Твоим морем

Он нехотя открыл глаза, тут же щурясь от солнечного света, потёр веки и одной рукой попытался нащупать вибрирующий на тумбочке мобильник. Его разбудила чёртова мелодия звонка, потому что из-за сильнейшей усталости вечером он забыл поставить беззвучный режим, а часы показывали только 4:53 утра. — Да? — прочистив горло, он произнёс в трубку вполголоса, чтобы не разбудить спящую рядом девушку. — Артур, доброе утро, — монотонный голос Макса из приёмного отделения, тоже порядком уставшего к концу ночной смены, звучал не особенно добро. — Поступило инородное тело бронхов. Девочка тяжело дышит, судя по рентгену, скрепка может проскользнуть… — Крайне доброе. У нас больше нет эндоскопистов в больнице? — мужчина проворчал и сел на кровати. Кожа вмиг покрылась мурашками от прохладного воздуха комнаты. Девушка тоже уже проснулась, но глаз не открывала, лишь повернулась на другой бок. — В данный момент на дежурстве — ни одного. — Допустим, ей станет хуже, пока буду ехать, что тогда? Я ж не на карете скорой помощи катаюсь, — скинув одеяло, он с недовольством почесал затылок. Ему совсем не улыбалась перспектива приехать в больницу за три часа до начала смены только из-за ребёнка, проглотившего скрепку. Но, кажется, выбора особо и не было. — Тогда Грег будет заниматься этим, но ты и сам знаешь, — на другом конце провода раздался невеселый смешок, и Артур машинально кивнул. В руки Грега своих детей не доверил бы ни один здравомыслящий человек. — Ну, — он с недовольством хлопнул ладонью по простыни рядом. — Можно ещё хотя бы одну весомую причину, и я поеду? — Ты будешь торговаться? — голос Макса звучал недовольно, но немного веселее. — Секунду… О, буквально десять минут назад приняли спонтанный пневмоторакс, прямо сейчас делают электрокардиограмму. Пневмоторакс довольно напряжённый. — Дай угадаю, — Артур хмыкнул, опускаясь обратно на подушку, потому что эта причина уже автоматически прекратила быть весомой — пациенты с этим диагнозом бывали в отделении торакальной хирургии регулярно. — Высокий парень, семнадцать, баскетболист, курит электронные сигареты? — Не попал ни в один пункт. Ну, разве что с ростом, — мужчина самодовольно усмехнулся в ответ. Артур удивлённо приподнял брови, замирая, а потом вновь сел, больше не планируя ложиться. — Ну-ка, удиви. — Девушка, шестнадцать, не занимается спортом и, по ее словам, даже не пробовала курить, — по голосу было слышно, что он улыбается. — Пневмоторакс случился буквально на ровном месте, ни травм, ни резких движений… Артур замолчал, тяжело вздыхая. Это уже звучало как интересный случай, и ради него, в принципе, можно было встать в пять утра в пятницу, хотя рабочий день начинается в восемь тридцать… — Ладно, уломал. Не дренируйте её, если только не станет хуже, я сам всё сделаю. Никакому Грегу в руки не давать! Это чёртов хрусталь, наклейте пометку, — усмехнулся, потирая лоб. — Потом заберу её к нам в отделение. — Выезжаешь? — голос Макса зазвучал более воодушевлённо. — Ну, как минимум начинаю собираться, — мужчина хмыкнул и сбросил вызов, откладывая мобильник на тумбочку. Сбоку снова раздался шорох одеяла. — Экстренный вызов? — сонный голос девушки привлёк его внимание. Артур обернулся, тут же смягчившись. — Да, малыш, а ты можешь ещё поспать, — он склонился, оставляя короткий поцелуй на её лбу, прежде чем уйти в ванную, и она слабо улыбнулась в ответ. Проследив за тем, как его черноволосая голова удаляется из комнаты, девушка хмыкнула. Весь сон Тори как рукой сняло, хотя на часах было только пять утра. Потянувшись и потерев глаза, она откинула одеяло, полежала так ещё несколько минут, каждой клеточкой тела впитывая утренний солнечный свет, а потом встала и направилась за ним. Шум воды и закрытые дверцы душевой кабины — он принимал душ. Тори, подавив в себе откуда-то возникшую подростковую неловкость, включила