Свет в окне

      — Вы можете так громко не чавкать? — раздражённо поинтересовалась Ипек.       Уже двадцать минут она наслаждалась прелестнейшими звуками, с которыми старший комиссар поглощал свой перекус.       — Я знаю, почему ты такая злая, — с набитым ртом пробасил Шахин Кара. — Голодная потому что, вот и злая.       — Господин старший комиссар, — прищурившись, проговорила Ипек, — насыщение моего организма в данную минуту никак не влияет на то, что чавкающие звуки крайне неприятны.       — Тебе, — откусывая очередной огромный кусок бутерброда с котлетой, парировал Шахин. — Крайне неприятны тебе, потому что ты тоже хочешь.       — Господин старший комиссар…       — Сказала бы, я б и тебе купил. Спрашивал ведь!       Ипек захлопнула папку, над которой сидела, закрыла глаза и, приложив пальцы к вискам, попыталась успокоиться.       — Спустись в столовую, возьми себе что-нибудь, а то ты до вечера всех нас съешь.       — У-уф!       Фыркнув, Ипек резко встала, накинула на плечи жакет и, стуча каблуками ярко-алых лодочек, вышла из кабинета. Под любопытные взгляды сотрудников отдела она прошествовала к кофе-автомату и сделала вид, будто выбирает напиток. Сама же прислонилась лбом к прохладному скользкому пластику автомата и выдохнула. Она знала, на что шла. В конце концов, она — взрослая женщина, которая уже давно должна нести ответственность за свои поступки. Вот и несёт. Несёт, как умеет.       — Госпожа Ипек, всё в порядке?       — В порядке, Нермин, — она обернулась с улыбкой на лице. — Всё в порядке. Ты что-то хотела?       — Если вы сейчас возвращаетесь в кабинет, то передайте комиссару Шахину, что его ждёт начальник.       — Конечно! Конечно, я передам.       Обрадовавшись, что не придётся больше возиться с автоматом, Ипек поспешила обратно. К тому моменту Шахин Кара уже расправился с двумя бутербродами, четырьмя чашками огненного чая и, сыто позёвывая, листал материалы очередного уголовного дела.       — Поела?       — Начальник Мехмет зовёт вас.       — А. Ладно.       Он поднялся и вопросительно на неё посмотрел.       — Что?       — Ты со мной? Знаешь же, почему зовёт.       Ипек вздохнула и молча кивнула. Она вновь выползла из своего убежища, теперь уже в качестве замыкающей в их негармоничном дуэте с комиссаром, и под пристальными взглядами сотрудников отдела зацокала каблуками, пытаясь угнаться за Шахином.       — Шахин! — обрадовался начальник. — О, и вы, госпожа Ипек! Хорошо, что догадались вместе прийти. Молодцы.       Комиссар бросил на неё многозначительный взгляд, мол, что я тебе говорил? Ипек покраснела и опустила глаза.       — Присаживайтесь, присаживайтесь.       — Я, пожалуй, постою, — ответил Шахин.       — Я тоже, — поспешила присоединиться Ипек.       — Я собирался поговорить с вами о первых результатах терапии. Разве можно так, на ногах, обсуждать столь важные темы?       Пока Ипек судорожно собиралась с мыслями, комиссар пошёл в стремительное наступление:       — Разве уже есть, что обсуждать, брат? Только начали, сколько там прошло, неделя? — он обернулся и обратил на Ипек свой бесстрастный зелёный взгляд. — Пока рано делать какие-то выводы. Правильно я говорю, госпожа психолог?       Теперь уже на неё смотрели две пары глаз: комиссара и начальника. Оба эти взгляда были чисты и невинны, хотя она точно знала, что один из них не заслуживает подобных эпитетов.       — Э… Да… — замялась Ипек.       Комиссар угрожающе поиграл бровями.       — То есть…       Комиссар грозно нахмурился.       — Я хотела сказать, что комиссар Шахин прав. Для выводов, а тем более для отчёта, ещё очень рано. Прошло слишком мало сеансов, чтобы я могла говорить о какой-либо — положительной либо отрицательной — динамике.       — Так, значит, говорите? — начальник Мехмет переводил взгляд с комиссара на неё и обратно.       — Всё верно, начальник, — кивнул Шахин.       — Но сеансы идут?       — Само собой! — хлопнул себя по груди комиссар.       — Госпожа Ипек, а вы что скажете?       — Всё в точности, как говорит господин старший комиссар, начальник Мехмет. Сеансы идут строго по расписанию.       — И Шахин не пытается их саботировать?       — Ну что ты, начальник! — совершенно искренне возмутился комиссар. — Мы же договорились.       — Нет, не пытается, — подтвердила Ипек.       — Что ж, я рад. Очень рад! Какое счастье, что в своё время вы присоединились к нашей команде, госпожа Ипек. Даст бог, с вашей помощью этот несдержанный превратится в нормального человека.       Начальник Мехмет поднялся из-за стола и проводил их до двери. Едва они повернули за угол и оказались в безлюдном коридоре, комиссар Шахин схватил Ипек за локоть и прижал к стене.       — Почему ты такая тихая? Почему всё время молчишь, а если что-то и скажешь, то обязательно невпопад, а? Хочешь, чтобы все обо всём узнали?       — Что вы делаете? Отпустите, мне больно!       — Прости, — Шахин разжал пальцы, но сам не отстранился, продолжая нависать над ней сердитой тенью. — Прости, но… мы же всё обговорили! Договорились ввести себя естественнее, а ты что делаешь? За целый день на виду у всех даже трёх слов мне не сказала! А раньше тебя было не заткнуть. Думаешь, полицейские в этом отделе не смогут сложить два и два?       — Я пытаюсь! — разозлилась в свою очередь Ипек. — Правда пытаюсь! Но я не робот и не актриса! Делаю всё, что в моих силах, но не всегда получается.       — Значит, плохо стараешься, — грозно зашептал Шахин. — Посмотри на меня, никто и никогда по моему виду не догадается, что происходит. Или хочешь сказать, что это я — робот или актриса?       — До чего смешно, — скорчила уничижительную гримасу Ипек. — Продолжайте делать свою работу, господин старший комиссар, а я буду продолжать делать свою. И не давите на меня так сильно, без того несладко.       — Вот как? — Шахин приблизился ещё больше, почти касаясь её лица бородой, заглядывая в глаза. — А почему несладко? Или ты… передумала? Жалеешь?       Испуг так явно промелькнул на её лице, что комиссар ухмыльнулся.       — Нет, — проговорила Ипек, не отводя взгляда, — не передумала и не жалею.       — Хорошо, — кивнул он, делая шаг назад. — Хорошо.       Ей всё время казалось, что как только они появлялись в общем зале, голоса сотрудников затихали, дела откладывались, а все взгляды обращались только к ней и главному комиссару. К ним. К ним двоим.       Она пыталась убедить себя, что стала слишком мнительной, что принимает всё очень близко к сердцу и додумывает то, чего на самом деле не было, но тщетно. Ипек не могла избавиться от ощущения, что все вокруг не просто подозревают, а знают. Точно знают.       — Общее собрание через пять минут! — рявкнул Шахин своим подчинённым, проходя мимо, а затем хлопнул раздвижными дверцами кабинета.       Ипек решила лишний раз не мелькать туда-сюда, присела на свободный стул и принялась ждать. Раньше она бы непременно занялась наблюдением за Нермин, Доруком, Умутом, Сехер… Но сейчас до ужаса боялась встретиться с ними взглядами, боялась выдать себя одним неосторожным движением, боялась, что это они её разгадают, а не она — их.       — Итак! — дверцы вновь со скрежетом разъехались в стороны, и на пороге появился комиссар, взъерошенный, со съехавшим набекрень галстуком на расстёгнутом воротнике мятой рубашки.       Ипек отрешённо уставилась на свои руки.       — Уже неделю проходит расследование, и что мы имеем? Что мы имеем, спрашиваю я вас? — Шахин потряс в воздухе тонкой папкой.       Дорук вжал голову в плечи, Умут принялся что-то увлечённо изучать на экране компьютера, и только Нермин стойко выдержала тяжёлый взгляд шефа из-под бровей.       — Я поручил вам найти первую жену жертвы. Вы нашли? Нашли?!       — Комиссар, — пискнул Умут, прячась за экраном, — женщина как сквозь землю…       — Разве я спрашивал, куда она провалилась? — хриплый голос Шахина гремел до потолка и разносился по остальным кабинетам отдела. — Разве я интересовался этим местом, а? Не интересовался, Умут! Не спрашивал!       — Господин старший комиссар, — пришла на выручку бедняге Ипек.       — А, госпожа психолог! Конечно же, вам есть, что сказать. Конечно же. Прошу!       — Господин старший комиссар, я просто хотела напомнить, что подобными методами вам вряд ли удастся настроить команду на рабочий лад. Напряжение и прессинг не помогут…       — Вы меня ещё будете учить, как настраиваться на рабочий лад, а? Учить меня будете?! Госпожа Нечем-Заняться-В-Свободное-От-Прихорашивания-Время!       По отделу пронёсся возмущённый ропот. Ипек зажмурилась. «Он перегибает, перегибает уже!».       — Так, ладно, — комиссар сбавил тон, очевидно и сам понимая, что переборщил с драматизмом. — Женой я займусь завтра лично. Вы продолжайте наблюдать за домом его сына от первого брака. Нермин и Дорук, вы дежурите до вечера, потом вас подменят, понятно? Умут, ты проверь все контакты сына, не созванивался ли он с кем-нибудь из-за границы в последнее время. Должна быть какая-то зацепка, должна быть!       — Как прикажете, господин комиссар.       — Хорошо, — кивнул Шахин, внимательно осматривая свою команду. — Хорошо. Работайте.       Он скрылся за дверями кабинета. Ипек какое-то время посидела ещё, впитывая недовольные переглядки сотрудников, а затем поднялась и последовала за Шахином.       — Это по вашему-то поведению ничего не понятно, господин старший комиссар? — набросилась она на него. — Да вы чуть не сдали нас с головой!       — Не ори! — округлил глаза Шахин. — Не ори!       — Это вы орёте, а не я! Что за несдержанность? Что за дешёвый спектакль вы там сыграли?       — Дешёвый спектакль, вот как? Показала бы, как нужно играть дорого, госпожа психолог. Раз уж ты такой ценитель всего дорогого.       — Причём тут это? Разве я это имела в виду? Что за манера цепляться к словам, вырывать их из контекста и перекручивать?       — Не я сказал «дешёвый», ты сказала. Что же я тут вырвал? Да и потом, ты ведь не играешь ни дорого, ни дёшево, вот мне и приходится давать подобные низкопробные, в твоём понимании, представления, госпожа психолог!       — Уф-ф! — Ипек фыркнула ему в лицо, потому что этот мужчина бесил её до невозможности, и она уже с трудом контролировала свои эмоции. А ведь штатный психолог отдела по расследованию убийств должен быть образцом хладнокровия и непредвзятости!       Шахин сжал губы и сдвинул брови. Ипек замерла, глядя в его потемневшие глаза.       — Я думаю, — медленно проговорил комиссар, — что нам обоим пойдёт на пользу сегодняшний сеанс психотерапии. Что скажешь, госпожа психолог?       — Согласна, — чуть слышно произнесла Ипек.       Такая убийственная близость Шахина как всегда действовала на неё обезоруживающе.       — Хорошо, — кивнул он, — хорошо.       Это «хорошо» стояло у неё в ушах, когда, стуча каблуками, она шла по погружённой в сумерки улице с обшарпанными трёхэтажными строениями. Дом комиссара прятался за раскидистыми ветвями деревьев, росших в палисаднике. Свет в окнах первого этажа не горел.       Где же его опять носит?       