Не для прессы

Такаюки махнул ладонью у Ицки перед лицом. — Прием! Прием, Хьюстон, как слышно? Ицки покачал головой. — Нет, не в курсе. Это точно? Не фейк? Такаюки был человеком серьезным, метил в замы, а его дотошность нередко становилась поводом для шуток. Он скривился и шумно выдохнул через нос — конечно, это точно. Ицки ошарашенно перевел взгляд на свои ладони, сжал и разжал пальцы. Как там выражались на Западе: гром и молнии на ясном небе? В Японии говорили: будто спящему в ухо налили воды. — Пресска в пятницу. Возьмешься? Вы же вроде как в одну старшую ходили? Меня хотели отправить, но, понимаешь, свадьба сестры в четверг, а остальные кто где. Внезапно все-таки. — Возьмусь. Такаюки улыбнулся и сложил ладони на уровне груди: — Спасибо, что выручаешь! Буду должен. Все в газете знали, что Ицки не ходит на пресски за редким исключением. И никто не подозревал, что именно эта не должна была таким исключением стать. Просто Ицки дурак, но чего только не сделаешь, когда тебе спящему в ухо льют воду. Нарумия Мэй нетриумфально возвращался в Японию после шестнадцати месяцев в Доджерс. Удивительно, что переговоры скрыли от прессы, и общие знакомые ни словом не обмолвились. Даже фанатки не отследили геолокацию на фото и не поймали Мэя на камеру в аэропорту. Ицки наклонил голову, желая избавиться от мнимого чувства заложенности в ухе. Компьютер пиликнул новым сообщением, Такаюки прислал время и место проведения пресс-конференции, и Ицки невольно начал обратный отсчет. *** В зале стояла духота, со всех сторон щелкали затворы фотоаппаратов, от грузного мужчины из «Дейли Спорт», сидящего по правую руку, несло потом и жареной рыбой, Ицки тошнило. — Маинити Синбун. Добро пожаловать в Японию, Нарумия-сан! Рады вас снова здесь видеть. Думаю, всех нас волнует вопрос об истинных причинах вашего возвращения в родной клуб. Мэй оттянул пальцем воротник рубашки — галстук душил его. Холодный взгляд, направленный в одну точку, чуть раздувающиеся ноздри — Ицки видел огромную ледяную стену — обычно Мэй вел себя по-другому. Он обожал публику, и та отвечала ему взаимностью. — Срок контракта подошел к концу, и мне поступило более интересное предложение от Гигантов. — Более интересное в финансовом плане? Мэй поморщился. Да, проблема крылась конкретно в сегодняшней публике. Каждый в зале хотел садистски содрать коросту стремительного возвращения и поближе рассмотреть розовую кожицу под ней. — Спортсменам платят деньги, потому что это наша работа. Это нормально — идти работать туда, где тебе больше заплатят. — Новости Санкей, вы не смогли сыграться с новой командой? — Там было с кем поиграть и у кого поучиться. Доджерс хорошо меня приняли, и попрощались мы без конфликтов. Ицки вздрогнул, Мэй втянул воздуха и забегал глазами по залу. Он его заметил, только сейчас, заметил и отреагировал. Они пересеклись взглядами на какую-то секунду, и внутри все рухнуло, будто по карточному домику прокатили шаром для боулинга. — Тэ Вэ Токио. Как вы себя чувствуете? Как встретила вас команда? Состав претерпел некоторые изменения за последний год. Мэй облизал губы и схватился за бутылку с водой. Ицки противненько хотелось верить, что его присутствие нервирует Мэя, может, самую малость сильнее, чем все остальное. «Мы попрощались без конфликтов». Он говорил то же самое на пресс-конференции по поводу перехода в Доджерс. И когда Ицки, прочитав статью, написал ему «а как попрощались мы?». Вместо истинных причин Мэй ввинчивал пустые фразы, за которыми крылось банальное «отстань_те» — отстань, Ицки, отстаньте, все. — Мне пока непривычно. Понадобится время, чтобы притереться к новичкам. Пока сложно судить, что эти дети из себя представляют. Но обещаю всем фанатам, к началу сезона мы будем готовы. Журналист, сидящий по правую руку от Ицки, запыхтел, приподнялся и заехал тому локтем в висок. — Дейли Спорт. Как отреагировали Доджерс на ваш уход? Мэй сдвинул брови, опять посмотрел на Ицки и на этот раз