schönheit

      в восемь лет он мечтал, что когда вырастет, обязательно купит в свой кабинет громоздкие стеллажи и поставит на них много-много умных книг, которые он непременно прочтёт. что ж, много-много умных книг алтан, действительно, прочёл. однако стеллажей для этого не потребовалось: только планшет с приложением для аудиокниг и одна жалкая полка над рабочим столом для бумажных, написанных брайлем.       в пятнадцать он мечтал о машине, прямо как у их с мамой водителя: чёрный мерседес с кожаными креслами, полностью цифровой панелью приборов и bluetooth-системой, через которую можно было по телефону разговаривать. после аварии алтан о машине даже думать не хочет, да ему и незачем: никто слепому рулить не даст. хотя и при сохранности зрения после такого за руль не сядет.       сейчас, в двадцать семь, главная и, вероятно, несбыточная мечта дагбаева до тошноты проста: люди принимают его за самостоятельного взрослого человека, а не за немощного калеку. алтан устал от глупых комментариев, вопросов и действий людей больше, чем от работы. алтан устал регулярно слышать на улице от окружающих: «почему он так размахивает своей палкой? можно аккуратнее, не один же идёт, - или, - он носит эти дурацкие тёмные очки в пасмурный день?» не начнёт же он каждому объяснять про необходимость трости для перемещения в пространстве и про ношение очков из-за сверхчувствительности глаз к свету.       алтан устал ощущать на себе косые взгляды консультантов магазинов одежды, во время того как внимательно ощупывает вещь, чтобы понять, из какого материала она состоит, насколько плотная, с рисунком ли или однотонная. хуже косых взглядов только раздраженные вздохи, когда алтан уточняет, подойдет ли ему эта вещь или стоит подобрать что-нибудь другое. если бы ему платили каждый раз, когда он слышит за спиной шёпот: «господи, да в чём, блять, твоя проблема купить всё онлайн», - дагбаев стал бы миллиардером.       алтан устал от вопросов и непрошенных советов: «ты живёшь в квартире один? тебе не тяжело?», «ты готовишь себе сам? ты умеешь? ты и продукты покупаешь?может, лучше кухарку наймёшь?», «у тебя есть хобби? ты считаешь выращивание всяких фикусов хобби?», «ты завел кота? не слишком ли эгоистичное решение? ты думаешь, что способен его содержать? к тому же у тебя работа выездная, ты на своих конференциях неделями бываешь. это как-то несерьёзно», «что ты всё вечно со своей тростью ходишь, как больной, ей богу, заведи уже собаку-поводыря, от неё пользы явно больше будет, чем от кота», «назвал кота гладиолусом? прикалываешься?».       алтан устал, потому что понимает: его жизнь практически не отличается от жизни тех людей, которые все эти вопросы задают, и, если бы он был зрячим, люди бы относились к нему совершенно по-другому. когда видящие люди гуляют вечерами в солнцезащитных очках, ни у кого к ним претензий нет: ну, модно же. когда видящие люди спрашивают совета у консультантов в магазине, никто их за это не осуждает: ну, людям же помощь нужна. когда видящие люди рассказывают о своей работе, занятости, хобби, они не слышат в ответ: «по-моему для таких как вы это слишком», «чрезмерно много на себя берешь, слуха и осязания недостаточно для такой работы».       алтан устал.              пиздец              как              сильно.              двухкомнатная квартира алтана такая же, как тысячи других двухкомнатных квартир в петербурге, просто мебель стоит по периметру стен, чтобы легче было ориентироваться в пространстве, не натыкаясь на предметы посреди комнаты, и прочно прикреплена к полу для безопасности. вопреки слепоте алтан не отказался от своей любви к растениям: он расставил горшки с фикусами, драценами и хамедореями по всей квартире; за большими растениями дагбаеву ухаживать проще, но парочка суккулентов на подоконниках тоже стоят. он знал точное местоположение каждого горшка и прекрасно помнил какую прикормку какому растению добавлять. кот никак этой идиллии не препятствовал: горшки с подоконников не скидывал, обои и мебель не драл, мимо лотка в туалет не ходил – мечта, а не домашнее животное. единственное, он засыпал в самых неожиданных местах так крепко, что алтан до него не мог докричаться; однажды кот уснул между батареей и драценой деремской, дагбаев не мог его найти даже с помощью тяжёлой артиллерии – упаковки любимого лакомства гладиолуса. пищащие игрушки, разбросанные по квартире, тоже никто не отменял, но алтан уже привык случайно на них наступать, так что это не было особой проблемой.       