песни Arctic Monkeys на портативной колонке, чтобы как-то сообщить о своём присутствии, и встала у раковины, принимаясь чистить зубы. С непринужденным видом она улыбнулась Артуру, когда тот выглянул наружу, услышав мелодию и шум, и удивлённо на неё уставился. Спустя несколько минут он вышел, и она изо всех сил старалась не оборачиваться, пока вокруг его пояса не затянулось махровое полотенце. Он подошёл к ней вплотную, со спины, упёрся ладонями в раковину по обе стороны от Тори и хмыкнул. У девушки завибрировало где-то под коленками от того, насколько близким и приятным был аромат его геля для душа — что-то цитрусово-мятное, с кислинкой и пряностями, любимый запах, который иногда мерещился ей даже там, где Артура не было. Она прополоскала рот, вытерла капли воды и развернулась так, чтобы быть лицом к мужчине. Он ухмылялся от того, как близко друг к другу они стояли. Биты в песне были в такт их дыханию. Взгляд карих глаз метнулся к губам, а потом снова вверх. Обычно нежные и добрые, сейчас его глаза разгорались огнём желания, который делал их цвет похожим на растаявшую на солнце смолу. — Мне сказали приезжать экстренно, а не с опозданием, — он нервно облизнул губы, окидывая девушку ещё одним восхищенным взглядом. — А ты решила прийти сюда в нижнем белье? — Ну, как хочешь, можно и без него, — ловко выскользнув из пространства между его рук, она пожала плечами и, как ни в чем не бывало, сняла с себя всю оставшуюся одежду. У него перехватило дыхание от неожиданности, и он так и остался стоять: опираясь руками на раковину — да так сильно, что костяшки побелели, — глядя на ее хрупкое загорелое тело и русые волосы, которые она осторожно убирала в высокий хвост. — Я, конечно, не совсем это имел в виду, — голос звучал хрипло, во рту пересохло. Они были вместе ещё не так долго, чтобы первичное восхищение и очарование уже прошло, и потому каждый их секс по-прежнему был для него взрывом звёзд и россыпью мериад, словом — чем-то космическим. Тори хитро улыбнулась и зашла в душевую кабину, включая горячую воду, вставая под неё, отчего по телу на несколько секунд пробежали мурашки, и подставляя под струи слегка дрожащие руки. Стеклянные дверцы быстро покрылись паром, и Артур видел только очертания, но продолжал заворожённо смотреть. Потом его вдруг будто ударило током, он вздрогнул, возвращаясь в реальность, и увидел мир в более ярких красках. Скинув полотенце, он повесил его на сушилку, а потом беззвучно приоткрыл дверцы, проскальзывая внутрь и вставая на резиновое покрытие рядом с Тори. Она улыбнулась, ведь слышала каждый его шаг, и едва успела обернуться, как оказалась прижатой к стене. Артур склонялся над ней, изучал взглядом, словно экспонат в музее, пару раз останавливаясь глазами на её — больших, любопытных, похожих на два изумрудных озера, — его грудь тяжело вздымалась от того, что он еле дышал, а ладони крепко упирались в выложенную плиткой стену по обе стороны от головы девушки. Она улыбнулась шире, облизала губы, но, не позволив ей сделать первый шаг, он поцеловал её. Мягко, с трепетом и аккуратностью, можно даже сказать — целомудренно, хотя они оба знали, что через несколько минут все кардинально изменится. Но пока она позволяла ему быть нежным, словно зефир, потому что сама плавилась от его доброты. Одна из его ладоней мягко опустилась на скулу, заставляя её таять от каждого прикосновения, словно кубик сахара в горячем чае. — Пожалуй, ради такого придётся задержаться, — бархатный голос Артура прозвучал, отдаваясь от стен тихим эхом, прежде чем он снова накрыл её губы своими. Она приподняла голову, предоставляя доступ к своей шее, и он послушно переместился на неё, оставляя обжигающие поцелуи на каждом миллиметре кожи, пахнущей карамелью и золотом. Он уткнулся носом в ямку над ее ключицей, с наслаждением делая глубокий вдох, чувствуя, как от удовольствия