задержался. Сердце заколотилось, забухало в груди, над верхней губой выступил пот. Ицки провел по лицу ладонью. Зря он согласился. Каждый вопрос резонировал с болячками, которые оставил Мэй, улетев в Эл Эй почти полтора года назад. Призраки чужих вещей мерещились Ицки еще несколько месяцев. Он видел две зубных щетки вместо одной, две подушки, спортивную сумку у порога и мороженое с ромом и изюмом в морозилке. Иногда он просыпался, шел на работу, занимался какими-то делами, а потом вспоминал, что Мэй уехал, а еще до этого они порвали, и эта мысль прижимала его к земле. Приглашение в Доджерс не было ни причиной, ни следствием, ни даже поводом. Просто случилось сперва одно, а потом другое. И постепенно Ицки научился жить без призраков, болячки зажили. В конце концов, они разошлись, потому что оба так захотели. Сейчас Ицки смотрел на сморщенный нос, который солнце раскрасило крупными веснушками, и чувствовал фантомную боль, ныло там, где давно нечему ныть. — Я же сказал, мы расстались на хорошей ноте. Доджерс отнеслись к моему уходу с глубочайшим пониманием. — Нихан Спорт, — собственный голос звучал как из колодца. Мэй лениво теребил этикетку на бутылке, но Ицки видел, как дернулись его плечи. — Так мы увидим вас уже весной? Планируете влиться обратно в основной состав за такой короткий срок, не слишком ли самонадеянно? Брови Мэя поползли вверх. Конечно, самонадеянность и Нарумия Мэй были синонимами — Ицки знал это едва ли не лучше всех. Еще с тех пор, как они проиграли Угумори на осеннем турнире. И потом, когда накануне выпуска Мэй сообщил: «Я знаю, что я тебе нравлюсь, в том самом смысле нравлюсь, Ицки, в том самом». Казалось, Мэй издевается, хотя такое было слишком даже для него. Ицки несколько дней существовал одной этой фразой, интерпретировал ее так и этак, продолжал, подбирал ответ. В итоге протянул до последнего, а когда наконец решился, выяснилось, что Мэй только что уехал из общежития со всеми вещами. На этом моменте все могло бы закончится, но у них были телефоны и соцсети. В современном мире сложно потеряться, даже если очень этого хотеть — если не хотеть, тем более. «Раз знаешь, пойдешь есть со мной мороженое?» «И это ты придумывал полторы недели?» Мэя вопрос очевидно зацепил: — Я буду играть на следующем турнире, а вы уж оцените, смог я влиться в основной состав за такой короткий срок или нет. Щелчки камер ненадолго притихли, а потом заклацали еще быстрее. Менеджер прочистил горло и бросил недовольный взгляд. Ицки кивнул. — Спасибо, оценим. Вопросы все не заканчивались. Журналисты повторялись, надеясь вытянуть сенсацию, но в арсенале Мэя были десятки «отстань_те» фраз. Через полтора часа менеджер попросил перерыв, и все вывалили на улицу покурить и обсудить промежуточные итоги. Ицки не курил, но пристроился к толпе, чтобы послушать. Небо хмурилось, обещая повторить ночной дождь, а от горького дыма чесалось в носу и горле, но Ицки отпускало. Он вдруг подумал: если Мэй предложит пересечься, он согласится так же легко, как на эту пресску, и так же сильно потом не будет об этом жалеть. Сейчас, продышав схватку, он был даже счастлив, что смог его увидеть, спросить, получить реакцию и ответ. Наверное, так всегда с теми, кого сильно любил. Невозможно не реагировать — сколько бы времени ни прошло, все равно откликается внутри. Ицки стоял, разглядывая побитые дождями цветы на клумбе, и все не мог вспомнить, а почему они разошлись. Очевидно, что он и Мэй были совершенно разными людьми, но противоположности сходятся, разноименные заряды притягиваются, и, наверное, Ицки влип в Мэя по тем же законам природы, по которым магнит цепляется к холодильнику. Конечно, они ссорились — громко и с огоньком. Проругавшись, Мэй тащил его на заросшую спортплощадку. Ему запрещали заниматься сверх клубных тренировок, но парочка мувинг фастболлов Ицки прилетала — это помогало спустить пар, чтобы после до чего-нибудь договориться. Полтора года назад казалось, что