к Шэнь Цинцю и очень нагло опустила свои ручонки прямо на его ногу. – Здравствуйте, дядечка! - наивная крошка с чистой, детской радостью смотрела на Цзю, широко распахнув глаза и улыбаясь так, как могут только дети в её малом возрасте. – Зачем ты сюда пришла? - нахмурившись, пробормотал Цинцю, нервно сжимая кисть, прокатывая её по поверхности стола. Он быстро осмотрел девочку и отметил её довольно необычную, красивую косу, а так же удобные, совсем не женские, тёплые одежды фиолетового и чёрного цвета. Девочка пару раз удивленно хлопнула глазёнками. Видно, никто с ней еще так не разговаривал, однако она не придала этому большого значения. – Я ищу братика! - зубов у малютки явно не хватало, но улыбка её была невероятно яркой. Некоторые буквы дитя еле выговаривало, со свистом вытягивая гласные, однако это не мешало ей задорно болтать с посторонним человеком. – Нечего тебе здесь искать. Вам вход сюда запрещён, - вспоминая времена, когда он ещё преподавал в школе, сейчас на Цинцю накатывала волна отвращения к себе. Однако привычки сложно побороть, особенно когда на это раньше не было причин. Голос мужчины был холоден и строг, наверняка даже слишком резок. Но только так дети были достаточно послушны. – Я не специально! - воскликнула девочка, - Я просто... видела... как братик... - на глаза девочки неожиданно наворачиваются слёзы, которые та быстро размазывает по лицу краешками рукавов ханьфу. Мальчик, до этого тихо сидевший и не подававший признаков своего присутствия здесь, моментально выскочил из-под стола, подскакивая к малышке. – Прости, мэй-мэй, я не хотел! Прости, А-Цзянь, пожалуйста! Я тут! - парнишка тут же начал крутиться вокруг младшей, пытаясь успокоить её. Шэнь Цинцю тяжело вздохнул, поднимаясь со своего места, аккуратно закатал рукава и резко поднял девочку на руки. Она была очень лёгкой, совсем ещё малышка. Цинцю посадил её к себе на бедро, придерживая обеими руками, чтобы девочка не свалилась. Ребёнок уткнулся мужчине в плечо и тихо хлюпал, постепенно затихая. Шэнь Цзю с отвращением подумал, что придётся отстирывать ханьфу от соплей, но малышку не отпустил. Мальчик стоял рядом и с надеждой смотрел на то, как незнакомец удивительно быстро успокаивает его младшую сестру. Этого мужчину они оба видели впервые. Конечно, он знал, что это закрытая территория, но даже не мог предположить, что здесь кто-то живёт. Мужчина от чего-то выглядел очень строго и очень... холодно. Он был словно ледяная скульптура, излучающая, пусть слабую, но ощутимую ауру власти. Такую он видел не впервые. У отца была похожая, но то скорее было... величие? Сила? Странные чувства пробуждал в душе эта личность. – Как вас зовут? - резкий голос заклинателя, то был явно не обычный человек, оборвал мысль мальчика. Мужчина всё ещё держал на руках его сестру, но она уже успокоилась и с удовольствием лежала на чужом плече, ручками сминая тёмное ханьфу с редкими алыми вкраплениями. Мальчик изловчился, поднялся на носочки и забрал у чужака малышку, чтобы не подвергать сестру опасности. Ну, и не надоедать мужчине. – Я Ша Минь, - кивнув в знак уважения, сказал мальчик. Шэнь Цинцю лишь слегка нахмурился. Знакомая фамилия, но в памяти нет ни одного яркого образа человека, кому она могла принадлежать. Да и вообще память у заклинателя становилась с каждым днём всё хуже и хуже. Трудно помнить что-то, когда в голове лишь тьма и холод, – А это - Лю Цзянь, - продолжил Ша Минь, указывая на сестру. Девочка услышав своё имя смущённо заулыбалась, пряча лицо в плечо брата. Да, Шэнь Цинцю не помнил фамилию рода Ша, хоть возможно и знал её когда-то. Но вот услышав фамилию этой... маленькой Цзянь, сердце Шэнь Цзю упало. У него в последнее время действительно плохо с памятью, от чего он старательно зарисовывал оставшиеся образы на бумагу. Однако Цинцю никогда не смог бы забыть свою жизнь на Цанцюн. Он солжёт, если скажет, что не хотел бы. Но не мог. Не мог уничтожить из памяти часть своей жизни, одну из её самых спокойных частей. Малышка не видела, как странно на неё смотрел мужчина, однако мальчик стоял лицом к заклинателю. И был ошарашен подобной реакцией. Лицо Шэня побледнело на тон, и он сделал шаг назад. Мужчина смотрел на эту маленькую девочку и вспоминал точь-в-точь такие же серые глаза её... дяди. Как они смотрели на него в пещере, как его окружал запах крови, навсегда врезавшийся в память, пропитавший всё его нутро. Голова внезапно заболела, будто её разрубили пополам и начали кромсать на мелкие кусочки. Цинцю резко развернулся и быстрым шагом скрылся от детей в тёмном коридоре не сказав ни слова. Ша Минь лишь нахмурился, пожал плечами и пошёл обратно в главную часть дворца, где им было положено находиться. А Лю Цзянь смотрела вслед странному дяде, который казался ей почему-то смутно знакомым. Этот день был, несомненно, странным, но вечер подступил незаметно, зажигая на небосводе яркие звёзды. Дворец императора Ло даже в это время не погружался в молчание. Были слышны голоса девушек, приглушённый топот слуг и звон тарелок. Это было время ежемесячного семейного застолья, когда собирались почти все женщины гарема Бинхэ и его дети за длинным столом. И Ша Минь, собравшись с силами, тихонько проскользнул к трону отца, усаживаясь неподалёку. Малышка Лю сидела рядом с матерью, уважаемой во всём гареме Лю Минъянь, и весело общалась с тётями, которые очень любили её. Ло Бинхэ кинул лишь взгляд на сына и ласково улыбнулся, переводя взгляд обратно на дочь. – Ты что-то хотел, А-Минь? - проговорил полудемон, доливая себе в бокал какой-то напиток. – Отец, мы..., - Ло неожиданно хлопнул на место рядом с собой и мальчик тут же сел на подушку, подчиняясь желанию императора, – Отец, мы с А-Цзянь сегодня играли в прятки... - ребёнок говорил медленно, поглядывая на отца, боясь увидеть на лице мужчины гнев, - и случайно попали в часть дворца, где был... сад... На последнем слове взгляд отца потемнел, брови нахмурились. Его голос уже не был таким нежным, в нём была слышна жестокая сталь, которой Ша Минь одновременно восхищался и до дрожжи в коленях боялся. – Вы встретили там кого-то? - Ша Минь быстро кивнул, опасаясь разозлить отца ещё сильнее. – Да, там был мужчина. Он, мне кажется, рисовал в саду... И когда А-Цзянь заплакала, из-за... потому что не смогла меня найти, он её успокоил... – Что-то ещё, Ша Минь? - Ло Бинхэ всё ещё сильно хмурился, даже не смотря на сына. Его взгляд был устремлён на девочку, играющую в ладушки с одной из наложниц гарема. Мальчик беспокойно сглатывает ком в горле. Его отец зол. Очень зол за неповиновение, за угрозу маленькой Лю Цзянь... Поэтому, чтобы не гневить императора ещё сильнее, младший Ша быстро пересказывает события этого дня. Ло Бинхэ хмуро делает глоток вина из чаши, тихо ставит её на стол и глубоко вздыхает, успокаивая мысли. Это ведь дети. Его дети. На лице снова появляется лилейная улыбка и мягкий добрый голос раздаётся по залу: – А-Цзянь, малышка, подойди ко мне. Разговоры стихают, а девочка радостно подскакивает с места, поднимая подол светленького платьица, и бежит к отцу. – Папочка! - малышка ярко улыбается во все свои десять зубов, когда отец поднимает её на руки. Она хватает его за шею и крепко обнимает. В зале вновь возобновляются разговоры. Женщины, ныне беременные, безумно рады, что дражайший муж так любит их детей. Ло Бинхэ в это время усадил дочь на колени и завёл с ней разговор, иногда поглядывая на смущенного (или скорее подрагивающего от страха) сына. – А-Цзянь, вы сегодня с братом Ша играли во дворе в прятки, да? - малышка кивает, не сводя восхищенного взгляда с отца. Для неё он защитник, кормилец, старший с мудрыми советами, - И вы встретили мужчину в саду, да? – Да! Дядечка был такой красивый, - весело заулыбалась девочка, кивая на вопросы, - Он строгий, но очень-очень красивый! Такой же, как мама! – Как мама? - удивлённо переспросил Бинхэ. Сердце глухо застучало в грудной клетке. Шэнь Цинцю действительно красивый, но вот сравнивать его с кем-то из его жён... император даже не думал. Не те статусы. – Да! Он такой... мм... как веточка ивы! - чуть подумав, воскликнула Лю Цзянь и провела пухленькими пальчиками по воздуху, изображая изгиб, видимо ветки. – Он тебя не обижал? - поглаживая