кружится голова, и понимая, что её чудесное тело совсем ничего не значит рядом с этими деталями — кожа, аромат волос, изумрудно-золотой отблеск улыбчивых глаз, аккуратные шрамы: на спине, между ребрами… Шрамы были его любимой частью — особенно этот тонкий, сбоку на правой груди. От одной из операций, что он провёл сам. Боже, как же много всего изменилось за какие-то четыре года… Девушка семнадцати лет, которая провела в отделении детской больницы, где он работал, в общей сложности пару месяцев, то и дело возвращаясь с рецидивами, тогда казалась ему совсем ребёнком. Он потому так удивился диагнозу «пневмоторакс» этим утром — до боли напомнило ему ситуацию с его нынешней партнершей, которой пришлось пройти через те же круги ада. Ее лёгкие постоянно выдавали новые и совершенно неожиданные вещи, ей понадобилось три масштабных операции и пара недель с дренажами и болью, прежде чем она наконец смогла вернуться к относительно нормальной жизни. Артуру всегда было жаль, что девушка проводит свои лучшие годы в больницах, не может летать на самолёте из-за своей болезни и сильно ограничена во многих вещах, но она, в первую очередь, была для него ребёнком. Все пациенты отделения детской торакальной хирургии для него отличались только диагнозами, а относился он ко всем одинаково — по крайней мере, старался. Подбадривал, просил не грустить, обращался со всеми возможными лаской и заботой. На их слёзы было больно смотреть — порой они, конечно, раздражали, но большую часть времени главной эмоцией была жалость, сожаление, желание успокоить. Тори держалась стойко, могла сама за себя отвечать, и потому через время появилось разграничение между ней и пациентами помладше. Конечно, иногда он машинально называл её «малыш», но, заметив, как меняется ее улыбка и розовеют щеки от этого обращения, прекращать не стал. Ему было двадцать семь, он сам едва начал карьеру врача, и потому все операции проводились под чутким присмотром заведующего отделением. Однако остальную опеку над девушкой он полностью взял на себя — приходил с фонендоскопом выслушивать её лёгкие, назначал препараты, постоянно заходил в палату после операций и других сложных процедур — удостовериться, что всё хорошо и она нормально себя чувствует. Тори, которой всю жизнь не хватало мужского внимания из-за отсутствия в семье отца, просто утопала в его заботе. Она со сладкой дрожью в коленях принимала каждое его незначительное прикосновение — к плечу, руке, груди при прослушивании. Для него эти жесты не значили ничего кроме обыкновенных рабочих моментов, а она настолько к ним привыкла, что даже ощущала странную грусть и тоску, когда возвращалась домой. Возможно, именно из-за того, что скучала, она возвращалась туда ещё два раза после самого первого посещения — с каждым разом на всё более долгий срок. Конечно, так получалось не специально, ситуации были коварные, но хирурги брали дело в свои умелые руки, и в итоге всё заканчивалось хорошо. И вот, Тори снова просыпалась дома, в своей постели, молчаливо скучала по «малыш, доброе утро, давай я послушаю тебя» и вспоминала его длинные пальцы, иссиня-чёрные волосы, добрую улыбку, осторожные прикосновения и холодок фонендоскопа. Как так получилось, что они снова пересеклись уже гораздо позже, — знает лишь тот, кто устраивает человеческие судьбы. Ей исполнилось двадцать, она пришла на приём к своему терапевту-пульмонологу — приходила каждые полгода в профилактических целях, — и вдруг увидела, что из кабинета он вышел не один: рядом с ним, смеясь, видимо, над удачной шуткой, шёл мужчина в джинсовой куртке, надетой поверх синего хирургического костюма. И в его до боли знакомой улыбке, добрых раскосых глазах, широких плечах и родной темноволосой прическе она узнала своего лечащего врача, к которому питала самые тёплые чувства. — Доктор Хадсон? — прочистив горло, она