such a tragic sight you are

      Трудно судить о реакции Императора Белоса, когда Золотой Страж доставляет ключ.       Повреждённый, но всё же портальный ключ. Это было ничем, по сравнению с настоящей задачей экспедиции — озером, полным крови титана. Это было не тем, что могло перекрыть промахи Хантера.       Как бы отчаянно он не молился, чтобы вновь не вернуться с пустыми руками, всё же Хантер не мог спланировать или предотвратить это, потому что попросту не знал о существовании ключа. Доставить его императору не было целью, но Хантер увидел в этом возможность. По мнению Хантера, неповиновение приказам могло быть оправдано только этим. И насколько оправдано в конечном итоге, предстояло выяснить.       Император ожидал результатов — в этом была суть. А еще император терпеть не мог проваленные операции.       Золотой Страж, в свою очередь, не был ни обычным пехотинцем, ни одноразовым разведчиком, который мог не вернуться с задания. Занимать такое положение среди прочих членов ковена значило оправдывать высокие ожидания и держать планку незаменимости. Это роль, от которой нельзя отказаться и обязанности, которые нельзя не выполнять. Никаких других исходов. Наказание за неудачу никогда не отражалось на том, кто он и каково его предназначение. Его право на существование напрямую зависело от способности следовать той цели, которая любезна была подарена ему жизнью. Ничто больше не имело значение.       Белос принимает ключ, затем — несколько слов благодарности, после — задумчивое молчание.       По спине Хантера прокатывается дрожь. За годы при дворе он научился замечать мельчайшие знаки, в которых угадывалось настроение императора, словно мог смотреть сквозь рогатую маску. Он ожидал определённых реакций.       Хантеру свойственно спотыкаться на ровном месте, временами говорить невпопад и переоценивать то, насколько желанно его присутствие. Хантер предпочел с этим смириться. В конце концов, следить за своим поведением, не иметь больших ожиданий и замечать знаки — это неизбежная реальность, очевидная, как восход солнца или пар над Кипящим морем.       Молчание, по наблюдениям Хантера, не несло ничего хорошего. Как, впрочем, и то, насколько быстро его отпустили, велев возвращаться к себе в комнату.       Оставшись один, Хантер сбрасывает свой плащ и доспехи, тщательно стирает со своего тела последствия утомительного боя и надевает заранее отложенную чистую одежду. Рубашка свободна, воротник почти свисает с плеч — это осознанный выбор. Всё что ему остается — лежать на кровати в полном поражении. Глупо было бы полагать, что приговора не будет.       И он приходит с тихим скрипом старых дверных петель. Хантер не может не вздрогнуть. В повседневной одежде, без рогатой маски и плаща, которые придают монументальности, Белос входит в комнату, плотно закрывая за собой дверь. — Дядя, — Хантер рывком поднимается с кровати. — Привет, Хантер, — мягко говорит Белос и на этом останавливается, просто рассматривая племянника.       Хантера не покидает чувство, что ему следует снова извиниться, как он поступил, только вручив Белосу ключ. Но он сдерживает себя, предпочитая дождаться момента, когда этот вопрос поднимет сам Белос.       Император делает несколько шагов в его сторону, затем продолжает: — У меня нет сомнений, Хантер, ты осознаешь, что твоя безопасность входит в число моих главных приоритетов. По этой причине я предпочитаю давать тебе чёткие инструкции. Я имею достаточно оснований для того, чтобы просить тебя оставаться в замке, и ты осведомлён об этом. Я говорю об этом не с позиции императора, но с позиции твоего дяди и воспитателя. Я надеялся, что ты понимаешь. И всё же ты решил ослушаться меня.       Хантера не покидает ощущение, что он и всё вокруг исчезает в самом Кипящем море. — Мне жаль. — Присядь, Хантер.       