Умеет ли ведьмак любить

      Больно и обидно осознавать, что тот, кто тебе люб, похожих чувств в ответ не испытывает, и подобная мысль мучила Лютика всё чаще. Да, они с Геральтом делили постель, как любовники, но что-то барду подсказывало, что ведьмак с ним спит не из чувств каких-то романтических, а чтобы забыть о чародейке Йеннифер, с которой они не так давно расстались. Ведь их отношения с Лютиком начались как раз, когда пути ведьмака и чародейки разошлись. В тот вечер Геральт просто в комнату Лютика ночью пришёл и, ничего не объясняя, принялся его раздевать да целовать, а бард его действиям противиться и не стал, а наоборот, помогать принялся, ведь уже давно был ему ведьмак люб и только мечтать он о таком мог. С той ночи и началось всё между ними, и стоило бы Лютику радоваться, ведь Геральт рядом был, как ему и хотелось, да что-то нерадостно было…       Ведь наверняка бард для Геральта чем-то вроде утешения был, способом забыть Йеннифер, и осознавать это было неприятно. Эх, а как бы было хорошо, если бы Геральт тоже мог его любить… Но это навряд ли, наверняка, появись вновь в жизни ведьмака чародейка, он бы о Лютике сразу забыл, побежав к ней, как верный пёс, и всё равно ему бы было, что у барда сердце от этого бы разбилось, и как же горько от этой мысли становилось… Вот было бы можно как-то узнать, может ли ведьмак любить его в ответ, тогда, глядишь, Лютику стало бы чуть на сердце легче, только вот как было бы можно это сделать? Всё чаще он задумывался о том, как можно чувства ведьмака проверить, да в голову ничего путного не приходило.       Думал он проверить, будет ли Геральт его ревновать, ведь люди говорят, что, мол, если тебя человек любит, то ревновать будет. Казалось бы, хорошая идея — найти в таверне деву какую да сделать вид, что нравится она тебе, и всерьёз уж начал бард подумывать о том, чтобы этот план исполнить, ведь они с Геральтом как раз в таверне собирались заночевать, дев красивых здесь было полно, выбирай для игры любую, но ничего у Лютика не вышло, поскольку, только он собрался спуститься на первый этаж, чтобы немного оглядеться, как ведьмак с охоты на очередную тварь вернулся, и вышло так, что они поссорились. Самое обидное было то, что Лютик ни в чём не был виноват, просто обманул Геральта мужичок, что заказывал ему стрыгу убить: ведьмак с тварью справился, а тому удалось сбежать, не заплатив, и это Белого Волка очень разозлило, и раздражение своё он вылил на барда.       Ох, сколько он ему слов неприятных и обидных сказал, настолько больно было их слушать, что, когда Геральт наконец закончил, Лютик ничего в ответ не сказал, задушено всхлипнул, выбежал их комнаты. Он сам не заметил, как покинул таверну и, не разбирая дороги, побежал по деревне, вскоре её покинув. Было настолько больно и обидно, что хотелось просто упасть где-нибудь и горько разрыдаться; вскоре споткнувшись, он и упал, больно ударился локтем и, судя по резкой боли и появившееся на коже крови, поранился, но всё равно эта боль не настолько сильная, как та, что была у барда на сердце.       Он даже не сделал попытки подняться, уткнувшись в траву и тихонько заплакав, и думал он, что век вот так пролежит, ан-нет, вскоре слёзы малость пообсохли, и он, последний раз всхлипнув, перевернулся на спину и огляделся. Над головой было множество высоких деревьев и кустарников, и, чуть приподнявшись, Лютик, понял, что сам не заметил, как выбежал из деревни, оказавшись в лесу. И тут барду страшно стало: знал он, что нельзя по ночной чаще в одиночку ходить, мало ли какая тварь может на охоту выходить, а ведь, помимо хищников, в лесу бывают и разбойники. Конечно, будь рядом ведьмак, бояться было бы нечего, но Лютик оказался здесь один, да ещё, как назло, не знал дорогу назад, что было ещё страшнее.       