дочь по волосам, нарочито строго спросил демон, пряча свои тяжёлые мысли от детей. – Нет! Он очень добрый! - Цзянь на этот раз отрицательно замотала головой, от чего хвостик у неё на макушке забавно затрясся. – Почему ты так думаешь? - Ло Бинхэ действительно было очень интересно узнать мнение детей о своём Цинцю. Когда-то давно Шэнь был просто ужасным учителем. Может, он как-то обидел детей? Если это так - мужчине не поздоровится. Император и так его не трогал уже довольно долгое время, вдруг учитель почувствовал свободу? – Нет! Красивый дядя обнял Цзянь-цзянь вот так! - Лю приподнялась на коленях отца и обняла его за поясницу, - И аккуратно держал! На ручках, как папа! Бинхэ кинул взгляд на сына и тот активно закивал, подтверждая слова сестры. Отцу лгать нельзя никогда и ни за что. Ложь всегда подымится на поверхность, лучше не рисковать. Ло усмехнулся и опустил на дочь, погладив её по макушке. – Можешь идти к матушке, - улыбнувшись, кивнул демон в знак одобрения. Лю Цзянь неуклюже поклонилась отцу и маленькими шажочками затопала обратно к матери, уже ожидающей её с нежной улыбкой. – А что ты скажешь, А-Минь? - наливая в очередную чарку вино, уже спокойнее обратился к сыну Бинхэ. – Он странный, - коротко ответил мальчик, не глядя на мужчину. Тёмно-красные глаза ребёнка хмуро сверлили пол. – Что ты имеешь ввиду? - теперь уже заинтересовано уточнил демон. Сын был его первенцем. Мать мальчика - Ша Хуалин, и отец, он сам, были довольно сильным демонами, так что и их дитя должно было быть не слабым. Сейчас ему было от силы шесть лет, но ребёнок уже умён и смышлён. – Мне кажется он был сильнее, чем сейчас, - задумчиво начал рассуждать Ша Минь. Ло Бинхэ лишь кивал ему в ответ, не желая встревать в мыслительный процесс, - У него очень властная аура. Кажется, что он обладал раньше силой, которая позволяла ему... эм... - мальчик запнулся, пытаясь подобрать правильные слова. – Позволяла оставаться ему на пьедестале. Быть выше других. Я прав? - ребёнок уверено кивнул, наконец, смотря на отца, - Ты очень внимателен. Но советую больше не подходить вам двоим к нему, А-Минь, - строго шепнул император, наклоняясь ближе к ребёнку, - Этот человек не тот, с кем стоит связываться. Как почтенный сын своего отца Ша Минь лишь покорно склонил голову перед волей императора. Однако, ведь А-Цзянь он ничего не сказал... В это же время трапеза проходила и в отдалённой комнате дворца, куда изредка забредал неосторожный человек. Шэнь Цзю медленно пережёвывал рис и обдумывал происшествие днём. Это было одно из немногих событий, которые происходили в его маленькой части дворца. Которые он запоминал. Так и не съев даже половины плошки, из письменного стола Шэнь достал несколько листов, кисть и чернила. Лёгкими штрихами и аккуратными движениями на бумаге начали появляться очертания людей. Мальчик Ша Минь стоял со своей сестрой на руках и настороженно смотрел на художника. Он словно охранял свою младшую сестрёнку, готовый напасть на того, кто тронет её. Малышка Лю Цзянь сидела у него на руках, но она смотрела заинтересовано. С тем детским любопытством, которое присуще детям, что растут без невзгод и голода. Такими были многие ученики Цанцюн. Цинцю никогда не был таким. Шэнь замер. Дети не были похожи на Бинхэ, но всё ещё были его отпрысками. Такие непохожие на отца и на своих матерей, в то же время они были точными их копиями. Особенно глаза малышки Цзянь. Сердце Цинцю бешено стучало, когда он, поджав хвост, сбежал. Сбежал от прошлого, которое его настигает и по сей день. Сбежал от ребёнка, которого когда-то лишил дяди. Сбежал от тех, кто мог довериться ему. В горле застрял воздух. Кажется в глазах застыли слёзы, но заплакать уже не получится. Всё что у него было, он выплакал давно в детстве. Внезапно заскрипела дверь. На пороге, кто бы мог подумать, стоял император. В не лучшем настроении, но и не в отвратительном. Шэнь Цзю быстро собрал письменные принадлежности и бросил их в ящик вместе с рисунком. Но лист бумаги перехватили смуглые руки. – Что это у нас? - ядовито усмехаясь, Бинхэ развернул художество учителя. – Верни. – Как я могу вернуть тебе такую красоту? - Ло угрожающе посмотрел на заледеневшего в одной позе заклинателя, - Чтобы ты просто знал, Шэнь. Не приближайся к моим детям. Цинцю застыл на месте, смотря как в демоническом пламени сгорает его рисунок. Он привык. Он потерпит. Всё хорошо. – Они сами пришли, - сухо отвечает Цзю, стряхивая пепел с поверхности стола. – Я знаю, - на удивление легко согласился Бинхэ, - Именно поэтому просто предупреждаю. Злобный оскал демона и хлопнувшая дверь. Шэнь Цинцю держался на ногах ещё несколько секунд, а затем медленно сполз на пол. Сегодня ему повезло. Отделался лишь уничтоженным листом и парой секунд боли от паразитов. Видно, не так был зол император, как казалось на первый взгляд. Мужчина просидел на полу пока одна палочка благовоний не догорела. Собравшись с мыслями, он всё же смог подняться. Вдохнуть полной грудью. И с тяжелым сердцем продолжить свою рутинную жизнь пленника. Ведь ничего страшного не произошло. Всё хорошо. Он уже привык. Следующие несколько недель Цинцю избегал свой собственный сад. Детям императора дозволено всё, а вот бесправному заключённому совершать ошибки нельзя. Приходилось выходить на улицу либо вечером, когда начинало уже холодать, либо весь день сидеть в четырех стенах. Сидеть и ожидать, когда придёт Бинхэ, дабы отыграться на учителе за все неудачи прошедшего дня. За это время стопка рисунков стала ещё толще. Цинцю рисовал свой быт, служанок и по памяти воспроизводил картины со своего пика. Наверное... наверное, он скучал. Вскоре, заметив бледность Цзю, Ло Бинхэ сам вытащил на прогулку учителя. С боем и руганью ему всё же удалось это сделать. Цинцю, как дикий кот, шипел при каждом прикосновении, не давая обнять себя за талию. Конечно учитель был и до этого аристократично бледен, но теперь эта белизна стала болезненно зелёного оттенка. К удивлению императора, его Шэнь очень противился идти в свой сад. Но ведь раньше он проводил там почти всё своё свободное время, да так, что императору даже пришлось ему ставить условия посещения. Так что же теперь произошло с Шэнь Цзю? По привычке Бинхэ откинул эти мысли на подкорку сознания, обещая себе разобраться в этом как-нибудь на досуге. Сейчас ему было намного важнее, чтобы вредный Шэнь хоть немного подышал свежим воздухом. Укутанный в теплую накидку, под несколькими слоями ханьфу, он был как ребёнок. Даже летом Цинцю иногда замерзал. Сказывалось отсутствие золотой сердцевины, которая поддерживала раньше слабое здоровье заклинателя. Сейчас, ведя под руки учителя в сад, демон иногда бросал на него косые взгляды. Даже по прошествии пары лет Шэнь всё ещё был небывало красив. Острые черты лица. Бледная кожа. Затянутые пеленой малахитовые глаза. Сколько бы Ло не пытался отрицать, а ему всё же в какой-то степени нравился Цинцю. Молчаливый, задумчивый. Учёный, сошедший с картины. Испуг в глазах... Что? Ло Бинхэ удивлённо моргнул. Какой испуг? Император напрягается. В саду были слышны чьи-то голоса. Шэнь испугался незваных гостей? Демон отпустил руку человека и уверено зашагал во внутренний двор. За столом, где в обычное время сидел Цзю, теперь расположилась Лю Цзянь. Принесла свои собственные маленькие кисточки, бумагу и чернила. Она взяла даже подушку, чтобы сидеть на прохладном камне скамьи. После занятий каллиграфии душа ребёнка требовала простых рисунков, нескольких клякс и брызг чернил. Сзади послышались шаги. Лю Цзянь радостно обернулась и вмиг застыла. Отец смотрел на неё очень рассерженно. – П-папа... - девочка слезла с сиденья и неуклюже поклонилась, не поднимая головы... А за широкой спиной императора стоял тот самый незнакомец! Зажатый, немного испуганный, но это был точно он. Стоял в коридоре, не подходя ближе. – А-Цзянь, что ты здесь делала? - голос Бинхэ не терпел возражений. – Р-рисовала... - сжав подол платьица, промямлила девочка. – Я говорил, что сюда нельзя приходить? - однако, к удивлению Ло Бин-гэ, его дочь активно замотала головой. – Папа говорил сюда не ходить братику! А мне ничего не сказал! - малышка подняла взгляд на отца. – Ша Минь, - Ло Бинхэ будто в пустоту произнёс имя