окликнула его, тут же ощущая, как нарастает неловкость. Оба врача обернулись, удивлённо поднимая брови. — Мисс Данхилл, я хотел попросить вас подождать пару минут, мне нужно побеседовать с коллегой… — тихо начал её нынешний врач, на которого она прекратила обращать внимание с самой первой секунды. — Да, без проблем, — она быстро кивнула, перебив его, и в упор посмотрела на второго доктора, который продолжал молчаливо разглядывать её. — Тори? — наконец он осторожно спросил, прищуриваясь. — Вот уж кого я точно не ожидал увидеть в поликлинике на другом конце города. — Взаимно, — она фыркнула, не замечая совершенно обескураженного терапевта рядом. — Я… Если есть желание, можем пересечься после твоего приема. Расскажешь про своё состояние, — он слабо улыбнулся. — Я все равно буду в кафетерии. Найдёшь тогда, если будет нужно? — Да, хорошо, спасибо, — машинально ответила она, не понимая, за что благодарит, и кивнула, чувствуя, как учащается пульс. Она думала, что чувства к врачу потухли ещё давно — страдала только пару месяцев после наступления совершеннолетия, когда ее перевели к врачу для взрослых и она больше не могла появляться у Артура на консультациях. Уже через несколько минут она обнаружила, что находится в кабинете своего терапевта и наблюдает за тем, как он слушает ее лёгкие. Погрузившись в воспоминания о прошлом слишком глубоко, она выпала из реальности и делала всё на автомате. — Боли? Кашель, одышка? — Нет, ничего нет, — покачала головой. — А давно вы знакомы с доктором Хадсоном? — Да, — врач с усмешкой посмотрел на неё из-под очков. — Это он передал вас мне, иначе вы могли бы попасть к обыкновенному терапевту, который хрипы в лёгких не отличает от шуршания стетоскопа о кожу. — О, — девушка совсем не ожидала такого ответа, поэтому лишь выдохнула и приподняла брови. — Интересно. Поняла. — Здесь все хорошо. Если жалоб нет, вы можете быть свободны, — закончив печатать, мужчина улыбнулся, и Тори, поблагодарив, вышла из кабинета. Конечно, в тот момент она приняла решение отправиться в кафетерий. И это решение было основано даже не столько на желании обсудить с врачом своё здоровье, сколько на желании увидеть его снова, разглядеть каждую черточку лица, узнать, изменился ли её любимый добрый доктор, и хоть на несколько минут получить возможность услышать его бархатный голос. Артур, сидя за столиком с чашкой американо, рассуждал так: он готов остаться здесь и на час, и на два, в надежде, что она передумает позже, если не появится сразу. Его каким-то сильным магнитом тянуло к этой девушке, и он не мог сопротивляться, позволяя себе хотя бы разговор. Ещё в больнице она не сильно интересовала его: он состоял в отношениях, да и разница в возрасте, мягко говоря, пугала — десять лет — не шутки. Но и не пятнадцать ведь, — иногда проносилось в его голове, и он лишь в удивлении замирал, не зная, как реагировать на подобные мысли. Но в общем и целом, Тори была для него таким же пациентом, как и остальные, он видел ее обнажённой на каждой из операций, она представала перед ним в самом непрезентабельном виде, когда отходила от наркоза или лежала неподвижно, сжимая зубы от боли, и потому перед ним стояла на одну половину девушка, а на другую — просто бездушный диагноз. Он не замечал и не мог заметить ее шёлковые волосы, аккуратно выщипанные брови, красивую грудь и стройное тело, ведь он ни разу не думал о ней в этом ключе — да и с чего бы он стал это делать? Однако сейчас, увидев её, повзрослевшую почти на три года с их последней встречи, он понял, что теперь перед ним стоит уже не пациентка, а красивая девушка со своей историей, которая, к тому же, когда-то вся светилась только от того, что он касался её и называл так коротко и мило — Тори. До их встречи она всю жизнь была просто Вик, Викки на худой конец, и только он что-то поменял, придумал оригинальную форму