Сейчас он понимал, что бежать, не разбирая дороги, не стоило. Лучше было бы в таверне остаться, посидеть бы на первом этаже, переждать, пока Геральт успокоится. Конечно, обидны его слова были, но всё уж лучше было, когда он, пусть даже жутко разозлённый, был рядом, чем сейчас находиться одному в тёмном и довольно мрачном лесу. Где-то чуть слышно ухнула сова, заставив барда вздрогнуть, чуть правее в кустах что-то хрустнуло, и Лютик, испуганно охнув, начал пятиться назад, вдруг резко налетев на что-то спиной. Обернувшись, бард испугался ещё больше: перед ним стояло несколько мужиков, судя по одежде, местами рваной, и дубинкам в руках, были они разбойниками, и ничего хорошего для него эта встреча не сулила. Смотрели они на него, ехидно и зло усмехаясь, и тут выступил вперёд один из мужиков, видно, главарь. — Вы только посмотрите, какую нарядную птицу к нам в руки занесло. Думаю, будет, что с него поживиться…       Лютик собирался было попробовать сбежать, да, видимо, догадался мужчина о его намерениях, поскольку злобно усмехнулся и резко в сторону барда прыгнул, хватая его за руки и на траву роняя. Ударился он головой, от боли поморщившись, а мужчина вдруг его за подбородок грубо схватил, притянул его лицо к себе поближе, повернул вправо-влево и, злобно усмехнувшись, закричал: — Так я же его знаю… Этот мальчишка — бард, вечно вместе с ведьмаком Геральтом ходит… Да, говорят, не только ходит, но и постель они, мол, делят… Подстилка ведьмака нам попалась… Как хорошо… Я ведь терпеть его не могу, убил он когда-то брата моего, и давно мечтаю я ему отомстить, думаю, его подстилка нам в этом может помочь…       Тут один из мужиков чуть вперёд вышел и заговорил: — Еремей, так ежели бард ведьмака здесь, то значит, и он сам где-то рядом бродит… Как бы нам беды не вышло, если мы его мальчишку тронем… — Да что-то не видно, чтобы он здесь был… Ни лошади его, ни следов костра — так что один бард здесь, — усмешка разбойника Лютику не понравилась. — И что ты с ним делать будешь? — спросил один из бандитов. — Убью, конечно, но перед этим немного с ним развлекусь… Для ведьмака послужил, пусть и я удовольствие получу…       Кажется, Лютик только сейчас понял, что именно предводитель разбойников собирается с ним сделать, и оттого ему стало так страшно и противно, что он попытался вырваться и закричать, но тот, как будто догадавшись о том, что он собирается делать, хорошенько размахнулся да кулаком по голове Лютика ударил, причём так сильно, что у того аж искры цветные перед глазами пробежали… А как было больно… Воспользовавшись тем, что бард находится в полуобморочном состоянии из-за сильного удара, принялся разбойник с него одежду стягивать. Нещадно рвал кафтан и рубашку, тело белое оголяя, а вскоре и до штанов добрался, принимаясь шнурки развязывать. Лютик, несмотря на боль, старался сопротивляться, да слабо выходило, как будто вся сила разом из него ушла, слабостью и головокружением сменившись…       По щекам против воли слёзы солёные текли, стоило только представить, что с ним этот разбойник гадостный хочет сотворить, понимал ведь, что сам отбиться не сможет, но ещё больнее было осознавать то, что Геральт может его таким найти после… Что он подумает, увидев его труп поруганный? А вдруг решит, что он сам добровольно отдался, только бы жизнь свою спасти, а ведь не так это… Лютик бы ни за что не позволил его по своей воле кому другому взять, и пробует он снова воспротивиться, оттолкнуть от себя бандита, но лишь больше его злит, и тот снова его ударяет. Странно, что он ещё в обморок от боли не упал… А ведь так хорошо бы это было, хоть не чувствовать этой боли и того мерзкого, что разбойник с ним творит.       Тот тем временем его штаны развязывает, спуская их с бёдер, оставляя Лютика лишь в изорванной нательной рубахе, и принимается свои портки развязывать, но не успевает он этого до конца сделать, как вдруг чуть со стороны раздаётся несколько криков, и только разбойник собирается повернуться, чтобы глянуть, что там происходит, как воздухе раздаётся резкий свист и голова мужика падает на траву вслед за его мёртвым телом. Чуть в стороне белое пятно мелькает, но не успевает Лютик понять, что это такое, как перед глазами всё резко начинает кружиться, расплываться, и он наконец теряет сознание.