причин масса и они как перекати-поле несутся по степи, собирая на себя сухие ветки и солому, больше и больше, разрастаясь в огромный колючий ком. Ицки с самого начала полагал, что все закончится. Потому что заканчивается вообще все, рано или поздно. И все-таки, почему? — Нихан Спорт. Чем вы руководствовались, принимая приглашение Доджерс? Были какие-то ожидания, которые не оправдались, и поэтому вы здесь? После перерыва Мэй выглядел лучше. Он улыбался, и Ицки улыбнулся ему тоже. — Я хотел получить новый опыт и получил его. Никаких сожалений, несбывшихся ожиданий и надежд. Опыт, господин Нихан Спорт, многие почему-то приравнивают к ошибкам и поражениям. — Вы так не считаете? — Нет, я так не считаю. — Фудзи Тэ Вэ, Нарумия-сан, есть мнение, что ваш переход связан с травмой. — Считаете, что Гиганты взяли меня поломанного из жалости? Извините, следующий вопрос. Такаюки позвонил сразу после окончания, уточнил, как прошло, и уже в сотый раз выдал свое «огромное спасибо». Ицки забрал диктофон, проверил запись, дождался, пока основная масса журналистов схлынет, и спустился в кофейню на первом этаже. Пустой желудок урчал, требуя себя чем-нибудь заполнить. Хотелось махнуть его с головой местами, в той было слишком много всего. Ицки заказал кофе с собой, булку с кремом и пошел к выходу. Замер рядом с лифтом, заметив силуэт в нише. Мэй резко сцапал его за плечо и втащил в пустующий конференц-зал чуть поменьше того, где они были. — Привет. Ицки вытер салфеткой размазавшийся крем. — Здоровались же. — С господином Нихан Спорт, а не с тобой. — Привет, Мэй. Запал Мэя чуть схлынул, тот ослабил галстук и дернул верхние пуговицы на рубашке. Пиджака на нем уже не было, стало заметно, что он схуднул. Ицки крепче вцепился в стаканчик с кофе, чтобы унять желание дотронуться. Все в Мэе было кричаще знакомым и родным, близким, понятным. Ицки еще помнил, каким Мэй был на ощупь, как отзывчиво двигался под его руками и где боялся щекотки. — Как дела? — Нормально, работаю вот. Он думал сказать, что вообще-то не ходит на пресски за редким исключением, но Мэй бы обязательно решил, что исключение сделано ради него. И был, конечно, прав. — Живешь там же? — Да. — М-м-м, ясно, сейчас домой? — На работу. Может, по кофе? Мэй прищурился и склонил голову набок, прямо как человек, которому в уши налило воды. Осталось только попрыгать на одной ноге, чтобы от нее избавиться. У Ицки внутри все дрожало, будто кто-то стучал ложкой по огромному куску желе. И зачем он это ляпнул... — Сегодня не могу, пора бежать. Рад был тебя видеть. — Я, — Ицки прохрипел, запнулся и прочистил горло. — Тебя тоже. — А можно вопрос? Я задам, ладно? Ты, наверное, утомился задавать сегодня свои дурацкие вопросы. — Можно. — Помнишь, почему мы с тобой решили расстаться? Ицки бы соврал, что да, конечно, куча была причин. Например, частые ссоры. И эти ссоры не вырастали из-за пустяка, но память коварно прятала корни: из чего же они вырастали? Память — дурацкая штука, стирала нужное, оставляя милую бесполезную шелуху. Вместо причин на ум приходили ночные разговоры на узком диване, утреннее толкание в ванной, нередко перетекающее в дрочку под душем, длинные голосовые с выездных игр Мэя, гигабайты фото, которые руки не доходили удалить с облака, золотая неделя на Хатидзе — Мэй обгорел еще до обеда первого дня — и отпуск в Яманаси, когда Ицки навернулся с прогулочной лодки, и оставшуюся неделю они провели в номере отеля за просмотром бейсбольных аниме и сухими тридцатидевятиградусными поцелуями. — Я не помню, — сдался он. — А я помню. Ицки застыл, ожидая продолжения, но Мэй ничего больше не сказал, забрал у него стаканчик с кофе и отошел к двери. — И все? — Ну да, хорошего дня. Дней, — Мэй взялся за ручку, распахнул дверь, улыбнулся. — Может, как-нибудь еще свидимся. И ушел. Ицки стоял, как дурак, выжимая в кулак остатки крема из булочки. Злился, вспоминая причины, но ни одна из них не казалась ему достаточно убедительной.