сына. Но в следующую секунду маленькая тень юркнула между отцом и дочерью. – Да, отец? - мальчишка нагло улыбался, почти дерзко смотря на императора. Шэня передёрнуло. Когда-то он смотрел так же. Когда только попал в этот ад. Но... сейчас он сломался. Бинхэ как обычно добился своего. Чёртово отродье... Отец и сын в это время перекидывались нечитаемыми взглядами. Внезапно Ло рассмеялся, хлопая сына по плечу. – Ах ты, смышленый чертёнок! - он уже не злился, его лишь позабавило поведение А-Миня. Шэнь Цзю вздрогнул от двух пронзительных взглядов красных глаз. Страшно. Один шаг назад, в тень, и он пытается скрыться в коридоре, но его уже перехватили чужие сильные руки. – Учитель, куда вы так спешите? - ядовито улыбаясь, зашептал Ло Бинхэ, стоя за спиной мужчины и держа его под локти. Зверёнышу нравилось, как Цинцю со страхом смотрит на его детей. Нравилось, как тот отчаянно пытается уйти, всё ближе прижимаясь к телу ученика. Бинхэ наклонился к уху Шэня и тихо прошептал: – Не расстраивайте их, учитель. Пойдёмте, - кадык Цзю резко метнулся вверх и упал. Неуверенными шагами Цинцю двинулся вперёд, наконец отлипая от демона. – Дядечка! - улыбнулась Лю Цзянь, смотря, как незнакомец выходит из тени и направляется к ним. Следом выходит и отец, уже с довольной улыбкой на лице. Видно теперь всё хорошо и возможно... она может...? Девочка вдохнула, надув щёчки, и побежала прямо к мужчине, налетая на него и почти сбивая с ног. Он такой слабый! – А-Цзянь!! Осторожно! - Ша Минь подскочил к сестре, осматривая её с головы до ног, но девочка вцепилась в подол чужого ханьфу и активно закрутила головой. – Никуда Цзянь не пойдёт! – Малышка, пусти его, - Ло подошёл ближе к детям, хитро улыбаясь, и незаметно погладил по лопаткам вздрогнувшего от прикосновения Шэня. – Не хочу! Если я отпущу дядю он снова исчезнет! - слезливо пробормотала девочка, сильнее стискивая ханьфу. – Ты искала его? - Бинхэ присаживается на корточки. Большие серые глазёнки выглядывают из зелёных тканей. – Да! Я хотела сказать дяде спасибо! Шэнь непонимающе посмотрел вниз на ребёнка. Спасибо? Ему? За что? – За что? - видно не только Цинцю был удивлён подобным высказыванием, так как Бинхэ тоже выглядел сбитым с толку. – Дядя оставил подарок Цзянь-цзянь! Рисунок цветочков! - радостно заулыбалась девочка. И тут Шэня осенило. В прошлую их встречу он на столе забыл цветы хайтан! Чёрт как он мог... Ло Бинхэ, заметив как Цзю прикрыл рукой глаза, отчётливо понял где именно была связующая ниточка. – И ты хотела поблагодарить его за это? - Бинхэ взял дочь на руки, аккуратно отцепляя её от Шэня. – Да! И ещё, - девочка обхватила ручками шею отца, смущенно отводя взгляд, - я хочу научиться рисовать! Шэнь Цзю и Ло Бинхэ переглянулись. Оба были, мягко говоря... озадачены. – Сестрёнка, почему ты хочешь учиться у дяди? Ты же его не знаешь! - первым подал голос Ша Минь, который уже начал думать, что его благополучно забыли. – Дядя похож на маму. Он не может быть плохим, - девочка неожиданно мягко улыбнулась брату. В саду воцарилась неловкая тишина. – Ладно, дядя будет учить тебя рисовать, - Бингэ, улыбнувшись, констатировал теперь уже неоспоримый факт. – Что?! Нет! - моментально возмутился Шэнь Цинцю, но стушевался, когда в животе ходуном зашевелились кровяные паразиты. – Отказы не принимаются, А-Цзю, - демон ухмыльнулся, опуская дочь на землю. Та вприпрыжку подбежала к Шэню и, схватив его за руку, потащила к столу. Цинцю пришлось сильно нагнуться, чтобы девочка смогла его провести по небольшому саду и деловито усадить за стол. Сама же она встала на скамью рядом. Немного помолчав, под пристальным взором двух демонов, Шэнь Цзю взял кисть. – Что ты хочешь нарисовать? - неотрывно смотря на бумагу, тихо спросил Цинцю. – Цветочки! - тут же воскликнула девочка. Цзю замолчал. Цветов уже не было на дереве сада, поэтому просьба ребёнка была... затруднительной. Глядя на заминку учителя, Ло Бинхэ уже собирался вмешаться в разговор, но остановился, когда кисть в руках заклинателя коснулась бумаги. Движения Шэнь Цзю были похожи на ручей, плавно огибающий огромные камни. Одна рука держала рукав ханьфу, вторая творила чудо. Цинцю по памяти, в мельчайших деталях, воспроизводил уже давно увядшие цветы. Лю Цзянь с открытым ртом наблюдала за происходящим, а Ло Бинхэ и Ша Минь странно переглядывались. Но тот за кем они наблюдали, уже забыл об их существовании. Шэнь Цинцю рисовал словно в трансе. Он медленно и болезненно с каждым штрихом опускался в воспоминания. В глазах мутнеет... Родные двенадцать пиков смутно мелькали в сознании. Улыбки детей. Теплая бамбуковая хижина. И серые глаза. Эти самые серые глаза раньше смотрели ему в душу из прошлого, а теперь пронзали насквозь в настоящем. – Вау! Это так красиво! - вместе с громким воскликом, иллюзорный мир Шэнь Цзю затрещал по швам. Сам того не заметив, Цинцю нарисовал необычно изящные цветы. Те, что он видел почти месяц назад в этом саду. Но позади лёгкими штрихами вырисовывались близкие сердцу и душе высокие горы. Двенадцать высоких пиков, скрытых в тумане под небесной синевой... – Дядя, можно я возьму рисунок? - для Лю Цзянь это был риторический вопрос. Она всегда получала то что хотела, а потому даже не задумалась об отказе. Маленькая ручонка схватила листок и забрала его прямо из-под ладони Шэнь Цзю. Девочка вскочила со скамьи и подбежала к брату: – Пойдём-пойдём! Цзянь хочет показать этот рисунок маме! - одной рукой держа листок, второй Лю уже во всю дергала рукав ханьфу брата. Ша Минь улыбнулся сестре и поклонившись отцу (а заодно и незнакомцу), пошёл с сестрой прочь из сада. Шэнь Цзю всё ещё неподвижно сидел за столом и смотрел на место, где только недавно был рисунок. Он нарисовал позади своей тюрьмы из цветов свою... свободу. Школу. Родные горы. Где-то там был его пик с хижиной. Где-то была его бамбуковая роща. Юэ Цинъюань. Ученики. До шеи дотронулось что-то до одури противное и влажное. Губы..! Шэнь Цзю вздрагивает от испуга и дёргается в сторону. Рядом стоит Ло Бинхэ и с ухмылкой смотрит на учителя. Его шёпот опаляет ухо Шэня, от чего по коже расползаются мурашки. – А вы всё так же хороши, да? - Шэнь Цзю рефлекторно отодвинулся от Бинхэ, но ничего не ответил. Не знал, что сказать. – Учитель, что же вы так боитесь моих детей? - император внезапно задал второй вопрос, садясь рядом со своим пленником. – Что? - Цинцю моментально ощетинился, не сразу поняв, о чём была речь. В бурлящей мыслями голове страх вцепился ядовитыми когтями в плоть и не желал отпускать. – Вы так вздрогнули, - медленно потянул демон, когда его широкая ладонь легла на бедро Шэня, скрытое под одеждой - вы боитесь тех, в ком течёт моя кровь? - поглаживая ногу под ханьфу, демон вяло улыбнулся, смотря на свою руку. – Бред, - тихо рыкнул себе под нос заклинатель, опустив голову и уткнувшись взглядом в собственные колени и сжимающую его ногу ладонь. Ло Бинхэ несколько минут внимательно смотрел на холодное лицо учителя, а затем безразлично хмыкнул в пустоту. Между двумя мужчинами воцарилась колючая тишина, морозящая кожу. Бинхэ ощущал теперь не азарт, кипящий в крови... в нём тлело печально меланхоличное настроение. Смертельная скука застелила разум. Он добился всего, чего желал. Его любят, ему подчиняются, его боятся. А человек рядом... просто человек. Уже даже не заклинатель и давно не глава одного из пиков Цанцюн. Человек, который когда-то сломал его, но передал силы двигаться вперёд. Ненависть к Цинцю утихла, осталось только отвращение к нему, как к личности. Ядовитый, озлобленный на весь мир и необоснованно жестокий. А Шэнь был сломлен, но всё ещё оставался живым и боялся, сидя словно на иголках. Рука, которая гладила бедро, ощущалась до невозможного тяжелой, практически не подъемной. Время в напряжённом молчании тянулось медленно. Казалось, прошло уже несколько часов, хотя на деле не сгорела даже половина палочки благовоний. С тяжёлым вздохом Ло Бинхэ поднялся со скамьи. Не глядя на учителя, он обратился к нему. – Я скажу детям не приходить больше сюда. Но и ты не приближайся к ним, - словно заинтересовавшись деревом уже увядшего хайтана, император говорил в пустоту. Но Шэнь чувствовал угрозу. Чувствовал каждой клеточкой своего тела.Страшно.
