я предпочел бы Prosecco и пулю

Иногда, самым ценным может оказаться знание, что ты не одинок. Вероятность, при которой все прочие обстоятельства хочется сдвинуть как можно дальше и игнорировать, греясь теплыми новостями, когда осеннее пальто не помогает. Под столом образовывалась уже внушительная горка скомканной бумаги – попыток написать письмо. Игнорировать «обстоятельство номер один» - перешагнуть через языковой барьер. Иногда, Ви казалось, что почти получилось. Но спустя мгновение он хмурился и листок отправлялся в коллекцию к предшественникам. Другое же, «обстоятельство номер два», теплело внутри ядовитым растением, отравляло легкие и пыталось пробраться наружу через алые капли на ткани платка. Когда нужный лист все же оказался в конверте, Ви вывел одну букву в уголке. Он уже думал, что ответа не последует. Когда он взял билет, в место, слишком далекое от рекомендаций врача, ответных писем накопилась небольшая стопка, педантично связанная крест на крест и запертая в ящике стола. Ви не знал, зачем забрал ключ от него с собой, но от его наличия в кармане, под кончиками пальцев, было словно спокойнее. Еще спокойнее стало, когда число километров исчислялось нулем. Чужая, для Данте, речь лилась французским, все таким же мучительно-непонятным, но, отчего-то не утомительным. Чужие пальцы скользили по корешкам в книжном магазине, пока не останавливались на нужном, находя определенные строки и стуча по ним для привлечения внимания, весело щуря глаза, подняв взгляд. Данте смотрит скептически на слишком наивные записи про красные нити и судьбы. Но отчего-то поднимает уголок губ, когда в ответ на собственный взгляд получает упрямо поднятую ладонь с показательно подогнутым мизинцем. Он просто касается губами темной макушки. Голос, который читал письма в голове Данте, действительно оказался похожим на реальный голос Ви. Но фантазии и интуиция не могли передавать тянуче-клокочущую интонацию чужого смеха, глухую и смахивающую на звук вскипевшего кофе, о который намеренно жжешься языком. Но Ви отказывал в поцелуях. Ви жался ближе. Ви сбивал с толку. Ви сбежал до рассвета, так рано, что на снегу не сохранилось следов от подошв. И Ви не ждал, что на обратный поезд его проводят. Возможно потому, что не стал сообщать дату отбытия. Возможно потому, что видел чужой взгляд, когда из кармана выпал платок насквозь в бурых пятнах, под свежими, алыми. Возможно потому, что не мог понять этот взгляд правильно. Он не касается ладонями стекла по внутреннюю сторону от уличной. Он не ищет знакомой фигуры снаружи. Ви не знает, что к стопке уже чужих писем, в уже чужом столе, добавилась отрывная часть билета, успевшая потечь красками до того, как была вызволена из снега на перроне. Подобранная на следующий день, после отбытия поезда. Сначала Данте искал его в тех местах, которые всегда были рядом, но в которые он сам никогда не сворачивал, без чужой руки, тянущей за рукав, почти как-то по-детски. И оттого безотказно. Но эти места теперь встречали его посторонними голосами, незнакомыми запахами и потерянным смыслом к возвращению. Развлечениями, не имеющими смысла без компании. Поезд был слишком запоздавшим осознанием. О том, что Ви больше не напишет, Данте узнает, когда приезжает на одну из узких французских улочек, и с трудом, полу-жестами пытается объяснить какую именно квартиру ищет. Кровать в комнате идеально заправленная, с выглаженным покрывалом и Данте падает на спину, поверх неё, чтобы создать иллюзорность живого присутствия. Он слышит, как из-под подушки, на пол, выпадает маленький металлический ключ. И переводит взгляд на письменный стол, со стопкой белой бумаги в углу и единственным ящиком с замочной скважиной, поверх слоя пыли на котором, единственным напоминанием, сохранилась полоска отпечатков от пальцев.