имени, да настолько, что эта форма прочно к ней пристала. И, осознав, что его маленькая семнадцатилетняя пациентка выросла, он лишь горько усмехнулся своей наивности и сел за столик в кафетерии — ждать её. Тот разговор за чашкой кофе стал переломным моментом их взаимоотношений. Как-то так получилось, что домой Тори ушла с его номером телефона, а ещё через неделю они уже гуляли в парке на ярмарке по случаю Хэллоуина и ели оранжево-чёрную сахарную вату, а потом прошёл месяц, и они сидели за столиком с бордовой бархатной скатертью в ресторане с бокалами вина — на самом настоящем свидании. Артур отдавал полный отчёт своим действиям, даже когда они впервые поцеловались, сидя в его машине на парковке. Как-то так получилось само, ненавязчиво, без напряжения. Словно так и должно было быть, так и было предначертано. Тори чувствовала перед ним неловкость и благоговейный трепет — в ее подсознании он всё ещё оставался врачом, и на нем стоял жирный крест запрета, который он сам же и стирал своими действиями, и потому новые сложившиеся обстоятельства первое время были для неё слишком непривычны. И вот, восемь месяцев спустя, Артур прижимал ее к стене своей душевой кабины и настойчиво целовал. Было безумием осознавать, что какие-то пару лет назад она ещё была его несовершеннолетней пациенткой, поэтому он просто старался не думать об этом — особенно в такие моменты. Он проложил дорожку из поцелуев вниз от шеи к животу, а потом ушел немного вправо, чтобы поцеловать тонкий шрам. — Твоя работа, — она усмехнулась, пытаясь сохранять спокойствие, но покрывшаяся мурашками кожа выдавала её с головой. — Чувствительность вернулась? Не болит? — его голос звучал на пару тонов ниже, и он продолжал оставлять поцелуи на остальных швах, которые были уже побольше. Тори ощутила, как внутри разливается тёплое, словно от огня в камине, чувство благодарности. — Давно. Нет. Ты уже спрашивал, — она хихикнула. — Все хорошо. Просто продолжай. Он молча кивнул, его губы растянулись в широкую улыбку, прежде чем снова прикоснуться к её губам. По-прежнему — чувственно, аккуратно, мягко. Вдруг Тори осторожно остановила его, опуская ладони на предплечья. Он замер от неожиданности, а потом, не заметив, как это произошло, оказался на её месте — прижатым спиной к стене. Артур ухмыльнулся, наблюдая за её действиями. Тори медленно, глядя на него исподлобья, опустилась на колени на мокрый холодный пол. С его губ сорвался прерывистый вздох, и он, не моргая, следил за каждым её плавным движением. Она положила ладони на его бёдра, оставляя короткие поцелуи вдоль линии пояса, и у него перехватывало дыхание. Время поджимало, но он хотел растянуть эти моменты на как можно более долгий срок, замедлить их, записать на пленку, чтобы потом, находясь на суточном дежурстве, прокручивать их в голове и проживать снова, ощущая тот же взрыв эндорфинов. — Малыш, если собираешься меня пытать, делай это чуть быстрее, пожалуйста, — прошептал он сквозь сжатые зубы. — Они справятся без тебя. А ты — попал в пробку, застрял в лифте… Да что угодно, — ещё несколько поцелуев и невинное движение языком, от которого сердце пропустило несколько ударов, прежде чем начало биться в ускоренном темпе. — Д-да, конечно, мне так и поверят, — он ответил на выдохе, голос нещадно дрожал. — Тори, я… О, Боги, — он вдруг запрокинул голову наверх, пытаясь сделать вдох побольше, словно находился под водой и задыхался, потому что девушка начала осторожные движения губами, помогая себе тонкими пальцами. У него появилось ощущение, что всё тело постепенно немеет, покрываясь иголочками слабости — начиная с губ и спускаясь вниз. Это онемение было таким приятным, словно он весь был сделан из сахарной ваты или попросту попал в рай на несколько минут, и он был готов провести в таком состоянии остаток жизни. Тори не прекращала — лишь углубляла движения, иногда