Безумно страшно поворачивать голову.
Страшно смотреть на Бинхэ.
Безумно страшно встречаться с ним взглядом.
По земле зашуршали шаги. Император трёх миров молча покинул маленький внутренний сад своего дворца, оставив там бывшего учителя с сжирающим внутри паническим страхом. В это же время по длинному коридору два ребёнка торопливо сбегали из сада. Точнее сбегал только мальчик, который почувствовал странную атмосферу между двумя мужчинами и скрыл своё красное от смущения лицо. Девочка же весело, вприпрыжку бежала к покоям матери. До них было ещё далеко, поэтому Лю Цзянь не слишком торопилась. Она была счастлива своим полученным подарком от дяди. Не только рисунок был необычайно красив, но и сам неизвестный мужчина имел очень привлекательную внешность. Статный и изящный, словно статуя выточенная изо льда. Покачивая головой из стороны в сторону и напевая себе под нос незамысловатую мелодию, Лю Цзянь дошла до своего двора. Ша Минь с чистой совестью довёл сестру до места назначения и когда увидел, что она забежала в зал, скрылся из коридора в темноту. Ему нужно было многое обдумать о своём отце и том, что же всё-таки было несколько десятков лет назад... Тот человек находился во дворце не добровольно. Пленник, у которого свой собственный сад? Или неофициальный наложник императора, не имеющий права выходить к остальным обитателям? Так кто же он? Лю Минъянь сидела за столом и разбирала небольшую кипу бумаг, которые нашла на своём столе. Изредка, Ло Бинхэ просил своих самых близких и родных жён рассмотреть некоторые проблемы, возникшие в их мире. Для заклинательницы было только в радость помочь супругу в его делах. Лю Минъянь помогала мужу в военной стратегии, если ему требовалось посмотреть на составленный план с совершенно другой стороны. Ша Хуалин, после того как родила сына, вновь встала во главу армии. Её нрав требовал сражений, и титул генерала для неё был как нельзя кстати. Но вот в комнате слышен топот маленьких ножек. Женщина неосознанно улыбается, когда слышит этот звук. В поле зрения появляется маленькое солнышко. Девочка улыбается маме и быстро бежит к ней в объятия, радостно восклицая: – Мама! – Привет, А-Цзянь, звёздочка моя, - Лю Минъянь с улыбкой целует дочь в лоб, гладит по волосам и смотрит в яркие, серые глаза своего маленького счастья. – Я тебе кое-что принесла! - отодвигаясь от матери, девочка протягивает ей лист бумаги. – Ох, неужели? Спасибо, милая, - Минъянь аккуратно берёт свёрток, разворачивая его. Маленькая Лю Цзянь с восторгом смотрит на матушку, опираясь ручками на широкое бедро женщины. Маме обязательно должен понравиться рисунок! Ведь он такой красивый! Но мама почему-то молчит. Молчит и хмуро смотрит на бумагу. Не на цветы, а на то, что изображено где-то сбоку, в углу листа. Неужели... Цанцюн? Лю Минъянь замирает и не верит. – А-Цзянь, - Девочка встрепенулась, услышав своё имя. Но на улыбку дочери, женщина не отвечает такой же улыбкой. – Кто нарисовал тебе это? - Минъянь откладывает в сторону рисунок и серьёзно смотрит на дочь. Лю Цзянь замялась. Папа был зол, когда они с братом пришли в тот сад. Можно ли рассказывать об этом? Но... ведь папа любит маму. – Для Цзянь-цзянь цветочки нарисовал дядечка! Заклинательница вздрогнула. Мужчина. Не женщина. Не Нин Инъин. Не кто-то из девушек гарема. Но кто? – Ты знаешь, где этот дядечка? Отведёшь меня туда? - Минъянь чувствовала, как в груди поднимается ни то паника, ни то страх. – Да! Цзянь-цзянь знает, где дядечка рисует! - девочка берёт за руку мать и ведёт её из комнаты. По всё тому же длинному коридору. Всё ближе и ближе к саду, где сидел Шэнь Цзю. Цинцю в это время приводил себя в порядок. Мысли его прибывали в хаосе, а фантомная боль в теле не давала собрать по крупицам вновь разбившуюся душу. Мужчина на дрожащих ногах поднялся со скамьи, отряхнул одежду и нервно вздохнул, сжимая край стола. Надо... надо будет найти ещё бумаги и пару кистей. Шэнь Цинцю дотронулся пальцами до виска, стараясь унять тянущую боль в голове, которая всё не унималась, будто предупреждая о чём-то. Что-то внутри давило на рёбра, а живот скручивало от нервов. Интуиция кричала как можно быстрее бежать куда-то, но он понимал, что ему некуда. Он в ловушке императорского дворца. Ещё пару раз вдохнув Шэнь выпрямился, осмотрел пустой сад и двинулся в сторону своих покоев. Когда-то обострённые за время проведённое на улице и натренированные учителем с Цинцзин шесть чувств заклинателя сейчас стали притуплены. Он не услышал чужого присутствия. Шаг за шагом, лёгкой поступью из тени коридора ему навстречу вышла незнакомая тень, на которую Цинцю чуть не налетел. – Ты..?! - женский голос шёпотом раздался между стен дворца и взрывом раздробил последние остатки самообладания Шэнь Цзю. Перед ним стояла Лю Минъянь в красивом чёрном ханьфу с вкраплениями цветов некогда родного пика - серебряного и светло-фиолетового. Её прекрасное лицо уже не скрывала вуаль. Она стала статной, высокой женщиной с твёрдым характером и властным взглядом. В груди у Цинцю что-то упало вниз и разбилось. Черты лица Минъянь оказались невероятно похожи на те, что были у её брата. И эти глаза из чистого серебра... – Что ты здесь делаешь, Шэнь Цинцю?! - пальцы Лю Минъянь сжались в кулак, но ни один мускул на её лице не дрогнул и не выдал бурю эмоций, выжигающую в душе болезненную тёмную дыру. Лишь радужка глаз потемнела от гнева. – Мне самому было бы интересно... узнать причину, - Шэнь Цзю хотелось съязвить, огрызнуться и послать всё к чёрту, но он не мог. Его насквозь пронзали две пары светлых глаз. В одних он видел своё прошлое: предательство доверившихся ему людей... убийство последнего близкого человека... Другие смотрели на него с наивным любопытством и страхом... Жизнь идёт и всё в мире меняется. Лишь он и его личный демон, вгрызающийся в плоть, застыли на месте и не смогли оставить позади друг друга. – Мне казалось, А-Ло убил тебя уже с десяток лет назад, - голос Минъянь был тихий, уверенный и почти насмешливый. Но уголки губ не улыбались, она говорила абсолютно серьёзно, оглядывая с ног до головы бывшего шибо. От этого изучающего взгляда Шэнь Цзю поёжился, плотнее затягивая края накидки, и отвернулся в сторону, предпочитая рассматривать стену коридора. – Я тоже был уверен, что так и произойдёт, - устало вздыхая, пробормотал в ответ мужчина. Между некогда знакомыми, но ныне совершенно чужими людьми повисла тишина. Холодящая всё нутро, острая на столько, что об неё можно было порезать душу. Лю Цзянь сжала подол платья матери и испуганно смотрела на взрослых. Маленькая девочка не смела говорить что-то, она чувствовала ужасное напряжение, витающее в воздухе, и казалось, задыхалась от него. – Прости, - хриплый шёпот сорвался с бледных, покусанных губ. Шэнь Цзю закрыл глаза, не давая слезам скатиться по щекам. Истерика накатывала на него с каждой секундой с новой силой. Он не мог выдержать взгляд этой женщины. Может когда-то он бы и усмехнулся, на гневную тираду сестры своего шиди, но не сейчас. Когда он встретил дочь благородной Лю, что-то внутри души заклинателя хрустнуло и разлетелось на кусочки. Что-то, что держало все эти годы его наплаву, сейчас с треском сломалось. Сломался и горделивый лорд Шэнь. Не после пыток в Водной Тюрьме, не после унижения, которому его подверг император, а лишь от взгляда доверчивых глаз маленькой девочки. – За что? - извинение разбились о холодный тон Лю Минъянь. Перед ней стоял один из последних людей, кто помнил её пик, её школу... Но именно этот человек был так ненавистен ей несколько лет назад. А сейчас... сейчас его фигура стала жалкой и на столько худой, что грузные чёрные одежды не могли скрывать этого, превращая его личность в оголённый скелет, чьи кости можно было разглядеть издалека. Ноги Цинцю подкосились, и он в отчаянии схватился за стену, склоняя голову перед «Госпожой Лю» и её маленькой дочерью. – Я виноват... - в горле ужасно сухо, глотать больно, а в уголках глаз начинает щипать, но слова срываются с губ потоком сбивчивых фраз, - я так виноват перед тобой, Минъянь, перед этим ребёнком... перед школой, перед Юэ-гэ, перед твоим братом... Женщина опешила, непроизвольно делая незаметный шаг вперёд. Рука вздрагивает, желая дотронуться до этого человека, растормошить его, расспросить, срываясь на гневный крик. Но разум с трудом не даёт сердцу взять вверх. Прошедшие года отчаяния и боли больше не позволят ей действовать на эмоциях, от чего губы Минъянь беззвучно двигаются, желая что-то сказать, но слова остаются незаметным дуновением ветра. Однако её нерешительность перебивает задушенный шёпот Цинцю: – Я не смог помочь ему... Я сделал только хуже... - цепляясь ногтями за стену, Шэнь Цзю падает на колени, не смея поднимать глаз. У него было много лет на размышления.