Он подчиняется, и Белос садится рядом. Хантер не может прекратить нервно перебирать пальцы, сидя на краю кровати. Ободряющие жесты и успокаивающий тон дяди не помогают. — Меня не радует, что ты пошёл против моей воли, — продолжает император, — однако если бы не ты, экспедиция оказалась бы совершенно обречённой. Кикиморе не удалось извлечь ни капли крови титана. В отличие от тебя. К сожалению, этого недостаточно для создания стабильного портала. Ты сделал всё, что было в твоих силах, чтобы продемонстрировать свою решимость, и это нельзя оставить без внимания. Теперь ты понимаешь мою дилемму? — Белос улыбается. — Что мне делать с тобой, Хантер?       Неспособный выдержать зрительный контакт или ответить что-нибудь вразумительное, Хантер опускает голову.       Затем он чувствует, как большая рука мягко касается лица, поворачивает его и поднимает подбородок, вынуждая Хантера посмотреть на дядю. — Неужели ты не веришь, что я забочусь о тебе? — тихо спрашивает Белос. — Неужели мое беспокойство кажется тебе неискренним? — Нет! — Хантер судорожно всхлипывает, затем, собравшись насколько возможно, продолжает. — Нет, прошу прощения, я просто… — Я всего лишь дразню тебя, — прерывает его Белос со смешком, — я знаю, что тобою движет простое желание помочь тем, что в твоих силах.       Его голос теперь низкий, а тяжёлая рука скользит вниз к шее Хантера, касаясь чувствительной кожи. — Даже будучи непослушным, ты остаёшься таким хорошим мальчиком.       На этих словах, Хантер не может убрать с лица лёгкую улыбку, как и не может остановить вызванную близостью дрожь. Закрывая глаза, он знает, что случится дальше. Хантер почти готов признаться, что ждал этого с того момента, как передал ключ в чужие руки.       Белос наклоняется вперед, опираясь рукой позади племянника. Хантер ощущает, как сильнее прогибается под ними кровать, и близость чувствуется острее. Поцелуй тоже острый. Не имеет значения, сколько раз они делали это ранее, и всё же, в том, как Белос углубляет поцелуй, всегда есть что-то торжествующее. Будто он убивает дикого зверя. Хантер не понимает этого. Никогда и никакого сопротивления с его стороны — он охотно раздвигает губы, позволяя чужому языку проскользнуть между ними. Белосу виднее.       Проходит несколько томных мгновений, прежде, чем Белос отстраняется, а затем приказывает — На колени, сын. — Да, дя — …Отец.       Хантер так же не понимает, почему Белос настаивает на таком обращении во время их свиданий — не каждый раз, но довольно часто. Неужели быть дядей и племянником недостаточно неприлично? Хантер мог бы использовать обращение «Его величество» или «Любимый император», как угодно, но… Кажется, что Белосу действительно нравится иллюзия того, что они отец и сын. Хантер из кожи вон лезет, чтобы угодить, поэтому подыгрывает, убеждая себя, что разница небольшая. В очередной раз и всегда — никакого сопротивления с его стороны.       Хантер опускается на колени между ног Белоса. Такое положение — синоним послушности. Он берет в рот практически вставший член, одной рукой обхватив основание, а другой держась за бедро императора.       Он делал это много раз. Теперь ему абсолютно понятно, как двигать языком так, чтобы доставить удовольствие Белосу. Не то умение, которое ожидаешь от Золотого стража, но, так или иначе. Хантер обводит языком отверстие уретры и обхватывает губами головку именно так, как от него ждут. Он автоматически понимает, когда надо плотнее сомкнуть губы и активнее двигать головой.       Хантер смотрит снизу вверх глазами, полными благоговения. Учитывая размеры Белоса, это не так просто брать в рот по самое основание, но умение неизбежно приходит с практикой. — Ты такой хороший сын, — Белос кладёт руку на голову Хантера, собирая волосы в кулак, — очень хорошо. Мой прекрасный мальчик.       