поднимая на него взгляд хитрых зелёных глаз исподлобья, и в эти моменты Артуру казалось, что его интубируют наживую — настолько сильно ему сжимала горло судорога возбуждения, прерывала размеренный ритм дыхания, заставляла комнату идти кругом. Это было ни с чем не сравнимое ощущение: шесть утра, искусственный свет ванной комнаты, и в обычный день он бы засыпал на ходу, но прикосновения Тори бодрили лучше, чем кофе и энергетик вместе взятые. Она была так близко, осязаемо, волшебно близко, а это разгорающееся внутри тепло было таким необъяснимо приятным, что ему захотелось, чтобы она была рядом каждую секунду его жизни — ему было спокойно от одного лишь её присутствия. Но сейчас о спокойствии не могло быть и речи, сердце билось сразу за два, Артур тяжело дышал, одну ладонь вжимал в стену до белых костяшек, а другой, дрожащей, держал волосы девушки, помогая — или пытаясь помочь, ведь с каждой секундой он соображал всё меньше, полностью отдаваясь удовольствию. Через несколько минут с его губ сорвался ещё один громкий стон, и тогда Тори вдруг остановилась, отстраняясь, чем вызвала у Артура лишь недоуменное молчание. Она снова подняла на него кроткий взгляд больших глаз, потом взяла одну из его ладоней в свою, чтобы оставить мягкий поцелуй на тыльной стороне. Мужчина потерял дар речи. Он понял её намеки без всяких слов, и одним незаметным жестом попросил её подняться, все ещё сжимая её ладонь в своей. Тори, ухмыльнувшись, встала, подставляя покрасневшие колени под прохладную воду, и он был готов кончить от одной только этой картины, но, сдержав стон, зажмурился и приоткрыл дверцу душевой кабины, чтобы взять презерватив. А через несколько секунд, когда его карие глаза вновь распахнулись, это был уже совсем другой человек. Всё его тело горело огнем, потушить который была в состоянии только Тори, и это проявлялось в каждом его действии: резкая хватка на её предплечьях, толчок к стене, перенос ладоней на ее бёдра, чтобы было удобнее. Он становился порывистым и грубым, но никогда не переходил границ, и даже сейчас параллельно этим действиям внимательно следил за собственной силой — не хотелось потом наблюдать синяки на ее красивой коже. Тори довольно простонала, чувствуя, как он вошёл в неё — сначала плавно, будто спрашивая разрешения, а потом — быстро, резко, глубоко, забыв про все границы. С его губ тоже слетел низкий стон, он закрыл глаза, проваливаясь в вакуум космического пространства, чувствуя его неестественную прохладу, поддаваясь его природной силе и позволяя телу действовать так, как оно захочет. Тори пыталась плавно двигаться в ответ, но это было весьма проблематично в таком положении, тем более что темп постоянно менялся, и она не успевала перестроиться, поэтому она лишь обняла его за шею и обхватила ногами за пояс, поддаваясь каждому выверенному движению. Тонкий крик сорвался с ее округлённых губ, когда он, пожалуй, незаметно для себя перешёл порог терпимого и сделал ей больно, но она тут же получила извиняющийся поцелуй в ответ. — Чш-ш, — не прерываясь, шёпотом, оставляя мягкие поцелуи на коже ее груди — а его голос был мягким, словно вельвет. Она запрокинула голову, задыхаясь от удовольствия, и одновременно думала о том, какие сильные у него, должно быть, руки. Да и ноги. Ещё несколько минут — и из груди Артура вырвался громкий стон, а Тори почувствовала, как внутри стало теплее. Контраст этого ощущения с брызгами прохладной воды из душа, мурашки на коже и убедительный взгляд любимых карих глаз заставили ее закончить несколькими секундами позже. Лёгкие горели, она пыталась отдышаться и до последнего не открывала глаза, утопая в этой эйфории звездного неба. Мужчина аккуратно вышел и, тоже тяжело дыша, помог ей сесть на пол. — Уф, больновато, — она прищурилась, садясь на плитку. Артур тут же приподнял брови, присаживаясь рядом, а потом, с