… На осмысление своего дерьмового характера, на осознание собственной никчёмности… Он хотел стать лучшим, быть выше всех и тем самым обезопасить себя, но на деле сделал лишь хуже. Не только себе, но и тем, кто был рядом – из-за него пострадало слишком много людей. Ему не искупить свои ошибки, - Я знаю, что ты не простишь меня. Я знаю... – Что..? - у Лю Минъянь дёргается веко, когда она впивается взглядом в спину согнувшегося человека, - Что... что произошло тогда в пещерах?! О чём ты говоришь?! - вспышка гнева на миг застилает взор женщине, позволяя её телу сделать резкий шаг вперёд, её руки впиваются в шиворот чёрного ханьфу, резко встряхивая человека в нём. На Минъянь уставились уставшие, красные от бессонных ночей глаза с полопавшимися капиллярами. Губы мужчины сжались в тоненькую полоску, и лишь шёпот доносится до ушей заклинательницы. – Я не спас его... - хриплый голос режет оба сердца на кровавые лоскутки. Лю Минъянь резко делает вдох, позволяя эмоциям утихнуть, и уже спокойно смотрит в блёклые изумрудные глаза, выискивая в них хоть каплю лжи, за которую сможет зацепиться. Но в этой глубине холодных озёр она видит лишь боль. Нескончаемую боль, что тянется за поломанной душой десятилетия. Эта бездна пугает заклинательницу, будто она впервые сталкивается с этим. – Что произошло в пещерах? - голос возвращает себе прежнее спокойствие, а уголки глаз, щурясь, осматривают заклинателя. Бывшего заклинателя. Он уже никогда не встанет самостоятельно на меч и даже не поднимет обычный листок с помощью своей внутренней энергией. – Искажение ци... - Шэнь Цзю прикрывает глаза и единственная слеза скатывается по исхудавшей щеке, - я не смог ему помочь... он чуть не убил меня и я упустил момент, когда была возможность что-то сделать... исправить положение.... Лю Минъянь моргает и выпускает из рук ослабшее тело, которое с глухим стуком опускается вниз. Шэнь сжимает ладони в кулаки и опускает голову ещё ниже. В тишине слышны только сбивчивые вздохи и шелест хайтана из сада. На улице разыгралась гроза. По земле застучали капли набирающего силу дождя. На увядшем дереве заколыхались голые ветки без единого зелёного листика. – Мама... - Лю Цзянь тянет руку к матери, нарушая повисшее молчание, но та даже не смотрит на неё, сжимая и разжимая пальцы, стараясь привести мысли в порядок, - Дядя...? - девочка переводит взгляд на мужчину, но тот лишь вздрагивает от её голоса и сгорбливается ещё сильнее. – А-Цзянь, - Лю Минъянь встрепенулась, будто выходя из транса и хватаясь за единственную ниточку, ведущую к реальности – имя дочери – шумно выдыхает, - Пойдём отсюда, моя дорогая, - женщина разворачивается лицом к девочке, берёт её за руку и быстрым шагом уходит вглубь коридора. Лю Цзянь беспокойно раз за разом оборачивается, но фигура за их спинами не меняет положения. Она выглядит болезненно одинокой в свете последних лучей солнца, проникающих в помещение через арку сада и тёмные, грозовые тучи. Ветер резким порывом врывается с улицы, ударяя по щекам Шэнь Цинцю и срывая с его волос старую, затёртую ленту. Мужчина ёжится от холода и на дрожащих ногах поднимается с колен, когда шагов в коридоре уже не слышно. Ветер будто проник в его голову и разметал все мысли, от которых до этого у Шэнь Цзю в горле пересыхало. Он разворачивается к своей комнате. Слегка пошатываясь, проходит несколько шагов внутрь коридора, скрываясь в тени, и локтём опирается на стену, ладонью прикрывая глаза. Он впервые чувствует влагу, в глазах спустя десятилетия. И даёт ей волю, тихо всхлипывая в пустом коридоре, проклиная себя. Лю Минъянь твёрдым, быстрым шагом шла по давно ставшему ей родным дворцу. Но теперь он казался ей чужим и жутко отчужденным. Давно она не чувствовала такого сильного смятения в сердце... Слишком много потрясений за один раз. Живой учитель Ло Бинхэ, который просил у неё прощения. Живой и сломленный, будто ненужная никому кукла, которой нет больше места нигде под небом. Минъянь была уверена, что увидев его такими, она возрадуется. Ведь именно он лишил её брата жизни... ведь... именно он? Стук сапогов резко прекращается. Невидящим взглядом, заклинательница уставилась вперёд, повторяя у себя в голове последние три слова из своих мыслей. Он… этот человек… – Мам...? Мама! - Лю Цзянь резко дёрнула женщина за руку, обращая, наконец, на себя внимание. Минъянь моргнула и опустилась на колени к дочери, неожиданно обнимая её. – Прости, моя маленькая, прости, дорогая, я не хотела, чтобы ты этого видела, - целуя пухлые щёчки девочки, трепетно и беспокойно поправляя её волосы, Лю Минъянь старалась унять собственную дрожь в руках. Внезапно А-Цзянь фыркнула и сама обняла маму. Заклинательница удивилась, но обняла в ответ, крепко прижимая малышку к себе. – Мам... - спустя время Лю Цзянь подала голос, бормоча куда-то в шею матери и будто взрослая, поглаживая женщину по спине. – Да, золотце? - Минъянь отстранилась и быстро вытерла следы слёз в уголках глаз. – Что будет с дядей? - девочка надула щёки, хмуро смотря вниз, сжимая подол своего ханьфу. Мама молчала, и от этого ей становилось ещё обиднее. – Не знаю, А-Цзянь, - женщина закрыла глаза, покачав головой, - я правда не знаю, но спрошу у твоего отца. Я думаю, мы решим... эту проблему. Хорошо, моя милая? Лю Цзянь свела бровки у переносицы, но перечить матери не желала, доверяя ей, поэтому робко кивнула, снова утыкаясь в родную шею с объятиями. Лю Минъянь облегчённо вздохнула, сцепляя руки за спиной у дочери. Постояв так чуть меньше минуты, старшая Лю подняла младшую на руки, таким образом, шествуя по коридору к своим покоям. По дороге малютка от навалившейся усталости, задремала на плече самого родного и самого любимого человека. И Минъянь, зайдя в спальню, уложила дочь на свою кровать. Она подоткнула одеяло, нежно поцеловала девочку в лоб, заправляя прядки волос за ушко, и тихо вышла в коридор, бесшумно закрывая за собой дверь. Тихое сопение дочери окончательно успокоило женщину, и укрепило в её душе уверенность об одном непростом, но очень важном решении. Тот весенний день изменил жизни многих. Он запустил цепочку событий, которая кардинально поменяла переплетённые крепкой вязью судьбы людей с общим прошлым. Аккуратный, не настойчивый стук в дверь отвлёк Ло Бинхэ от тщательной проверки свитков. Вечернее время не располагало к визитам в его кабинет каких-то важных лиц, поэтому, скорее всего это была одна из его жён. А на громкое "входи" в дверном проёме и правда появилась одна из его