его жизнь размеренна и довольно циклична: работает фрилансером по контракту не только с российскими, но и с международными издательствами, специализирующимися на ботанике, пишет для них научные статьи, часто выступает на соответствующих конференциях и форумах, что ему неимоверно нравится, ведь людей на подобных мероприятиях интересует совсем не его личная жизнь, не его остаточное зрение, а научная область, которой он живёт.       не полные девятнадцать лет алтан прожил со зрением до аварии. девять последующих лет алтан прожил без зрения до встречи с вадимом. они не должны были пересечься на одной из конференций, если бы вадим чисто из-за своего интереса не решил бы заскочить посмотреть, что там у других предметников вещают. он мало что понял из выступлений ораторов, все же ботаника, микробиология и биоинженерия совершенно не его сферы деятельности, но обозначил для себя одно: высокий молодой человек с длинными косами и уверенным голосом восхитительно красивый и харизматичный. правда, что-то вадима смущало в внешнем виде парня, пока не заметил: тёмные очки мужчине явно не для красоты, что подтверждала стоящая рядом трость.       вадиму тридцать шесть, и он, будучи кандидатом наук, преподаёт историю в университете, подрабатывая репетитором. вадиму тридцать шесть, и он понятия не имеет, куда движется его жизнь: настолько загрузился работой, что уже не помнит, когда в последний раз собирался со старыми друзьями, когда в последний раз брал полноценный отпуск, когда ходил в последний раз на свидание. вадиму тридцать шесть, и он почти каждую ночь из-за кошмаров проводит с красными от слёз глазами на балконе, выкуривая чуть ли не пачку сигарет. вадиму тридцать шесть, и он усердно делает вид, что у него все в порядке.       может быть, вадим устал.       себе он в этом, по крайней мере, не признается              ни              ког              да.              вадим живёт в однушке, курит горькие сигареты, пьёт такой же горький кофе и не придаёт порядку значение. алтан живёт в двухкомнатной, парит вэйп, пьёт зеленый чай без сахара и помешан на чистоте. вадим наслаждается бумажными книгами – алтан готов двадцать четыре на семь слушать подкасты. вадим тащится по леди гаге – алтан без ума от the neighbourhood. вадим ходит по квартире в тапочках – алтан шлёпает босыми ногами по кафелю. вадим слишком громко смеётся над своими же шутками, а алтан не видит в них ничего смешного. они не должны были пересечься. они слишком разные, даже по внешним параметрам.              но они оба устали.              в разной степени,              из-за разных причин,              но устали.              у вадима, конечно, были отношения до алтана, но все его предыдущие партнёры не имели проблем со зрением, поэтому ему было сложно понять, как действовать. оказывается, во время прогулки нужно идти на шаг или полшага впереди, чтобы в случае чего предупредить о препятствии в виде ступенек или резкого спуска, и с определённой стороны, в случае алтана – слева, чтобы тот мог спокойно пользоваться тростью. держаться за руки, переплетая пальцы, тоже не получится, так как слепым удобнее двигаться, взяв партнёра чуть выше локтя.       сперва было неловко, а потом уже вошло в привычку, что при каждой встрече нужно представляться не только именем, но и местом, в котором они познакомились, поэтому каждое их свидание начиналось с: «привет, алтан, я вадим, мы познакомились на международной научно-практической конференции мировая наука: проблемы и инновации».       в остальном же особых различий нет: они так же гуляют в парках, как и другие парочки, они так же сидят в кафешках, как и другие парочки, они даже фильмы смотрят так же, как и другие парочки, просто вадиму приходится подробно объяснять происходящее на экране. единственное, что пока было не как у других парочек это нежелание алтана целоваться. по словам парня, на данный момент поцелуй – слишком интимный момент, и он не готов морально. вадим принял к сведению, и они завершают свидания простыми объятьями.       вадим не спрашивает алтана о слепоте – алтан не горит желанием о ней разглагольствовать. зато он с удовольствием рассказывает о каждом своем растении и коте, который, судя по описанию, сущий ангел. алтан не спрашивает вадима об его одиночестве, но внимательно слушает рассказы о мировой культуре. это у них взаимное: говорить о чём угодно только не о наболевшем. они прекрасно знают, что рано или поздно им придётся поговорить.       