***

      Когда Лютик приходит в себя, он не сразу понимает, где находится. Голова болит и слегка кружится, и он осознаёт лишь то, что он лежит на кровати в тёмном помещении, но где именно, пока для него неясно. Вдруг он слышит звук шагов, в голове резко мелькает воспоминание о лесе и разбойнике, что хотел его насильно взять. Неужели он всё ещё у них?! Барда охватывает паника, он пытается резко подняться, но голова кружится, и он чуть было снова не падает, как его подхватывают сильные руки. Лютик пытается как-то избежать их прикосновения, воспротивиться, как вдруг раздаётся голос Геральта: — Лютик, ты что… Я это… Успокойся, никто тебе навредить не посмеет…       Бард открывает зажмуренные до этого глаза и действительно видит перед собой ведьмака. И вроде бы это Геральт такой, какой он есть, а как будто и какой-то другой. Глядит он на Лютика необычно для себя обеспокоенно, с какой-то нежностью, которую бард раньше во взгляде его не замечал, и так ласково его касается, как будто Лютик что-то хрупкое, и неизвестно отчего у менестреля на глаза слёзы наворачиваются, а когда он заговаривает, голос дрожит: — Геральт, это правда ты… А я так испугался… На меня в лесу разбойники напали… А их главарь хотел меня…       Договорить не выходит, поскольку Лютик, не выдержав, начинает горько, как малое дитяти, рыдать. Он ожидает чего угодно: что Белый Волк его оттолкнёт, скажет, что смотреть на него противно, но уж точно не того, что ведьмак его к себе притянет и обнимет. — Ну-ну, тише, всё теперь хорошо будет… Вовремя я подоспел, не успел он с тобой ничего сделать… Обошлось всё… А это ведь я виноват… Не стоило мне злость свою на тебя выливать, сдержаться нужно было… Ты уж прости меня, Лютик…       А вот того, что Геральт вдруг извиняться начнёт, парень точно не ожидал, и тут слёзы в мгновение усохли, и он поднял на ведьмака недоверчивый взгляд: быть может, только показалось ему, что он прощения просил. Но непохоже было, поскольку ведьмак смотрел на него ласково и как будто как-то виновато… — Геральт, а с тобой всё хорошо? Тебя случайно разбойники по голове не стукнули? — спросил бард. — Ты как будто какой-то другой… — Нет, хорошо всё со мной, — кивнул ведьмак. — Просто волновался я за тебя, хорошо, что хозяин таверны видел, в какую ты сторону побежал, а то бы мог и не поспеть вовремя… Никогда бы себя за это не простил… Если бы не успел… — Ты переживал за меня? Но почему? Нежели я так тебе нужен? Ты ведь часто раньше говорил, что я лишь тебе мешаю… — Так оно раньше было… Признаться честно, стыдно мне за эти слова… Ведь сейчас ты для меня дорог стал. Мой ты, и не прощу себе, если что-то с тобой случится… — Это ты что, так намекаешь, что люб я тебе? — с надеждой спросил бард.       Вместо ответа Геральт как-то странно улыбнулся и неожиданно Лютика поцеловал. И столько в этом поцелуе всего было: страсти и нежности одновременно, что все сомнения о чувствах ведьмака к нему вдруг исчезли, как их и не бывало. И понял бард, что хоть Геральт в этом и не признаётся, но тоже его любит, и мысль эта сердце его успокоила.