Хантер стонет, и вибрация его голоса так же оказывает стимулирующий эффект. Он готов на всё ради таких редких слов похвалы от того самого, кто подарил ему цель и дал место в мире. Любое унижение — всё ради императора. Быть нужным и быть полезным — всё, чего хочет Хантер. Это лучшее, на что он мог и сможет когда-либо рассчитывать. Единственный способ оправдать свое существование и приглушить свои непростительные недостатки.       Он выпускает изо рта возбуждённый член, продолжая поглаживать его свободной рукой. Хантер спускается вниз, чтобы обратить внимание на яйца, облизывая их и нежно посасывая через тонкую кожу.       Белос стонет, и его рука сильнее сжимает светлые волосы Хантера. Хантеру нравится такой способ демонстрации власти. Он снова обхватывает головку губами, а затем полностью берет в рот, начиная ритмично двигать головой, стараясь подавить рвотный рефлекс каждый раз, когда кончик члена бьётся о горло. Непристойные хлюпающие звуки смешиваются со стонами императора.       Слюна капает с подбородка на грудь, и Хантер чувствует себя счастливым. Так он говорит себе. Всё просто идет своим чередом. Он делает всё правильно, и, если это единственная вещь, для которой он годится при дворе — он будет продолжать. Пусть он выполнит миссию недостаточно хорошо, пусть вовсе провалит её. Но, в конце концов, найдёт свою цель в доставлении удовольствия своему императору. Возможно, ничего из того, что он говорит не имеет значения и он не заслуживает и вовсе, чтобы его слушали. И, может, его голос действительно раздражает всех вокруг, но, по крайней мере, он знает, как найти своему рту другое применение. Он любит то, как император двигает бедрами в такие моменты. Желая большего. Желая Хантера.       Наконец, Белос с громким дрожащим стоном откидывает голову назад и кончает в рот племяннику. — Такой послушный мальчик. Проглоти всё это… Вот так. Хорошо. Взгляни на меня, Хантер.       Хантер отстраняется, по его подбородку стекает пенная слюна. Он смотрит на Белоса как на божество, спускающееся с небес. — Ты и твой рот принадлежат мне, — бормочет Белос, полузакрыв глаза. — Да, отец, — голос Хантера усталый и хриплый, горло саднит. — Ты счастлив, что позволяешь мне пользоваться им, когда заблагорассудится? — Без сомнений, отец. — Хорошо, — Белос выдыхает, довольный. — Я определился с твоим наказанием. И с твоей наградой. Сегодня мы сделаем кое-что другое. — Кое-что другое… — повторяет Хантер. Это смущает его больше чем то, что он делал минуту назад. — Я полагаю, что ты хотел этого уже давно. Поднимайся, Хантер. Сними свою одежду и повернись.       Хантер не может не сделать то, о чем его просят. Он молча кивает. Каким бы смущённым он себя не чувствовал, но всё равно он снимает рубашку, брюки, бельё. Хантер не любит быть полностью обнажённым даже в одиночестве, когда на него никто не смотрит. Это становится совсем невыносимым под пристальным пожирающим взглядом. Тело ощущается неправильным. Не совершенным, каким ему положено быть. Осознание того, что у него неуклюжие ноги, небольшое туловище и ребра, просвечивающие через кожу, волнует Хантера гораздо сильнее, чем должно. Хотя бы взросление и тренировки принесли ему немного мускулов, но этого недостаточно, чтобы успокоить Хантера.       Во взгляде Белоса нет презрения, он просто смотрит внимательно, изучающе, останавливаясь на несколько секунд на эрекции Хантера. Затем Белос мягко кивает, подталкивая Хантеру к тому, чтобы продолжить. Поворачиваясь спиной, Хантер не может перестать дрожать от холода и предвкушения.       У них уже был межбедренный секс раньше: Хантер прижимается к нижней части живота императора, твердый член которого движется между его смазанных бёдер, и всё это сопровождается хлюпающими звуками. Хантер спрашивает себя, ждёт ли его это сейчас. По крайней мере, к этому располагает шорох одежды и характерный звук открывания бутылька со смазкой за его спиной.       