Без памяти

Когда все наедаются блинчиков так, что становится тяжело дышать, Дилан предлагает мне прогуляться и растрясти съеденное. Как только мы выходим из ворот, он разворачивается и с неподдельным беспокойством впивается в меня взглядом: - Эй, ты как? Только давай без этих рассказов про будильники? Я закатываю глаза. Мне так не хочется выслушивать лекции, но я понимаю, что врать другу бесполезно, он видит меня насквозь. - Да, сегодня снова был кошмар, - признаюсь я, направляясь вниз по дороге. - Но они же никогда у меня не проходили насовсем, к чему такая паника? - К тому, что ты перестала ходить к психотерапевту и пить лекарства, - в его голосе звучат упрек и недовольство. Я моментально завожусь: - Дил, мы не виделись неделю, и это - то, с чего ты решил начать разговор? Я не понимаю, ты хочешь пожизненно посадить меня на таблетки? Когда-то же нужно с них слезать! Ты вечно сам твердишь, что надо жить дальше. Мы уже обсуждали это миллион раз! - Да, но если твое состояние ухудшается... К тому же, врач сказал, пока для себя ты не признаешь... - Да не ухудшается оно, - перебиваю его я, чувствуя всенарастающее раздражение, - Давай сменим тему. Или ты приехал сюда читать мне нотации? Дил не отступает: - Лили, мы же оба понимаем, что пока ты не смиришься, твои кошмары будут продолжаться и отмена препаратов будет ухудшать твое состояние. Тебе прежде всего самой надо уже принять наконец тот факт, что Коула больше нет. - Дилан, я умоляю тебя, не заводи старую шарманку, - умоляю я. - Я пыталась, правда пыталась. Но я ничего не могу с собой поделать. Что-то внутри меня не может смириться с тем, что его нет. - Но ты же понимаешь, что ты разрушаешь свою жизнь, - Дилан начинает распаляться, что ему несвойственно. - Ты вот уже пять лет лелеешь призрачную надежду. Да это даже не надежда, это просто иллюзия. Он мертв, весь его взвод был уничтожен, нам доставили его обугленные вещи и номерной знак. Какие еще доказательства тебе нужны? - Дил...прекрати... - Хотя о чем это я, - не унимается Дилан, - Тебе как раз не нужны доказательства! Ты и рада обманывать себя и убеждать себя в том, что ты его дождешься. Пять лет, Лили! Пять чертовых лет! Когда же ты поймешь... Наберись уже храбрости и прими тот факт, что твой любимый не вернулся из армии и никогда не вернется! Я понимаю, что Дилан осознанно говорит такие жестокие слова, чтобы привести меня в чувство. Обычно он всегда был очень мягок в выражениях, но он сильно переживает за меня. Прошло уже очень много времени со смерти Коула, а мне не становилось лучше. И сегодняшний кошмар, и темные круги под моими глазами - тому явное подтверждение. И все-таки, он не имеет права так со мной разговаривать. Я стою напротив него и, чувствую, как гнев закипает у меня внутри. - Прекрасно! - вскрикиваю я. - Это меня ты называешь трусихой?! Да, наверно, много смелости надо, чтобы даже не попытаться найти брата и сразу поверить в его смерть, даже при отсутствии тела. Вот тебе ли говорить о храбрости, когда ты даже родителям не можешь признаться, что ты гей, и познакомить их с Джеком! - слова вылетают из моего рта прежде, чем я успеваю подумать. Как только они тяжелой грозовой тучей повисают в воздухе, я уже успеваю о них пожалеть. Наступает секундная тишина, а потом Дил взрывается: - Это я сразу поверил в смерть Коула?! - задыхается он от возмущения. - Ты забыла, сколько военных моргов мы с тобой объездили, со сколькими командирами общались, сколько запросов в минобороны написали?! Но, да, прости меня, что, когда налицо есть неоспоримые факты его гибели, я признаю их, а не впадаю в дикие фантазии и не прорабатываю нереальные теории! Только бы не признавать очевидного! Мы стоим друг напротив друга и тяжело дышим. Я понимаю, что наговорила гадостей и несправедливо обвинила его из-за злости, которая все еще клокочет во мне, но уже начинает утихать. Уверена, Дил думает сейчас о том же самом. Он первым поднимает руки вверх, сдаваясь: - Ладно, - выдыхает он, - Прости, Лил. Я сказанул лишнего. Я не должен лезть не в свое дело. Мне просто тяжело видеть, как ты себя мучаешь. И меня, честно говоря, это очень бесит. - Так не смотри, - бурчу я себе под нос. Он улыбается, толкая меня в плечо. - Да куда ж я денусь от тебя? Ты что забыла, что мы повязаны на всю жизнь? Он всегда первым идет на примирение и это еще одно чудесное качество моего лучшего друга. Он совсем не умеет обижаться. - Ты тоже меня прости, - бубню я, остывая. - Я не считаю, что ты предатель и вообще, это твое дело, когда сообщить родителям о своей ориентации. Я наговорила тебе гадостей на эмоциях. Ты же знаешь, что я так не думаю? Знаешь ведь? Я вдруг на секунду пугаюсь, что Дил примет мои слова всерьез. - Ладно, проехали, - говорит Дил, улыбнувшись, и у меня отлегает от сердца. - Пошли уже. Молча мы идем по улицам нашего детства и все тут напоминает о родном человеке, объединившем наши жизни. Мы проходим школу, в которой мы все вместе учились, речку, в которой купались каждое лето, тропинку в лесу, по которой совершали утренние пробежки... Мы не говорим друг друга ни слова, но, кажется, думаем об одном и том же. В молчании мы доходим до местной кафешки «У Бо». Взгляд Дила падает на один из уличных столиков, где расположилась компания наших бывших одноклассников, и глаза его загораются предвкушением встречи. Через секунду он уже тянет меня к ним. - Дил, давай не будем подходить, - молю я. - Я не в настроении сейчас общаться... Но Дил уже подтаскивает меня к их столику с радостным возгласом «Сэм, Макс, сколько лет, сколько зим! Как ваши дела?!»