Ипек вздохнула и зашла в подъезд. В тайнике под лестницей нащупала ключ от входной двери. Маленький ключик, открывающий целый мир.       В прихожей было темно. Ипек не стала зажигать лампу, прошла дальше, в просторную комнату, соединённую с кухней, которая служила и столовой, и гостиной, и кабинетом.       Тусклого луча уличного фонаря, падавшего в комнату через большое окно, было достаточно, чтобы осветить извечный холостяцкий беспорядок в жилище Шахина Кары: разбросанные то тут, то там вещи, одежду, книги, журналы, посуду с остатками еды… Ипек привычным движением поставила сумочку на журнальный столик, который лишь каким-то чудом оставался расчищенным в этом царстве хаоса.       За спиной послышался шорох, раздались тихие шаги, и крепкие руки требовательно обхватили её за плечи.       — Ты задержалась.       — Вышла из такси в начале улицы. Где ты был?       — Дышал воздухом. Потом увидел, как зажёгся свет.       — Я не включала.       — Значит, мне показалось.       Шахин стянул с неё жакет и отбросил в сторону, к другим, сваленным кучей, вещам.       — Здесь давно пора навести порядок, — недовольно заметила Ипек.       — Знаю, — прошептал он. — Знаю.       Его пальцы вновь заскользили по её — теперь уже обнажённым — плечам, выводя на коже причудливые узоры. Его губы коснулись места, где плечо и шея соединялись, и Ипек дёрнулась:       — Щекотно.       Он усмехнулся вновь:       — Знаю.       — Ещё, — попросила она.       Теперь уже губы не просто касались её, они ласкали, терзали, жадно всасывали нежную кожу, оставляя после себя небольшие отметины. По нервным окончаниям расходились электрические импульсы от прикосновений колючей бороды.       — Как хорошо, — прошептала Ипек.       Шахин молча потянулся к застёжке её платья. Молния разъехалась в стороны с тихим жужжанием, обнажая спину, горизонтально перечёркнутую полоской бюстгальтера.       — Слишком много всего, — недовольно проворчал он, снимая бретели платья с её плечей и сбрасывая само платье на пол.       Оставшаяся в одном белье Ипек переступила через кучку, в которую превратилась её одежда, и повернулась к комиссару.       — Никто не обещал, что будет легко.       Она потянулась к узлу галстука и стала медленно его развязывать. Шахин покорно ждал, больше не касаясь её руками. Галстук присоединился к платью на полу, Ипек занялась пуговицами, расстегнула рубашку, сбросила и её.       Дотрагиваться руками до его груди и плечей было непередаваемо волнительно. Она наслаждалась прикосновениями, не заботясь о том, что он без единого движения ждёт, пока она насытится.       — Поцелуй меня, — потребовала Ипек.       Никакой нежности в нём больше не осталось. Шахин всем телом оттеснил её к стене, прижал спиной к холодному бетону, впился губами. Да, возможно, в его понимании это и был поцелуй, думала Ипек, чувствуя, как в лёгких заканчивается кислород. С тихим рычанием он подхватил её на руки и понёс в спальню.       Постель была не убрана. Шахин осторожно положил Ипек на кипу одеял, в которую она тут же завернулась. Пока он избавлялся от брюк, Ипек стянула с себя бельё, оставаясь в одних лодочках.       — Подожди, — прохрипел Шахин. — Я должен снять с тебя эти чёртовы туфли.       Он обхватил её щиколотки, снял обувь поочерёдно с левой и правой ноги, а затем бережно поставил туфли у стены.       — Кажется, эти — твои любимые, — хихикнула она.       — Ненавижу их всем сердцем, — криво усмехнулся комиссар.       Вглядываясь в его лицо, пытаясь уловить выражение зелёных глаз, Ипек ждала, пока Шахин опустится на постель. Она вновь потянулась к его плечам, ища объятий, а в них — спасения и защиты, всего того, чего лишилась в одночасье со смертью мужа, и даже больше того — никогда не имела, выйдя замуж за предателя.       