С нами уже ничего не случится

Первый раз Кён целует Ицки, потому что очень зол. До конца 31 августа остается несколько часов, но его грызет чувство, что летние каникулы бригады и не думают в этот раз заканчиваться (Харухи не выглядит очень расстроенной, покидая накануне кафе, но одноклассник видит, как в углу ее рта мелькает едва заметная скука; Кён не знает, рад ли, что научился различать все эти гримасы их местной богини, как и научился различать разнокалиберные улыбки штатного экстрасенса — польза от этих знаний весьма сомнительная). Идея вломиться к Коидзуми домой поздно вечером кажется ему почти хорошей, а друг совершенно не сопротивляется, когда его лицо бесцеремонно обхватывают чужие ладони, и нижнюю губу яростно прикусывают. Они неосторожно ударяются лбами, и раздражение удушающей волной подкатывает Кёну к горлу, собираясь в тугой ком. Ицки в его объятьях настолько И ц к и, что даже тошно — эта вечная раздражающая улыбочка номер три, повисший в воздухе тонкий аромат мужского парфюма, покорность на грани фола; по закону жанра «извини» говорит именно Коидзуми, будто бы ему есть, за что просить прощения. «Извини» — явственно и больно, оплеухой или ударом в солнечное, и потому старшеклассник бросает на друга злобный взгляд и уходит, ничего не объясняя и не попрощавшись, а дома с час сидит в ванне, уткнувшись лбом в торчащие из пенной горячей воды коленки. Остается просто надеяться, что произошедшее они оба не вспомнят. Кён посыпается в своей кровати 17 августа, еле-еле выползает из кокона одеяла, лениво завтракает и включает телевизор (бейсбольная команда в белых майках ведет 7-0, начало матча он пропустил, да невелика беда). Королева бригады СОС в телефонной трубке врывается в ухо корабельной сиреной, ввинчивается в мозговую кору, не давая покоя несчастным верноподданным даже на каникулах. Чайки оглушительно кричат и описывают над морем круг почета; волна с шипением уносит с берега мелкие ракушки и камешки, обдает брызгами, застывает на разгоряченной загорелой коже солеными каплями. Ветер бьет Харухи по голым ногам, надувая парусом юбку сарафана, и ерошит завязанные в маленький хвостик волосы; 30 августа Кён сверлит ее спину сердитым взглядом «чего-тебе-надо-ну-чего-тебе-не-хватает?!» и всякий раз трусливо отводит глаза, стоит девчонке к нему обернуться, вопросительно вскинув брови. Богиня одним глотком допивает свой стакан лимонада, подхватывает плетеную пляжную сумку и выходит из кафе, а на столике остается белеть список летних дел бригады СОС, исписанный и перечеркнутый красной пастой. Старшеклассник сердито жует пластиковую коктейльную трубочку, воткнутую в его стакан, и слепо смотрит куда-то мимо читающей в уголке Юки, мимо солнышка Микуру, мимо грустно улыбающегося экстрасенса. Список летних дел превращается в мятый бумажный ком — они вчетвером так и не придумали, как разорвать временную петлю. Во второй раз Кён целует Ицки, потому что ему просто любопытно. Коидзуми ведь, знаете, очень красивый — настолько, что признаваться себе в этом как-то даже и не стыдно, ведь разумно соглашаться с суждениями, что Земля-де круглая, средний балл по всем предметам хорошо бы все-таки подтянуть в следующем семестре, а Танигути — тот еще балбес и придурок. Лицо экстрасенса одуряюще спокойное, только по щекам ползет не радостная улыбка номер пять, а чуть виноватая номер два, мягкая и извиняющаяся, и старшеклассника больше злит это, чем возникающее чувство дежавю, которое он не может объяснить (богиня бригады СОС свидетельница, ему никогда бы в жизни не пришло в голову целовать Ицки… до сегодняшнего дня). «Я надеюсь, мы оба это потом не вспомним», — говорит Кён вместо оправданий и объяснений, и его рот кривит привычная гримаса раздражения; он делает на велосипеде три больших круга по району, яростно крутя педали, чтобы дать себе время успокоиться и привести мысли в порядок. Прохладный ночной воздух жжет легкие и слегка отрезвляет. Пряча ночью лицо в свою подушку, Кён чувствует смертельную усталость и бессилие. Асфальт пылает под желтушным полуденным солнцем, на экране телевизора «белые майки» громят соперников из соседней префектуры с воодушевляющим счетом 8-0, а старшеклассник от скуки болеет за аутсайдеров. Он тянется к лежащему на кофейном столике телефону ровно за секунду до звонка Харухи, почему-то зная, что богиня бригады СОС вот-вот объявится, нарушив покой; чайки парят над морем, соленые брызги застывают на загоревших коленках, из летних дел, запланированных на каникулы, осталось только два пункта. По экрану кинотеатра ползет западная романтическая комедия — может, это драма, Кён не вникает в сюжет, — пока он тоскливо думает, глядя на задремавшую через кресло Судзумию: «чего же тебе не хватает?». Богиня комкает в ладони список их развлечений, ставший ненужным, и Кён вдруг с одуряющей ясностью читает на ее лбу — разочарование; разочарование и детская обида, что отдых подошел к концу. Юки читает, устроив книгу у себя на коленях, Микуру нервно заплетает в косу рыжие волосы (губы кривятся-прыгают: девчонка вот-вот не выдержит и расплачется), Ицки улыбается, и это снова улыбка номер два — «извини». Извиняться, по мнению старшеклассника, должен отнюдь не экстрасенс. Харухи допивает свой чай, хватает красный кожаный рюкзачок с брелоком-сердечком и выходит из кафе быстрым шагом, прощаясь с верноподданными уже на ходу; мироздание снова оказывается сильнее горстки старшеклассников, проживающих две недели августа по девятитысячному кругу. Кён слепо смотрит богине в спину и видит только цветные пятна, калейдоскопом мерцающие вокруг. В третий раз он решает, что терять совершенно нечего; в третий раз Коидзуми отвечает на неуклюжий торопливый поцелуй и затаскивает ошеломленного друга, не ожидавшего этого, вглубь своей квартиры. 17 августа бейсбольная команда в белых майках ведет 9-1.