виноватой улыбкой, быстро поцеловал её в лоб, висок и шею. — Извини, малыш. Было слишком хорошо, чтобы я смог заметить в процессе, — его извиняющийся бархатный голос звучал так, что обижаться было невозможно. Да и не на что — поэтому Тори, улыбаясь, оставила короткий поцелуй на его губах и встала, потягиваясь и подставляя тело и волосы под струи тёплого душа. У Артура звенели все мышцы, как после хорошей тренировки в спортзале, и ему пришлось ещё немного провести в сидячем положении, прежде чем он смог встать и присоединиться к девушке. Они вышли из вконец запотевшей душевой кабины через несколько минут, усмехаясь и вытираясь полотенцами. — Неплохое начало дня, — вытирая голову, Артур улыбнулся. — Вот бы каждое суточное дежурство так начиналось. — Ну, чисто теоретически, я ведь даже могу приезжать в больницу, — надев нижнее бельё, Тори подошла ближе с интригующей улыбкой. Ее пальцы аккуратно пробежались по его телу — плечи, шея, грудь, пресс, V-линия, — остановившись на поясе. — Ага, только душевая там — общая, — он усмехнулся, чувствуя, каким прерывистым стало дыхание от её близости. — Ординаторская пустая, если ты дежуришь в выходные. — Ординаторская, в которую даже в выходные в любой момент может войти пациент или врач из другого отделения? — он удивлённо вскинул брови. — Экстрим, — Тори поиграла бровями, а потом засмеялась, побрызгала волосы сладко пахнущим спреем и принялась их расчесывать. — Знаешь, а это уже не кажется такой плохой идеей, — Артур подмигнул ей, всерьёз задумавшись над этим, и, быстро поцеловав её ещё раз, ушел одеваться. Тори прикусила губу, сдерживая, пожалуй, слишком широкую улыбку, и взглянула в зеркало на покрытые ровным румянцем щеки. Утро однозначно удалось. Сжимая руль по дороге в больницу в то утро, Артур ещё не знал, что через несколько месяцев сделает то, что делает обычно только с теми, кому всецело и безоговорочно доверяет — когда буквально готов отдать в их руки своё сердце и самого себя. На время их отпуска он купит билеты на самолёт в Камбоджу, где он и Тори проведут две недели, планируя рассмотреть каждую достопримечательность и красивую точку. Они будут жить в отеле с бунгало почти возле самого пляжа, провожать уходящее солнце каждый вечер, сидя на складных стульях на террасе со стаканами газировки или алкоголя. Он будет постоянно фотографировать её, чтобы осталось больше физических воспоминаний: на закате на белоснежном песке пляжа, в воде возле камней, поросших водорослями, у подножий скалистых гор, с необычными блюдами в местных уютных кафе, в коридорах храмов Ангкор-Вата — на рассвете, в лучах бледно-желтого утреннего солнца. Моментов будет столько, что они сами не смогут вспомнить каждый в деталях, но в памяти ярко отпечатаются коктейли в барах, белоснежные пляжи с панорамной морской гладью и прохладные простыни на кровати в номере, которые пахли лавандой и так приятно ощущались после долгого дня — особенно при соприкосновении с обнаженной кожей. И во время полёта обратно домой, они, переплетя пальцы, будут слушать одну и ту же песню, взяв по одному наушнику. В иллюминаторе закатное солнце будет окрашивать море в золотистый алый, и Тори, улыбнувшись, тихо споёт строчку из песни, слегка изменив слова: — Если б была я твоим морем, — заглянет ему в добрые улыбающиеся глаза, — Я б никогда не была спокойна, — они оба замрут на несколько секунд, поглощая момент. Потом он протянет ладонь, невесомо пробежится пальцами по щеке. — Позволь мне быть твоим морем? — Ты всегда заменишь мне море там, где его нет, — он ответит полушепотом, прежде чем оставить на ее губах мягкий поцелуй, пропитанный морской солью, южными фруктами, и безостановочными путешествиями. Именно так будет пахнуть их дальнейшая жизнь — самолёты, стук колесиков чемодана, стопки билетов, экзотические блюда, пенящиеся волны океана и самая тёплая любовь.