Шахин зарылся лицом в её волосы, вдохнул запах кожи, провёл губами по шее и прошептал:       — Ипек…       — Тише, — прервала она его. — Тише.       Слова пугали её. Она ждала, так ждала их и — одновременно — боялась. Пусть пока не будет слов. Пусть между ними будет тишина.       Тишина в комнате продержалась ровно до того момента, пока его губы не накрыли её грудь. Ипек громко застонала, всколыхнув застоявшийся в спальне воздух.       — Тише, — улыбнулся Шахин, передразнивая её интонацию. — Тише.       Она не могла тише. Всё напряжение последних недель, весь страх, вызванный опасностью их профессии, всю накопленную после распада семьи боль Ипек выплёскивала в свои стоны.       Изредка Шахин пытался сдерживать её, затыкая рот поцелуями, и тогда отчётливо становились слышны все прочие звуки: тяжёлое дыхание, влажные шлепки разгорячённой кожи, шорохи нетерпеливых, обжигающих прикосновений.       — Ещё, Шахин, ещё!       — И всё же я люблю, когда ты кричишь…       Ей было уже впору записывать его неожиданные признания во время секса, но мозг, разжиженный яркой разрядкой, отказывался работать. Ипек закрыла глаза, впитывая мощные толчки, а затем обняла обмякшее, внезапно отяжелевшее тело. Навалившись на неё, Шахин прерывисто дышал, и с каждым новым вдохом его грудь всё больше вдавливала её в матрац.       — Прости, — он, кряхтя, перевернулся на спину, и Ипек тут же прильнула к нему, положив голову на плечо.       Она любила каждый этап их «сеансов психотерапии»: и размеренное, плавное начало, где ещё было место разговорам и перепалкам, и раздевание, перерастающее в нетерпеливую прелюдию, и страстный, иногда молчаливый, иногда — не очень, секс. Но особое место в её сердце занимал именно этот период, наступавший сразу после оргазма. Тогда, разомлевшие и расслабленные, они приоткрывали друг другу себя настоящих.       Шахин нежно поцеловал её в висок, провёл ладонью по волосам, предплечью, затем погладил спину. Она только сильнее прижалась к нему, пальцами играя с волосками на его груди. Когда сегодня он спросил, жалеет ли она, Ипек испугалась. Испугалась, что однажды это может закончиться, и ещё сильнее испугалась того, что это могло и не начаться. Они могли и дальше продолжать делать вид, что их не тянет друг к другу, могли и дальше притворяться равнодушными коллегами. Они могли потерять эти драгоценные, целебные минуты навсегда.       — Останься сегодня, — тихо попросил он.       — Ты же знаешь, я не могу.       — Ненадолго, совсем на чуть-чуть…       — Гёркем будет спрашивать, где я. Нельзя же всё время лгать и оправдываться работой.       — Я потом отвезу тебя. Пожалуйста.       Она вздохнула:       — Ладно, напишу маме сообщение. Подожди.       Он приподнялся на локте, наблюдая, как Ипек встаёт и идёт за телефоном.       — Принести тебе воды? — крикнула она из кухни-гостиной.       — Нет, возвращайся скорее.       Ипек набрала Пери смс с очередной ложью про производственную необходимость и поставила будильник на пять утра. Как раз успеет добраться домой, принять душ и позавтракать с семьёй.       — Соскучился? — улыбнулась она, вновь забираясь под одеяло.       — Безумно, — выдохнул Шахин и крепко обнял её. — Когда встаём?       — Ты спи, — Ипек коснулась кончиками пальцев шрама на его лбу, а затем потянулась к губам за поцелуем. — Я разбужу тебя, когда придёт время.       — Хорошо.       Он удобно устроился на спине, положив одну руку под затылок, а второй продолжая обнимать её. Ипек тоже пристроила голову на грудь Шахину и принялась слушать его тихое, ровное дыхание.

КОНЕЦ