возлюбленных. Лю Минъянь спокойно закрыла за собой дверь, подошла к супругу. Она зашла за спину Бинхэ, огладила его напряжённые плечи и поцеловала смуглую щеку. – Что-то случилось, моя дражайшая Цзе? - было непривычно видеть женщину такой... такой. Немного нежной, тихой и приторно мягкой. Ло Бинхэ улыбнулся ей своей самой обворожительной улыбкой и накрыл широкой ладонью сильную ладонь жены. – Ша Хуалин ещё не вернулась... - тяжело вздыхает женщина и обнимает супруга со спины, обвивая его крепкую шею руками. Ло Бинхэ тихо усмехается, ласково поглаживая Минъянь по плечу, рукам и немного спине. – Восстание на юге не слишком масштабное, она скоро вернётся домой, не о чем переживать, - демон знал, как за почти десяток лет сдружились некоторые его жёны. Например Лю Минъянь и Ша Хуалин. Это было неожиданно, но женщины действительно хорошо ладили, не оставляя друг друга наедине в течение многих недель, а то и месяцев. Бинхэ вздыхает, устало прикрывает глаза и откидывается спиной на спинку стула. Минъянь слабо улыбается и аккуратно мнёт плечи Императора, давит на затёкшие мышцы, поглаживает лопатки. Ло Бинхэ облегчённо улыбается, расслабляясь в руках своей жены. Мужчина ждёт ещё немного, а затем нежно обхватывает запястье и тянет Лю Минъянь к себе на колени. Женщина покорно садится, прижимает голову любимого к груди, перебирая между пальцев кудрявые волосы. Раньше, наверное, Ло Бинхэ бы принялся целовать её, пытаться раздеть и доставить удовольствие себе и своей возлюбленной, но сейчас хотелось просто тишины и... спокойствия. И благородная, рассудительная и непоколебимая Минъянь с лёгкостью могла дать всё из этого. Минуты текут сладкой патокой в пространстве, позволяя мужчине и женщине расслабиться в объятиях друг друга. – Ты... - неожиданно начинает госпожа Лю, заставляя Ло Бинхэ нахмуриться. Зачем сейчас говорить? Они же так хорошо сидели... Но жену он выслушает вне зависимости, ни от чего, поэтому поднимает голову, откидывая волосы назад, и смотрит в глаза напротив. Минъянь хмурится, поджимая губы. Это будет явно тяжёлый диалог, - Я думала, ты убил Шэнь Цинцю. В тишине, застывшей в воздухе, можно было резать масляным ножом напряжение. Будто ещё мгновение и что-то разобьётся. Ло Бинхэ хмурится, его лицо темнеет на глазах, а руки на бёдрах женщины сжимаются от напряжения. Лю Минъянь стойко терпит этот всплеск эмоций мужа, не отводит взгляда пронзающих серебряных глаз, но и не отпускает чужую шею. – Почему ты... - в голосе демона звучит раздражение, которое он подавляет с трудом, как и бурлящую энергию в крови. – Я видела его, - не позволяя задать вопрос, отвечает заклинательница. В её глазах, серебряных омутах, нет ни злости, ни осуждения, лишь печальная серьёзность. Император не отвечает сразу. Трудно что-то сказать. – Не убил, - всё же он со вздохом подтверждает слова супруги, опуская голову. Он не в силах выдержать этот взгляд. – Зачем держишь его здесь? - дочь семьи Лю настойчива и сурова. Она всегда добивалась своего, и была чуть ли не единственной женой, которую Почтенный Император Ло уважал и слушал. Доверял ей, её чистому разуму, мягкому сердцу. – А что с ним делать? - злобно бормочет демон, вновь опуская голову на грудь жены. Минъянь сразу не отвечает, вновь принимаясь гладить мужа и перебирать его волосы. – Отпусти его, - шепчет женщина. Ло Бинхэ не движется с места, а Лю Минъянь не прекращает свои действия, - Ты видел, как он сломлен… Тебе этого недостаточно? – Минъянь... - раздражённо фырчит демон, и заклинательница хмыкает от внезапного сравнения: он как ребёнок. Вредный и жаждущий ласки, - Зачем ты его защищаешь? Что ты в нём нашла? – Ничего, - честно отвечает женщина и целует мужа в макушку, - Но он... мне кажется, он уже настрадался. Да и дети растут. Их скоро станет больше. Цю Хайтан невероятно счастлива, что носит под сердцем двойню. Нужны ли тебе проблемы? Моя А-Цзянь и Ша Минь может и понятливые ребята, но что будет дальше? – Могу вернуть его в водную тюрьму, - с едким смешком Ло Бинхэ закатывает глаза, а потом поднимает Лю Минъянь на руках, вставая со стула. Он перемещается на кровать и укладывается с женой на мягкую постель. Взмах руки и бoльшая часть свечей потухла. Заклинательница двигается туда-сюда и устраивается на широкой груди. – Ты не понимаешь, - с лёгким укором тихо фырчит женщина, - Тебе же больше не доставляет удовольствие мучить его. И не хочется убивать. Он живёт будто призрак во дворце. Я понимаю, какую ненависть ты испытываешь к нему. Но разве спустя столько лет... в тебе ещё горит эта злость? Ло Бинхэ ничего не отвечает, лишь крепче сжимает супругу. Минъянь вздыхает и протягивает руку, переплетает пальцы с мужем. Они больше ничего не говорят друг другу, оставаясь при своих мыслях. Давно они так не засыпали: вместе, в обнимку... Проходит ещё некоторое время, прежде чем Ло Бинхэ откладывает в сторону кисть. Лю Минъянь умела находить путь к его сердцу. И иногда это его пугало, но ничего с этим Император не собирался делать, всё же его жена предана ему как никто другой. Бинхэ поджимает губы, трёт переносицу и встаёт из-за стола. Он сделал выбор... А Шэнь Цинцю умирал. Не в прямом смысле этого жуткого, тёмного слова. Скорее он исчезал из мира... его личность растворялась в темноте дворца демонического императора, холодные стены вытягивали из него силы и душу, будто настоящие проклятые создания. И встреча с Лю Минъянь подкосила и без того расшатанное состояние заклинателя. Он не выходил из своей маленькой комнаты, не брал в руки кисти, даже не смел доставать их из ящика. И без того плохой аппетит пропал совершенно, Цинцю лишь выпивал чашку чая, чтобы не упасть в обморок от обезвоживания. Хотелось плакать. Разрыдаться, свернувшись калачиком, забраться под тёплое одеяло и услышать через какое-то время звонкий голос его ученицы, зовущий с улицы. Хотелось встать, отряхнуть с себя наваждение этого отчаяния, поправить гуань на голове, взять любимый веер и выйти из бамбуковой хижины. Увидеть яркую улыбку Нин Инъин, заметить хмурого, надувшегося из-за какой-то неудачи Мин Фаня... Худые, ослабшие руки дрогнули в желании дотронуться до струн пипы или гуциня. Нет... он вряд ли сможет сейчас воссоздать ту мелодию. Песня ветра, играющего между стволов бамбука, ветра, который игриво пробирался под тёплое ханьфу, щекотал лицо и исчезал. Малышка Инъин засмеётся, когда в её детскую причёску впутается листик, она аккуратно вытащит его из волос и протянет Шэнь Цинцю с яркой улыбкой. – Учитель! - радостно прощебечет она, - Учитель… Цинцю вздрагивает, когда пугающе знакомый голос вырывает его из приятного сна, больше похожего на забытие. Образы прошлого рушатся в одно мгновение, тают на глазах, словно снег весной. Но весна для Шэнь Цзю никогда не наступала. Он хмурится и поднимает красные от усталости глаза на Ло Бинхэ. Тот стоит в дверном проёме и осматривает своими мерзкими, от природы красными глазами, заклинателя. Шэнь Цинцю кривится и поднимается с кровати, укутываясь в одеяло. Ему слишком холодно, но он и без того уже во всей одежде, которая у него есть. Ло Бинхэ неожиданно терпеливо ждёт, пока его пленник соизволит встать с кровати. Вид учителя мог бы вселить в сердце демона радость, торжество. Этот человек сломлен, разбит и уничтожен. Разве не этого он так ждал...? Но Бинхэ ощущает, как слаб Цинцю. Даже сквозь несколько слоёв ткани можно различить его тощие кисти рук, выпирающие ключицы, которые ещё немного и порвут белую, тонкую, словно рисовая бумага, кожу. Император Ло хмурится, сжимая кулаки так, что ногти немного рвут кожу на ладонях. – Чего тебе, зверь? - злобно шепчет Шэнь Цзю, когда всё