разговор происходит намного раньше, чем они ожидали, спустя каких-то полгода после начала отношений. алтан сидит за столом на кухне вадима, пока тот копошится с чайником, заваривая зелёный чай гостю. ему нравилась квартира мужчины: маленькая, но не тесная, в ней пахло книгами и кофе, на кухне приглушённый свет, который не причиняет дискомфорт глазам, поэтому дагбаев может спокойно обходиться без своих солнцезащитных очков, в спальне и по совместительству кабинете стоял стеллаж, прямо как в детских мечтах алтана, огромный, с множеством умных книг. он ощущает, что в доме вадика не такой идеальный порядок, как у него, но в чужой монастырь со своим уставом не ходят, так что алтан только отшучивается, мол, нам не стоит жить вместе, иначе бытовухи не избежать. когда чай, наконец-то, заварен и оба парня сидят за столом, повисло молчание. первым сдаётся вадим:       - как ты потерял зрение? – спрашивает напрямую, не увиливая, смотрит прямо в незащищённые очками бордовые глаза, обрамлённые светлыми, едва заметными, тонкими шрамами: зрачки слегка потрясывает, алтан водит ими из стороны в сторону, будто осматриваясь. сделав глубокий вдох,начинает:        - двенадцатый год, мне было восемнадцать. мы с мамой ехали в машине, вёл её наш водитель. мы обсуждали мою вероятную поездку в гонконг к сестре на новогодние, - дагбаев горько смеётся, но одёргивает себя, не давая окунуться полностью в воспоминания. - как тут… - снова обрывается, ему приходится прочистить горло, чтобы продолжить, но уже дрожащим голосом, - в общем, мы проезжали площадь восстания, одна из колонн взорвалась вследствие теракта и её фрагмент… - очередной глубокий вдох, - её фрагмент упал прямо на нашу машину. ноги защемило обломками, так что пришлось устанавливать штифты, а осколки окон полетели мне в глаза,полностью зрение восстановить не удалось. теперь живу с остаточным, и то различаю только силуэты на свету.       - а мама и водитель? они…       - погибли на месте, да. – чувствуя, что вадим вот-вот что-то скажет, перебивает, так и не дав сказать, - вот только давай сейчас без этих «мне жаль, что такое случилось», «мне жаль, что так произошло» и прочей ереси. жаль, - алтан громко сглотнул, - случилось. ничего теперь не поделаешь. – он недовольно морщит лицо, показывая своё нежелание слышать всё это, и сводитсмоляные брови так, что между ними появляется складка, - про себя расскажи хоть, как до трудоголизма докатился?       - в старших классах не знал куда податься и после выпуска решил в армию. отслужил и пошёл по контракту, но недолго, три года в сирии по горло хватило, - вадим проводит большим пальцем над кадыком, имитируя сказанное, – а в двадцать два поступил на истфак, после диплома в тот же универ преподом устроился. там и до кандидатской недалеко было. а с трудоголизмом всё просто: военное прошлое не отпускало, вот с головой в новую сферу и зарылся.       - помогло? – уже без напряжения в голосе интересуется алтан.       - неа, - мужчина лишь кривит губы в подобие улыбки, но получается из рук вон плохо. – кошмары всё те же.       вновь длинная пауза. алтан держит в руках кружку с уже остывшим чаем, но не отпивает. вадим, подперев рукой подбородок, рассматривает задумчивое лицо собеседника, тот повернулся в сторону окна. в профиль парень такой же привлекательный, и нос с горбинкой вовсе не портит внешность, как утверждал дагбаев, а придаёт свой шарм.       - знаешь, вадим, - алтан не поворачивается к нему, все так же «смотрит» в окно, - если бы эта фишка из фильмов с касанием лица, чтобы узнать внешность другого человека, была правдой, - отпивает холодный чай и тут же кривится от горечи, - я бы сейчас этим воспользовался, потому что ты так пялишься на меня, - от улыбки у парня проявились морщинки вокруг глаз, - мне даже обидно стало, что это дурацкий голливудский миф, и я не могу с помощью рук понять, как ты выглядишь.       - так это неправда? - вадим удивлённо вскинул брови. получив утвердительное «ага», откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, – как же ты тогда понимаешь красивый человек или нет?       - всё гораздо легче, чем ты думаешь, вадь. для того, чтобы понять симпатичен человек или нет, мне необязательно знать его внешность. достаточно каких-нибудь маленьких подсказок типа звуков, запаха или прикосновений, но не к лицу – это антисанитарно, - алтан смеётся. - а, например, рукопожатия или объятья. для меня красота – это не внешний вид, не количество косметики на лице, не отсутствие изъянов. для меня красота – это поведение человека не только со мной, но и с другими. конечно, я могу не заметить тонкостей во внешности, допустим, веснушки, но их наличие не изменит моё отношение к человеку.       - значит, и мой шрам тебя не спугнёт?       - не спугнёт. сирия?       - ага, висок железкой рассёк, аж бровь задело.       - расскажи ещё, - алтан ставит измученную кружку на стол и забирается на стул с ногами, опираясь подбородком на колено, - интересно же.       - татуировка есть одна, зато какая, - вадим хохотнул. - всю шею и грудь забил, даже предплечье немного задел. ожоги получил, всё в той же сирии, несильные, но выглядели стрёмно, вот и решил перекрыть.       - дракон какой-нибудь или орёл, да?       - неа, мимо, - он встаёт из-за стола, чтобы вылить остатки чая в раковину, - на грудине череп с рогами и от него вправо синее пламя, а влево – красное.       тут уже настало время алтана удивляться:       - сам эскиз придумал?       - сослуживец нарисовал, - вадим садится обратно за стол.       - и давно преподавателей с татуировками на пол тела допускают к работе? – недоверчивым тоном произнёс дагбаев.       - бадлоны с горлом ношу, а из-под рубашки тату совсем чуть-чуть видно, так что к этому не придираются. допрос ты мне, конечно, знатный устроил, лучше расскажи вот что, - вадим пододвигается к парню, - ты меня красивым-то считаешь?       алтан тихо, по-доброму смеётся: парень явно ожидал этот вопрос. немного для вида поразмыслив, издав характерное задумчивое мычание, и, повертев головой в разные стороны, уверенно выдаёт:       - да, красивый, - подаётся ближе, - и очень даже обаятельный, - дагбаев произносит это прямо в губы мужчине. недолго думая, вадим сокращает расстояние и целует алтана.       алтан отмечает, что у вадима тёплые губы. вадим отмечает, как охотно отвечает на поцелуй алтан. аккуратно завершив поцелуй, мужчина спрашивает:       - останешься на ночь? – получив утвердительный ответ, вадим улыбается и целует алтана ещё раз.       они съезжаются через полтора года, когда оба уверены в том, что готовы к совместной жизни. каждый чётко обозначил свои границы: вещи алтана без его ведома не трогать, к растениям не прикасаться – вадима от работы не отвлекать, одеяло во сне не отбирать. единственный, кому позволено нарушать правила – гладиолус.       трёхкомнатная квартира на седьмом этаже в новостройке устроила всех, даже главного члена их маленькой семьи – кота, который, кстати, ангел только с алтаном. к вадиму он первое время относился, как к временному событию, мол, походит денёк другой и свалит, но, осознав, что тот уходить не собирается, начинает пытаться выжить «гада» из их с алтаном мирной жизни. когда хозяин после рабочего дня лежит с «этим» на диване в обнимку, гладиолус мчится это исправлять: запрыгивает к ним и пытается перевести всё внимание на себя, трётся об алтана, тыкается мордочкой тому в ладони, бодается, не позволяет даже мигом посмотреть на вадима, сразу громко мяучит, возмущаясь. дагбаев на это не ведётся, только прижимает кота к себе и обратно в кольцо рук вадика. гладиолус в ярости. тапки «временного явления» тоже под прицелом кота, поэтому оставлять их без присмотра весьма опасно.       слепота алтана вносит в их совместную жизнь некоторые коррективы: мебель в квартире всё так же стоит по периметру комнат и прикручена к полу, за исключением стульев, которые алтан настоятельно просит не двигать без предупреждения, так как для него найти их новое местоположение будет действительно трудно. то к чему вадим долго не мог привыкнуть: если дагбаев не находит какую-либо вещь на определённом месте, то для него эта вещь пропала. буквально. найти её для алтана будет невыполнимой задачей. поэтому через просьбы, обсуждения и мелкие ссоры вадик усвоил, что без ведома парня перемещать его личные или их общие вещи нельзя.       самую просторную комнату они сделали кабинетом и разделили на две половины. на части вадима стояли несколько стеллажей под учебные материалы и книги, рабочий стол с компьютером. у алтана стоял один шкафчик для книг, написанных брайлем, и другой, гораздо больше, для гербариев и научных образцов всяких растений, остальное же место занимал стол и техника, помогающая дагбаеву работать. алтан работает в наушниках, потому что пользуется аудио-помощником, а отвлекать вадима не хочется.       вадим так же работает в университете, алтан так же пишет статьи и участвует в конференциях, что стало легче, потому что теперь кота есть с кем оставить, и не надо, как это было раньше, отдавать гладиолуса соседям. жизнь идёт своим чередом. дагбаев иногда отбирает одеяло во сне у вадика и таскает его домашние футболки, лукавя: «я в твоей футболке? надо же, я ведь совсем не заметил, с какой полки брал, видимо, перепутал, какая неудача», - а сам нагло улыбается, всем видом показывая, что прекрасно знал, с какой полки и чью футболку брал. вадим, в свою очередь, иногда всё же забывает поставить стулья на место.       алтан всё так же устает от глупых людей с их глупыми вопросами и советами.       вадим всё так же просыпается от кошмаров и перегружает себя работой.       но друг с другом под боком переживать неприятности легче.              так что,              да,              их всё устраивает.