У императора другие планы. — Наклонись немного вперёд, — говорит он.       Хантер нервно повинуется в ответ, сразу же после чувствуя, как чужая рука обхватывает его запястье и заставляет положить ладонь на его собственную ягодицу, без слов приказывая раздвинуться. Затем на две фаланги в него погружается длинный смазанный палец. От удивления Хантер забывает, как дышать, чтобы не задохнуться. Его ноги дрожат, когда палец начинает входить и выходить из него. Это очень странно. Но сейчас более важно то, что Хантер предельно ясно осознает, что должно произойти дальше.       Хантер не может избавиться от смущения из-за своего неудобного положения, второго добавленного пальца и осознания того, что он действительно неоднократно думал об этом раньше. Раздвигая ноги для Белоса, позволить ему полностью владеть собою в акте физического голода, такого сильного, что его можно было бы спутать с любовью. Конечно, в голове Хантера жило романтизированное представление, что в определённый момент его просто возьмут, прижав к стене в одном из коридоров замка. Варианта с аккуратной растяжкой пальцами не было.       В таком нервном состоянии Хантер не может не улыбнуться. Он правда рад, что Белос сейчас не видит его лица. — Ты ужасно молчалив, — холодно замечает Белос. — Ммм… Мне очень жаль, отец, — краткий миг хорошего настроения сменяется страхом и стыдом. — Я… Ах… Я обязательно сделаю это сам в следующий раз. — Без сомнений.       Белос вытаскивает пальцы, считая, что подготовку на этом можно завершить. Он сильнее смазывает член, вытирает руку о простыню. После хватает Хантера за бедра и притягивает ближе к себе.       Твердо направляемый, Хантер инстинктивно слегка сгибает свои ноги и сжимает дядины бёдра для устойчивости. Белос выпрямляет спину и прижимается кончиком члена к Хантеру.       Хантер громко вздыхает, когда опускается, позволяя головке войти в него. — Боже, дя… Отец… Ох… — Продолжай, сын мой.       Несмотря на подготовку, член всё равно жалит. По мере того, как Хантер медленно вбирает дюйм за дюймом, его внутренности начинают болеть. — Это слишком, — мяукает он. — Пожалуйста, я… Я не уверен, что смогу… — Молчать.       Полностью опустившись на член, Хантер боится вздохнуть. В уголках глаз собираются слёзы. Он чувствует, будто бы его тело меньше, чем есть на самом деле, словно его заполнили до краёв.       Но Белос довольно стонет, поэтому Хантер готов к следующим указаниям. — Начинай двигаться, Хантер. — Д-да, отец.       Хантер чувствует, как что-то давит ему на грудь каждый раз, когда он опускает и поднимает таз, в то время, как пульсирующий член скользит в него и выходит обратно. Это слишком для Хантера. Ему понятно, что следует придерживаться определённого ритма, но каждый толчок отражается тупой болью в животе.       Белос ненавидит проявление слабости. Это так очевидно. — Двигайся лучше, мой мальчик. Я дал тебе ещё одну возможность искупить вину, и пока я не впечатлен.       От этих слов Хантеру хочется разрыдаться. Всё вело к этому моменту. Он просто обязан быть благодарен. Кто ещё имеет право так служить императору? Это было бы честью для кого угодно, тем более для настолько бесполезного колдуна, как он.       И Хантер не намерен отказываться от такой щедрости.       Игнорируя жгучую боль, он начинает двигаться всерьез. Откидывает голову назад, чувствуя себя совершенно раздавленным. Должна ли его утешать мысль о том, что он, по крайней мере, еще не разрыдался? — Папа! — он отчаянно вскрикивает. — Папа, пожалуйста! — Хороший мальчик, — тяжело дыша, Белос проводит Рукой по спине Хантера, бледной и исчерченной шрамами. — Боже, какой ты потрясающий. Я должен был… Ах… Мне следовало сделать это давным-давно…       И всё же, Хантер быстро выбивается из сил, оставаясь в вертикальном положении и трахая себя на члене своего дяди. Даже похвала не помогает сейчас, поэтому он останавливаются. Ноги не перестают дрожать ни на секунду. — Папа, это слишком для меня, пожалуйста, — Хантер чувствует, как слёзы начинают течь по щекам. — Мне правда жаль… Папочка...       