же поднимается. Стоять трудно, ещё мгновение и он упадёт от усталости. Но гордость, которая будто въелась в его кости, не позволяет быть слабым, даже если немощность видна невооружённым глазом. Эту ядовитую змею не вытравить никакими пытками: Цинцю будет пытаться сохранить хоть каплю достоинства до окоченения. – Ты... - от чего-то неуверенно начинает Ло Бинхэ. Тяжело собраться с мыслями. Точнее нет, мыслей у него много, Лю Минъянь хорошо потрудилась, чтобы он не забросил их все глубоко в своё сердце. Но вот озвучить их... решиться на этот шаг... трудно. Будто если он сделает это, то оторвёт от себя частичку души. Своей души, которая помогала ему идти вперёд. Неужели Шэнь Цинцю так сильно повлиял на него? Смешно, - Ты хочешь уйти? Бывший ученик и учитель смотрят друг на друга. Не отводят глаза, прожигая взглядом душу. А затем Шэнь Цзю неожиданно начинает смеяться. Истерично, надрывно, будто ещё немного и он разрыдается, упав на пол. Но он смеётся, так громко, так отчаянно, будто услышал только что лучшую штуку в своей жизни, которая напомнила ему о чём-то болезненном. Худые руки обхватывают живот, когда Цинцю сгибается пополам. У него будто бесконечный запас воздуха в лёгкий, смех даже на мгновение не стихает. – О, Небеса! - внезапно восклицает Шэнь и опирается о стену, склоняясь к ней. Он выглядит жалко, словно сгорбившийся старик. Но Бинхэ ничего не говорит. В его груди звонко бьётся сердце, оглушая демона кровяным потоком. Этот смех почему-то звучал слишком знакомо, - Если ты собираешься поиздеваться надо мной ещё немного, то проваливай отсюда! Сил моих нет видеть тебя! – Нет, - найдя в себе силы, удивительно спокойно отвечает Ло Бинхэ. Шэнь Цинцю замолкает, опирается о стену и выпрямляется. Его взгляд выглядит жутко: полопавшиеся капилляры затопили белки глаз кровью, темнота под веками, нахмуренные брови, - Нет, этот достопочтенный не собирается издеваться. – Тогда что? - холодно шипит мужчина, - Я не поверю, что спустя столько лет твоя царственная голова решила наконец избавиться от меня так просто. Может, хочешь продать кому-нибудь? Или скормить своим диким псинам? Вперёд, мне уже нечего терять! Ло Бинхэ не отвечает. Раньше он бы разозлился на такой ответ, может, согласился бы с одним из вариантов, но не сейчас. Нет ни гнева, ни жалости к этому человеку. Он молчит слишком долго, до того долго, что Цинцю фырчит что-то себе под нос и разворачивается спиной к императору, принимаясь что-то искать на столе. Надо сделать вид, что он чем-то занят, сделать вид будто его не волнует это странное предложение демона... – Я тебя отпущу, - тихо и уверенно Ло Бинхэ говорит, взглядом прослеживая все движения худых, как тростник, рук. А затем поднимает глаза на замершего мужчину, который так и не повернулся к нему лицом, - Ты можешь идти куда пожелаешь. Больше тебя здесь ничего не держит. Я не последую за тобой, не стану следить. Ты свободен. Император Ло ждёт ещё несколько секунд, ожидая реакции учителя, но тот словно каменная статуя замер над столом, опираясь на него обеими руками. Тяжелое, хриплое дыхание доказывало, что Шэнь Цинцю всё ещё жив, но видимо не верит. Ло Бинхэ поджимает губы, вздыхает и прикрывает дверь, на последок глядя на одинокую, горбатую фигуру. – Если тебе что-то нужно, бери. И с завтрашнего утра можешь уходить. Шэнь Цзю слышит хлопок двери, будто сквозь толщу воды. Горло сдавливает странное чувство страха, хотя, казалось бы... он добился свободы. Только небу известно, что произошло в голове у этого зверя, но он... он действительно отпускает его? Спустя столько лет заключения? Пыток? Насилия? Столько лет жгучей ненависти к своему бывшему учителю... и просто так... позволяет уйти... бред... это же полнейший бред... Цинцю нервно усмехается и без сил опускается на пол, до хруста костей сжимая стол. Смех вновь срывается с бледных губ, перерастая в странную какофонию рыданий и хохота. Сердце рвётся на куски, не выдерживая волны эмоций, которая настигла сознание заклинателя. Ранним утром Шэнь Цинцю уходит. Час тигра только подходил к концу, когда мужчина с молчаливого позволения хозяина дворца взял с собой тёплую одежду, старые ботинки, которые нашёл в углу комнаты, и коробку с осколками Сюя. Меч был разбит уже много лет, но в нём все ещё чувствовалось какое-то... тепло. Напоминание о прошлой жизни. Веер, который сам когда-то и расписал, томясь в заключении, Цинцю не стал брать. Он был ему чужд, будто напоминание, где были проведены им последние года его жалкой жизни. Светлый аксессуар остался лежать на аккуратно заправленной кровати. Шэнь Цзю прибрал за ночь комнату так, будто здесь никогда и не жил. Будто он действительно был призраком дворца, который существовал незаметно для всех. Перед уходом мужчина зашёл во внутренний сад. На одиноком дереве красовались маленькие почки, обещая распуститься чудесными цветами после зимы. Цинцю прислонился к грубой коре дерева и слабо, через силу улыбнулся. Пусть дерево хайтана живёт ещё много лет. Ло Бинхэ проснулся в начале часа кролика, почувствовав, как затрепетала его кровь в венах. Шэнь Цинцю покинул дворец на рассвете. Он действительно... ушёл. Демон прикрывает глаза, вздыхая, и прижимает к себе крепче одну из жён. Не стоит ничего делать. Он принял решение, надо лишь утихомирить рвущуюся наружу иррациональную злость… на Шэнь Цинцю? Лю Минъянь? Или же.. на самого себя? Холодная зима лишь недавно вышла из своих прав, позволив весне окутать природу мягкими теплом. Деревья ещё не разоделись в зелёные кроны, но уже тянули веточки с почками к яркому солнцу, поднимающемуся из-за горизонта. Шэнь Цзю потерян. Он... впервые видит утро вне стен своей темницы. Это странное восхищение, наверное, глупо и бессмысленно, но окна его комнатушки выходили на север, и солнце было там видно лишь к полудню. А сейчас над лесами поднимается красное светило, заливающее землю на многие ли вокруг. Цинцю знал, что Ло Бинхэ, этот сумасшедший, соединил три мира воедино, но видеть это воочию... Зрелище, которое одновременно завораживает и пугает. Приспосабливаться к совершенно новому миру казалось невозможной задачей. Но ступив за территорию своей темницы, огромного дворца Императора Ло, Шэнь Цзю уже знал, чего хочет. Знал куда пойдёт. И даже небеса, упавшие на землю, не помешали бы ему. Дни тянулись своей привычной чередой. Ло Бинхэ решал государственные дела, общался со своими жёнами, проводил с ними ночи и играл с детьми. Он всё рассказал Лю Минъянь. И она с печальной улыбкой обняла мужа. Хорошо, что Бинхэ отпустил прошлое. С этими словами женщина мягко, но настойчиво забрала единственную оставшуюся вещь, напоминающую о некогда величественном лорде Шэнь - расписанный уверенной рукой веер, на котором красовались двенадцать гор и склонившаяся ветвь с цветами. Заклинательница провела долгий вечер, рассматривая эту вещь. Нельзя было сказать, что Шэнь Цинцю искупил все грехи, что натворил. Он был ядовитым, злым, жестоким человеком. Но Лю Минъянь осмелилась задуматься: может быть... была причина такому поведению? Не глупая фраза "он такой человек", а что-то глубже? Что-то, что никто не понимал, ведь Цинцю был одинок. С тяжёлым камнем на сердце женщина убирает веер в коробочку темно красного цвета и прячет в сундуке. Ей нужно торопиться к мужу и дочери, потом зайти к Ша Хуалин и прогуляться за пределами дворца. Жизнь неумолимо движется вперёд, и время идёт своим ходом.
Плакать… не входило в привычку Шэнь Цинцю. Но за последнее время он слишком часто
позволял слезам литься из своих глаз. Однако сейчас... сейчас, ему казалось,
что плакать нормально. Подходящая ситуация для слёз и улыбки.
