Двенадцатый час

      Ещё веришь, что сможешь найти отклик его старого в этом незнакомом и не-человеке вовсе? – глупо, Клара, он всегда будет позади тебя, только не так, как ты того хочешь.       Между ними десятки призраков – те, кто был и те, кто только будет – это неизбежно, они все приходят и уходят, по своей воле или нет, но он помнит их всех: силуэты, отголоски памяти, бесконечная вереница из своих-чужих, стоящие друг напротив друга зеркал, из прошлого-будущего – их всех слишком много, у каждой тени своя история, долгая, яркая, как последняя – когда кажется, что вот сейчас точно до самого конца – но они уходят       и он помнит их всех       Это лицо – не его.       На нём какие-то незнакомые следы, оставленные временем, которого у этой маски ещё не было – он устал настолько, что нет сил держать молодое обличье, за его спиной слишком многое.       И руки другие.       И голос.       Только глаза остаются прежними.       Тёмные, старые, страшные – это заметно – он колючий, острый, с неизгладимой тенью прошлого – и Клара наконец-то это видит, перестаёт воспринимать его за человека и ставить на одну ступеньку с другими, правда обнажается, яростная и честная – её пугает то, что ему просто стоило изменить лицо для открывшейся истины – раньше этот взгляд терялся в мягких чертах.       Клара смотрит на Доктора и не узнаёт.       Она делает шаг навстречу незнакомому мужчине напротив только из-за звонка того, кому может доверить свою жизнь – Одиннадцатый просит её не сдаваться, просит остаться и искать его в чужой личине – и Клара решается, но глядит испуганным зверем из-под опущенных ресниц, готовая сорваться в любой момент.       Доверие рушится, не позволяя отстроить себя заново.       Он отбирает у неё даже право на прикосновения – Кларе кажется, что невозможно оставить позади желание согреться в руках того, кто уже держит её жизнь, но он отстраняется, держит дистанцию, морщится от любого физического контакта и сбрасывает её руки с себя.       Клара смотрит на него непонимающе, на крепко стиснутые зубы и сжатые кулаки, на глухие оправдания о спрятанном при объятиях лице – и пытается его увидеть – найти совершенно в другом.       Она ещё помнит Одиннадцатого – он тёплый, совсем человечный, солнечная лампочка – он сам касался её лица, ловил её взгляд       в отголосках прошлой жизни, отданной ради спасения Доктора, той самой, долгой, но слишком быстро забытой, несуществующей, но такой реальной, того бесконечного количества осколков, падения в самую гущу событий, серые тени с одной единственной вспышкой, когда она должна была быть рядом       в одной из таких жизней Клара помнит, что он даже касался её губ своими.       – Рано или поздно они уходят.       Этот Доктор говорит о тех, что был рядом с ним, но Клара почему-то видит его прошлое обличье       и почти соглашается.       Если Одиннадцатый похож на свет, то Двенадцатому достается пепел.       И на нём слишком сложно построить что-то новое.       Доктор почти-обманывает её, почти-предаёт, почти-теряет.       Но он всё так же за её спиной.       Сжимает руку, впервые за столько дней, растворяя в тепле, в отголоске бесконечности – его пальцы совсем другие, длиннее и тоньше, жёстче и грубее – но прикосновение такое же, нежное и безопасное – и Клара доверяет.       Доктор не может встретить того, для кого станет жизнью – пусть короткой, но его, отданной ему в ладони не только когда дверь ТАРДИС закрывается, оставляя реальность за спиной.       Он становится попыткой сбежать от серости.       Он становится хобби.       Развлечением выходного дня.       Это даже правильно – рано или поздно, но он тоже уходит, не всегда по своей воле, но терзая сознание отголском своего присутствия до самого конца – это невозможно забыть, то, что он показывает и то, чем он оказывается, словно так и нужно, словно каждый раз особенный.       В какой-то момент он становится для Клары новым миром.       Так бывает со всеми и это проходит.       – Эти чудеса – только для тебя.       Только вот, если они начинают любить Доктора – всё идёт наперекосяк.       Думаешь, ему есть дело до твоих желаний? думаешь, он сможет разделить их с тобой? – глупая-глупая Клара, разве ты не станешь в конце ещё одной тенью из его прошлого, которое он не имеет права вспоминать, иначе боль сожжёт его?       Этот Доктор её пугает.       Жестокий, эгоистичный, озлобленный.       Саркастичный, ядовитый, ехидный, горький, насмешливый.       Язвительный, тёмный, презрительный, циничный, сардонический, желчный, хмурый.       Опасный.       потрясающий       Совсем не такой, как тот Доктор.       Потом на полях вырисовывается Дэнни – попытка отвлечься, но Клара себе об этом никогда не признается, как и не сможет отыскать в себе храбрости заглянуть в тёмные-старые-страшные глаза Доктора и спросить, почему он приходит за секунду до её свидания и забирает прочь, а она каждый раз идёт с ним.       Вселенная расстилается под её ногами и шепчет:       – Вы-би-рай.       С этими странностями невозможно смириться, и Дэнни исчезает так же, как и появляется, потому что единственный, кто может вернуть ей её странную-нормальную жизнь – стоит перед ней, хмурит брови, с отпечатком на лице чего-то смутно знакомого, и не позволяет ей касаться.       Его ладони – длинные, цепкие, обжигающие – скользят по всем поверхностям медленно и нежно, и Клара задыхается, глядя на них, и после задыхается повторно, в собственной спальне, сквозь пелену стыда представляя его пальцы на своем теле – Клара понимает, что она не имеет права об этом думать – этот Доктор её пугает, он тёмный, он жёсткий, он властный.       В нем почти-божественная сила и он именно такой, каким должен быть Повелитель Времени.       Без напускного ребячества, с тяжестью веков на плечах.       Господи, Клара, обернись наконец и пойми, кто позади тебя и чью руку ты сжимаешь.