Как и следовало ожидать, император теряет самообладание. Он отталкивает племянника от себя, позволив ему оказаться на полу, словно брошенной кукле. — Какой же ты бесполезный, — шипит он. Хантер же просто надеется, что за этим не последует очередной опасной вспышки. — Вставай. Сейчас же.       Не желая рисковать и не имея выбора, Хантер решает подняться. Он покорно опускает голову, не в силах выдержать взгляд императора. — Мне так жаль, отец. М-мы можем продолжить. — Хорошо. На кровать.       Он просто делает то, что ему приказывают. Он должен вытерпеть всё, что уже случилось и случится дальше. Хантер пережил вещи гораздо хуже. А его тело обладает одной хорошей особенностью — оно гораздо крепче, чем кажется.       Хантер чувствует, как его поднимают за бёдра так, что он утыкается лицом в простыни. Сложно найти опору в подгибающихся коленях, но, как оказывается далее, в этом нет такой необходимости.       Белос берёт его сзади, грубо схватив руками за талию. Хантер же просто теряется в себе, кажется, утратив способность двигаться. Боль постоянна, но, он готов поклясться, что под определённым углом по нижней части тела проходит волна блаженства. Но он не может заставить себя обратить внимание ни на первое, ни на второе. До Хантера даже не сразу доходит, что монотонные глухие рыдания исходят из его рта.       Закрывая глаза, он может найти себя парящим над своим телом. Просто наблюдать за всем на расстоянии. Так безопасно. Никакого беспокойства и боли. Он невесом и недосягаем. Хотелось бы как-нибудь помочь тощему мальчику с некрасивым лицом, которого насилуют в собственной кровати, но он не должен вмешиваться. Для каждого — своя цель. И всякий выбирает роль, которая поможет ему в его миссии.       Сделав несколько последних отчаянных толчков, Белос кончает внутрь, постанывая.       Хантер почти упускает момент, когда к его спине нежно прикасаются. Затем до него доносится спокойный голос, но ни единого слова он разобрать не может и не хочет даже пытаться. Шаркающие звуки, и на кровать приземляется влажное полотенце. В один момент Хантер замечает, что император покидает комнату, закрывая за собой дверь. Он бездумно обхватывает рукой собственный член и кончает.       В адекватном состоянии он находит себя только в душе. Когда к нему возвращаются все чувства и исчезает одно единственное ощущение дереализации, всё случившееся кажется далеким размытым пятном, абстрактным эхом. Физические ощущения говорят об обратном. Он морщится от боли в нижней части тела. По ноге стекает красная струйка, смешиваясь с водой. Для Хантера не редкость наблюдать, как его собственная кровь исчезает в канализации, но сейчас в этом зрелище есть что-то исключительно тошнотворное.       Он хромает в свою комнату, как подстреленный зверь. Ему надо сменить простыни, но он правда не может беспокоиться об этом прямо сейчас. Всё раздражает и хочется спать. Лежать лицом в подушку. О, ему просто не терпится узнать, как будет болеть его тело утром, когда ему придётся встать и отправиться на свою смену в замке, будто бы ничего не случилось.       По крайней мере, он будет ограждён от осуждающего мира и нежелательных взглядов непроницаемой бронёй. Обязанности Хантера выполнены, завтра можно будет начать новый день в качестве Золотого стража. И если повезет, то император, один из немногих, воспринимающих его как единое целое, подарит племяннику свое прощение. И, по крайней мере, ему не придется плакать до тех пор, пока он не уснёт.