Школа Цанцюн превратилась в руины, заросла бесконечным покровом сорняков и цветов.
А пик Цинцзин превратился в бамбуковую рощу. Даже на выжженном пепелище смогли
прорасти упрямые ростки, которые спустя десяток лет превратились в высокие
стволы, больше похожие на деревья. Шэнь Цзю с трудом смог подняться по бесконечным
ступеням, развалившимся, под гнётом времени. Ему приходилось часто останавливаться,
запрокидывая голову к небу. Наверное, раньше он бы разозлился на собственную
беспомощность. Теперь же это ощущалось иначе. В груди свербело сладким
предвкушением, которое заставляло мужчину каждый раз подниматься
и двигаться дальше... всё выше и выше.
Прошло почти три месяца после ухода Шэнь Цинцю, о том помнило лишь два человека, хранящих это знание в глубинах своих душ. Никто даже не догадывался, что тот жил здесь много лет. Лю Минъянь привычно зашла утром в кабинет мужа, отправив дочь резвиться с сыном Ша, но замерла на пороге, медленно закрывая дверь. Ло Бинхэ недвижимо сидел за столом, сложив руки на груди, и будто пытался прожечь глазами полупустой стол. Женщина свела брови над переносицей и тихо подошла ближе. Но ничего не успела сказать, Бинхэ опередил её. – Он умер, - Лю Минъянь замерла на месте, непонимающе смотря на мужа. Тот поднял тяжёлый взгляд на неё и повторил, - Он умер. Шэнь Цинцю... добрался до вершины пика Цинцзин. И перерезал себе горло осколком Сюя. Отточенное, уверенное движение бывшего мастера меча. Думаю, его смерть была быстрой… – Ты... - поражённо пробормотала Минъянь, не смея двигаться с места. Она предполагала, иногда рассуждала, что будет делать бывший шифу на свободе. Но эта новость... поразила её, - Ты ходил к нему...? Лицо Ло Бинхэ потемнело на глазах, и он неопределённо пожал плечами. Когда демоническая кровь внезапно зашевелилась в его венах, он ничего не понял. Пришлось потратить несколько секунд, чтобы разобраться, что произошло. И как-то по глупой привычке, демон дернул Синьмо, разрезая пространство. Он увидел тело мельком, лишь убедился, что кровяные паразиты действительно оповестили его о смерти бывшего наставника. На этом Ло Бинхэ закрыл портал, погружаясь в свои тёмные, тяжёлые мысли. Холодная, промозглая атмосфера от удушающей ауры императора повисла в комнате, пробирая заклинательницу до костей. – Наверное... - неуверенно начала Лю Минъянь, опираясь бедром о край стола, - наверное, это было... предсказуемо... – Нет, - резко мотнул головой демон, - Этот ублюдок так хватался за жизнь... пытался выжить любыми способами... Но всё равно так глупо умер... – Может быть, ему нужен был выбор? - хмыкает Минъянь и незаинтересованно ведёт пальцем по столу, рисуя какой-то узор. Она ничего не чувствует из-за смерти Шэнь Цинцю. Хотя может... жалость. Этот человек получил действительно незавидную судьбу, - Знаешь, он ведь был таким гордым. Думаю, он хотел сам сделать выбор. И сделал. Хочешь... мы вместе отправимся на Цанцюн? Я давно не была там... Ло Бинхэ обводит взглядом фигуру своей супруги и встаёт из-за стола, подавая ей руку. Лю Минъянь улыбается и переплетает с демоном пальцы. Сильные руки императора обнажают Синьмо и ведут двух человек через пространство. Горы школы, которая раньше была одной из сильнейших в поднебесной, совсем одичали после сожжения. За долгое время без людей, природа разошлась во всей своей красе: вернула своё величие, расцвела и заблагоухала. Тут и там виднелись высокие деревья, где-то образовались поляны с цветами или же насыщенно-зелёной травой. Лю Минъянь трудно дышать, но это, наверное, с непривычки, всё же подобное место, где жили веками заклинатели светлого пути, не могло долго оставаться пустынным. А ещё здесь насыщенный светом воздух. Не солнцем, скорее призрачный след тех, кто раньше был тут. Атмосфера вершин Цанцюн могла бы служить хорошей культиваторской основой для многих поколений, которые решатся вступить на широкую дорогу света. Но эти места безлюдны и труднодоступны для обывателей. Ло Бинхэ выглядит не очень обеспокоенным. Он намного более безразличен, чем был пару минут назад. Демон со странным выражением лица осматривает бамбуковую рощу. Эмоций, которые он испытывает, слишком много. Восхищение красотой мира, его мира, странный, будоражащий страх перед трупом. Даже будучи мёртвым Шэнь Цинцю не оставлял своего ученика в покое. Хотелось взглянуть в лицо мертвецу, убедиться окончательно, что тот человек – хладный труп.---
Быстро передвигаясь по разрушенной полвека назад лестнице, молодой парень поднимался всё выше на гору. Голубое небо не было скрыто облаками, а свежий воздух с каждым новым вздохом проникал в лёгкие, словно очищая всё тело от грязи и пыли мирской суеты. Прелесть здешних мест раз за разом поражала воображение, оно было словно пропитано чистой энергией. – А-Цзянь! А-Цзянь, где ты? - голос у юноши был зычный, он разносился по всей бамбуковой роще, от чего растения даже начали качаться из стороны в сторону, шелестя листочками. – Я здесь, братец! - на встречу Ша Миню вышла неписаной красы девушка. Она ярко улыбалась брату, размахивая рукой. – А-Цзянь, пошли уже обратно, отец будет ругаться, - парень почти сразу же подскочил к сестре, умоляюще смотря на неё, но не трогая, лишь упрашивая. – Минь-гэ, мы же только пришли... - обижено пробормотала дева, осматривая зеленеющую рощу. – Если тебе так нравится бамбук, попроси у матери обустроить свой собственный сад? Тебе ничто раньше не мешало просить у неё или у отца что угодно! - молодой Ша потёр переносицу пальцами, скрывая раздражение, искрящееся в глазах. Привычки старших часто передаются детям. – Ничего ты не понимаешь... дурак, - Лю Цзянь тихо шикнула на брата и юркнула в сторону разломанной лестницы. Поступью истинных заклинателей, она спускалась вниз словно небожительница, сошедшая со страниц священных писаний, утерянных во время воцарения Императора Ло. Ша Минь покачал головой, окинул взглядом ближайшие ростки бамбука и вскоре последовал за сестрой по склону вниз. Пусть у отпрыска двух сильных демонов и был зоркий взгляд, да хорошее чутье, молодая девушка не зря была дочерью заклинательницы Лю. Она хитро спрятала от постороннего любопытного глаза маленькую коробочку из красного дерева. Матушка, когда отдавала её дочери, просила положить вещицу где-нибудь подальше, вглубь этого своеобразного дикого сада, созданного природой за многие года опустошения. Думая о содержимом коробки, Лю Цзянь по привычке распахнула свой светло-лиловый веер, легонько взмахивая им. Длинные волосы в конском хвосте, заколотые нефритовой шпилькой, развивались на ветру. В веере хватало духовных сил, чтобы создавать воздушные потоки невероятной силы. Своим аксессуаром девушка управляла мастерски изящно, спустя долгие тренировки. И ведь такой же зелёный потрёпанный веер теперь лежал на маленькой бархатной подушке в тени раскидистого бамбука. В нём не было ни капли чьих-то сил, но он казался смутно знакомым юной заклинательнице. С ним было связано что-то далёкое, из самого раннего детства, которое она помнила лишь по обрывкам фраз и размытых картинок. Но фигура в тёмном ханьфу изумрудного оттенка навсегда запечатлелась в памяти теперь уже молодой Лю. Отчего-то её тянуло к этому воспоминанию, но подсознательно девушка знала - этого человека больше нет. Его не существует под небом трёх миров. Маленькие кусочки её памяти - всё, что осталось от неизвестного мужчины. Возможно, мама знала что-то. Или отец. Император точно должен был знать что-то, но спрашивать его было бесполезно. Ло Бинхэ редко говорил о прошлом. И Лю Цзянь после юношеских попыток выведать хоть что-то, больше не пыталась добиться от него ничего. Однако было нечто, что не смог уловить ни острый взгляд и слух молодого демона, ни чутьё юной заклинательцы. Образ возник бесшумно, на краю лестницы, позади уходящих вниз брата и сестры, будто провожая гостей. Фигура на первый взгляд могла показаться миражом, настолько она была прозрачной: невозможно было угадать, кто был этим призраком без личности. Но узнавался в его облике веер, которым он обмахивался, похожий на тот, что в руках держала молодая девушка. Фигура вздрогнула на ветру, колыхнувшись вслед за тростником, а затем закрыла веер и поклонилась. И с новым порывом ветра призрак прошлого растворился в небытие.